"Ставка на судьбу"

Дни тянулись долго и мучительно в ожидании рокового дня. Элеонора чувствовала себя пленницей собственной судьбы, лишённой права выбора. Каждый взгляд слуг, каждая случайная тень на стене напоминали ей о том, что скоро она перестанет принадлежать себе.

Последняя ночь в родном доме оказалась пыткой. Она металась в постели, но сон не приходил. Вокруг было слишком тихо - та тишина, которая бывает перед бурей.

Время близилось к полуночи, когда вдруг раздался стук в дверь.

- Элли, не спишь? - в комнату заглянуло улыбчивое личико пятнадцатилетней сестры.

- Нет... Не могу уснуть. Не могу поверить, что сегодня моя последняя ночь в этом доме.

- И я... - тихо ответила Викки.

- До сих пор не понимаю, зачем тебе так срочно выходить замуж за этого старого скрягу? А ещё... а ещё у него нос картошкой! - захохотала она, заливаясь смехом.

Элеонора улыбнулась, но улыбка вышла блеклой. Она села на кровати, обняв колени, и посмотрела на Викки, которая теперь стояла в дверях, сжав губы, будто хотела сказать ещё что-то, но не решалась.

- Это неважно, Викки, - тихо ответила она, отворачиваясь к окну. - Так нужно.

Пятнадцатилетняя девушка нахмурилась, скинула тапочки и, шурша ночной рубашкой, забралась на кровать сестры.

- Но ведь ты его не любишь, да?

Элеонора вздохнула и нежно провела рукой по светлым локонам сестры. Викки была ещё ребёнком, ей не понять. Как объяснить, что иногда жизнь не оставляет выбора? Что любовь - это не всегда то, что решает судьбу женщины?

- Это не имеет значения, - повторила она, больше себе, чем сестре.

Викки закусила губу.

- Ты всегда говорила, что хочешь любви, как в романах. Чтобы тебя обожали, чтобы ты могла обучаться медецине... А что теперь...

Элеонора горько усмехнулась.

- Романы пишут для девочек вроде тебя, Викки. А для женщин... для женщин остаётся реальность.

Сестра надулась, но вдруг её глаза загорелись лукавством.

- Ну а что, если ты убежишь?

Элеонора вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

- Куда?

- Ну... к тёте Эвелин в Лондон! Она всегда говорила, что ты можешь на неё рассчитывать.

Элеонора покачала головой.

- Это невозможно.

- Почему?

- Потому что... - она запнулась, потом сжала кулаки. - Потому что Гаспар де Вильфор страшный человек.

Викки нахмурилась, но спорить не стала. Она лишь поджала губы и тихо легла рядом, положив голову на плечо сестры.

- Я буду скучать, Элли, - шепнула она.

Элеонора погладила её по волосам, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

- Я тоже, Викки. Я тоже...

За окном послышался звук колёс экипажа, и сердце Элеоноры сжалось. Завтра она уедет в дом своего будущего мужа, оставив позади всё, что любила.
Элеонора так и не сомкнула глаз.

А может, и в правду бежать в Лондон?
Обучиться медицине и исполнить все свои мечты.

Медицине...

Она могла бы спасать жизни, делать что-то значимое. А здесь, в родном городе, её ждало лишь навязанное будущее - брак с нелюбимым человеком, размеренная жизнь, в которой не было места её мечтам.

Но как? Как выбраться отсюда, если всё вокруг словно цепи на её запястьях?

А как же отец? Викки? Если она их предаст, что будет с их судьбами? Гаспар де Вильфор уничтожит их...

От этих мыслей голова сжималась медленно... словно в тисках.

Элеонора села на кровати. Если не сейчас, то никогда.

Тихо, чтобы не разбудить младшую сестру, мирно спящую рядом, она встала. Подошла к большому, старому дубовому шкафу, открыла его, достала средних размеров чемоданчик и в хаотичном порядке начала собирать вещи. Её пальцы дрожали, но она старалась не думать о страхе.

Когда всё было собрано, она, почти не дыша, на цыпочках подошла к своей постели. Погладила сестру по голове и, склонившись, прошептала:

- Надеюсь, когда-нибудь вы простите меня...

Нежно поцеловав её в щёку, Элеонора чуть слышно выскользнула в коридор.

Полумрак. Лишь огонь свечей в одиноких углах отбрасывал причудливые тени на стены. Половицы почти не скрипели - это было ей на руку.

Она миновала короткий путь от своей комнаты к гостиной и бросила взгляд на огромные настенные часы. Их стрелки показывали 3:00.

До отправления поезда в Лондон оставалось всего четыре с половиной часа.

Но что дальше? Как добраться до вокзала?

Ехать на перекладных? Или... украсть повозку из собственного дома?

Нет. Всё-таки поеду на перекладных, - решила Элли.

Если взять наш экипаж, лошади перебудят весь дом. Тогда моим мечтам придёт конец. - пронислось в её голове.

Она глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь в руках. Нужно выбраться через черный ход, пройти садом и выйти к дороге - Там, в тишине предрассветного города, я найду извозчика и исчезну, пока никто не хватился меня.

Сжав чемодан, она шагнула в темноту.

Утро над Парижем было туманным.

Сквозь плотную дымку едва пробивались первые лучи солнца, растворяясь в сером мареве узких улиц. Город ещё дремал, укутанный в предрассветную тишину.

Викки лениво приоткрыла глаза, сладко потянулась и зевнула:

- Доброе утро, Элли. Пора просыпаться!

Она улыбнулась, перевернулась на бок и добавила, хихикая:

- Совсем скоро приедет этот старый скряга, чтобы просить твоей руки. Ну же, сестрёнка, вставай...

Но тишина в комнате заставила её замереть.

Нахмурившись, Викки села на постели и протёрла глаза. Комната была пуста. Одеяло на кровати Элли аккуратно сложено, словно её тут и не было.

- Элли? - позвала она, но ответа не последовало.

Сердце екнуло.

Вскочив на ноги, Виктория бросилась прочь из комнаты.

- Папа! - её голос дрожал от страха и слёз. - Нашей Элли нигде нет!

Генри Уитмор, только успевший встать с постели, резко повернулся к дочери:

- Что?! - вскрикнул он. - Где она может быть?!

Он подбежал к двери и, оттолкнув растерянного слугу, заорал:

- Слуги! Немедленно обыскать весь дом, сад, каждый миллиметр земли! Она не могла так с нами поступить...

Но вдруг его взгляд стал холодным, тяжёлым. Он повернулся к Виктории и процедил сквозь зубы:

- А теперь ты.

Девочка попятилась.

- Что ты ей наговорила? О чём был ваш последний разговор?

Виктория молчала, опустив голову.

- Викки! - рявкнул он. - Я с тобой разговариваю! Какую чушь ты внушила сестре?!

- Ну... я... понимаешь, отец... - тихо пробормотала Виктория, но он прервал её, шагнув ближе:

- Что ты ей сказала? Чётко и внятно ответь на мой вопрос!

Виктория закрыла глаза, будто боялась произнести правду, но, собравшись с духом, выдохнула:

- Я предложила ей... бежать в Лондон...

Повисла тишина.

Лицо Генри исказилось от гнева.

- Ты сделала что?! - взревел он. - Дура! Какая же ты дура!

Он схватился за голову, тяжело дыша.

- Нам конец... - сдавленно выдавил он. - Совсем скоро приедет Вильфор. Что я ему скажу? Ты понимаешь, что будет с нами?!

Виктория всхлипнула, прижав руки к груди.

- Меня посадят в тюрьму, или, что вероятнее, вздёрнут на виселице. А тебя... - он криво усмехнулся, - тебя продадут за копейки в публичный дом!

Вдруг с улицы донёсся скрип экипажа.

Виктория побледнела.

Это был он.

Карета остановилась у главного входа.

Гаспар де Вильфор не торопясь выбрался наружу. Низкий, грузный мужчина, облачённый в длинное чёрное пальто, он мельком оглядел дом и хмыкнул. Его взгляд остановился на слуге, что поспешил навстречу.

- Доложи своему хозяину, что прибыл его будущий зять.

Слуга поспешно кивнул и скрылся за массивными дверями.

Вильфор стряхнул невидимую пылинку с рукава, снял белые накрахмаленные перчатки и вошёл в дом.

Его тяжёлые шаги эхом отдавались в просторной гостиной.

- Какой шикарный дом, Уитмор! - протянул он, усмехаясь. - Жаль, что ты уже не можешь владеть им в полной мере.

Генри молча сжал кулаки, но промолчал.

Вильфор уселся в кресло и неторопливо произнёс:

- Ну? Где же моя молодая невеста?

Тишину разорвал топот. В гостиную вбежали слуги, посланные на поиски Элеоноры.

Один из них, тяжело дыша, поклонился и сказал:

- Её нигде нет, ваше благородие. Как сквозь землю провалилась.

Вильфор прищурился.

- Нигде нет? Кого нет?

Он перевёл взгляд на Уитмора, его губы дрогнули в усмешке.

- Генри... Уж не хочешь ли ты сказать, что она сбежала?

Виктория вздрогнула, её отец крепко сжал подлокотники кресла.

Но Вильфор уже не слушал. Он резко вскочил, его лицо исказилось от ярости.

- Какого чёрта, Уитмор?! - взревел он. - У нас был уговор!

- Да... - хрипло ответил Генри, опустив взгляд.

Но Вильфор не собирался довольствоваться этим ответом. Он подошёл вплотную, схватил Генри за ворот рубашки и притянул к себе.

- Где. Твоя. Дочь?!

Он дышал тяжело, злобно.

- Если она уже покинула город, я сожгу этот дом. - Его голос был холоден, в нём не было ни капли сомнений. - Вместе со всем, что в нём есть. Надеюсь, ты меня понял.

Он отпустил Уитмора, бросив его обратно в кресло, затем резко повернулся к своему слуге, которому всегда поручал грязную работу.

- Жильбер! - рявкнул он.

- Да, господин, - тут же отозвался слуга, низко склонив голову.

- Быстро к жандармам! Осмотреть все вокзалы города! Она не могла далеко уйти. Пусть проверят каждый вагон, каждый поезд. Эта девка должна быть здесь.

Жильбер кивнул и стремительно выбежал за дверь.

Вильфор провёл языком по зубам, медленно поднял глаза на Генри и, склонив голову, хрипло усмехнулся:

- Готовься, Уитмор. Если она сбежала... ты дорого за это заплатишь.

Элеонора стояла на платформе, нервно переминаясь с ноги на ногу. Поезд опоздал, и каждый момент казался ей вечностью. Наконец, поезд прибыл. Элеонора поднялась, вошла в вагон и села на своё место, которое было указано в билете. Она сняла шляпку, убрала перчатки и закрыла глаза, ощущая, как тяжело на сердце. Свобода. Но мысли о сестре и отце не давали ей покоя.

Вдруг дверь вагона открылась. Вошли двое мужчин в синих мундирах. Жандармы. Они подошли к Элеоноре, и один из них произнёс:

- Мадемуазель Уитмор? Вы не можете покидать город. Пройдемте с нами.

Элеонора открыла глаза и поняла, что её бегство не удалось. Покорным взглядом она посмотрела на жандармов и, не произнеся ни слова, встала, направившись к выходу. Когда она села в повозку, её сердце сжалось от горечи. Свобода ускользала, как вода сквозь пальцы, но теперь её судьба была решена.

Когда жандармы доставили её домой, Элеонора увидела отца, который был черным от горя и страха. А Гаспар де Вильфор, словно загнанный зверь в клетке, метался по комнате. "Вот она, Месье де Вильфор", - произнесли жандармы. В глазах Гаспара блеснул огонь. "Моя птичка", - сказал он, подойдя к Элеоноре взяв её за подбородок. "Куда же ты хотела упархнуть от своего любимого будущего мужа?"

Один из жандармов протянул Гаспару билет. Он внимательно осмотрел его. "Лондон? Какая жалость." Затем он яростно взглянул на Элеонору, и его слова проникли прямо в душу: "Запомни раз и навсегда, с этого момента и до конца жизни ты принадлежишь мне. И если мне будет нужно, я достану тебя даже из-под земли. Прежде чем совершать необдуманные поступки, подумай о своей семье."

Он замолчал, а затем, с тяжёлым, властным тоном продолжил: "А теперь собирайся. Наше венчание состоится через час."

"Жильбер, ты пойдёшь с ней, чтобы она не решила сбежать снова, а вы будете караулить у входа в церковь", - сказал он жандармам, не обращая внимания на её угрюмый взгляд. И, оглянувшись на Элеонору, добавил с угрожающим рычанием: "Я научу тебя покорности."

Прибытие в церковь оказалось для Элеоноры настоящим испытанием. Дорога не была слишком длинной, но для нее она тянулась, казалось, целую вечность. Колеса экипажа скрипели по мостовой, сердце билось глухо, будто в клетке. Когда экипаж наконец остановился, они вышли вместе - она и ее будущий муж. Со стороны невесты присутствовали лишь отец и сестра, со стороны Гаспара - никого.

Элеонора опустила голову, едва переступив порог церкви. Этот храм был ей знаком с детства - единственная церковь в их городе, с высокими белыми стенами, холодными мраморными плитами под ногами и строгой тишиной, давящей на плечи. Отец и Викки сели неподалеку, но сейчас их присутствие не приносило утешения.

Генри Уитмор боролся с самим собой. Бедная моя Элли... Разве такую судьбу я хотел для своего ребенка? Разве этого желает любящий отец? Проклятые карты... Господи, прости меня.

Перед Элеонорой и Гаспаром стоял священник. Его голос прозвучал ровно, без тени сомнения:

- Что ж, дети мои... Мадемуазель Уитмор, согласны ли вы взять в мужья месье де Вильфора?

Тишина упала на церковь, словно тяжелый саван. Викки вжалась в деревянную лавку, задержав дыхание.

Священник повторил вопрос, его голос прорезал застывший воздух:

- Согласны ли вы, мадемуазель Уитмор, взять в мужья месье де Вильфора?

Элеонора закрыла глаза, будто надеясь, что, когда она их откроет, все окажется лишь дурным сном. Но реальность неумолимо давила, сковывала цепями. Наконец, с трудом, с болью, сдавливая сердце, с ее губ сорвалось едва слышное:

- Согласна...

Священник одобрительно кивнул и обратился к жениху:

- Месье де Вильфор, согласны ли вы взять в жены мадемуазель Уитмор? С полной любовью и ответственностью?

Гаспар улыбнулся - широко, самодовольно, с хищным блеском в глазах.

- С превеликим удовольствием, - ответил он, обнажив свой оскал.

- Что ж, в таком случае, соблюдая все каноны нашей веры, я объявляю вас мужем и женой, - произнес священник.

С этими словами священный союз был скреплен, но для Элеоноры он ощущался не благословением, а приговором. Золотой перстень на ее пальце казался тяжелой кованой цепью, сжимающей горло.

Гаспар склонился к ней, его горячее дыхание обожгло ее кожу.

- Теперь ты, мадам де Вильфор, - напомнил он, улыбаясь. - Надеюсь, ты быстро привыкнешь к новой роли.

Отец шагнул вперед, обнял свою старшую дочь, сжал ее в объятиях, как будто мог защитить, но слишком поздно. Горькие слезы скатились по его щекам.

- Прости меня... - выдохнул он едва слышно. - За этот грех я буду расплачиваться даже после смерти.

Элеонора ничего не ответила. Что можно сказать, когда уже ничего не изменить?

К ней подошла Викки. Не говоря ни слова, со слезами на глазах, она взяла сестру за руку, сжимая пальцы так крепко, словно хотела передать через этот жест всю свою любовь, всю боль и безмолвный протест.

Двери церкви распахнулись, и вместе с новоиспеченным мужем Элеонора вышла наружу.

- Ну что ж! А теперь - в наш особняк! - воскликнул Гаспар, с триумфом распахивая руки.

Он обернулся к ней, его темные глаза вспыхнули лукавым огнем.

- Правда, милая?

Элеонора не ответила. Теперь ей было все равно.