Лето на двоих

Джулиан:

К обеду мы с Лиамом, наконец, закончили все дела. Лестница была снова поставлена на место, шторы висели идеально ровно — мама точно одобрит. Мы оба были взмыленные и уставшие, но странным образом мне не хотелось, чтобы день заканчивался. Лиам был рядом. И всё было… правильно.

Он как-то по-особенному шутил сегодня, улыбался чаще обычного, и, несмотря на недавнее падение, вел себя, будто ничего не произошло. Только я всё никак не мог выбросить из головы, как у меня сжалось сердце, когда он полетел вниз. И как облегчение накрыло, когда он встал, отряхнулся и выругался с такой будничной досадой, будто просто споткнулся о порог.

Мы закончили уж совсем мелочами — убрали остатки мусора, вымыли руки, и я уже хотел предложить передохнуть на веранде, когда раздался скрип калитки.
Отец вернулся.

– О, вот и мы! — громко сказал он, входя в дом, а за ним… ещё кто-то. Я сразу узнал её.

– Вирджиния?

Она была всё такая же — лёгкая походка, рыжеватые волны волос, элегантная осанка и эта безупречная привычка улыбаться глазами.
Давняя семейная подруга. Мы с ней часто играли в детстве, когда наши родители устраивали общие пикники или ужины. Она была на несколько лет старше, и мне всегда казалось, что она знает о жизни всё.

– Привет, Джул! – она легко обняла меня, будто и не прошло столько лет. – Миссис Уокер сказала, что ты стал настоящим мужчиной. И я вижу — не соврала.

Я хмыкнул, неловко оглянувшись на Лиама.
Он стоял чуть поодаль, сдержанно улыбался, но глаза у него как будто померкли.

– А это твой друг? – спросила Вирджиния.

– Да, – я кивнул. – Лиам. Он помогает нам уже не в первый раз. И не в последний, я надеюсь.

Я специально добавил это последнее, глядя на Лиама, и он кивнул в ответ. Почти незаметно. Но улыбка не вернулась.

Мы прошли в дом, заварили чай. Мама вытащила пирог, отец открыл вино. За столом Вирджиния болтала без умолку: рассказывала о работе, о поездке в Бостон, о новых книгах, которые прочитала, о том, как ей не хватает спокойствия старого ранчо.

И всё бы ничего… если бы она не положила руку мне на плечо.

Тонкое, почти незаметное касание. Теплое.
И в ту же секунду зазвенела вилка о тарелку.
Я вздрогнул и повернулся к Лиаму.

Он смотрел на нас с таким лицом, будто внутри у него взорвалась буря.

– Меня ждут дома, – резко сказал он, не поднимая глаз. – Спасибо за ужин.

– Но ты же собирался остаться, – удивился отец. – Уже вечер, поедешь в темноте? Возьми хотя бы коня, пешком поздно возвращаться.

– Возьму, – коротко бросил Лиам и вышел из-за стола.

Я резко встал, но не успел ничего сказать. Он уже шел к двери.
Мне хотелось его догнать, крикнуть, что это всё ерунда, что Вирджиния — просто гостья, просто старый знакомый.

Но я остался стоять.
А внутри было чувство, будто я что-то важное… упустил.

Лиам:

Все было почти идеально. Почти.
А потом приперлась эта девица, и сразу вцепилась в него — чуть ли не повисла. А он… позволил. Даже улыбался ей.

Какой же я идиот. Думал, может, у нас с ним что-то начинает складываться…
Как же. Мечтатель. Придумал себе, что он сможет ответить.

Мне она сразу не понравилась. Вернее, сначала — ничего такая. Весёлая, живая. Но потом она начала касаться его, смеяться, хлопать по плечу — и всё это он принимал с каким-то снисходительным удовольствием. Как будто это норма.

А я? Я сижу, будто мебель. Друг, который "помогает семье".
Он так и сказал, когда представлял меня. Не друг детства, не близкий человек. Просто парень, который "помогает".
Как будто я какой-то чертов плотник, которому платят обедом.

Я начал злиться. Сначала просто напрягся. Потом – начал кипеть.
А когда она положила руку ему на плечо…
Он даже не дернулся. Не убрал её.
А я видел — ему было приятно. Черт возьми, я видел.

Вилка согнулась в моей руке. Я не заметил, как сжал её до хруста, а потом она со звоном упала на тарелку.
В доме стало тихо. Все уставились на меня.

Я встал. В глазах потемнело. Посмотрел на него — он всё ещё сидел с её рукой на плече.
Не убрал. Не отвернулся. Просто сидел.

– Меня ждут дома. Спасибо за ужин.

Сказал я, чуть мягче, только для миссис Уокер.
Единственный человек в этом доме, к которому у меня не было злости.

Мистер Уокер пытался меня остановить, настаивал, чтобы я взял коня.
– Возьму, – бросил я и ушёл.

Через десять минут я уже скакал через соседские поля.
Сухая трава, сгустившийся воздух вечера, хлесткий ветер — всё смешалось в голове. Я не видел дороги. Просто мчался, упрямо, яростно.

А вообще я имею право на ревность?
Он ведь не мой парень. Мы даже не целовались по-настоящему. Не говорили друг другу ни слова об этом.
Но он обнимал меня. Гладил по волосам. Кормил с рук. Делал чай и смотрел… так смотрел…
Какого черта?!

На полном скаку я заорал. В голос. Изнутри, срывая глотку, чтобы хоть как-то выпустить эту ярость и боль.
Конь испугался, резко дёрнулся, подбросил зад — и я вылетел из седла.

Приземление было жестким. Я грохнулся на уже поврежденное плечо — боль пронзила всё тело, так что на мгновение даже дыхание перехватило.
Конь замер, а потом подошёл ко мне, фыркая.

Я закрыл лицо руками. И впервые за долгое время — разрыдался.
Тихо сначала. Потом взахлёб.

Я не понимаю, что со мной. Не понимаю его. И себя. И эту чертову Вирджинию. Не понимаю, что будет дальше.

Я просто… запутался.

Джулиан:

Когда он встал из-за стола, вилка со звоном упала в тарелку. Все в доме замерли.
Я не успел сказать ни слова. Он даже не посмотрел на меня по-настоящему — только злобно скользнул глазами, как будто я был ему врагом.

"Меня ждут дома."

Он вышел.
А я остался сидеть. Вирджиния всё ещё держала ладонь у меня на плече.
Я не чувствовал её руку — только как будто ледяной ком под кожей, в груди. Я не знал, что делать. Всё вдруг стало неправильным. Глупым. Ужасно неправильным.

— Извини, — сказал я Вирджинии и быстро встал.

— Джулиан, что ты… — начала мама, но я уже был в прихожей.
Видел, как отец кивает:
— Возьми "Тени". Только не мчись без головы.

Я кивнул, молча, на ходу натягивая куртку.
Я знал, куда он пойдет. Знал, как он мчится, когда больно. Знал, что не будет думать — просто гнать, чтобы не чувствовать. А в таком состоянии он может вылететь с седла запросто. Уже был случай.

Лошадь понеслась с места. Я наклонился, прижавшись к гриве. Ветер хлестал лицо, но я смотрел только вперёд — туда, где мог быть он.

Около фермы Блейков — никого. У дома Сандерсов — тоже.
Пусто. Ночь падала стремительно, и тревога впивалась в сердце.

— Лиам… — прошептал я, чувствуя, как в груди сжимается всё сильнее.

Проехал ещё поле. И вдруг — увидел.

Лошадь стояла чуть в стороне от тропы, фыркая, будто кого-то сторожила. Я направил "Тени" туда и почти соскользнул с седла, едва остановив лошадь.

Он лежал на боку, уткнувшись лицом в ладони. Его плечо выглядело странно — неестественно скошенным. Но он шевелился. Живой.
Я выдохнул, будто впервые за весь этот путь.

Подбежал, упал рядом на колени, не зная, дотрагиваться ли.

— Лиам… Эй. Слышишь меня? – голос дрожал.

Он не ответил. Только плечи его вздрагивали, как у человека, который плакал слишком долго и уже не мог остановиться.

— Прости… – вырвалось. – Я идиот. Я…

Я не знал, что сказать. Всё было не так.
Я потянулся, коснулся его спины, осторожно, почти боясь быть оттолкнутым.

— Мне всё это... не всё равно. Ни ты, ни то, что между нами. Я просто... не понимаю, как это... как мы.

Он всё ещё не отвечал. Но не оттолкнул.
Тогда я молча сел рядом, обхватив руками колени, и замолчал. Пусть тишина скажет за меня.