Глава 2
Мы выбрали роддом – в спальном районе, близко от окраины города. Полчаса пешком до нашего сарая. Мы бы быстро донесли украденного младенца и остались незамеченными.
Тексты древних заклинаний для ритуала мы брали из священной книги. Дедушка Альберта постарался, расписывая всё подробно. Один нож. Три чёрных свечи, не освящённые в церкви. Один невинный младенец, желательно, христианский.
– Как мы определим, христианский ли младенец? – спросила я Нину.
Мы сидели на лавочке около роддома и ели мороженое. То есть, делали вид, что просто едим мороженое. На самом деле мы, конечно, наблюдали за зданием.
– Не знаю. Их обычно крестят после роддома.
Специально для наблюдения мы замаскировались. Мне пришлось взять у мамы красный кардиган. Нина надела синюю юбку и свитер – слишком толстый для тёплого сентября. Пусть прогнозисты обещали резкое ухудшение погоды, но не на этой неделе. Не к нашему ритуалу.
Синяк с лица Нины почти сошёл, но она всё ещё носила очки.
Меня начали терзать сомнения. Что если К. всё-таки требует христианского младенца? Может ли ритуал не сработать? Ведь тогда нам придётся снова ждать полнолуния, красть другого младенца, целый месяц потерян!
Но Нина успокоила меня.
– Не волнуйся. По статистике 80 процентов населения считают себя православными. Возьми почти любого младенца – будет христианским.
– Ну-у...
– Я с Альбертом говорила, он согласен.
Если лидер был согласен, то и я тоже.
Нина тем временем одёрнула рукава свитера и достала из сумки телефон. Я занялась своим мороженым. В роддоме ничего интересного не происходило. За полтора часа, что мы тут просидели, наружу вышла всего одна компания с ребёнком. Улыбающаяся женщина, множество цветов, младенец в синем конверте. Неужели она считала, что может сделать этого ребёнка счастливым? А если бы что-то произошло? А если бы она случайно погибла, пока он был молод, бросив его на растерзание жестокому миру...
– Чёрт! – голос Нины оторвал меня от мрачных мыслей.
Я повернулась к ней. Она смотрела на экран телефона и хмурилась.
– Слушай, можно я сегодня у вас переночую? Мне лучше не идти домой, понимаешь?
К сожалению, я понимала.
– Конечно. Мама будет не против. Я постелю тебе, как обычно.
– Спасибо! – она бросила телефон в сумку и попыталась улыбнуться.
Улыбка вышла откровенно вымученной, но я улыбнулась в ответ.
Итак, с Ниной у нас всё шло хорошо. Отношения с лидером тем более меня устраивали. С Даниилом всё было сложнее.
Мы учились на смежных специальностях и часто отсиживали лекции в одном потоке. Я всегда уходила на задние ряды. Лекции меня не слишком интересовали. Какой был смысл во всех этих знаниях и формулах, если приближался конец света? К тому же, на последних рядах меня никто не беспокоил.
Раньше мы с Даниилом сидели вдвоём сзади. Даже держались за руки или говорили о чём-то. Расставшись со мной, он начал устраиваться в центре аудитории, в самом скоплении народа. А я оставалась на «галёрке» и иногда думала о тех днях, когда мы целые лекции проводили так близко друг к другу.
О всём этом мне стоило бы забыть.
Итак, он сидел в середине, и я поймала себя на том, что смотрю на него. Очки он снял и положил на стол рядом. Вокруг него собралось столько людей, и девушек тоже. Странно. Раньше я не замечала, что он такой общительный. Взгляд цеплялся за одну странность: Даниил надел синюю рубашку.
Конечно, Культ не требовал строгого дресс-кода. Но я носила только чёрное, как принято.
А ведь недавно он приехал к Алю в сером. В сером на ночь ритуалов! Да что с ним было не так?
Я не хотела думать об этом, но Даниил будто специально попадался мне на глаза. Я забежала в буфет, за водой и шоколадом, а он уже там – сидит со своей группой. Они шутили о чём-то, обсуждали какие-то мелочи, глупые и абсолютно бесполезные перед ожидающей нас бездной.
Я хотела кинуть на него осуждающий взгляд, но он не обращал на меня внимания. Хотя, так даже лучше. Мне нужно было не копаться в своих прошлых отношениях, а обдумывать план похищения младенца. День «Икс» был назначен уже на пятницу. Идея Нины: она сказала, что по пятницам все думают о выходных и работают спустя рукава. Нам это играло на руку.
Выходя на дело, мы с Ниной снова переоделись в яркую одежду. Альберту пришлось нацепить ужасный рыжий парик – слишком много горожан знало его лицо. Он жаловался на то, что жарко, но иначе было нельзя.
Мы не могли быть пойманными.
К. нам бы этого не простил.
***
Накануне ночью мне снилась дамба за городом. Её прорвало пару лет назад во время шторма. Тогда погибло шесть рабочих – все, кому не повезло оказаться рядом.
Во сне я стояла у кромки воды. Надвигались чёрные облака, дул ветер – такой холодный, что кожа покрывалась мурашками.
Он звал меня из глубины. Из места, откуда не возвращаются. Его голос, такой привычный и спокойный, шептал моё имя.
Темнота сгущалась, но я не стала ждать, пока она окружит меня. Я бросилась в толщу воды. К нему.
Но проснулась до того, как ударилась о тёмную холодную поверхность.
Мама была сонной за завтраком. По телевизору обещали жару перед сильными дождями на следующей неделе. Потом я надела уродливую красную блузку и пошла к роддому.
Альберт в рыжем парике; Нина в зелёном трикотажном платье. Оно было ей мало – и моя подруга постоянно одёргивала слишком короткие рукава, чтобы скрыть синяки на запястьях. Выглядели мы странно, но никто не обращал на нас внимания – пока что. Мимо призраками проносились врачи в белых халатах или бесшумно проскальзывали беременные, держась за животы.
Мы трое беспрепятственно добрались до второго этажа.
Пару дней назад мы отвергли несколько безумных планов с проникновением через окно или по пожарной лестнице. Наконец мы решили, что чем проще, тем лучше. Конечный план был таков: зайти внутрь, соврать, что мы навещаем знакомую, и утащить первого же беспризорного младенца.
– Главное, чтобы нас не запомнили, – говорил Аль. – Не смотрите никому в глаза. Не говорите громко. Ни в коем случае не смейтесь.
Вряд ли в похищении ребёнка было что-то смешное.
План отлично сработал. Нам не пришлось даже врать: никто не собирался спрашивать, кто мы такие и что делаем в роддоме. Ряд приоткрытых дверей вёл в палаты, но везде, куда мы заглядывали, за детьми следили матери.
Нам совсем не хотелось встретиться с какой-нибудь молодой мамашей. Она могла бы поднять крик...
– Смотрите! – громким шёпотом позвала Нина.
Она стояла на пороге палаты для двоих. То есть, теоретически там могли лежать двое: мать и ребёнок. Но мать куда-то отлучилась, о ней напоминало только смятое покрывало на кровати. А младенец спал в белой больничной колыбели.
Мы на цыпочках вошли в палату и прикрыли дверь. Ребёнок даже не проснулся. Как легко – схватить его, унести к себе, зажечь благовония в сарае и достать ножи. Положить младенца на жертвенник. Всё ещё спящего, христианского – наверное – младенца. Всё для повелителя нашего К.
Нина шмыгнула носом. У неё глаза были на мокром месте.
Я представила, как заношу нож над несуразно большой головой.
И Альберт, нарушая свои же правила, воскликнул:
– Что стоите, берите его!
Я должна была послушаться лидера. Взять ребёнка – каким бы беззащитным он не был – и принести его в жертву.
Но я сказала:
– Бери сам.
Альберт протянул к ребёнку руку – и застонал. Я впервые видела его таким.
Младенец заворочался, сжимая маленькие кулачки. Такой розовый, мягкий и живой.
Нина вцепилась в моё плечо. Она сжимала всё сильнее и сильнее, будто хотела передать мне свои синяки.
– Я не могу, – прошептала она. – Ему же будет больно, больно, понимаете?
«В этом вся суть! – хотела воскликнуть я. – В боли, страданиях, смерти, К. питается ими. Если хочешь быть хорошим культистом, дари всё это своему богу!»
Но я не смогла перебить Нину. А она всё шептала:
– Я никогда не смогу убить его. Это страшно, вы понимаете? Когда тебе угрожают ножом, или молотком. Когда он говорит, что сломает тебе пальцы просто так, потому что ему этого хочется...
Аль резким движением сорвал с себя парик. Рыжие лохмы повисли в его руке, будто снятый с кого-то скальп.
И он сказал:
– Пошли.
На младенца мы даже не оглянулись.
***
Альберт уверенно шёл через город – будто сам К. направлял его. Нам оставалось только следовать за лидером. Нина всё ещё шмыгала носом. Я держала её за руку и пыталась понять: куда мы спешим? Что происходит?
Но никто не отвечал мне.
Наверное, К. не хотел разговаривать с жалкой культисткой, которая не могла даже украсть ему жертву.
– Это здесь? – Альберт остановился у подъезда. – Здесь, так?
– Это мой дом, – прошептала Нина. – Но...
– Какой этаж? Скажи, бога ради!
– Зачем? Что ты хочешь?!
Прохожие начали оглядываться на нас.
Альберт посмотрел на Нину. И на пару секунд мне показалось, что это не он. Я смотрела на лидера и снова падала в чёрную воду. И его голос из глубин сказал:
– Я делаю то, что нужно.
И Нина назвала этаж.
Я не хотела в этом участвовать. Как бы я не желала помочь Нине – я не была готова. Но что-то заставило меня войти в квартиру. Наверное, та же сила, что вела вперёд Альберта.
Стоило Нине перешагнуть через порог, она сжалась. Опустила голову, обхватила себя руками. Будто испуганный ребёнок, над которым долго издевались.
Я обняла её, пытаясь успокоить, пока Альберт искал дверь на кухню. Около шкафа в коридоре кто-то оставил садовую лопату.
Альберт подхватил её, взвесил в ладони.
Мы замерли в коридоре. Я прижимала к себе Нину и представляла, что мы не здесь. Мы в темноте, мы глубоко под водой, где нас никто не достанет. Где нам не будет грустно или страшно, где наши сознания сольются с разумом К., и мы будем существовать вместе, бесконечно...
Аль сжал лопату и нехорошо усмехнулся. Нина зажмурилась, я тоже хотела закрыть глаза, но слишком поздно.
Через приоткрытую дверь кухни я увидела её отца в компании нескольких бутылок.
А потом остались только звуки, пробивающиеся сквозь толщу воды.
– Если ты ещё хоть раз её тронешь, если я увижу на ней хоть один синяк, я отрублю тебе голову и скормлю её рыбам!
Это кричал Аль, нет, это говорил К. через него. Голос древнего бога эхом отдавался от стен, резонировал в трубах.
– А пока, получай, – отзвук удара. – Что, больно? А как это, избивать свою дочь, постоянно, каждый день?!
Нина снова начала шмыгать носом. Я сильнее сжала веки.
– Я жалею только об одном, что не пришёл сюда раньше. Но сегодня, тебе не повезло. Никому не повезло!
Удар, звон стекла и – всё кончено.
Я открыла глаза. Альберт выскользнул из двери кухни и бросил лопату на пол.
– Всё будет хорошо, – сказал он беззвучно плачущей Нине. –
Она сильнее прижалась ко мне. А у меня вырвалась только одна фраза.
– Это же её отец...
Альберт вздохнул. Он снова превратился в себя: спокойного и отстранённого.
– Я знаю. Но иначе нельзя, понимаешь?
Пусть так, я не хотела это принимать.
Мне оставалось только молиться К., чтобы он дал мне сил пережить этот день.