Лето на двоих

Лиам:

Он пришел за мной. Припёрся, блин! Я уже минут пять назад понял, что плечо вывехнуто.

Я поднялся и посмотрел ему в глаза с бешенством.

–ДА ДРУГ! ОН ПРОСТО ПОМОГАЕТ СЕМЬЕ! ТЫ САМ ЭТО СКАЗАЛ! НЕ ДРУГ ДЕТСТВА! НЕ БЛИЗКИЙ ЧЕЛОВЕК! А ПРОСТО ПАРЕНЬ, КОТОРЫЙ ПОМОГАЕТ ИНОГДА!!! БУДТО Я БЛЯДСКИЙ ПЛОТНИК, КОТОРОМУ ПЛАТЯТ ОБЕДОМ! ТЫ ТАК СКАЗАЛ ДЖУЛИАН!

Я поднялся и толкнул его в грудь. Сильно, гневно. Будто он мой враг.

–ЧЕГО ТЫ ПРИПЁРСЯ!? ИДИ К ВИРДЖИНИИ! ОНА СОСКУЧИЛАСЬ! ЕЙ НЕКУДА СВОИ РУКИ ДЕТЬ! ИДИ ИДИ! МОЖЕТ ТЕБЕ ПОВЕЗЕТ И ОНА СВОИ ПАЛЬЦЫ ТЕБЕ В ТРУСЫ ЗАПУСТИТ! ОНА ТЕБЯ ЧУТЬ ЛИ НЕ ЗАСОСАЛА ТАМ! А ТЫ Я СМОТРЮ НЕ БЫЛ ПРОТИВ!

Я не фильтровал слова, только орал и бил его в грудь, пока лошади фыркая испуганно отошли в сторону.

–ЧТО ТЕБЕ НУЖНО, УОКЕР!?

Заорал я, снова влепив ему в грудь.

Джулиан:

Я не ожидал, что он встанет так резко. Не ожидал — ничего из того, что случилось дальше.

Он взорвался, будто кипел изнутри весь вечер, и я вдруг стал мишенью для всей этой ярости.

— ДА ДРУГ! ОН ПРОСТО ПОМОГАЕТ СЕМЬЕ! — и голос его сотряс воздух. — БУДТО Я БЛЯДСКИЙ ПЛОТНИК, КОТОРОМУ ПЛАТЯТ ОБЕДОМ!

Он толкнул меня. Грубо. По-настоящему. Я отшатнулся — не упал, но внутри что-то треснуло. Секунду я просто смотрел на него, как ошпаренный.
Лицо перекошено гневом, губы дрожат от злости и боли.

— ЧЕГО ТЫ ПРИПЁРСЯ!? — ещё удар в грудь. — ИДИ К ВИРДЖИНИИ!
Он ревел. Плевал ядом. А я стоял и не знал, как дышать.

— ОНА ТЕБЯ ЧУТЬ ЛИ НЕ ЗАСОСАЛА ТАМ! А ТЫ Я СМОТРЮ НЕ БЫЛ ПРОТИВ!

Он бил кулаками в мою грудь. Кричал. Говорил такие слова, от которых внутри всё съеживалось. Лошади отступили в темноту, фыркая. Но я — нет.

Что-то вскипело во мне. Как если бы меня ударили током. Я схватил его за запястья, резко, крепко, и крикнул в ответ — не сдержавшись.

— ДА ЧТО С ТОБОЙ НЕ ТАК, А!?
Голос сорвался.

— Ты несёшь херню, Лиам! Ты бьёшь меня, кричишь, ревнуешь — да! РЕВНУЕШЬ! А потом орешь, будто это я виноват, что ты ничего не сказал?! Что я не должен был дышать рядом с ней, потому что ТЫ решил внутри себя, что я... кто? ТВОЙ ПАРЕНЬ?!

Я был зол. Так зол, что зубы сводило. Руки дрожали. Голос срывался на крик. И он дрожал — весь. Глаза горели, будто сейчас рухнет или ударит ещё раз.

— Ты хочешь знать, что мне нужно, Лиам?! — я отпустил его руки. — ТЫ. Вот что. Всю грёбаную жизнь. Ты. Но я не знал, что с этим делать! Я не знал, как это объяснить! А ты... ты просто взорвался, как будто я предал тебя, потому что кто-то другой налил мне чаю!

Я шагнул ближе, почти в упор, тяжело дыша, чувствуя, как щёки горят от гнева и боли.

— Ты даже не дал мне объясниться. Не дал шанса. Просто сбежал... как ребёнок.

Мы стояли в поле, где пахло пылью, потом, лошадьми и болью. Двое взрослых людей, которые только что рвали друг другу души.
И всё, что я хотел — это чтобы он больше не смотрел на меня, как на врага. Хоть на секунду.

Он смотрел на меня так, будто я — враг. Как будто я вот прямо сейчас должен ответить за все его разочарования, за всю его боль. А я... я сорвался. Не просто сорвался — взорвался.

— Я НЕ ЗНАЛ, ЧТО Я ТВОЙ ПАРЕНЬ, ЛИАМ! — взревел я, шагая ещё ближе, грудь к груди. — ТЫ ПРОСТО ОСЁЛ! УПРЯМЫЙ, СЛЕПОЙ ОСЁЛ!
Мои кулаки дрожали, челюсть сжата так, что скулы сводило. — Ты молчал всё это время, а теперь орёшь, будто я обязан был всё понять через твои взгляды, через твою злость и молчание?! Да ты хоть раз за всё это сказал, ЧТО ты чувствуешь?! Хоть раз? Нет! Зато орёшь громче всех, когда кто-то меня касается!

Я сжал кулаки, не веря, что мы стоим вот так в поле, посреди ночи, на грани того, чтобы врезать друг другу не только словами.

— Я! ТЕБЯ! НЕ! ПРЕДАВАЛ! — выдохнул я, почти врывая это в его лицо. — Ты просто не дал мне выбрать! И не дал понять, что вообще можно выбрать.

Он отвернулся. Сгорбился. Плечо висело странно. Я резко шагнул к нему, схватил за руку, и пока он не понял, что я делаю, сжал кость, повернул и толкнул с коротким, точным щелчком.

ХРУК.

— Ай, чёрт! — он дернулся, но плечо встало на место.

— Теперь встань. И вытри уже свою злость с лица, пока я сам не заехал тебе.

Я быстро развернулся, подошёл к коню, взлетел в седло. Пальцы дрожали, но я взял поводья крепко.

— Коня завтра заберут. — бросил я через плечо, даже не глядя. — Добирайся до дома, Умник.
Стук копыт отдалился. Я не оборачивался.

Пусть он теперь сам подумает, какого дьявола он на самом деле хочет.
Потому что если он ещё раз скажет, что я для него никто — я точно вернусь. Но не за тем, чтобы извиниться.

Лиам:

–УРОД! У ТЕБЯ ЯИЦ НЕ ХВАТИТ МНЕ ВРЕЗАТЬ!

Прокричал я ему вслед, когда он вдруг остановил коня и повернул в мою сторону.

*Он же не будет бить?*

Пронеслось в голове.

Он слез с седла и подошел ко мне вплотную, а потом схватил за плечи и жестко втряхнул. Я уже готовился к удару.

Джулиан:

Я резко остановил коня, натянув поводья. Сердце бухало в груди, как у загнанного зверя. Лиам крикнул мне вслед, и этот крик был последней каплей.

— Урод! У тебя яиц не хватит мне врезать!

Я повернулся. Молча.
Спрыгнул с седла, прошёл к нему быстрыми шагами, злость кипела во мне, как пар под крышкой.

Он стоял, вздёрнув подбородок, но в глазах — страх. Мелькнул, и тут же был спрятан за злостью. Я схватил его за плечи обеими руками и встряхнул так, что он чуть не упал назад.

— Ты совсем, чёрт возьми, обнаглел?! — прорычал я в лицо, сквозь зубы. — Что ты хочешь от меня, а?! Чтобы я встал перед тобой на колени и закричал: “О, Лиам, прости, что не догадался, что я теперь твоя собственность?!”
Я снова встряхнул его, грубо, злясь на себя за то, что вообще сюда приехал.
— Ты ревнуешь? Так скажи это! Ты злишься? СКАЖИ! А не кидайся на меня как бешеный!

Я посмотрел в его глаза. Близко. Слишком близко. Его дыхание било в лицо, сердце колотилось под моими ладонями, через футболку. Он не отводил взгляда. И я... тоже не мог.

Но ударить? Нет. Ни за что.

Я резко отпустил его, словно обжёгся.
— Вот именно, что яиц у тебя нет сказать прямо. Только визжать и бить. А как я должен был понять, что тебе это всё вообще небезразлично, если ты сам ведёшь себя, как придурок?!

Я развернулся, злясь даже не на него, а на себя. На этот грёбаный момент, на который я не был готов.
Прыгнул в седло.

— И запомни: когда захочешь, чтобы я остался — не ори мне в спину. Скажи. Прямо. Как мужчина.

И снова уехал.
На этот раз — быстро, яростно, чтобы не слышать ни слова в ответ.

Лиам:

Он ускакал на коне, а я остался один в поле ночью. Только конь рядом подняв уши, смотрел на меня.

Ноги стали ватными, а тело пробила дрож. Он был прав.

Я рухнул на землю, начиная задыхаться в слезах. Грудь будто сдавило, а легкие пережало канатом. Я задыхался. Я не мог вдохнуть.
Я встал на четвереньки пытаясь сделать хоть один полный вдох. Не получалось.

Вдруг моей спины что-то коснулось, а потом поднялось к голове. Конь. Он нюхал мои волосы и слегка толкал своей головой мою голову. Видимо чувствовал всё. Я начал медленно успокаиваться. Дыхание немного выровнялось, а конь улёгся рядом на траву, все еще нюхая меня.

Я уже не задыхался, а просто плакал. Открыв телефон я увидел на часах 23:08РМ. Я выдохнул и медленно встав с земли, поднялся в седло и мы с конем медленно пошли к моему дому.

Через пару секунд я лёг на коня, обняв его за шею, и изредка направляя его.

Джулиан:

Дверь хлопнула так, что в прихожей дрогнули стены.
Я влетел в дом, весь в злости, в пыли, с дрожащими от ярости руками. Мать что-то сказала из кухни, но я её не слышал — точнее, не хотел слышать.
Прошёл мимо, как буря. Поднимаясь по лестнице, ударил кулаком в перила — дерево жалобно скрипнуло. Чёрт. Чёрт! ЧЁРТ!

Он сравнил меня с этой... этой… Вирджинией!
Он кричал, как будто я ему изменил!
А потом смотрел, будто… будто я сломал ему сердце.
Да кто он мне вообще, чтобы вести себя так?!

Я захлопнул за собой дверь своей комнаты и бросил ключи на пол.
Всё, что было на столе, полетело к стене. Чашка разбилась — я даже не вздрогнул.
Швырнул куртку на кресло.
Прошёлся по комнате туда-сюда, как раненый зверь. Лицо горело, грудь распирало — от обиды, от злости, от боли, от... от его глаз.

Я рухнул на кровать, сжал голову руками.
— Придурок, Лиам… — прошипел я сквозь зубы.
— Яснее не скажешь? Так скажи, что я тебе нужен. Скажи, что хочешь меня. Нет — ори в поле, как псих, кидайся, бей! Только потом не плачь, что я уезжаю!

Я лежал, уткнувшись лицом в подушку, кусая губу до крови.
Я не хотел плакать. Ни капли.
Но что-то в груди болело так сильно, будто я вырвал кусок себя и оставил в том чёртовом поле.