падшие крылья

«Иногда самое сильное — это не раны на теле, а те, что скрыты внутри. И лишь смелость взглянуть им в лицо может дать шанс на исцеление.»

Чонгук медленно открыл глаза, ощущая мягкий свет, проникающий через слегка приоткрытое окно. Лучи вечернего  солнца мягко касались его лица, окрашивая комнату в теплые оттенки. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом ветра, который нежно колыхал сливочные шторки и наполнял пространство свежестью. Он почувствовал, как под ним — мягкий малиновый плед — обнимает его тело, создавая ощущение уюта и безопасности, несмотря на внутреннюю боль.

Комната была небольшой, но уютной: стены украшали простые картины с пейзажами, а на полке стояли книги и небольшие сувениры. Напротив — окно с распахнутыми створками, через которое в комнату проникал свежий воздух и аромат сырого газона. В воздухе витал тонкий запах кофе и корицы — именно он напомнил Чонгуку о том, что он находится в подсобке кофейни «Vertigo», где каждое утро начиналось с чашки горячего напитка.

Тихий звук открывающейся двери сменился приятным ароматом свежесваренного кофе и теплого хлеба. В комнату вошел Юнги с подносом в руках. Его лицо было обеспокоенным, а глаза — полными заботы.

— Ты как? — мягко спросил он, присаживаясь на край кровати и внимательно осматривая лицо друга. Его голос был тихим и спокойным, словно боялся нарушить хрупкое спокойствие. — Что случилось вообще?

Чонгук попытался вспомнить события перед тем, как потерял сознание среди деревьев. Он не знал точно, сколько времени прошло или какой сегодня день недели, но надеялся, что он не пролежал в отключке слишком долго — иначе придется объясняться перед мамой за пропущенные дни. Внутри всё было смутно: мысли путались, словно туман окутывал его разум.

— Меня избили... — тихо произнес он, чувствуя каждое слово как удар по раненому телу. Его голос был слабым и хриплым. — И я упал в обморок... Вот вся история.

Он попытался сделать глубокий вдох, чтобы хоть немного облегчить состояние. Тело казалось тяжелым и натянутым до предела: синяки по всему телу пульсировали при каждом движении. Каждая мышца напоминала о себе тупой болью; внутри ощущалась пульсирующая боль в ребрах и голове.

Юнги осторожно поставил поднос на тумбочку и протянул ему чашку с теплым чаем.

— Выпей это болеутоляющее. Постарайся немного отдохнуть... — мягко сказал он. — Но скажи, кто тебя избил?

Чонгук медленно взял чашку руками, которые дрожали чуть сильнее обычного. Тепло напитка внутри немного утихомирило боль, но она все еще оставалась острой и пронзительной. Он пытался сосредоточиться на вопросе друга, однако внутри всё было тяжело: голова пульсировала сильнее, а тело напоминало о себе тупой болью.

Закрыв глаза на мгновение, он старался собрать разбросанные мысли воедино: в голове мелькали смутные образы — улица с яркими огнями ночных фонарей, шум города за спиной и кто-то кричит... Но всё было размыто и трудно понять. Внутри царила тревога: он чувствовал себя уязвимым и слабым сейчас больше чем когда-либо.

— Мне сейчас так плохо... — прошептал он почти шепотом. — Не могу даже вспомнить всё полностью... Давай поговорим позже?

Юнги кивнул с тревогой в глазах, словно в его взгляде таилась вся тяжесть мира. Он медленно поднялся, словно боясь нарушить тишину, и тихо, почти незаметно, исчез из комнаты так же же тихо, как и вошел. Чонгук попытался уснуть, но внутри всё еще бушевала тревога — она словно неотступный призрак, не дающий покоя. Он понимал: раны — не только физические. Внутри его сердце было полно вопросов без ответов, боли и страха. Его тело было слабым и уязвимым — каждое движение напоминало о недавней битве за выживание. А душа — будто разбита на тысячи осколков, каждый из которых жгло и резало.

Но сон не шел к нему. Время тянулось мучительно долго. Вскоре боль в правом ребре стала невыносимой: острый, пронзающий пульсирующий дискомфорт словно напоминал о том, что он жив — хоть и очень израненный. Синяки по всему телу казались тяжелыми камнями, мешая даже дышать спокойно. Каждое движение — даже поворот на бок — превращалось в пытку.

Медленно он сел на кровати, чувствуя каждую мышцу и кость. В поисках подушки его рука наткнулась на что-то жесткое и холодное — разбитый телефон. Он аккуратно поднял его и сунул в карман штанов, словно это был последний кусочек связи с миром. Затем медленно вышел из подсобки.

В кафе было пусто — время уже приближалось к девяти вечеру. За окнами закатное солнце окутывало всё вокруг мягким золотистым светом, окрашивая небо в оттенки розового и оранжевого. В воздухе витала тишина, нарушаемая лишь легким шелестом пылинок, которые медленно кружились перед глазами и падали вниз в бесконечную пустоту.

На одном из свободных столов сидел Юнги — он что-то быстро писал в кожаном блокноте. Его лицо было сосредоточенным, а глаза — полными внутренней тревоги и решимости. Увидев Чонгука, он отложил блокнот в сторону и мягко предложил другу присесть.

— Тебе уже лучше? — спросил он тихо, с искренней заботой в голосе.

— Да... спасибо тебе за помощь,— ответил Гукки с легкой улыбкой сквозь усталость.— Но как ты меня нашел?

Юнги вздохнул глубоко, его глаза засияли чуть ярче.

— Решил пройти через твою школу по пути на работу и случайно наткнулся на тебя — лежащего на траве. Не понимаю: почему никто не помог? Почему никто не вызвал скорую? Время было такое... Много людей шли мимо нас безразличные: кто спешил на работу или учебу, кто просто проходил мимо как тень... И я вдруг понял: люди стали такими холодными... безразличными к чужой боли.

Чонгук криво усмехнулся:

— Представляю себе ситуацию: если бы ты меня не нашел... Что бы со мной было? Может быть, я бы так и остался лежать там навсегда.

— Я думал отвезти тебя в больницу,— признался Юнги,— но понял: ты бы этого точно не оценил... Ты ведь знаешь, как ты любишь все усложнять.

— Да... вся эта бюрократическая возня ради того, чтобы меня осмотрели и обработали раны,— вздохнул Чонгук.— Да еще звонки матери... Всё это кажется таким ненужным сейчас.

— Кстати, кто это все таки был? — чуть ближе наклонился Шуга и Чонгук рассказал ему все, как было.

Юнги внимательно слушал его рассказ: как его избивали до полусмерти; как он сам не мог понять причины этого нападения; как ему было унизительно делиться этим с кем-то еще. Он говорил будто бы из глубины души — каждое слово было наполнено болью и отчаянием.

Минуту молчания Юнги переваривал услышанное. Его лицо стало серьезным — будто он видел перед собой всю картину происходящего во всех красках.

— Нужно написать заявление,— твердо произнес он.— Это важно. Ты знаешь их имена?

Чонгук вздохнул:

— Знаю... Но у меня нет доказательств. А они — сыновья влиятельных людей. Вряд ли что-то получится...

Юнги посмотрел ему прямо в глаза:

— Я могу стать свидетелем и дать показания,— сказал он твердо.— А побои? Разве этого недостаточно? Разве этого нельзя использовать для того, чтобы заставить их ответить за свои поступки? Чтобы они понесли хоть какую-то ответственность?

Он выразительно взглянул на друга — тот почувствовал искреннюю решимость в его взгляде. Сердце забилось сильнее: ведь Юнги был готов бороться за него до последнего.

Но вдруг Чонгук тихо произнес:

— Юнги... давай забудем про это всё? Пожалуйста... Мне нужно просто жить дальше. Я больше не хочу возвращаться к этим воспоминаниям.

Глаза Юнги наполнились гневом и тревогой:

— Чонгук, ты...— Юнги не мог понять его и поэтому очень злился, на его шее начали ходит желваки

— ... я безумно устал. Я устал бороться с этим несправедливым миром, который все никак не хочет уступать мне и оставить в покое, — Чонгук сдерживал слезы, пальцы плотно вцепились в ладони, — Это происходит уже не первый раз. Просто... обычно они били не так сильно, а в этот раз переборщили

Юнги резко поднимается, его тело дрожит, глаза вспыхнули:

— Переборщили?! Чон, ты слышишь себя?! — Шуга хватает друга за плечи и со всей силой начинает трясти. Чонгук ничего не говорит, он не должен злиться на это. Ему и вправду нужна такая встряска

Чонгук молчал; внутри у него все сжалось от боли и усталости. Он понимал: Юнги пытается встряхнуть его изнутри — помочь понять важность ситуации.

Наконец Юнги отпустил его и обнял крепко-крепко. Минуту он гладил друга по голове, иногда поглаживая по спине — словно пытаясь утешить или передать свою силу через прикосновение.

В этот момент между ними возникла тишина: тяжелая, полная боли и надежды

Внутри Чонгука вспыхнуло что-то новое — ощущение, которое словно пробудило в его сердце давно забытые чувства. Это было тепло, нежно и одновременно тревожно — как тихий шепот ветра в осеннем лесу или первые капли дождя перед грозой. Он почувствовал заботу — такую искреннюю, безусловную, которая наполняет сердце мягким светом и заставляет трепетать внутри. Кто бы мог подумать, что именно это чувство станет для него таким ценным и важным? Внутри его словно зажглась маленькая свеча, которая медленно, но уверенно освещает тёмные уголки души.

— Чонгук, — тихо произнёс Юнги, отстраняясь чуть назад и взглянув на друга с искренней серьезностью в глазах. — Обещай мне только одно: разберись со всем сам, и никто больше не посмеет тебя тронуть. Обещаешь?

Молчание. Внутри Чонгука всё сжалось от волнения и ответственности. Он смотрел на Юнги, словно впервые осознавая всю глубину его слов. В этот момент в его сердце зазвучала тихая клятва — обещание защитить себя и тех, кто ему дорог. Он чувствовал, как внутри рождается решимость — сильнее любой боли или страха.

— Обещаю, — прошептал он тихо, чувствуя, как внутри рождается новая сила. В этот момент он понял: больше нельзя оставаться равнодушным к себе. Нужно было найти в себе смелость идти вперёд.

Они сидели в уютном кафе до поздней ночи. За окном почти не было людей — только редкие прохожие с горячими чашками кофе на вынос. В этом месте всегда царила особая тишина и спокойствие, словно время замедлялось здесь навсегда. Чонгук удивлялся тому уюту этого уголка: казалось, именно здесь он может найти ответы на свои вопросы и укрыться от мира.

В такие моменты хотелось задержаться подольше — не допивать последний глоток кофе, чтобы сохранить тепло этого мгновения. Вспоминая прошлое, он вдруг подумал о девятом классе — о том проекте, над которым трудился изо всех сил. Тогда он часто приходил сюда с ноутбуком и тетрадями, ищя уединения среди шумных улиц города. И результат был потрясающим — проект сдался отлично.

Парни говорили о многом — о том, что раньше даже представить себе было невозможно: как они менялись за эти годы, как становились ближе друг к другу с каждым днем. За все время их дружбы это был первый разговор по душам — такой искренний и трогательный. Для Чонгука это стало откровением: впервые он делился своими чувствами так открыто и честно.

Когда настало время расставаться, он отправился домой около одиннадцати вечера. Жил он недалеко — путь был коротким и знакомым. Последний автобус уехал еще час назад; теперь ему оставалось идти пешком по тихим улицам города под мягким светом уличных фонарей. Юнги сказал, что ему не хочется возвращаться домой и он переночует в кафе, Чонгук не удивился, так как многие работники так иногда делали.

Сам он никогда не оставался в «Vertigo» допоздна — боялся тревожить маму или волновать ее своей ночной жизнью. Для него материнская забота была священной: хоть она была строгой и иногда холодной, внутри он чувствовал тепло ее любви. Ему было важно знать: она волнуется за него хотя бы чуть-чуть.

Город ночью казался сказочным: луна висела высоко в небе, мягкий свет окутывал землю тонкой пеленой спокойствия и таинственности. Казалось, попал в другую реальность — всё вокруг выглядело волшебно и умиротворенно. Чонгук часто гулял по этим улицам поздно вечером; здесь было безопасно — многие семьи переезжали сюда именно из-за этого чувства защищенности.

Но несмотря на красоту ночного города и желание задержаться подольше на свежем воздухе, его тянуло к теплой кровати. Кажется, его долгая бессонница в то мгновение прошла моментальная, стоило ему задуматься о своей теплой кровати. Правда все омрачал его бардак и разбросанные по комнате вещи. Но винил у этом Чон только себя, так как не привык убирать все сразу, всегда ждёт, чтобы его комната превратилась в одну большую мусорку и чтобы все это разобрать требуется, как минимум день.

Парень открывается тяжелую подъездную дверь, она с отвратительным скрипом раскрывается и Гукки кажется, что этим звуком он разбудил всех жителей многоэтажки. Он заходит в лифт, нажимает седьмой этаж и чуть не засыпает стоя, но в себя его приводит женский голос из динамиков, оповещающий на какой этаж он приехал.

Чонгук тихо проворачивает ключ в замке квартиры, проходит в коридор, а затем и в свою комнату. В тишине царит полное спокойствие; слышен лишь шелест листьев за приоткрытым окном кухни или тихий шум ночных улиц за стенами дома. Он аккуратно собирает разбросанные вещи по углам комнаты и выбрасывает их в корзину для белья.

Распахнув окно шире для свежего воздуха, он вдохнул прохладу ночи — это помогло ему проснуться окончательно и избавиться от сонливости после долгого дня. Сняв куртку, он заваливается на кровать

Минут десять парень пытается заснуть; глаза закрываются лишь ненадолго — луна светит прямо в лицо через окно своей серебристой улыбкой. В конце концов его охватывает ощущение грязи и усталости; тогда он решает принять душ.

Тихо крадется по коридору к ванной комнате с мягким шорохом шагов; запирается внутри ванной кабинки словно скрываясь от всего мира.

Раздеваясь до гола под ярким светом лампы над зеркалом, замечает синяки и ссадины на теле:

— Знатно меня потрепали... — шепчет сам себе с горечью или скорее с тоской по безмятежности прошлого времени.

Достает из шкафа средство для обработки ран, бинты и мазь для мышц — все необходимое для восстановления тела после пережитого кошмара или тяжелых воспоминаний.

Но первым делом ему нужен горячий душ — кажется единственным способом смыть не только физическую грязь, но также остатки внутренней боли и тревоги прошлого дня.

Чон включил  кран и дождался, пока вода начнет струиться из душа, превращаясь в мягкий поток. Он немного настроил температуру — чтобы вода была горячей, но не обжигающей — и почувствовал, как тепло окутывает его тело.

Вода мягко массировала кожу, наполняя пространство приятным шепотом. Он взял в руки гель для душа, вспенил его и аккуратно массировал кожу, наслаждаясь ароматом свежести и легкой цитрусовой ноты. Время казалось остановленным — только он и этот момент спокойствия.

Мягкое тепло воды проникало в каждую мышцу, снимая усталость после насыщенного дня. Он глубоко вдохнул, чувствуя, как свежесть наполняет легкие.

Чонгук закрыл глаза и позволил воде стекать по лицу, смывая с него все лишнее. Внутри возникло ощущение легкости — словно тяжелый груз с плеч исчез. Каждая капля казалась маленьким оазисом спокойствия, растворяющим напряжение и тревогу. Вода мягко массировала кожу, наполняя его ощущением уюта и безопасности.

Мысленно он отпустил все заботы — мысли о делах, волнениях или переживаниях — они растворялись под напором воды. В этот момент он чувствовал только тепло и тишину вокруг себя. Каждая капля словно стирала ненужные мысли, оставляя внутри лишь спокойствие и ясность. Он глубоко вдохнул свежий аромат геля для душа, чувствуя, как внутри рождается новая энергия.

Когда вода перестала струиться, он почувствовал себя обновленным — словно вся тяжесть исчезла, а в душе осталась только тишина и покой.

Парень аккуратно вытер полотенцем сначала тело, затем волосы, стараясь не шуметь и не привлекать лишнего внимания. После этого он почистил зубы, тщательно прополоскал рот и снова умылся — уже прохладной водой, чтобы взбодриться и избавиться от остаточной усталости. Надев старые баскетбольные шорты, он взглянул на себя в зеркало: лицо было немного уставшим, но в глазах всё еще горел тот внутренний огонь, который не позволял ему сдаваться. Он взялся за раны — аккуратно обработал их антисептиком, стараясь не причинить себе лишней боли, ведь каждое движение напоминало о пережитом сегодня дне.

Выходя из ванной комнаты, Чонгук старался вести себя как можно тише — не хотелось будить маму или привлекать к себе лишнее внимание. Но когда он заметил свет на кухне, остановился в коридоре. Что-то внутри подсказывало ему остановиться и просто постоять в тени. Он словно ждал этого момента — именно того, что мама сейчас выйдет к нему или хотя бы заглянет в комнату. Наверное, он даже хотел этого: почувствовать ее присутствие, услышать ее голос или просто понять, что рядом есть кто-то, кто заботится.

— Почему не спишь? — вдруг раздался голос матери. Она скрещивает руки на груди и внимательно оглядывает сына с ног до головы. В ее взгляде читается легкое недоумение и тревога. Делает вывод: — В душ ходил что ли?

Чонгук кивает в ответ, тянется к дверной ручке — собирается войти в комнату или уйти дальше. Но тут мать вдруг произносит:

— У тебя губа разбита? Подрался небось с кем-то... И ссадины какие-то.

Он немного смущенно опускает взгляд и отвечает:

— Упал неудачно, когда в школу шел. Всё уже нормально, я сам обработал.

Мать кивнула, но по ее выражению лица было трудно понять — довольна ли она ответом или все еще что-то тревожит ее внутри. Чонгук подождал пару секунд — вдруг у нее появятся еще вопросы или она скажет что-то важное. Но она стояла молча, устремив глаза в пол. Тогда он на автомате тихо произнес:

— Спокойной ночи, мам.

Она так и не ответила ему сразу — все еще погруженная в свои мысли. Было видно: она размышляет о чем-то важном или просто переживает за сына. Чонгук почувствовал легкое напряжение и решил оставить это без лишних вопросов.

Он открыл окно чуть шире, выключил настольную лампу и лег на кровать. Теплое одеяло укрыло его полностью; он повернулся на бок и закрыл глаза. Но сон так и не пришел быстро — мысли были заняты предстоящим днем: делами, встречами, возможными событиями... Он пытался отвлечься от всего этого внутренним спокойствием, но ум продолжал работать.

Внутри его царила тихая борьба: желание отдохнуть и подготовиться к завтрашнему дню боролось с навязчивыми мыслями о будущем и внутренней тревогой. И все же он знал: завтра будет новый день — с новыми возможностями и вызовами. А пока оставалось только надеяться на спокойствие ночи и немного отдыха перед предстоящими испытаниями.