Воссоединение друзей
Утром Давид проснулся разбитым. Ночью он просыпался несколько раз от холода и потом не мог долго заснуть. Он встал с кровати, мгновенно надел носки, пол был настолько холодным, что лишь одно прикосновение к его поверхности голыми ногами было смертельным. Надев чистую рубашку и китель с брюками, он отправился на кухню. Давид хотел вскипятить чай, но затея не увенчалась успехом: чайник оказался нерабочим. Настроение было ни к чёрту, поскорее хотелось покинуть это место и никогда больше сюда не возвращаться.
Перед выходом Штерн решил поиграть на своей любимой гитаре. Каждый раз, когда он брался за её гриф, дрожь пробегала по его телу. Пальцы, словно в первый раз касались металлических струн, и Давид снова извлекал из них прекраснейший звук. Для того чтобы приободрить себя, он начал играть простенькую песенку.
Потом офицер положил гитару на кровать и покинул квартиру.
Майор никогда ещё так не спешил на работу. Складывалось впечатление, что автобус едет медленнее пешехода. На его настроении и самочувствии сказалось то. Что он не завтракал. Давиду было немного не по себе. Приехав в Люстиг, он был приятно удивлён: будто попал в другую вселенную. Оказалось, Штерн поспешил с выводами, сделав их, не выходя из военной части, где происходила хоть какая-то жизнь. Странно, что вчера он не обратил внимание на пустой автобус, в котором он ехал домой.
Ещё более странно, что военная часть представляла собой независимый солнечный городок, стоящий в огромном болоте. Около неё было три пятиэтажных дома, скорее всего, в них и жили остальные офицеры и контрактники. «Почему меня не заселили сюда?» – задумался Штерн, подходя к военной части.
Войдя в свой кабинет, Давид не знал, что ему делать сегодня, работы практически не было. Подполковник дал папку с какими-то документами по текущей инвентаризации, другими словами, «двухчасовая тоска». Но вскоре его ждала работа гораздо интереснее, чем сегодняшняя. По словам подполковника, после того как документация будет в порядке, объявят сборы. Штерн, уверенный в своей квалификации, был готов к любым сборам, хотя и несколько переживал, ибо такие мероприятия давно не проводил. Однажды ему давали задание провести в главном штабе с курсантами учебные сборы, здесь же простыми солдатами, ожидать от которых можно что угодно. Майор прокручивал в голове эту ситуацию, продумывал возможные вариации и последствия и то, как в них правильно поступить. Майор думал об этом, словно студент, готовящийся к экзамену.
Работа была закончена быстро, как Давид и ожидал. Однако был расстроен новой системой службы: почему, закончив свою работу, он не может быть свободен? Пообедав в чипке, Давид не знал, чем себя занять. Собравшись с мыслями, он пошел к Андрею Степановичу:
— Здравия желаю, товарищ подполковник, – сказал он, войдя в кабинет начальника.
— Заходи, майор, – сказал Андрей Степанович, наливая себе в стакан воду.
— Я справился с заданием, – с холодком ответил подчиненный.
— Похвально, Штерн, положи папку на стол и можете отдохнуть, – ответил подполковник, попивая воду.
— Значит, я могу быть свободен? – уточнил Штерн.
— Да, можете идти в свой кабинет и отдыхать, включите радио, пообедайте.
— Я уже пообедал, – ответил Давид. – Хочу узнать, почему я должен находиться в части, если мне уже сегодня нечего делать.
— По распорядку рабочий день заканчивается в восемь вечера, а сейчас только двенадцать утра, – удивлённо сказал командир.
— Пусть работает до восьми тот, кто не успевает, я как-никак специалист другого уровня и не привык растягивать работу, я делаю всё быстро и качественно, чтобы быстрее освободиться.
Подполковник понимал, что рабочий день слишком длинный, а работы не так уж и много. К тому же, ему не хотелось командовать Штерном, ведь он не знал до конца, зачем его сюда послали. Подполковник смог предположить, что приезд майора может быть проверкой, тем более, что в его рапорте написано, что он приехал всего на два с половиной месяца. Что скрывать, Штерн тоже так думал, ведь никому не известно, что задумали там «наверху».
— Но у нас так принято: мы по распорядку живём, – немного смущённо промолвил подполковник, взирая на Штерна уже не как на подчинённого, а как на своего хозяина – взглядом несколько испуганным.
— Возможно, не следует прикрывать свои недочёты распорядком, он здесь играет эпизодическую роль. Возможно, вы не знали о правках, внесённых в распорядок после войны, – сказал Штерн непозволительным тоном подчинённого с начальником.
Он знал, что правки и правда были: солдаты стали свободнее; в главном штабе на законном основании офицер мог уйти с работы раньше, никого не предупредив и ещё огромный список дозволенностей, которые облегчали жизнь военным. Однако люди разделились на две части: те, кто поддерживает новый строй, и те, кто остался верен старому уставу. Коллеги Давида насмехались над такими, как Андрей Степанович, называли их «староверами», что было, скорее всего, заслуженно. Произошёл переворот: всех женщин истребили, их больше нет; человечество доживает последние года. И при всем этом соблюдать старые законы? Бредни стариков, не более того.
Подполковник чувствовал свою неправоту, но он был старым человеком и боялся перемен, поэтому в его части все жили не по новому уставу. Но он не хотел, чтобы какой-то выскочка, пробыв в части три дня, всё поменял. Поэтому он решил сгладить конфликт.
— Майор, я понимаю тебя, и как человеку, который жил совсем по другим правилам, я могу позволить тебе сегодня уйти пораньше, ведь завтра у вас тяжёлый день, – спокойно промолвил подполковник, – завтра вы едете с солдатами на показательные сборы.
— Я готов работать, Андрей Степанович, но когда работа есть, поэтому завтра даю слово, что не подведу вас, – поддерживая атмосферу спокойствия, ответил Давид.
— Я надеюсь, Давид, – сказал подполковник.
— Я могу идти? – не забывая, зачем пришел, спросил майор.
— Идите, Штерн, но завтра вы должны выложиться на сто процентов, показать свою значимость в рядах вооружённых сил нашей страны, – сказал Андрей Степанович.
Командир части был уникальный человек: несмотря на то что эта страна отняла у него жену, он оставался верен ей и был патриотом. Отдав честь подполковнику, Штерн отправился к командиру роты, у которого нужно было кое-что узнать. После вчерашней стычки капитан был вежлив. Увидев Давида, и отдавая честь, капитан встал по стойке смирно:
— Здравия желаю, товарищ майор.
— Здравствуйте, капитан, я зашёл спросить, где находится сто двадцать первая военная часть?
— Очень далеко, товарищ майор – она на противоположном конце города.
— Хм, – задумался Штерн, – а можно ли туда позвонить?
— Спросите телефон у Иосифа, он у нас в архиве сидит и обязательно поможет.
— Спасибо, – сказал с улыбкой Штерн, – и да, прости за вчерашнее, просто я был не в духе.
— Ничего страшного, товарищ майор, вы все верно сказали, я был не прав.
Давид ничего ему не ответил. Несмотря на свою правоту во вчерашнем конфликте, ему было стыдно, и он не хотел, чтобы капитан был зол на него.
Архив находился в подвале, прямо под зданием, где располагались кабинеты начальства, в том числе и кабинет Штерна. Около двери сидел молодой лысый парень, это, наверное, и был Иосиф:
— Здравствуй, мне нужен телефон сто двадцать первой части, – сказал Давид. Но ответа так и не последовало, парень продолжал сидеть, уткнувшись в какую-то книгу.
— Эй, ты меня слышишь? – промолвил Давид. Но ответа так и не последовало. Штерн дотронулся до плеча парня, и тот поднял голову. Увидев, что перед ним стоит человек с майорскими погонами, он невнятно сказал:
— Я е ышу ишие, – сказал Иосиф и достал бумагу с ручкой. Он был глухой, но мог немного говорить, однако давалось ему это с большим трудом. Давид был удивлен, но изложил на бумаге свою просьбу. Иосиф прочел текст и начал писать ответ.
— В...от, – произнес он и подал Штерну бумажку, на которой был записан телефон. Штерн положил ее в карман и удалился, а Иосиф, как ни в чем ни бывало, продолжил читать книгу.
Человек, отвечающий за всю информацию в части, глухой... Это не укладывалось в голове у Давида. Но вскоре ему уже было все равно, он заполучил телефон военной части, где служит Илья, единственный человек, с которым он мог пообщаться в этом городе.
Около части был таксофон, которым Давид и решил воспользоваться. Набрав номер, он внимательно слушал гудки. Трубку взял какой-то паренёк, представившийся дежурным. Давид узнал от него адрес Ильи и решил навестить его вечером, прихватив бутылку крепленого. «Только сначала надо найти это, что-нибудь крепленое», – подумал Давид и отправился к остановке. «В центре найдется какая-нибудь гадость», – неэтично отозвался он о водке. С этими мыслями Штерн сел в автобус, который шел прямиком в «сердце» Люстига, хотя и сомневался, что у болота вообще может быть сердце.
Единственное, что нравилось в новом городе, – это почти всегда полупустые автобусы. Раньше, помнится, придёшь на остановку, а там целая орава. Через десять минут ожидания к этой орде подъезжает крохотный по сравнению с ней автобус. В него с улюлюканьем забивается толпа, и автобус, как консервная банка с кильками, пыхтя и чихая бензином, двигается дальше. Всем неудобно, все потные стоят и мечтают о том, чтобы сидящий рядом человек растворился в этом зловонии и освободилось долгожданное место, где очередному сидящему можно немного вздремнуть. А сейчас иначе – редко бывало, что в автобусе заняты все сидения, а, собственно, кому их занимать? Девушкам? Молодым мамам? А может бабулькам, у которых к старости тараканы в голове сгнили, и они ездят каждый день на колоссально огромные дистанции? Несмотря на то что жизнь уже кончается, хотят продолжать двигаться и быть в центре внимания.
Центр города выглядел презентабельнее, чем район, в котором жил Штерн. Функционировали небольшие забегаловки, в которых ещё теплилась какая-то крохотная жизнь. Давид зашел в одну из них и спросил бутылку виски. Каково было его удивление, когда бармен открыл шкафчик, и там находился алкоголь на любой вкус и цвет: коньяк, виски, бренди, кальвадос, вино, ликер и многое другое. Цены, конечно, оставляли желать лучшего: они были выше, чем Буркиле (город, в котором жил Давид до переезда). К счастью, майор работал и был экономным человеком, поэтому даже самый дорогой ликер не стал бы сильным ударом по его кошельку. Он взял три бутылки виски и покинул заведение. Такой ассортимент алкоголя был недоступен тем, у кого зарплаты в Люстиге, за исключением военных, были ничтожные. За последние два года Давид почувствовал, сейчас деньги для него играют большую роль.
Несмотря на ужасную архитектуру, бесчисленное множество заброшенных зданий, Люстиг был портом, который осуществлял обмен ресурсами с Софией, а когда-то и с Викторией. Поэтому здесь можно было достать всё что угодно. В этом Штерн убедился, когда решил прошвырнуться по центру. Также на руку было то, что София сейчас задабривала всеми силами Аделаиду и стремилась проявить свою значимость, в первую очередь продажей своей продукции за валюту Аделаиды. Это было выгодно не только ей, но и самой Аделаиде, ведь страна не могла похвастаться развитой промышленностью. Всё, что у неё было, это доступ к приличному нефтяному бассейну и наличие передового оружия.
Илья жил в двух остановках от центра, что обрадовало Давида. Он решил прогуляться пешком. Раньше он любил прогуливаться под звуки музыки и думы о своём. Сегодняшняя прогулка была не исключением. Давид слушал свою любимую рок-группу. Названия человек в погонах не помнил, на диске была стерта надпись. «Как-то...ммм...моллюск какой-то...» – это максимально подробное определение, которое мог дать ей Давид. Десять лет назад старший лейтенант Штерн «тащился» от любого рока. Больше всего ему тогда нравился тяжелый рок, который, словно иглы, пронизывал каждый отдаленный участок мозга. Будучи максималистом и до ужаса вдохновлённый своими кумирами в музыкальной сфере, молодой парень берет в руки гитару и больше никогда с ней не расстаётся. Сейчас, конечно, тяжелый рок отдалился от Давида и у него остался только этот «моллюск», но гитаре он не изменял, и по сей день.
Перед взором Давида появилась пятиэтажка черного цвета, в окнах которой почти везде горел свет. Подъезд был открыт, что дало Давиду возможность спокойно войти и ожидать своего друга. Штерн не знал, когда он придёт, точного времени не сказали, единственная информация, которую удалось ему узнать, что раньше пяти. На часах было четыре. Поэтому майор вёл себя неподобающе своему званию: сидя на лестнице, попивал крепкий коньячок.
По прошествии часа хлопнули тяжёлые подъездные двери. Уверенно и громко к Давиду стали приближаться шаги. Майор, перегнувшись через перила, увидел человека в военной форме с бутылкой в руке. Он подошёл совсем близко к Штерну. Перед Давидом стоял человек, одетый в шинель, на его плечах были погоны капитана. Это был не Илья.
— Я пройду? – сказал коренастый офицер, которому Давид загородил проход.
Штерн молча отодвинулся, освободив немного места. Хмурый человек прошел мимо, не проявив никаких эмоций, а майор продолжил ждать.
Человек, который до последнего чего-то хочет, добивается этого. Так и Давид. Он немного вздремнул, а разбудил его уже Илья:
— Дружище, ты что здесь делаешь?
— Трамвай жду, – ответил Штерн с улыбкой.
Илья вставил ключ в замок, и скрипучая дверь лениво отворилась.
— Ну заходи, раз такое дело, расскажешь, как живёшь, – сказал он, смотря с недоумением на своего недавнего попутчика.
Давид вошёл в квартиру своего товарища, разувшись у порога.
Квартира была ухоженной и уютной. По сравнению с жилищем Давида, это были королевские хоромы. Она была в том самом доме для офицеров. Когда бывший хозяин уезжал, в квартиру въезжал другой. Мебель оставалась в квартире, потому что причиной освобождения жилья было два варианта: или человек уезжал работать в абсолютно другую точку, или он умирал. Перевозить вещи очень тяжело и не имеет смысла, а покойникам они уже не нужны.
— Неплохо ты обустроился здесь, – сказал Давид, поглаживая рукой шкаф, выполненный из темного дуба.
— Да не говори, повезло неимоверно, в этой квартире жил наш бывший замполит. Обустраивал здесь все, покупал раритетную мебель. В общем, жил на широкую ногу, а потом произошла стычка на границе с Викторией, он туда поехал и погиб. Говорят, граната разорвала его на маленькие кусочки.
— Да... Илья, знал бы ты, куда меня поселили... – взявшись за голову, сказал Давид.
— На Зеркальную, небось? Туда всех офицеров со 122-й и 123-й отправляют. Только у нас такой комфорт, – радуясь своему положению, продолжал он.
Давид с пониманием отреагировал на шутливое хвастовство Ильи и, наконец, кинув взор на погоны друга, задал предсказуемый вопрос:
— Я смотрю, и звание у тебя новое... - говорил Штерн, смотря на три блестящие звездочки.
— Да, с приездом меня повысили, да ещё и роту дали.
— Повезло, нечего сказать, а мне в свою конуру и возвращаться не хочется, вот пришел поговорить с тобой, хоть какая-то разрядка, даже «антигрустин» прихватил сказал Давид, доставая бутылки с виски.
— Так что стоишь? – встрепенулся Илья с искрой в глазах и подошёл к навесному шкафчику, из которого достал два фужера, предназначенных специально для этого напитка, – ну и давай – наливай.
Давид наполнил фужеры, и они засверкали новым красками с отблесками ярко коричневого цвета.
— За встречу, Давид, – сказал Илья и, предварительно, чокнувшись со своим приятелем, залпом поглотил содержимое фужера.
Давид не заставил друга ждать и вслед за ним продолжил эстафету. Они пили спокойно и уверенно, после третьего фужера Штерн решил начать свою речь: «Понимаешь, Илья, я просто поражён тем, что произошло со мной за эту суетливую неделю. Я успел удивиться поверхностным приветствием этого туманного города, а затем, немного изучив его, разочароваться в его мраке и серости. Здесь мне не удалось найти подходящих знакомых, с которыми можно поговорить по душам, вот я и пришел к тебе. Ты единственный человек, с кем я могу выпить и разделить свои жизненные переживания.»
— Да, Штерн, жаль, что ты не попал в нашу часть, у нас более приветливые люди, да и кадров не хватает. Меня назначили ротным, и такая должность мне по душе. В вашем штабе я чувствовал себя недоразвитым ребенком войны, а здесь я полноценное звено огромного механизма, который состоит из равных мне людей, – говорил Илья с небольшой гордостью за себя.
— Лишь одно меня радует, что пребывать я здесь буду недолго, скоро придёт приказ, согласно которому меня отправят обратно, в родное мне место обитания, в Буркиль, – утешая себя, сказал Давид.
— Слушай, Давид, раз уж ты здесь ненадолго, может, ты и поселишься у меня? – спросил Илья и, увидев на лице друга толику сомнения, продолжил:
— А что, квартира у меня двухкомнатная, места хватит. Для меня одного она велика. Порой мне становится не по себе. Раньше я жил в маленькой однушке, уже привык к тесноте, поэтому оставайся, дружище, – упрашивал старлей.
— Да брось ты, что я тебя стеснять буду? – говорил Давид меланхолично.
— Какое стеснение?! – запротестовал тот. – Если бы это было так, я бы не предлагал, или ты считаешь меня лицемером?
— Нет конечно, просто неудобно как-то, – смущённо ответил Штерн, боясь обидеть Илью.
— Неудобно жить в гнилой конуре, так что соглашайся, будет здорово, – подбадривая Давида, говорил Илья.
У Штерна не возникло ни одной причины для возвращения в своё убогое жилище.
— Ну и чёрт с ним! – воскликнул он. – Ты прав, останусь, только вещи завтра перевезу.
— Отлично! Сегодня переночуешь, а завтра уже после работы с вещами пригонишь, – радостно подкидывал идею Илья, радуясь, что так быстро и непринуждённо уговорил Давида остаться.
— Спасибо, Илья, – с благодарностью в голосе ответил Штерн.
— Не за что, наливай лучше, – с улыбкой протягивая опустевший фужер, сказал Илья.
Теперь уже не знакомые и даже не попутчики, а настоящие друзья сидели тихо в этой уютной квартире и делились чём-то своим, личным, забыв обо всех проблемах настоящего мира. Они жили, и жили сегодняшним днём, не думая, что будет завтра, а завтра Штерну предстояло ответственное мероприятия, на котором он не имел право упасть лицом в грязь. Но до этого ещё так далеко...