Неприятные новости
Проходили недели, а в мире ничего не менялось. Всё так же было серо и тускло. Люди не спеша шагали к станции метро, возле которой всегда наблюдалась какая–то неразбериха и толпа попрошаек. Это был обычный день, как и все остальные – скучный и ненужный.
Музыкант вошел в метро и сразу же кинул несколько монет человеку с гитарой, стоящему в переходе между станциями. В метро можно было курить, поэтому он затянулся своей потрёпанной папироской и ускорил шаг. Вдалеке он увидел, что подходит его поезд, и ринулся вперед. Роман чуть ли не взлетел над эскалатором и помчался дальше, но всё равно не успел. Поезд закрыл двери прямо перед ним, и, молниеносно, исчез в тоннеле.
Самое интересное, что люди никогда не задумываются над тем, как может измениться их жизнь от того, на каком поезде они поедут. Что такое опоздание для человека? Потерянные минуты, не более, но на самом деле и одна минута может изменить жизненный путь. В нашем случае всё не так кардинально, просто в том поезде ехал Давид, и если бы Роман успел, на него, то, возможно, произошел бы интересный диалог , приятный для обоих, но такова судьба...
В этот знаменательный для Давида день на улице было достаточно мрачно и серо, что немного портило настроение капитана. До Давида дошел слух, что на совещании в следующем месяце его повысят, и это не могло его не радовать. Он уже представлял, как он переедет в новый кабинет, будет ходить по секретным цехам, работать с важнейшими документами. В городском штабе в звании майора было всего пять человек, он станет шестым. Это мысль, словно перышком проходящая по ступне ноги, вызывала у него лёгкую дрожь по телу, и на лице вмиг появлялась улыбка.
Он зашел в штаб и уже шел к лифту грациозной походкой, думая о том самом повышении. В голове Давид представлял, как полковник говорит его имя и фамилию, просит выйти на середину и тогда он отдаст честь и получит своё долгожданное звание. Капитан вошел в свой кабинет, повесил верхнюю одежду на стойку и заварил чай. Уже с кружкой он сел в своё кожаное кресло и потихоньку начал пить бодрящий напиток.
До поверки осталось пять минут, поэтому Штерн вышел из кабинета и спустился на пятый этаж. В толпы не было, всех запустили раньше. Капитан зашел в зал и сел рядом со старшим лейтенантом, с сильно изуродованным лицом. Это был Виктор Корнелл, его недавно перевели в главный штаб, до этого он восемь лет рыл лет на границе с Софией. Однажды в зимний день осколки мины повредили его лицо, и теперь казалось, что его пропустили через мясорубку. Хоть Давид с ним практически не общался, руки друг другу они всё же пожали.
В зал вошел полковник, и все повели себя так, как две недели назад, когда приезжал генерал. После обязательных процедур приветствия полковник начал свою речь:
— Сегодня мы собрались, чтобы подвести итоги уходящего месяца. Он был тяжелый и долгий, но мы выстояли, хоть и не все. Объявляю минуту молчания в память о погибших. Все встали, и в кабинете воцарилась гробовая тишина, только один парень поперхнулся, нарушив её. Те, кто стояли лицом к нему, с укоризной посмотрели на него. Офицеры молча провели минуту и сели обратно на свои места.
— Итак, начнем, в течение прошедшего месяца, укрепляя свои границы, мы потеряли пять тысяч военнослужащих. Новобранцев прибыло восемь тысяч. Этот месяц является рекордным по поступлению в ряды вооруженных сил. Это на две тысячи больше, чем в прошлом и на четыре, чем в позапрошлом. Хочу также поприветствовать новых офицеров в наших почетных рядах. После последней реплики он бросил взгляд на Корнелла. Далее он говорил то же самое, что и генерал, даже складывалось ощущение, что он заучил его текст. Отличие заключалось только в наличии небольшой критики в адрес подчиненных.
— Теперь можно перейти к главной части. В этом месяце многие из вас отличились исключительным профессионализмом и трудолюбием, поэтому необходимо присвоить новые воинские звания...
После пошел список тех, кто заслужил повышения. Офицеры гордо выходили в центр зала и, отдавая честь, солдаты получали заслуженные непосильным трудом новые погоны. Некоторые были измучены жуткой бессонницей. На их лицах после официальных слов играла еле заметная торжественность и лёгкая улыбка. Эти люди были обречены, в их жизни, возможно, не зажигались и не зажгутся непринуждённые искры любви, поэтому служба являлась для них последним делом жизни. Давид ждал, когда озвучат его имя и фамилию, и вот: « Давиду Лаврентьевичу Штерну присвоить звание майора с последующим переводом на новое место работы, в Люстиг».
Услышав своё имя, сначала Давид обрадовался, но когда речь зашла о переводе... «Люстиг! Боже мой! Это же такая дыра!» – думал он. Новоиспеченный майор был обескуражен.
После повышения Давида дошла очередь и до Корнелла – его поставили на место Штерна. Давид был разозлен: «С ума сойти, эта тупая грязная обезьяна будет сидеть на моём месте, да он же даже дважды два не сложит» Корнелл нейтрально отнесся к повышению, он подошел за своими новыми погонами капитана и, усевшись на место, стал их разглядывать. Его поведение стало раздражать Штерна, он видел не офицера, который заслуженно получил новое воинское звание, а гориллу, разглядывавшую банан и пытавшуюся понять, как его открыть.
Несмотря на то что Джон пахал, как проклятый (иногда его даже заставляли заполнять журналы по ночам), его не было в списке награжденных. На его лице было видно небольшое недоумение, но оно было таким же мимолётным, как и злоба Штерна, которая постепенно утихла.
Совещание закончилось. В завершение полковник объявил, чтобы те, кому назначен перевод в другую часть, через час зашли к нему в кабинет. Давид вышел на улицу, слабое осеннее солнце слепило уставшие глаза. В ближайшей забегаловке он перекусил хот-догом. Поедая не самую удачную пищу в своей жизни, он немного взгрустнул, несмотря на понимание ситуации и осознание того, что такова судьба. Без сигареты дело не обошлось. Вернувшись в штаб, Давид, как и полагалось, пошел в кабинет начальника.
Там уже находились офицеры, которым тоже «выпала удача» перевестись в другой город. Среди них не было ни одного знакомого Давиду. Все они походили на жалких актеров, которые отыгрывают роль военнослужащих, – бледные и хилые. На их погонах виднелись новые звёзды лейтенантов, а на одном ¬– старшего лейтенанта. Давид здесь выглядел лишним: крепкий мужчина средних лет, с серьёзным взглядом. Остальные – мальчишки, на лицах которых можно было только заметить набирающую рост щетину, им не было и двадцати пяти. Давид задумался, почему его, человека, добросовестно выполняющего свои обязанности, да ещё дополнительно работу куратора у новобранцев, на добровольных началах, переводят в другую часть, в худшую, чем эта, которая это один из главных штабов страны. Люстиг же, грубо говоря, – это деревня. Штерна одолели сомнения: может, он не слишком хорошо выполнял свою работу, может, где-то ошибся...
В кабинет запускали по одному, и каждый выходил оттуда на удивление радостным. Впоследствии, Штерн узнал причину такого счастья – этим соплякам, дают управляющие должности на их новом месте работы. Кто они здесь? Так, просто заполняющие пустые графы в списке личного состава, у них нет ни власти, ни возможностей, только несоизмеримые обязанности ввиду своего возраста и маленького опыта. Давид же - другое дело, он здесь был не последний человек, у него собственный кабинет и неплохая должность, которая как-никак даёт ему желаемые ресурсы для его жизни, ему было что терять. «Наверное, я, где–то ошибся», - накручивал он себя.
Наконец подошла очередь Штерна. Он вошел в кабинет, полковник, стоявший возле окна, повернулся к нему и сказал: «А, Штерн, заходи, что встал в проходе?». Давид вошел и закрыл за собой дверь.
— Присаживайся, – уважительно сказал полковник.
Штерн неуверенно приблизился к стулу и сел.
— Ты, наверное, думаешь, что это я тебя в наказание отправляю в другую часть? – спросил его непосредственный начальник.
— Нет, вовсе нет, – не дожидаясь ответа, офицер стал оправдывать свой поступок. – Просто пришел приказ от начальства, чтобы я направил кого–нибудь из своих сотрудников в Люстиг. Там сейчас нужен грамотный специалист, мы практически потеряли контроль над этим городом и не получаем оттуда никакой информации. Через два с половиной месяца ты будешь переведён обратно. Совещание с представителями из Софии пройдёт уже в твоём присутствии, - красил он ситуацию майора в яркие тона, - а в Люстиге у тебя пройдёт испытательный срок в роли заместителя командира части, и ты будешь нам докладывать информацию о происходящем в городе.
Штерн был в хороших отношениях с полковником, они воевали в одной роте, поэтому он мог позволить себе отношение на равном уровне, несмотря на субординацию.
— Просто лучше, чем ты, с этой задачей не справится никто, – добавил полковник.
— Хорошо, – начал Штерн, - я–то уж подумал, что где-то ошибся, поэтому вы меня переводите, – сказал Давид
— Нет–нет, я же говорю, через два месяца вернешься обратно,–успокоил полковник.
— Когда мне выезжать? – спросил майор.
— Завтра, – ответил полковник, потом немного задумался, пытаясь понять смысл сказанных слов. – Да, завтра, готовься к отъезду, собирай вещи, а сегодня ты освобожден от своих обязанностей, можешь идти домой.
Штерну немного полегчало, он даже ничуть не расстроился из-за того, что ему придется поработать в другом городе. «Наберусь опыта, освежусь на другом месте немного», – подумал он.
— Я могу быть свободен? – спросил Давид.
— Да, возьми вот это и ступай, – полковник подал Давиду его документы и приказ о переводе в Люстиг.
— Всего доброго, товарищ полковник, – сказал Штерн, открывая дверь
— До встречи, майор, – сказал полковник и снова повернулся к окну.
Давид вышел из кабинета и направился к выходу здания. Он решил не спешить домой, собраться всегда успеет, брать-то, по сути, и нечего, –гитару да кое–какие вещи; всё это можно сложить за пять минут перед выходом, а вот в своём любимом баре он долго не посидит. Давид решил зайти и выпить чего-нибудь горячительного. Он сел за столик, предварительно заказав бутылочку скотча, и стал с интересом читать свою книгу. Штерн сидел, облокотившись на жесткую спинку старенького стула, в одной руке была книга, а в другой он держал стакан скотча, по глотку, попивая его. Страницы в твёрдом бумажном переплёте мысленно переносили его далеко от того места, где он находился. До войны Штерн практически не брал в руки книг, придерживаясь, правила: « У меня есть своя жизнь, мне вовсе ни к чему читать и тратить своё время на описание чужой». Но теперь он нуждался в заменителе своего простого и обыденного бытия. Ведь книга – это набор чьих-то мыслей, которые находятся в мертвом, сонном состоянии и оживают в руках мыслящего читателя, а некоторые из них обретают новую жизнь уже в другой голове. Штерн порой мог читать даже школьную литературу, ему совсем было неважно, для кого была написана книга.
Наряду с чтением Давид своим видом показывал заинтересованность к посетителям заведения: как только до его ушей доносился скрип входной двери, он тут же отрывался от чтения и устремлял взгляд на входящего человека. Но ни разу за вечер его не удовлетворило появление нового гостя: майор смотрел на вновь вошедшего не больше секунды, а потом снова погружался в чтение. Кроме того через каждые две страницы Давид делал несколько глотков скотча, да так громко, словно пил кипяток. Быстрое употребление спиртного привело к полному опустошению бутылки в течении полутора часов. Он стал ловить себя на мысли, что, прочитав страницу, не помнил, смысла прочитанного и начинал читать сначала. Буквы стали как будто плыть, и Штерн закрыл книгу. Подозвав официанта, Давид заказал кофе. Персонал знал Штерна, поэтому какие-то небольшие заказы доставлялись ему без задержек. А так как он заказывал только алкоголь, сигареты да кофе, для него не существовало очередей. Официант поставил чашку кофе на стол и мигом удалился. Штерн взял чашку в правую руку и, закинув ногу на ногу, стал пристально смотреть на дверь. Он надеялся, что сейчас зайдёт потрёпанный музыкант и выпьет с ним, разбавляя процесс интереснейшей беседой. Но Роман не пришел.