Глава 10
Окрестности Бухареста, 1691 год.
Поздний вечер.Велиса стояла у высоких окон кабинета, вглядываясь в темноту за стеклом. За год, который она провела рядом с Найрой, ничего не изменилось —и одновременно изменилось все. Мучительная потеря, новая жизнь, тишина, которую не способно нарушить человеческое сердце. Она давно уже не была человеком, но еще не стала полностью вампиром. Она точно знала, что больше не хочет стоять на месте, не хочет быть слабой и больше не хочет жить болезненными воспоминаниями.
«Я убегала от себя. От просыпающегося внутри. Я не хочу быть просто хищницей, не хочу просто убивать ради жажды. Если у меня есть сила — я хочу знать ее имя».
В этом году я очень много времени проводила с Найрой, мы стали действительно близкими подругами. Мы часто катались верхом, охотились вместе, пили вино у камина, разговаривали, ходили в город, танцевали и веселились в местных заведениях. С Роаном я пересекалась редко — он часто где-то пропадал, а наши редкие встречи продолжались недолго, диалоги были короткими и по сути: он просто интересовался, как я себя чувствую, и интересовался нашим времяпровождением с его сестрой.Утром мне помогала Каталина – девушка, с которой я познакомилась сразу после Найры. Она помогала выбрать одежду и одеть меня, помогала с ванной, прической и всеми теми пустяками, к которым я никогда не привыкала, но которые она выполняла с искренней, детской заботой. Каталина была милая, наивная, и любила поговорить. Она всегда находила, о чем рассказать — то какую-то историю из города, то воспоминание о своем детстве, то описание очередной травы, мол, «излечивает все». Она говорила непрерывно – и мне было удивительно приятно ее слушать. Каталина также рассказала мне о других жителях особняка. О старой женщине по имени Одетта, проживавшей почти постоянно на кухне. Она готовила еду, заваривала чай с таким ароматом, что даже вампир мог почувствовать облегчение. Молчаливая, неторопливая, с руками, пахнущими хлебом и дымом. В углу кухни она устроила себе спальное место и редко покидала его.Меня удивляло: зачем вампирам повар? Зачем кухня? Но Найра однажды улыбнулась и сказала, что иногда они «играют в людей». Это была своего рода игра — балы, приемы, театральные вечера, на которые приглашали мещан, даже не догадывавшихся, кто хозяева особняка на самом деле. Роан в таких приемах любил есть почти сырое мясо. Когда еды нужно было готовить слишком много, Одетта звала на помощь своих дочерей. У нее их было пятеро, хотя жили они не в особняке, а где-то рядом.Я уже знала Кирана — пожилого мужчину, который ухаживал за лошадьми. Однако не знала, что у него есть юный помощник — парень по имени Грег, которому едва исполнилось шестнадцать. Светлые вьющиеся волосы, большие серые глаза, россыпь веснушек на решительном лице — он выглядел гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать от парня шестнадцати лет. Он работал за медяки, чтобы помочь родителям, проживавшим в центре города.Я успела узнать многое. За этот год — я будто медленно вросла в стены особняка, как корни в землю. Я выучила каждый уголок дома, но самым любимым местом для меня стала библиотека на третьем этаже.
Библиотека была спрятана на самом верху особняка — третий этаж, старая дубовая дверь со старинной кованой ручкой, которая иногда заедала, словно проверяя, достоин ли ты войти.Коридор тут всегда казался немного холоднее других. Помещение было с высоким потолком, с балками, черными от времени, и окнами, закрытыми толстыми портьерами. Свет проникал сквозь ткань мягко, как сквозь пыль прошлых веков. В центре — тяжелый дубовый стол из темного дерева, всегда заваленный книгами, свитками, пергаментами, чернильницами.Несколько кресел – низкие, глубокие, обитые вытертой бордовой тканью. Пахло старой бумагой, воском и чем-то резким — возможно, чернилами. Стены – от пола до потолка – были покрыты книжными полками. Они тянулись высоко, и чтобы добраться до верхних — нужна была старенькая деревянная лестница, скользившая на железных рельсах. Я иногда специально поднималась ею — не потому, что надо, а потому что было приятно чувствовать запах древесины, слышать скрип каждой ступени, будто дом что-то говорил в ответ. Здесь хранились не только книги.В углу стоял старинный глобус – карта мира еще до больших географических открытий. Рядом — шкаф с изящными ящиками, в которых хранились карты, философские трактаты, письма, магические дневники и разные магические амулеты. В нише между окнами стояло высокое кресло с пледом - это было мое место.Именно здесь я проводила большинство своих вечеров — с книгой, подсвечником в руке и подтянутыми под себя ногами. Иногда молча, иногда читая вслух, только для себя. Это была моя тишина. Моя крепость.
Я тихо ступала по старой деревянной лестнице, которая скрипела под ногами и вела в гостиную. Воздух пах воском и сушеной лавандой — тонкий аромат, всегда сопровождавший это место, где стены хранили воспоминания многих веков.В гостиной я увидела Найру, сидевшую на старом подоконнике с классическим романом в руках.
– Найра, – голос был тихий, но настойчивый. – Ты не знаешь, где сейчас Роан?
Найра даже не подняла глаз, но улыбка появилась на ее лице:
— Если хочешь найти человека, который скрывается от мира, начни с его сетей.
– Что это значит?
– Он на нижнем этаже, там, где его «дух бьется» с воздухом, – сорвалась улыбка в голосе Найры. — Не забудь, он может убить тебя и без меча, но сегодня он просто мальчик с острой игрушкой.
Я только усмехнулась в ответ и тихо пошла на нижний этаж особняка. Здесь пахло сыростью, железом и воском, света мало, но для вампира достаточно, чтобы видеть на несколько метров вперед. Мой чувствительный слух сразу уловил звук разрезающих воздух ударов — ритмичных, спокойных.Заглянув в комнату (если это можно так назвать), я застыла: передо мной стоял Роан — в простых льняных брюках, плотно облегающих бедра, подчеркивая стройную, крепкую фигуру. Голый по пояс, он был словно создан из тени и света: кожа — холодно-бледная, как фарфор, с легким серебристым оттенком, покрытая тонким слоем пота, мерцающим в лучах фонарей. Каждое движение его мышц было отточенным и уверенным — от плеч к запястьям, от груди к спине.
– Зачем ты это делаешь? – удивленно спрашиваю я.
Роан останавливается, поворачиваясь ко мне, на губах – легкая, едва заметная саркастическая улыбка.
- Когда я был ребенком мне всегда нравилось бороться деревянным мечом с отцом. – Он кивнул к темной стене, где висит старинный меч с хрупкой рукояткой. — Это была наша вещь, наш способ понять друг друга. Без слов. Просто битва.
Я, моргая, растерянно таращусь на него, но при этом легко улыбаюсь:
– И ты хочешь, чтобы я тоже боролась?
– Не просто боролась. – Роан подходит ближе, смотрит мне в глаза. – Чтобы ты научилась контролировать силу, не становиться ее рабом. Как тогда я научился не бояться отца.
Я глубоко вдохнула, чувствуя, как напряжение смешивается с новой надеждой.
— Помнишь, год назад мы говорили о твоем наставничестве?
– Ты думала слишком долго, – ответил Роан, притворно обиженно.
– Разве год – это долго для вампирской жизни?
- Ладно, - усмехнулся. - Я просто смеюсь над тобой. Ты хочешь моего наставничества? – Он подошел ближе, и в его глазах блеснуло что-то неуловимое.
– Да... – тихо ответила я.
- Прекрасно. Я буду рад помочь. Но только если ты будешь послушной ученицей, подмигнул и, вытирая пот влажной тканью, набросил льняную рубашку, завязывавшуюся на грубом шнурке.
Я будто в гипнозе наблюдала за ним, неохотно признавая: он действительно выглядит слишком привлекательно. Пожалуй, не зря такой самоуверенный и самовлюбленный.
— Ты пялишься на меня? — обернувшись, игриво бросил он.
– Нет, с чего ты взял? Ты стоял спиной ко мне.
– Я чувствую твой взгляд, Велиса. Не делай из меня дурака.
Я не успела и моргнуть, как он уже оказался совсем близко. Слишком близко. Его голос коснулся моего уха почти шепотом:
— Велиса, ты уж очень плохая ученица. Нельзя влюбляться в своего наставника. Иначе обучение будет... неэффективным.
Он внезапно исчез, оставив за собой только тишину – и мое учащенное дыхание.
– Жду тебя в саду, – бросил, уже исчезая, но так, чтобы я услышала.
Сад выливался в ночь, словно разлитые чернила. Воздух был густой, влажный, запутанный в ароматах мяты, и чего-то более темного — земли, старой коры, ночи. Я тихо ступала по белой дорожке из гравия в глубь сада. На мне — темное платье с длинными рукавами, волосы сплетены в тугой узел. Я выглядела собранной – почти. Внутри что-то шевелилось и не давало покоя. Я уже почти пожалела о своем решении.Роан вышел из тени деревьев, как всегда бесшумно. В руках — бокал с красным вином, которое было очень похоже на кровь.
– Ты пришла. — Голос его был нетороплив, спокоен, как ночь.
Он сел на низкую каменную лавку и кивнул, приглашая сесть рядом. Я вежливо села, держа руки на коленях. Напряжение — как тонкая проволока между нами.
– Ты чувствовала что-то странное в последние годы? – начал Роан.
– В смысле?
— Что угодно: сны, дежавю, странные вспышки, странное самочувствие, ужасный голод.
Я пыталась хоть что-нибудь вспомнить, за что можно хоть как-то зацепиться.
— Иногда... когда я чувствую вкус крови... Как будто кто-то смотрит в прошлое. Но это не я. Это они. Но это бывает очень редко. Но в общем я чувствую только то, что наконец-то утолила голод.
– Они?
– Люди, чьей жизнью пахнет эта кровь.
Роан внимательно посмотрел на меня. Его глаза светились мягко, но остро, как лезвия в тумане.
- Вся жизнь - в крови. Память, страхи, воспоминания. Если ты видишь какие-то обрывки истории, которые будто не твои — то это не твои воспоминания, это воспоминания человека, у которого ты пьешь кровь.
Он поставил бокал на землю и наклонился поближе:
– Когда ты видишь эти воспоминания – это случайно, или ты способна заходить туда сознательно?
– Я... еще не знаю. Это как вспышка. Не долго. Сильные эмоции – будто притягивают.Роан молчал несколько секунд, потом произнес:
– С таким даром ты можешь не просто видеть. Если развить его... ты сможешь вытаскивать тайны из самой крови. Даже у мертвых. Даже у вампиров...
Я затаила дыхание. То, что я удивилась – это ничего не сказать. Я впервые об этом услышала.
— Но... разве это возможно?
— Только если кто-нибудь из вампиров это позволит. Или если ты достаточно сильна, чтобы сломить их сопротивление. Я могу это разрешить. Однажды. Для практики. Но ты должна быть готова. — А что касается людей — они слишком слабы, чтобы сопротивляться. Со временем, даже без учебы, их прошлое всегда будет преследовать твою милую голову. — Проблема в том, что в чужих воспоминаниях можно потеряться, потеряв при этом себя и свой разум.
Мое сердце тяжело стучало.
— То есть без управления этой силой я могу сойти с ума?
— Как бы ни хотелось, чтобы так произошло... но да, ты права.
Я резко схватилась за голову, легкими движениями ее массируя. Мне точно нужно время, чтобы это переварить. Мы сидели молча несколько минут. Роан тем временем спокойно пил вино. Внезапно, нарушив тишину, он сказал:
– Мы можем поехать в город, найти случайную жертву. Ты просто утолишь голод, а я узнаю, прав ли по поводу твоего магического дара.Недолго думая я согласилась. Сойти с ума и жить вечно — было очень плохой перспективой.
Бухарест. Центр города.
Поздний вечер. Пустой переулок.Город блестел после дождя. Воздух пах сыростью, жареным мясом, потом и дешевым алкоголем. Люди смеялись, пили, спешили — и никто не обращал внимания на медленно шедшую пару в тени старых построек.
– Я хочу знать, настоящий ли дар, – сказал Роан, несмотря на меня. – Это не проверяется в саду по философским разговорам. Нужна кровь. Человек.
– Ты говоришь об этом... так просто, – прошептала я.
— Я уже много видел. А ты еще нет. Но начнешь.
В переулке стояла пожилая женщина — низкая, полная, в выцветшем платье, поверх которого — старый дырявый передник. Волосы седые, собранные в пучок. Она развешивала белье, мыча что-то под нос.
- Одинокая. Сломанные души оставляют глубокие следы в крови, – тихо сказал Роан. – Подойди. Я остановлю ее. Ты просто – пей. Посмотрим, что увидишь.
Я замерла. Сердце стучало — хоть и мертвое уже давно.
– Она не вспомнит. Это принуждение. А ты – увидишь правду, – его голос был ровным, безжалостным.
Роан шагнул вперед. Глаза зажглись серебром. Он заговорил мягко, завораживающе:
– Остановитесь. Посмотрите на меня.
Голос был глубокий, обволакивающий. Женщина застыла, уронив льняную рубашку на грязную землю. Лицо спокойное, взгляд пустой.Я подошла, дрожа. Наклонилась. Коснулась ее шеи губами. Капля крови — и...
Вспышка.
Детский смех. Темноволосая девочка бежит по яблочному саду. Ее мать – эта женщина – ловит ее, кружит. Радость.Дальше – голод. Темнота. Холод. Непроизносимые слова. Страх. Она хоронит свою дочь, которую не смогла прокормить. Ее сердце разрывается в куски. Нет ни похорон, ни могилы. Только тишина.
Я резко отступаю. Сердце колотится. Все пульсирует, болит.
– Это было... это настоящее. Я ее ощутила. Ее дочь умерла... – голос мой дрожал.
Роан подошел поближе. Смотрел женщине в глаза.
– Это правда?
Женщина медленно кивнула.
– Да... Амелия... – прошептала. – Я больше не слышу, как она смеется...
– Это твой дар, – произнес Роан тихо, со странным удовольствием в голосе. – Магия крови. Ты видишь то, что спрятано. То, что большинство не признают даже перед собой.
Я стояла, не зная, что чувствую. Восторг? Страх? Вину?
– Но он опасен, Велиса. И потому... ты должна научиться его контролировать.
Он положил руку женщине на плечо, прошептал принуждение:
– Все хорошо. Ты забываешь.
А потом – внезапно – он склонился и воткнул клыки в ее шею. Она даже не вскрикнула. Кровь текла – быстро, бесшумно. Когда Роан выпил все, она медленно осела на мокрую мостовую.
— Что, черт возьми, ты сделал?! – крикнула я. – Это был урок! Мы не собирались...
– Мы? Или ты? – холодно перебил Роан. – То есть тебе можно убивать в лесу еще год назад, а мне – нет?
— Это не то же самое...
— Оставь. Это просто человек.
Я хлопала глазами, переводя взгляд с него на мертвую женщину.
— С каких пор ты так стала беспокоиться о судьбе людей? – Роан наклонил голову.
– Я не беспокоюсь, – буркнула я, скрестив руки.
- В самом деле? А мне кажется, ты будто расстроена — от полученной информацией или от смерти несчастной. Пойми, Велиса, тебе не стоит беспокоиться абсолютно ничем из этого.
Особняк Найры и Роана. После полуночи.
Огонь в камине трещал, бросая оранжевые блики на темные стены. Запах воска, дыма и сушеных трав наполнял воздух. Я вошла тихо, как призрак. Дверь не скрипнула — только легкое движение воздуха. Найра уже сидела у огня, в старинном кресле с резными ручками, завернутая в черный шерстяной плащ. Ее взгляд, как всегда, был немного далек — будто она смотрела одновременно и в пламя, и в другую эпоху.
– Ты принесла с собой боль, – сказала она, не поднимая глаз.
Я замерла посреди комнаты. Не сразу смогла ответить.
— Это было впервые, когда я действительно осознала, что могу видеть чужую жизнь. Я выпила только каплю, а увидела весь мир. Дочь... маленькая девочка... голод, смерть... И потом он убил ее. Просто как уничтожил тень.
Найра молчала. Только кивнула — медленно, будто думала о чем-то глубоко внутри.
— Роан не жалеет тех, кто уходит из этого мира. Ему уже давно не болит. Тебе еще да.
Я подошла поближе, опустилась на деревянный стул. Мои пальцы дрожали. Я сжала их в кулак на коленях.
— Я видела не только ее... Я почувствовала, как это держать мертвого ребенка в объятиях... Я не знала, что так можно. Нет, я не желала знать.
– Но теперь знаешь, – спокойно сказала Найра. – И ты будешь видеть еще много. Дар крови не выбирают по желанию. Он или в тебе, или нет.И если он в тебе, ты должна учиться жить с чужими воспоминаниями в сердце. Не раствориться в них.
Я вздохнула, спина согнулась. Меня тошнило от всего, что я сегодня пережила – не от запаха крови, а от вкуса памяти.
— Я боюсь, Найра. Боюсь, что стану такой, как он. Разучусь отличать боль от инструмента.Она наконец-то посмотрела на меня. Глаза — узкие, янтарные, спокойные, как осеннее солнце. Она подала мне бокал с теплым отваром — что-то горькое, душистое.
— Пей. Это поможет тебе успокоиться.
Я сделала глоток. Горечь - будто проснулась в самом горле.
— Впервые я выпила кровь из человека, когда мне было гораздо меньше лет, чем тебе. Но потом я привыкла не пропускать это через себя. Это просто образ жизни.Ты тоже научишься. Если действительно хочешь пройти этот путь.
Я посмотрела на нее - эту женщину, прожившую более века, которая видела войну, голод, рождение империй, гибель городов - и увидит еще очень много. И в ее голосе была правда — как старая кость, которая уже не боится сломаться.
— Я научусь, – прошептала я. – Но... мне страшно.
— Это хорошо, – ответила она. — Только дураки не боятся того, что могут разрушить свою душу.