Лекарство

Внутри клуба все застлано сигаретным дымом. Оштукатуренные стены больших помещений окрашены в темно-фиолетовый цвет, из-за ультрафиолетового и неонового освещения кажется, что густые тени создают эффект глубины. Мимо меня проходят люди, их болтовню заглушает музыка - тяжелая пульсация басов бьет по ушам, оглушает. Я полностью поглощена этим - я и забыла об этом, о чем-то темном внутри меня. О той части меня, которая привыкла грустить, и, быть может, все еще грустит.
Джеймс приобнимает меня за талию и указывает на свободный барный столик. Я сажусь, а он стоит рядом со мной, оглядывается по сторонам.
- По правде говоря, меня не привлекают такие развлечения, - говорит он. Похоже, он не чувствует ту печаль, что чувствую я. Его не привлекают такие вещи, и я снова вспоминаю наше утерянное прошлое и думаю, что о нем могут рассказать такие моменты, как этот. Быть может, Джеймсу никогда не было грустно. Может, это мне всегда было грустно. В какой-то момент я чувствую, что выпадаю из реальности и хватаюсь за рукав футболки Джеймса, чтобы удержаться, вернуться назад, в реальный мир.
Теперь мне нужно хорошенько спрятать свою неуверенность, потому что Джеймс целует меня в макушку головы, легонько проводит рукой по черным сетчатым чулкам и шепчет, что он скоро вернется. Я не хочу, чтобы он уходил, но ничего не говорю, и он исчезает. Здесь я чувствую себя уязвимой, обнаженной. Напротив меня, в кабинке, сидит парочка, они целуются, тесно прижавшись друг к другу, и не обращают внимания на остальных. Я отвожу глаза, но замечаю в толпе потерянные взгляды. Я читала листовки Программы, те, что моя мать оставляла у телефона. В Программе говорят, что зараженные обычно выказывают все признаки ненормального поведения, включая половую распущенность, гнев или депрессию. Может, добрым докторам и не приходило в голову, что влюбленные просто хотят друг друга, злятся или расстраиваются. Это не всегда болезнь.
И когда я думаю об этом, я замечаю парня, который стоит, опершись о стену, с пирсингом в губе и на брови. Он смотрит по сторонам, и его темные волосы наполовину закрывают лицо. Может, дело в том, как он стоит или в обстановке, но его отчаяние бросается в глаза.
Я вспоминаю, где я, и внезапно музыка становится слишком громкой, воздух слишком прокуренным. Я опираюсь локтями о стол и прячу лицо в ладони. Я едва справляюсь с тревогой, которая снова всколыхнулась во мне, когда чувствую, что рядом кто-то есть.
- Ну ты и зануда, Слоан, - говорит Даллас. В руках она держит чистый пластиковый стаканчик с ярко-красной жидкостью. Очевидно, в клубе опасаются давать своим членам стеклянную посуду. Даллас медленно отпивает из стаканчика, пробегает по мне взглядом и останавливается на красном шраме на моем запястье. Зрачки у нее как булавочные головки, и я думаю, под чем она - это просто алкоголь или наркотики.
- И сколько раз ты пыталась покончить с собой? - спрашивает она.
С моих губ слетает слабый стон: ее вопрос приносит боль, которую я не могу связать с определенным воспоминанием. Но я внезапно начинаю ненавидеть ее. Я отчетливо понимаю, что она делает, как она пытается спровоцировать меня.
- Ты отлично знаешь, что мне не вспомнить, - говорю я, - но уверяю тебя, сейчас я не собираюсь кончать с собой - если ты на это надеешься.
Даллас усмехается, снова отпивает из стаканчика.
- И зачем мне это, как думаешь?
Я смотрю в сторону Джеймса, который стоит у бара, протянув деньги бармену с татуировками и подозрительно глядя на красную жидкость в стаканчике. Даллас цокает языком.
- Да ну, Слоан, - говорит она, склонившись ко мне, и мы смотрим на моего парня, - если бы я хотела Джеймса - по-настоящему хотела - чтобы получить его, мне было бы не нужно, чтобы ты умерла.
Я готова выбить стаканчик из ее рук и сказать, чтобы она протрезвела до того, как я вышибу из нее дух, но к нам подходит Джеймс, ставит передо мной стаканчик. Он даже не замечает Даллас.
- Понятия не имею, что это, - говорит он, - но тут подают только этот напиток.
- Это называется Bloodshot (аналог «Кровавой Мэри» - прим. перев.), - говорит Даллас. - Ты от него начинаешь чувствовать.
Она ухмыляется, когда Джеймс смотрит на нее через плечо, ее губы испачканы в красной жидкости. Кончиками пальцев она гладит Джеймса по плечу, а он, не убирая руку, смотрит на нее, как будто она выжила из ума.
- Увидимся позже, - шепчет она ему и уходит, а другие парни в клубе - включая и того, что стоит у стены - провожают ее взглядами. Когда Даллас уходит, Джеймс садится.
- Что, блин, с ней не так? - спрашивает он, берет стаканчик и нюхает жидкость перед тем, как сделать осторожный глоток.
- Она чокнутая, - говорю я и выпиваю из стаканчика, чтобы отбросить сомнения и тревогу. Вначале вкус невероятно сладкий, и я корчу гримасу, проглотив ее. Я не верю Даллас. Она не могла бы получить Джеймса - даже если бы я была мертва. Джеймс тяжело вздыхает, рассматривает напиток.
- Крепкий, - говорит он, отодвигая его в сторону.
Я киваю и делаю еще один глоток. Горло и грудь мне обжигает - но мне это нравится. Мне нравится, как быстро напиток заставляет мое тело расслабиться, мысли спутаться. Я допиваю и смотрю по сторонам, а Джеймс пододвигается ко мне и шепчет в ухо, и его рука ложится мне на колено.
- По-моему, этот тип принял что-то покрепче, - говорит он и показывает на парня, за которым я наблюдала. Но я потеряла интерес к парню-самоубийце.
У меня кружится голова от удовольствия и, когда Джеймс гладит пальцами мою кожу, от желания. Он еще не успевает закончить фразу, а я оборачиваюсь и целую его, только на секунду сбив его с толку, а потом его пальцы зарываются мне в волосы, его язык оказывается у меня во рту. Мир вокруг нас блекнет, и остаемся только мы, между поцелуями мы бормочем признания в любви. Я так много чувствую и почти не думаю. Скоро я встаю со стула и мы танцуем, смешавшись с толпой, Джеймс прижат ко мне, а музыка строит стену вокруг нас.
Красные напитки. Печальные глаза. Я целую Джеймса, пробегаюсь пальцами в его волосах, и мне так хочется, чтобы мы оказались в другом месте. Так и есть. Джеймс ведет меня по темным лабиринтам коридоров и прижимает к холодной стене. Когда он кладет мое бедро себе на ногу, у меня перехватывает дыхание. Он целует меня в шею, в плечи.
- Джеймс, - я глубоко дышу, я почти растворилась в своих чувствах, когда меня ослепляет яркий свет.
- Эй! - кто-то громко кричит. Джеймс встает напротив меня, но оборачивается к свету, подняв руку, чтобы прикрыть глаза.
- Вам двоим тут нельзя быть, - говорит человек.
Я слишком долго сосредотачиваю взгляд и вижу, что мы находимся в какой-то задней комнате, среди ящиков и коробок. Я касаюсь ладонью голого цемента стены, а через приоткрытую дверь светят лампы в клубе. Я не пьяна. Со мной происходит что-то еще, что-то лучше.
- Я думаю, они что-то добавили в напиток, - бормочу я, а Джеймс отходит от меня. Я пытаюсь поправить одежду, но едва не падаю на высоких каблуках, и Джеймсу приходится схватить меня за руку. Он еще разгорячен и только через секунду понимает, о чем я говорю.
- Уверена? - спрашивает он. В растерянности смотрит по сторонам, на меня, и потом тихо чертыхается.
- Ага, точно, - соглашается он. Я позволяю ему отвести меня к вышибале, который держит дверь открытой. Когда мы проходим мимо, он качает головой, больше обеспокоенно, чем сердито.
- Оставайтесь в клубе или топайте домой, - говорит он нам вслед. Джеймс усмехается и отвечает, что сделает все возможное.
Мы снова заходим в накуренное помещение, и Джеймс останавливается, чтобы оглядеться. Нас окружают тихие голоса и громкая музыка, и я снова растворяюсь в них. Я нахожусь в гиперреальности, где все правильно и ничто не может причинить боль. Мне это нравится.
- Ты в порядке? - спрашивает Джеймс, беспокойно нахмурившись. Я хочу прикоснуться к нему и кладу ладонь ему на щеку. Я думаю о том, как сильно я люблю его и перед тем, как сказать ему это, я встаю на цыпочки и целую его.
- Я хочу тебя, - бормочу я. Внезапно я понимаю, что нуждаюсь в нем, нуждаюсь в этой близости так, как никогда раньше. В силе наших объятий, в его губах, прижатых к моим -
- Слоан, - говорит Джеймс, отводя мои руки от себя. Он наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза и улыбается. - Хотя больше всего на свете я хочу снять с тебя этот нелепый наряд, я бы хотел сделать это наедине.
Он кивает подбородком на происходящее вокруг нас, и я вспоминаю, что мы на людях. Я потираю лоб, пытаюсь разобраться в ощущениях. Быстро моргаю и смотрю на Джеймса.
- Экстази? - спрашиваю я.
- Наверное. Но я не понимаю, зачем они добавляют его в напитки. В любом случае, надо убираться отсюда. Давай найдем Даллас.
Когда он говорит о ней, я кривлю губы, но мы все равно начинаем ходить по клубу и искать ее. Все лица словно в тумане, и чем больше я пытаюсь сосредоточиться на них, тем сложнее это становится. Лица накладываются на лица, повсюду голоса - в моей голове. Я замедляю нас, так что Джеймс прислоняет меня к стене.
- Жди здесь, - говорит он, - я сейчас вернусь.
Я смотрю, как он растворяется в толпе, потом прислоняюсь к стенке и закрываю глаза. Сладось красного напитка поблекла, оставив после себя металлический привкус.
- Гадость, - говорю я, жалея, что у меня нет бутылки воды.
- Это фенилэтиламин, - кто-то говорит рядом со мной, - среди прочего.
Я не особенно удивляюсь, увидев парня с пирсингом. Он поворачивается ко мне лицом, и вблизи я вижу, что его глаза еще темнее, но не такие уж и безжизненные.
- Предполагается, что наркотики введут нас в эйфорию, прогонят депрессию, - говорит он, - но по-настоящему они всего лишь сносят нам крышу.
- Я заметила, - говорю я, заинтересовавшись его лицом. Мне хочется дотронуться до одного из его колец, но потом я сжимаю кулак, чтобы отогнать эту мысль.
- А это законно, что они дают нам наркоту? - спрашиваю его.
- По закону мы даже не должны быть тут, так что мы просто не можем их сдать.
- Точно.
Хотя я и знаю, что сама не своя, мне нравится это чувство - беззаботная легкость. Печаль, с которой я пришла сюда, исчезла. Как будто мне больше никогда не будет грустно. Я чувствую себя неуязвимой. И мне интересно, происходит ли то же с этим парнем.
- Как тебя зовут? - спрашиваю я его.
- Просто зови меня Адам.
Ты так говоришь, как будто это не твое настоящее имя.
- Он кусает губу, чтобы скрыть усмешку.
- Нет. Знаешь, для того, кто выпил целый Bloodshot, ты достаточно умна.
- Или, может быть, ты просто общаешься с дураками.
Он смеется, подойдя ко мне поближе. Когда он вздыхает, я понимаю, что губы у него не окрашены в красный - в тот оттенок, в который окрасились губы Даллас (и мои тоже?) от напитка. Пил ли он его?
- Нам нужно убираться отсюда, - говорит Адам, показывая на дверь. - У меня есть машина, и дома очень уютно. Ты где остановилась?
Он говорит это в открытую, даже хотя просит меня уехать с ним. И, быть может, я бы просто отмахнулась от него, сказала бы, что Джеймс ему задницу надерет, но меня беспокоит то, что он не говорит мне своего настоящего имени. Я едва не спрашиваю его об этом, но тут появляется Джеймс, он выходит из толпы, а вслед за ним идет Даллас - держась за руки с парнем с сиреневыми волосами, в очень уж обтягивающих джинсах.
Джеймс подозрительно смотрит на меня и Адама.
- Этот разговор закончен, - бормочет он и отводит от стены. Я и не замечала, как она помогает мне стоять на ногах.
- Тебе не стоит разговаривать с незнакомцами, - тихо говорит Джеймс, глядя в сторону Адама.
Даллас наконец догоняет нас, отпустив своего спутника.
-Я еще не ухожу, - заявляет она. Я хочу возразить, но она широко улыбается и протягивает ключи, которые висят у нее на пальце.
- Но вы двое идите, - говорит она, - я поеду на другой машине.
Она кивает на парня рядом с ней.
- Это кажется чистейшим безумием, но прямо сейчас я не хочу спорить. Это место подавляет, завораживает... усыпляет. Джеймс берет у нее ключи, и мы идем к ее машине. Я слышу голос Адама.
- Доброй ночи, Слоан, - зовет он меня. Я оборачиваюсь и машу ему рукой, потому что он же не полный отморозок.
- И тебе.
Я следую за Джеймсом, беру его за руку, когда мы проталкиваемся через толпу, которая жаждет попасть внутрь. И только когда мы оказываемся на улице и нас овевает ночная прохлада, у меня по спине пробегают мурашки, и я оглядываюсь на здание. Потому что я понимаю... что не говорила Адаму, как меня зовут.