Долгожданная встреча
Друзья проснулись в состоянии серьёзного похмелья. Они напоминали солёных слизняков. Илья встал и, открыв кран, присосался к нему. Он пил воду с закрытыми глазами, будто заснув. Давид лежал на полу, все его вещи до сих пор не были перевезены. Он уже думал о том, что больше их, наверное, не увидит. Он встал и отправился в туалет. Так начиналось их последнее мирное утро.
Давид вышел из туалета и отправился на кухню, где Илья до сих пор пил воду. Он отодвинул его от крана и, взяв в руку стакан, подставил его под освободившуюся струю. Штерн со стаканом ледяной воды, от которой сильно ломило зубы, сел за стол и маленькими неторопливыми глотками стал пить. Илья, наконец, оставил в покое кран и закрыл его. «Оооооой...», – протяжно произнёс он, облокотившись всем торсом о кухонный гарнитур.
— Что-то мы вчера не на шутку переборщили, – сказал Илья, посмотрев на своего друга. Его настигла икота.
— Это точно, но так и должно было быть, – вяло ответил Давид.
Илья тоже сел за стол. Они сидели молча. После лейтенант включил чайник.
— Слушай, – икота вновь дала о себе знать после этой фразы, – ты вчера говорил вроде о каком-то концерте.
Давид молчал, не отрывая взгляда от края дорожки, которая лежала в левом дальнем углу комнаты. После он всё же вернулся.
— Ах да, сегодня мы пойдём на концерт, – сказал он утвердительно, не задумываясь ни на секунду.
— Что за концерт? – спросил Илья, выключив чайник и направившись за двумя кружками и ложками.
— Когда я работал в штабе, – начал Давид, – каждый свой вечер проводил в близлежащем баре, попивая виски, бренди, иногда заказывая кальвадос. И как-то раз в этот бар забежал смышлёный парень, с которым мы познакомились. Он располагал к себе, и, несмотря на короткий разговор, состоявшийся между нами, он сказал, что мы обязательно встретимся и закончим этот разговор.
— А ты не думаешь, что билеты уже раскуплены, ведь сейчас люди хватаются за любую возможность развлечься.
Давид, протрезвев, посмотрел на время и резко покинув своё место, сказал:
— Ты прав, поехали.
— А чай? – спросил Илья, уже налив в кружки крутой кипяток.
— Потом хоть запейся, а сейчас не до этого, надо спешить, пока такие же, как мы, любители «антигрустина» не очухались, – сказал Давид, застёгивая лёгкую курточку, так как на улице было пасмурно.
Любитель утреннего чая не стал отказывать своему другу и тоже стал собираться в путь.
Город был пуст, редко когда на глаза попадался пьяный призрак. Тишина продолжалась до того, пока друзья не пришли в центр. Здесь уже царила иная атмосфера. Люди кричали, пели, матерились. Звук был таким же неприятным, как и запах в этом месте. Все было пропитано спиртом и дешёвым пивом. Некоторые мужики были уже настолько пьяными, что спали прямо на дороге.
Офицеры шли сквозь толпу пешеходов, ощущая чувство ответственности за всех людей. Ведь их служба заключается в их охране, а они отдыхают. Но они не просили отпусков, им сказали, что пока они могут отдыхать. Тем более, что вот-вот начнется война, и первыми, кто примет удар, будут военные. После того как они прошли сквозь толпу на главной дороге, боль от увиденного несколько ослабла.
Давид и Илья зашли в помещение магазина, где находилась билетная касса, и стали искать её глазами. В окошке маленькой будки виднелся дремлющий человек.
— Уважаемый, проснитесь, – строго сказал Штерн.
Паренёк приподнял голову и, прищурившись, пробубнил:
— Чё так орать-то сразу? Совсем уже сбрендили! – сказал он и уткнулся в столешницу, обклеенную афишами.
— Нам билеты нужны, – сказал Давид, сверля взглядом пьяного паренька.
— Очень интересно, – промычал кассир.
— Что интересного? Ты продашь билеты, твою мать? – повысив голос, обратился к нему Давид.
— Не надо на меня орать! Я и так устал, – ответил продавец, не поднимая головы.
— Продайте, пожалуйста, два билета, – попросил Давид, сжимая кулаки.
— О Боже! – парень поднялся со стула и открыл ящичек. – Куда вам? – спросил он, достав пачку билетов.
— Два билета на Романа Кострого, – сказал с ухмылкой майор.
Паренёк вырвал из пачки два ярко-красных билета и вручил их Давиду.
— Сколько я должен? – спросил Давид, положив в карман билеты.
— Слушай, – возмутился торговец эмоциями, – ты мне дашь поспать, а? Бери и иди отсюда, не нужны мне деньги. – Скинув билеты со стола, он продолжил спать.
Давид был удивлен, ведь билеты были недешевые, но он не стал спорить дальше, видимо у продавца вчера тоже была "веселая ночка", друзья покинули здание.
А в принципе, зачем сейчас кому-то деньги? Они и так после утраты женщин почти потеряли смысл. Раньше они являлись показателями статуса. Все мечтали, чтобы в карманах имелись толстые пачки этих ценных бумаг. Они давали возможность приобрести просторный дом, быструю машину, большой телевизор, вкусную еду. Почти всё можно было купить за деньги. А сейчас, что на них покупать? Дома и так пустые, машины не выпускают, каналы навсегда прекратили свою трансляцию, еда перестала быть вкусной, а женщины вообще исчезли. Посредством денег люди могли доказать что-то друг другу. Что доказывать сейчас? Да и ради чего доказывать? Мужчины тех лет не смогли бы ответить на эти вопросы, но сегодняшние способны утверждать, что деньги вовсе не нужны. Один мужчина изменил историю, истребив их всех до единой. Наверное, он уверовал в своё собственное божество, но не подумал, что король без королевства – пастух, Бог без неба – человек, мужчина без женщины – заблудший странник в пустом и мерзком мире. Деньги – бумага. На бумаге пишут, но не как не коронуют, боготворят и не берут её в жены. Глупцы, наконец, поняли, почему они несчастны...
У Давид в кармане лежали билеты, и он был счастлив. Счастлив не тому, как они ему достались, счастлив, что они у него есть. «Надеюсь, он не забыл меня», – проговаривал он про себя. Если Роман уже забыл его, то Штерн будет самым несчастным, ведь он так долго ждал этой встречи. Илье было всё равно, он не знал Рому и шёл на этот концерт ради друга. Он шел по дороге и смотрел на асфальт, который становился мокрым. Полил дождь.
Лаборатория
— Сэр, извольте выбрать, – предложил паренек Хольту.
— Я что, ещё могу и выбрать? – удивленно спросил изнуренный «полководец».
— Естественно, друг мой, – ученый больше не воспринимал Хольта всерьёз, ведь он уже добился разрешения, а своим обещанием сам сделал офицера зависимым от себя. По сути, он вообще никого не воспринимал, поэтому обращался к нему как ему вздумается, и это раздражало генерала. «Вы можете выбрать любую, на ваш вкус и цвет. Кстати, насчет цвета я не пошутил», – засмеялся Евгений. – Но вы же говорили, что у женщины должен был быть ребёнок, поэтому выбирайте из тех, у кого он был».
Паренек вручил ему папочку желтого цвета. В папке были досье на каждую девушку, так как девушек было много, информация о каждой была краткой, умещалась на одной странице. А в левом углу была маленькая фотография. Хольт жадно листал книгу, словно муж-алкоголик, который спрятал от жены заначку и сейчас не может её найти, чтобы опохмелиться. Все девушки казались ему какие-то невзрачные, а он желал истинной красоты. Долгие поиски привели его к девушке, которую он искал. У неё были чёрные, как ночь, волосы, и это был не просто черный цвет, это была настоящая тьма, которая могла покрыть собой весь мир. Серо-зелёные глаза были не слишком выдающимися, однако внушали ему доверие, уют и спокойствие. Маленький тонкий нос, проработанный до мельчайшей детали, каждый миллиметр её лица был точен и уникален. Брови напоминали в меру продолговатые рощицы, которые озарила та самая тьма её волос. А губы... Словно две волны нежно-красного моря прибились к плавно развевающимся дюнам. Это была не девушка, это была целая вселенная. Хольт молча подвинул открытую папку к пареньку и указал пальцем на фотографию.
— О, понял, сделаем, – отрывисто, но деловито сказал парень. – Только вот в чём незадача: её память я восстанавливаю вместе с ней. И если она будет знать, что она твоя только потому, что ты её пожелал, у тебя будет рабыня, а, я надеюсь, тебе этого не нужно? – не услышав скорого ответа, он осуждающе посмотрел на генерала.
— Конечно нет, – будто оправдываясь, сказал Хольт.
— Отлично, поэтому, я должен вложить в её сознание образы. Если она услышит своё имя, то всё в памяти воспроизведёт. С чужим же именем у неё будут все инстинкты работать подсознательно. Это значит, – стал медленно объяснять он, – она вспомнит, что у неё есть муж, но ещё не знает, какой он был, почувствует себя матерью, но пока не знает даже пола своего дитя. В общем, ты в неё будешь сам закладывать образы, понял?
— Да понял я, понял, – опять бормоча под нос, ответил офицер.
— Только не говори ей её настоящее имя, хоть имя у неё и русское, но всё же странное, думаю, тебе будет легко оградить её от этого слова.
— А как же мне её тогда называть?
— Ох и чудак... – качнув головой, начал ученый. Да как тебе вздумается, хочешь, я не знаю, Викой назови, по внешности она олицетворяет нашего противника – такая же нежная, но всё же властная, есть в ней что-то запредельно загадочное.
— Хм, отличная идея, – начал Хольт, довольствуясь предложением Евгения.
— Ну всё, больше не задерживаю, в следующий раз уже уйдёшь вместе с ней. Только форму принеси, а то во что её ещё одевать? – порой казалось, что Лортраус общается с генералом, как с полнейшим дураком.
— Ладно, – угрюмо и отрывисто ответил офицер.
День мало-помалу подходил к вечеру. Люди не умолкали, в центре царила такая же вакханалия, как и утром. Город напоминал настоящий ад. Место, окутанное вечной тьмой, где обитали неадекватные существа, которые ни перед чем не остановятся, если им что-то нужно. Полиция перестала функционировать со вчерашнего дня: какой толк, если все эти люди всё равно скоро отдадут свою жизнь? Задумка властей – избавиться от гнетущей реальности и воссоздать новый мир. Президент верил в «Гиртид». Эти люди скоро навсегда покинут этот мир, на их место придут новые. Но чтобы всё получилось, нужно было убрать соперников, поэтому победа в войне была святой целью. А как воевать, если почти всё население будет сидеть в тюрьме за дебош и вандализм?
В части было тихо и спокойно. Подполковник перебирал бумаги и готовил документацию на случай войны. Солдатам дали отдых, они занимались чем хотели. Кто-то играл в карты, ктото пил в сушилке, одни разговаривая с сослуживцами, а другие спали. Андрей Степанович не встревожился, он ждал эту войну, зная, что не входит в проект нового мира и от него явно рано или поздно избавятся. Офицер жаждал своей смерти на поле боя. Он представлял себя лежащим среди всех событий с простреленным животом и чувствовал, как искра жизни покидает его и он, щурясь, смотрит последний раз на солнце, лучи которого сквозь закрытые ресницы распадаются в последний раз на разноцветный спектр.
Давид и Илья уже были в Доме культуры, до концерта оставалось ещё полчаса. Они молча сидели в креслах и смотрели на ещё пустую сцену.
— Я до сих пор не до конца понимаю, зачем мы сюда пришли, ведь могли просто сидеть дома, попивать виски и думать о завтрашнем дне, – после долгого молчания ухмыляясь начал Илья.
— Ты просто с ним не знаком, он неординарный парень, и я бы хотел с ним немного пообщаться, – ответил Давид, как будто объяснял, как маленький мальчик, что в его руках не палка, а меч, которым он пронзает тысячи своих врагов. – Да и почему собственно не разнообразить себя пищей для души, мы же не алкаши, чтобы всё заливать спиртным. Может, это вовсе наш последний концерт в жизни... – Давиду стало немного грустно.
— А для меня это ещё и первый, я никогда не бывал на таких мероприятиях, – сказал Илья.
— Как же так? – не на шутку удивился Штерн. – Ты никогда не бывал на концертах?
— Ну нет, – уже стыдясь, подтвердил Илья.
— Ты никогда не испытывал глубокое чувство эйфории, находясь в трезвом состоянии? – глядя ему в глаза, продолжал майор. – Никогда не удивлялся тому, что звук, который исходил из наушников, был создан человеком, который находится от тебя в шаговой доступности?
— Слушай, отвянь, а? – сказал уставшим голосом старший лейтенант. – Что это такое, твою мать, ну не был я на концертах, и что с того?
— Да ничего, просто грустно, я в твоём возрасте жил на этих концертах, не мог и представить, чтобы в течение месяца не был хоть на каком-нибудь.
— Люди разные, я люблю слушать звуки природы, шелестящий свист ветра, запутавшегося в макушках сосен, шум воды, которая бьётся о камни, ещё много чего, – после этих слов Илья вновь повернулся к сцене.
— Это, конечно, сильно, но это другое, – протяжно, с дружелюбной улыбкой произнес Давид.
Зал уже был полон. Людей было немного, потому что в такое время их мало интересовала музыка. Давид и Илья сидели в центре и могли полностью лицезреть всё событие. До начала концерта оставалось пять минут, свет в зале уже потух, электрические лучи освещали лишь небольшую сцену.
Настал момент – занавес поднялся, и Давид увидел того самого потрепанного музыканта из прошлого. Он был одет в черную рубашку, черные джинсы, а на ногах выделялись белые кроссовки. Роман вышел вперёд, поклонился и вернулся обратно. Он щёлкнул пальцами, музыканты заиграли. Зал наполнился прекрасными звуками акустических гитар, барабанных тарелок и клавиш простеньких синтезаторов. Роман начал петь, музыка ушла на второй план, его голос пронзал барабанные перепонки каждого находящегося в зале. Давид замер: песни Романа проникали очень глубоко в его душу. Не дыша, он смотрел на сцену, забыв об Илье, о мире и утратах в жизни. А Роман пел и всё дальше и дальше уносил своим пением сознание Давида от реальности. Складывалось такое ощущение, что микрофон сейчас превратится в песок, а музыкант не замечал этого, он резко передвигался по сцене, вкладывая частичку себя в каждую спетую им строчку.
Зрелище продолжалось целый час. Для Штерна он пролетел, словно минута. Занавес стал закрываться под громкие и частые хлопки рук. Давид аплодировал стоя. Роман внимательно смотрел на зрителей и видел каждого ввиду их небольшого количества. И вдруг его лицо переменилось, он увидел Давида, узнал его и махнул ему рукой.
— Видел? – обратился к Илье Штерн.
— Ты думаешь, это он нам?
— А кому ещё, черт возьми? – ответил Давид с расплывшимся от улыбки лицом. – Пойдем за кулисы.
— Ну пойдем, – Илья встал с кресла и лениво пошел за другом.
Давид шел быстро, отчего споткнулся о ступеньки. Штерн не мог поверить, что сейчас увидит того самого паренька, который только что отжигал на сцене. Илья шёл за ним не отставая.
— Куда ты так бежишь? – возмущаясь, спросил он.
— Пойдем-пойдем, – подбадривал его майор.
Штерн подошел к левой стороне сцены и постучал в дверь зелёного цвета. Приоткрыв её, увидел сидящего в кресле Романа с сигаретой в руке. Музыкант снял обувь, на его ногах красовался дырявый носок. Он лениво повернул голову в сторону Штерна, и громко воскликнул:
— Боже мой, кого я вижу! Ты же тот самый офицер из того злосчастного городка, который спрашивал о смысле жизни...
— Я тоже рад тебя видеть, – улыбаясь, Штерн пожал ему руку. – Знаешь, я, грешным делом, думал, что ты меня и не вспомнишь.
— Да брось ты! Я не такой человек, я запоминаю каждую встречу и каждый разговор, так как редко общаюсь с незнакомцами вроде тебя, – похлопывая его по плечу, сказал Роман.
Музыкант смотрел ему в глаза и вдруг перевёл разговор в другое русло:
— А что это за парень с тобой? – спросил он Штерна, показывая взглядом из-за плеч Давида на Илью.
— Ох да, это мой добрый друг Илья, он тоже военный.
Роман протянул руку Илье.
— Приятно познакомиться, добрый друг Илья, – иронично произнес слова Давида артист.
Илья пожал ему руку и живо ответил:
—Взаимно.
— Я думаю, что имя моё вы уже знаете, поэтому перейдём сразу к делу, –сказал Роман и жестом руки пригласил своих гостей сесть в кресла, стоящие напротив огромного зеркала. – Ну-с, какие планы? Судя по новостям, война начнется завтра, – засмеялся он, его смех подхватили музыканты, которые всё это время находились здесь. – Следовательно, последнюю ночь нужно провести так, будто после неё ты войдёшь в новую жизнь.
— Согласен, Ром, – сказал Давид.
— Вот именно, поэтому я предлагаю поехать ко мне в гостиницу. Подчеркиваю, что она самая дорогая в этом сером местечке. Закатим отличную пьянку, – сказал Роман, разведя руки в стороны. – Выпьем, поговорим... – он вздохнул. – Хотелось ненароком добавить «с женщинами» ... – Он ещё немного посмеялся, а после договорил: «Только я, вы и мои прекрасные музыканты», – он повернул голову в их сторону. – Что думаете относительно этой идеи? – он опять повернулся к Давиду и Илье.
— Я не против, – ответил Штерн, а Илья кивнул головой.
— Если что, то всё за мой счёт. В течение тура по вашей безумной стране я достаточно накопил денег, чтобы спустить их за одну ночь в дорогом отеле. Отказов не принимаю, сегодняшний вечер организовываю я.
После этих слов Роман направил всех жестом левой руки к выходу. Музыканты встали со своих мест и отправились за ним. Последними шли офицеры.
Дорога была не долгой, через полчаса езды на такси они достигли места назначения. Это был, как и говорил Роман, самый дорогой отель в городе, построенный в виде замка. Внутри он светился ярким светом. До войны это было городское поместье мэра. Каждый кирпичик этого здания как будто говорил об огромной коррупционной составляющей бывшего его хозяина, ведь, как ни крути, обычный мэр не смог бы честно заработать на шикарное жильё, представшее перед нашими героями.
Войдя внутрь, они увидели много народу. Здесь были собраны все, кто считал себя самыми значимыми людьми в этом городе. Деньги здесь лились рекой, а те, кто их тратил, не задумывались о том, что завтра каждый из них проснется с пустыми карманами, – всем было наплевать на это. Они жили здесь и сейчас.
Роман сел за большой столик и подозвал официанта. Тот узнал Романа и радостно поприветствовал:
— Добрый вечер, Роман Евгеньевич, что будете заказывать? –и наклонился к артисту со своим исписанным толстым блокнотиком в руках.
— Привет, Саша. Убери свой блокнот, тебе он больше сегодня не понадобится. Скорее всего, мы последние гости. Неси самое дорогое виски из бара и присоединяйся к нам.
Молодой официант удивленно спрятал блокнот в передник и сказал:
— Как скажете, Роман Евгеньевич.
Саша пошел за выпивкой. Роман немного помолчал, глядя на хрустальные люстры и облокотившись на спинку связанного вручную кресла.
— Красота, товарищи, – произнес он и обратился к Штерну. – Ну что, вездесущий майор, рассказывай, как живешь в этом проклятом мире?
Штерн очнулся от небольшого мысленного сна и продолжил диалог:
— Аккуратно живу, после повышения меня переправили сюда в качестве заместителя командира части. В штабе мне сказали, что я здесь ненадолго, но думаю, это место станет для меня моим последним приютом, война может начаться и завтра.
— Это ты верно говоришь, но расстраиваться тебе не нужно: мы прожили хоть не самую лучшую жизнь, но много чего успели. Я стал музыкантом, ты – хорошим офицером; я вдохновлял людей своей простой музыкой, ты – добрым словом, сидя в окопах. Жизнь прошла, но далеко не зря.
Роман наклонился ближе к столу, а Саша вернулся уже без передника и с четырьмя бутылками виски «Латарет Матео»
— Ммм, я пил эти виски сто лет назад, оно очень вкусное.
Разливай, Саня, – говорил Роман так, чтобы новый человек стал увереннее себя чувствовать в обществе.
Саша наполнил все бокалы до краёв жидкостью янтарного цвета и последние капли долил себе в стакан, первая бутылка была опустошена.
— Да, возможно, не зря, но всё же мне очень больно осознавать, что свои последние дни я должен провести на поле боя, а не дома, в объятиях своей жены. – Штерн первый раз на людях сказал о ней, раньше он всё держал в себе, ведь Давид хорошо понимал, что его проблемы не нужны другим людям и ждать от них поддержки совсем не стоит. Но сейчас он был другого мнения.
— Ты был женат? – поднимая бокал, сказал Роман. – Чёрт, можно узнать о ней больше, расскажи про неё что-нибудь.
— Она была прекрасна, я познакомился с ней в шестнадцать. Увидев её в первый раз, я понял, что она обязательно будет моей, хотя в глубине души понимал, что я её не достоин. Она была небесной красоты. Проходя мимо людей, она вселяла в них надежду на счастье, так случилось и со мной. – Он поперхнулся, будто ком в горле застрял, он отправил его обратно, запив спиртным. – Но, в отличие от всех, я понял, что не смогу больше жить без неё. Я тогда стремился стать писателем, писал книгу и надеялся, что она станет бестселлером. Но я не хотел много денег, мне лишь хотелось, чтобы я был достоин её, чтобы у неё была жизнь, которой она заслуживает. Я боялся ей в этом признаться, общались мы довольно мало. Я проводил всё своё время в безумно долгих поисках себя и безвылазной депрессии. Она на тот момент находилась в лучах славы, её окружали парни, с которыми она просто общалась, никого из них она не видела рядом с собой в будущем. Так прошло два года, я написал то, что так хотел, и от этого во мне прибавилось смелости. Я подошел к ней и сказал, что люблю её и не могу жить без осознания того, что она находится от меня далеко. Это было очень резко, но верно, на мои слова она лишь улыбнулась, и с этого момента началось наше время... Мы гуляли по паркам днями напролёт, болтали, сидели в обнимку на берегу реки. Я понимал, что я счастлив. Также я понимал, что счастлива и она. Тьма из моей головы уходила, и мир в котором мне приходилось существовать до неё, развалился. На месте этих серых обломков был возведён другой мир, полный красок. Моя книга не стала никаким бестселлером, но она была чем-то большим. Она понравилась ей, для меня это было выше всех похвал. Но в то же время мне было стыдно, ведь я ничего в жизни, как оказалось, не умею, кроме своей писанины. Мне нужны были деньги, и я решил, что, только будучи военным, я смогу их заработать столько, сколько мне требуется. После этого я стал офицером, и мы поженились. Моя жизнь, несмотря на военные будни, была самой лучшей, но началась война, тогда наша страна уже нахолась под покровительством Виктории и мы воевали против районов ополчения, тогда думая, что боремся с терроризмом. Одним ранним утром я уходил из своего дома последний раз, на пороге меня провожала моя маленькая смышлёная дочь и та самая, ради которой я и собрался идти на смерть. Тогда я знал, что это будет последний раз, когда я дотронусь до её губ. Каждый день меня посещали мысли о ней, каждое мгновение я вспоминал, как мне с ней было хорошо. Она была моим главным стимулом, чтобы не остаться навсегда в окопе. Но одна ночь испортила мне веру в счастье. Грузовик с почтой задержался и пришел только в полночь. Никто не спал, каждый ждал писем. Тогда мы и не могли подумать, что нам придут абсолютно одинаковые конверты с идентичным содержанием, и не от наших жён, а от страны, за которую мы так усердно воевали. Там говорилось об ужасном вирусе, настигшем нашу страну, и о том, что он пока присутствует только в слабых женских организмах. Всех женщин было приказано отправить в специальные изоляторы, чтобы инфекция не распространилась. Тогда мы были взволнованы, но никто и не думал, что всё настолько серьёзно. Нам и в головы не приходила мысль о потере наших женщин навсегда.
— Да...протяжно сказал Роман. – Это, наверное, самая красивая история о любви, которую мне приходилось слышать из уст человека.
— И вот, на протяжении стольких лет по утрам меня встречает её образ, – продолжал уже немного другим тоном Давид, – он мило улыбается и тут же исчезает, я устал так жить.
— Выпей, дружище, тебе будет легче, – сказал Илья, открыв вторую бутылку.
Он наполнил его бокал до краев, и Штерн опустошил его в один миг.
— Я до сих пор не могу поверить, что все повелись на уловку этого ублюдка! – сказал Штерн. – Ну как можно было поверить в инфекцию, которой не существовало? Нет, инфекция, безусловно, была, но только в голове этого придурка. Почему сразу истребление? Зачем? – говорил Давид, пылая от злости на человека, которого никогда лично не знал.
Зачем? Интересный вопрос, я думаю, чтобы понять это, нужно окунуться в Богом забытую историю...