Лето на двоих

P.S. После прочтения ооочень советую послушать песню:

Baccarat–jxdn.

Эта песня отлично описывает главы *горящие мосты*, и погружает в атмосферу.

Послушайте♡

Лиам:

Я не помню как пришел домой, помню только как завёл коня в загон и снял с него амуницию, поднялся в дом, лёг на кровать и долго плакал.
А потом в комнату постучала, а затем вошла – бабушка, и увидев моё опухшее от слёз лицо сразу подбежала и уселась рядом.

–Лиам. Что случилось?

Спросила она, взяв меня за щеки.

Я не хотел говорить, понимал, что мои проблемы – не её забота, но слезы было не остановить и я разрыдавшись, рассказал ей всё. Абсолютно всё.
Бабушка тихо гладила меня по голове, и вытирала слёзы, внимательно слушая.

–Я облажался! Но он. Он сказал, что я просто "друг семьи, который иногда помогает им". Будто я чертов плотник, работающий за еду. Будто мы не дружили с детства! Бабушка прости. Мне так жаль. Я знаю ты не хотела внука-гомосексуалиста! Прости меня.

Я разрыдался сильнее, боясь, что она уйдет.

–Я люблю его. Но я сделал такую херню! Я не знаю, что мне делать. Я не могу его терять!

Я ударил кулаком в подушку и снова заплакал.

Бабушка не ушла. Она не дернулась, не напряглась, не отвернулась.
Наоборот — крепче прижала Лиама к себе и осторожно, почти невесомо, поцеловала его в макушку.
Словно боялась потревожить что-то хрупкое в нём — или, может быть, в себе.

— Глупенький ты мой, — прошептала она, всё так же гладя его по голове.
— Я люблю тебя, Лиам. Не за то, какой ты. Не за то, кого ты любишь. А потому что ты — ты.
Мой внук. Мой мальчик.

Она говорила спокойно, уверенно — с той ясностью, в которой не бывает ни капли лжи.

— Я старая, Лиам. Думаешь, я ничего не видела в жизни? Думаешь, я не замечала, как ты смотришь на него?..
Ты с детства на него так смотрел, как будто солнце в его лице.
Я ждала, пока ты сам будешь готов. Ждала, когда ты захочешь сказать. А не потому что кто-то вынудил.

Она вздохнула и вытерла ему щеки пальцами.

— У тебя сейчас сердце в клочья, я это вижу.
Но знаешь, что я скажу?
Любовь — это не ошибка. Ошибка — молчать о ней, когда хочешь кричать.
Ошибка — притворяться, что тебе всё равно, когда на самом деле тебе больно.
А ты плакал, говорил, кричал — значит, ты живой. Ты любишь по-настоящему.

Лиам всхлипнул, прижавшись к ней, как ребёнок.

— Он меня ненавидит теперь…

Бабушка снова поцеловала его в волосы.

— Нет, мой хороший. Так не ненавидят. Так страдают те, кто тоже любит.
Но не знают, что с этим делать.

— А если он уедет? — шепнул он.
— Тогда ты придумаешь, как вернуть его. А если не придумаешь — проживёшь. Ты сильный, Лиам. Только не смей прятать себя. Ни от кого. Даже от него. Особенно от него.

Она тихо покачивала его в объятиях, как качают раненую душу.
А потом добавила чуть улыбаясь:

— И, кстати… Внук-гомосексуалист — это не проклятие, Лиам. Это просто внук. Которого я всё равно буду кормить, ругать и любить.
Пока я жива — ты не один. И если твой Джулиан хоть раз обидит тебя — пусть знает, что я найду его даже на другой стороне земли.

Лиам тихо засмеялся сквозь слёзы, впервые за весь вечер.

Утро: (Джул)

Утро наступило неохотно, будто и само не хотело видеть последствия вчерашнего.
Свет просачивался в комнату Джулиана сквозь неплотно задернутые шторы — тусклый, пыльный, как отражение его мыслей.

Он проснулся резко, как будто не спал вовсе — не отдыхал, а просто на время отключился.
Виски гудели, горло пересохло, рубашка, в которой он так и уснул, сбилась набок. Комната казалась отражением его головы: всё было не так.

Стул опрокинут. Рубашка валяется у порога. Часы на стене остановились.
И посреди всего этого — он сам, с тяжёлым дыханием, пустыми глазами и привкусом вчерашней злости во рту.

Он сидел на краю кровати, глядя в пол.

Там, где был Лиам — теперь зияла тишина.

***

Он спустился на кухню босиком.
Мать уже хлопотала у плиты, бросила на него короткий взгляд, но ничего не сказала — видно, по лицу поняла, что сейчас не время.
Джулиан взял чашку, налил кофе, сел за стол, уставился в пар.

Губы были плотно сжаты. Плечи напряжены.
Он молчал. В голове обрывки: голос Лиама, руки, запах коня, хрип в его горле, дрожь в пальцах, когда он вбивался кулаками в грудь.

Я не знал, что я твой парень.
Ты просто осёл, Лиам…

Он не ел. Только выдул кофе и встал.
Седло уже висело у двери, мать только покосилась исподлобья, но так и не спросила.

***

Он ехал на рыси. Солнце едва проглядывало сквозь облака. По небу текли серые полосы, трава была мокрая от росы.
Всё вокруг казалось выцветшим. Или это глаза его всё ещё не хотели видеть ничего, кроме одной ночной вспышки.

Лошадь шагала уверенно. И в какой-то момент Джулиан заметил дом Лиама.
Загон. Конь, на котором он ускакал ночью, стоял у калитки и фыркал, будто чувствовал знакомого.

Джулиан спешился, не сказав ни слова.
Он даже не посмотрел в сторону дома.
Седло привычно лёгкими движениями оказалось на спине животного.
Он затянул подпругу, поправил повод, будто делал это не сто раз, а в последний. В глазах всё ещё не было ни мягкости, ни тепла. Только сдержанный холод.

Он шагнул к стремени, собираясь сесть в седло.
И в этот момент — тишина сгустилась.
Как будто всё внутри затаило дыхание.

Лиам:

Я вышел на крыльцо, босиком, в мятой футболке и с кружкой в руках. Ветер трепал волосы, а внутри было всё то же, что и снаружи — холодно и сыро. Он стоял у коня. Сухой. Чужой. Словно никогда не сидел рядом со мной на этом же крыльце, не ел бабушкины пироги, не шептал мне в ухо гадости, когда думал, что никто не слышит.

Он поставил ногу в стремя, но я не выдержал:

– Чё, не забыл? Лошадь-то у тебя священная, да?

Джулиан застыл. Его спина напряжённо выгнулась, словно лук, готовый выпустить стрелу. Он медленно развернулся.

– Повтори.

Я пожал плечами, криво усмехнувшись, стараясь спрятать всё, что грызло изнутри.

– Говорю, приехал — значит не совсем забыл, где живёт этот "друг семьи, который иногда помогает". Или ты теперь сам будешь себе забор чинить?

Джулиан подошёл. Молча. В глазах его было что-то… опасное.

Он схватил меня за грудки. Резко.

– Ты правда не умеешь молчать? – выдохнул он мне в лицо.

Я только открыл рот, чтобы снова уколоть, но он уже врезал мою спину в деревянную стену дома. Воздух выбило из лёгких, кружка глухо упала на пол, разбрызгивая остатки чая.

– ТЫ НЕСЁШЬ ТАКУЮ ХЕРНЮ, ЧТО У МЕНЯ ГОЛОВА ГОРИТ! – рявкнул он. – ТЫ ДАЖЕ СЕЙЧАС НЕ МОЖЕШЬ ЗАТКНУТЬСЯ И ПРОСТО... ПРОСТО ПОСМОТРЕТЬ НА МЕНЯ!

Я застыл, прижатый к доскам, чувствуя, как его пальцы сжимают воротник моей футболки.

Лиам:

В его глазах было бешенство. Я никогда его таким не видел. Стало страшно. Он впечатал меня в стену так сильно, что воздух покинул лёгкие за секунду. Боль пронзила лопатки и ребра.

–А я смотрю Джулиан, но тебя я не вижу. Я вижу незнакомца, семье которого помогаю как плотник!

Сказал я, стараясь скрыть панику. Злость накатила новой волной.

–Забирай коня и вали! Плотник даёт слово, что больше не тронет твоих зверюшек!

Съязвил я, почти ощущая его гнев на себе.

Он нужен мне. Я был не прав, но сейчас я просто злился. Снова. Я не контролировал себя. И кажется дорвался.

Джулиан:

Я впечатал его в стену так сильно, что он дернулся и сдавленно выдохнул. Вцепился в его футболку, как будто только это держало меня от того, чтобы врезать.

– Заткнись. – сквозь зубы. – Пока я не разбил тебе лицо.

Но он снова ляпнул. Снова съязвил. Плотник. Чёрт возьми. Он нарывался.

– Плотник, да? – Я зло усмехнулся, не отпуская. – Ты реально думаешь, что после всего, что ты сделал, у тебя есть право говорить хоть слово?

Я придвинулся ближе, нависая.

– Ты врёшь, выкручиваешь, кидаешься на людей, как бешеный щенок — и обижаешься, когда тебе отвечают тем же. Тебе плевать на последствия, лишь бы было громко, да?

Моё дыхание стало частым. Всё внутри горело.

– Ты меня предал, Лиам. Врал мне в глаза. Устроил цирк. Сбежал, как трус. А теперь стоишь и пускаешь стрелы — в кого?! В меня?! В единственного, кто вообще пытался тебя понять?

Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Ты хочешь, чтобы я остался после этого? Чтоб приполз? Не приползу.

Мои пальцы ещё сильнее сжались на его груди, и я замер. Сердце грохотало. Дышать было тяжело.

Я был на грани.

Лиам:

Я смотрел на него, пока его глаза темнели всё сильнее от ярости.

–Я не этого хотел! Я...

Я вдруг замолчал, злость чуть поубавилась и на её место пришли осознание, стыд, обида, ревность и смущение. Он был близко, его плотно сжатые губы выглядели чертовски красиво. Он был зол. Он был просто в бешенстве, но будто эта ярость в глазах добавляла пару баллов к его и без того сексуальному виду.

О чем я вообще думаю!?

–Я думал, что я для тебя особенный, "единственный", как ты сам сказал. Но я увидел как ты позволяешь ей обнимать себя! Почему, а!? ПОЧЕМУ ДЖУЛИАН!? ОНА ТОЖЕ ОСОБЕННАЯ!? ТОЖЕ "ЕДИНСТВЕННАЯ"!? ДА, ДЖУЛИАН. Я РЕВНИВАЯ СВОЛОЧЬ, КОТОРАЯ РЕВНУЕТ ТЕБЯ КО ВСЕМУ, ЧТО ДВИЖЕТСЯ! Я РЕВНУЮ, СЛЫШИШЬ!? И НИКОМУ НЕ ПОЗВОЛЯЮ К СЕБЕ ПРИКАСАТЬСЯ ТАК!

Я сорвался на крик, а слезы полились по щекам.

–Меня задело не то, что ты обнял подругу, а то... Ты даже не познакомил её со мной. Будто я там был лишним. Будто я плотник который пришел починить кран, и который уже уходит! Не рассказал мне о ней, не рассказал ей обо мне. Будто хотел нас отгородить друг от друга. Будто показывал: она в гостях! А ты просто помогаешь! Да. Я приревновал! ТЫ СИДЕЛ ЗА СТОЛОМ И БОЛТАЛ С НЕЙ ТАК, БУДТО МЕНЯ ВООБЩЕ ТАМ НЕБЫЛО! НЕ РАССКАЗАЛ О НЕЙ. НЕ ПРЕДСТАВИЛ. ПРОСТО ЗАБИЛ ХУЙ НА МЕНЯ ПРИ ВСЕХ! ДА Я ПОСТУПИЛ КАК РЕБЁНОК! ПОТОМУ ЧТО ТЫ ПОСТУПИЛ ТОЧНО ТАК ЖЕ! ДОВОЛЕН УОКЕР!? МНЕ ОБИДНО! Я РЕВНИВАЯ СУКА! А ТЕПЕРЬ ОСТАВЬ МЕНЯ! ЗАБЕРИ ЛОШАДЬ И ИДИ К ВИРДЖИНИИ!

Я кричал, плакал. Как ребёнок...

Я схватился за его руки, которые всё ещё дежрали за ворот футболки, и попытался убрать. Но он только сильне вжал меня в стену.

Джулиан:

Он дёрнулся, пытаясь освободиться, но я не отпустил. Его крик бил в уши, слёзы текли по щекам, а слова... чёрт, эти слова били сильнее, чем я был готов признать.

"Ты даже не познакомил её со мной."

"Ты сидел за столом и болтал с ней так, будто меня вообще там не было."

"Будто я плотник, который пришёл починить кран."

Меня перекосило внутри. Словно он вытащил наружу то, что я сам пытался не замечать.

Я молчал. Глядел на него в упор. Его губы дрожали, голос срывался, он весь трясся — не от страха, от боли. От обиды. На меня.

Сука.

Я сглотнул, злость всё ещё кипела где-то в груди, но уже слабо — как на углях, не в пламени. Он трясущимися руками держал мои запястья, пытаясь убрать их от себя, но я не двинулся. Просто смотрел.

– Знаешь… – наконец выдавил я, голос хрипел, – …если бы ты сказал всё это тогда, а не сбежал, не сломал всё к чертям, я бы понял. Я бы даже, чёрт возьми, извинился. Может, обнял бы тебя прямо при ней, чтоб ты не чувствовал себя “плотником”. Ты думаешь, я нарочно?

Я резко выдохнул и чуть ослабил хватку, но не отпустил.

– Ты срываешься, орёшь, льёшь слёзы, называешь себя ревнивой сукой, а мне-то что с этим делать, Лиам? Мне разорваться между тобой и своими гостями? Или читать твои мысли?

Я замолчал на секунду, потом выдохнул.

– Я тоже не безгрешен, да. Я облажался. Не представил, не подумал. Но, чёрт возьми, я никогда не пытался тебя скрыть. Я сам до конца не понимаю, что между нами, а ты ведёшь себя так, будто я изменил тебе с ней.

Я отпустил его футболку и сделал шаг назад. Сердце билось в горле. Хотелось крикнуть, но уже не на него — на себя.

– Тебя никогда не было "лишним", Лиам. Просто ты исчез раньше, чем я успел хоть что-то объяснить.

Я провёл рукой по лицу, разозлённый, вымотанный. Потом, тише:

– Но если ты правда хочешь, чтобы я ушёл — я уйду.

Лиам:

Я посмотрел на него. Захотелось, чтобы он остался, но если останется, то я разревусь при нем. Гордость внутри победила.

–Ты продолжаешь обвинять меня в моей реакции!? Да, Джул! Для меня это было почти изменой. Можешь считать меня дебилом. И что значит "если бы ты сказал прямо там"!? Я по твоему должен был заткнуть рот твоей подружке и начать при всех говорить, что мне не нравится!? Ты сам все прекрасно видел, Джул! Я знаю, что ты видел! Я тебе всем телом показывал, что мне неприятно. Когда она тебя обняла я нахмурился! А ТЫ ПОСМОТРЕЛ НА МЕНЯ И ПРОИГНОРИРОВАЛ! МОГ БЫ ХОТЬ СПРОСИТЬ КАК У МЕНЯ ДЕЛА! НЕТ. НЕЕЕТ. ТЫ ПРОСТО ЗАБИЛ ХУЙ, ДЖУЛИАН! ОБНИМАЛ МЕНЯ В АМБАРЕ НОЧЬЮ! В ОЗЕРЕ ЗА ЗАДНИЦУ СХВАТИЛ! В ПАЛАТКЕ ЧУТЬ ЛИ НЕ В РОТ МНЕ ДЫШАЛ! И ПОСЛЕ ВСЕГО ЭТОГО, ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ОТМАЗКА "Я НЕ ЗАМЕТИЛ" СРАБОТАЕТ!?

Я сделал паузу и вдохнув воздух продолжил кричать на него.

–Я ВИДИТЕ ЛИ ИСЧЕЗ РАНЬШЕ! ТАК ЭТО Я ВИНОВАТ!? Я ДОЛЖЕН БЫЛ ОСТАТЬСЯ И ЖДАТЬ, ПОКА ВЫ ЗАКОНЧИТЕ ПИЗДЕТЬ И ТЫ НАКОНЕЦ ОБРАТИШЬ НА МЕНЯ ВНИМАНИЕ!? ДАЖЕ ТВОЯ МАТЬ ЗАМЕТИЛА КАК ТЫ СЕБЯ ПОВЁЛ! МОГ БЫ ХОТЬ ИЗ ПРИЛИЧИЯ СКАЗАТЬ: ЛИАМ, ЭТО ВИРДЖИНИЯ! ПОДРУГА! ЗНАКОМЬСЯ. БЛЯТЬ, ДЖУЛИАН КАК ТЫ МЕНЯ ЗЛИШЬ!

Я подошел к нему и толкнул в грудь.

–Я ИМЕЮ ПОЛНОЕ ПРАВО ЗЛИТЬСЯ! ПОНЯЛ!?

Проорал я, еле дыша. Воздух в легких закончился, горло болело, а из глаз текли слезы. Восходящее солнце освещало наш дом, который отбрасывал тень на зеленую траву, птицы громко пели, кони фыркали щипая траву. Утро было красивым, но мне было насрать.

Стало больно дышать, грудь заболела, а легкие будто сдавило, но я взял себя в руки.

Джулиан:

Он орал — не сдерживая себя, не выбирая слов, не пряча боли. И с каждым его криком, с каждым упрёком — мне будто в лицо кидали мои же ошибки. Я слушал. Молча. Не перебивал.

Он прав.

Я видел его взгляд, видел, как он нахмурился, как опустил глаза, как напрягся, когда Вирджиния меня обняла. И да, я проигнорировал. Потому что испугался. Потому что мне казалось — если я сейчас к нему подойду, если дам ему хоть какую-то слабину перед людьми — я сам сорвусь.

А теперь он стоял передо мной — злой, взъерошенный, с дрожащими руками, со слезами на щеках и разбитым голосом. Он толкнул меня в грудь — не сильно, но со всей этой душевной яростью, что сносит стены.

И я выдохнул. Медленно. Почувствовал, как всё внутри ломается, хрустит под тяжестью его слов.

Я сделал шаг вперёд. Ещё один. И не дал ему отойти.

– Да, ты имеешь право злиться. Ты имеешь право кричать, плакать, бить меня, ненавидеть.

Мой голос дрожал. Но не от страха — от сожаления.

– И, чёрт возьми, ты имеешь право знать, кто она такая. И знать, что ты — не плотник, Лиам. А тот, кто не выходит у меня из головы даже на секунду. Тот, с кем я просыпался, с кем смеялся, кого хотел коснуться снова и снова.

Я приблизился вплотную, чуть склонился к нему.

– Я облажался. Не подумал. Повёл себя как мудак. И да, ты исчез, потому что я не дал тебе причин остаться.

Я посмотрел в его заплаканные глаза.

– Но, если сейчас скажешь мне уйти — я уйду. Только скажи, Лиам. Потому что я стою здесь уже не потому, что должен. А потому что хочу остаться. Даже если ты будешь кричать дальше. Даже если будешь ненавидеть меня ещё пару дней. Только не молчи. Не прячься от меня. Не беги.

Я поднял руку — медленно, словно он мог испугаться — и кончиками пальцев коснулся его щеки.

– Останься. Или скажи, что всё. Только не исчезай, как вчера.

Лиам:

Он приблизился. Ему было жаль, но мне было плевать.

–Вчера ты чуть лицо мне не разбил в поле.

Я отошел от него в сторону. И просто стоял. Я отвернулся от него.

–Я никогда от тебя не прятался, Уокер. Ты вчера сам показал, что стоит начать это делать.

Я говорил это сквозь всхлипы и слёзы. Было ужасно больно.

Вдруг на телефон пришел звонок от матери Джула. Я недоуменно посмотрев в экран, взял трубку.

***

–Да, Миссис Уокер?

Тихо ответил я, вытирая слезы.

–ГДЕ ДЖУЛИАН!? Я НЕ МОГУ ДОЗВОНИТЬСЯ ДО НЕГО. ОН С ТОБОЙ!?

Прокричала она в трубку. Голос был напуганным.

–Да, он со мной! Что случилось?

Спросил я испуганно.

–Кони. Все сбежали!

Просипела она.

–Что? Мы сейчас будем!

Сказал я серьёзно.

***

Я развернулся и посмотрел на Джула.

–Ваши кони сбежали. Все!

Проговорил я, подходя к своему коню, и запрыгивая в седло.

–Я помогаю не тебе, а твоей матери с отцом. Запомни. Потом сам решишь, хочешь ты уйти или нет!

С этими словами я дал шенкелем и поскакал в сторону их ранчо.