53 глава сиротская скорбь (13)
Когда Сяо Муюй упомянула Цюй Муси, выражения детей сразу оживились. Даже те, кто обычно был замкнут и молчалив, слегка приподняли головы.
Сяо Хань с искренним обожанием в голосе сказал:
— Конечно! Сестра Цюй самая добрая. Она всегда хорошо ко мне относилась, ко всем нам относилась хорошо, всегда защищала… Мы все её… все её слушались.
Когда Сяо Хань с жаром пытался выразить свои чувства, он слегка вздохнул, и его голос невольно понизился.
— Сестра? — Хоу Лян удивился, оглянувшись на Цюй Муси, которая сидела в одиночестве и тихо ела.
На самом деле, её зрелость и уверенность заставляли забыть об одном факте: Цюй Муси была совсем молодой. Для директора детского дома её возраст казался неподходящим, но если дети считали её красивой и ласково называли «сестрой», это можно было понять.
— Вы разве не называете её директором? — Хуан Цзюньфэн поинтересовался.
— У завтрака есть строго отведённое время. Осталось восемь минут. Перестаньте болтать и быстрее ешьте.
Прежде чем другие дети успели ответить, Сяо Мэй подняла глаза, взглянула на взрослых и напомнила тем, кто всё ещё разговаривал и не доел:
— Время завтрака ограничено.
Хуан Цзюньфэн вздрогнул:
— У завтрака есть лимит по времени?
Он взглянул на часы: сейчас было 7:42, значит, до 7:50 нужно было закончить.
Цюй Муси специально не напоминала об этом, но никто не знал, было ли это ограничение частью их правил. Поэтому все поспешили прекратить расспросы и сосредоточиться на еде.
Только что налитая каша была ещё очень горячей, и есть её было непросто. Уложиться в восемь минут казалось нереальной задачей.
Те, кто ещё минуту назад завидовали Шэнь Цинцю, запустившей сюжет, взглянули на её полную миску каши и мысленно пожалели её. Лю Пэй усмехнулся, явно злорадствуя.
Он старался не привлекать внимания, но Сяо Муюй с её орлиным взглядом ничего не упускала. Она спокойно помешивала кашу в своей миске, но в её глазах было холодно.
Она не любила вмешиваться в чужие дела. Все подсказки и помощь, которые она давала, были лишь потому, что они могли пригодиться и ей самой. Она никогда не испытывала желания навредить, но только если никто не лез на рожон.
Если бы это были люди вроде Су Цзинь или Цзо Тяньтянь, она бы не отказала в помощи. Но если кто-то вроде Чэнь Дуна или Чэнь Си — она могла спокойно наблюдать, как они погибают.
Сяо Муюй встала и подошла к тёте, которая собирала посуду.
— Тётя Цзян, можно мне ещё одну миску?
Тётя Цзян замерла, удивлённо посмотрела на неё, затем на её завтрак:
— У тебя же уже есть. Зачем ещё одна?
— Ваша каша очень вкусная, и хочется есть её большими глотками, но она слишком горячая. Хочу остудить, чтобы быстрее доесть.
Сяо Муюй говорила с искренней, почти детской наивностью, даже слегка облизнув губы.
Лю Пэй: «…»
Шэнь Цинцю тоже опешила. Честно говоря, она впервые видела Сяо Муюй такой — мягкой, с ноткой кокетства в голосе.
Лицо Сяо Муюй и правда выглядело безобидным. Обычно её холодное выражение скрывало её природную нежность, превращая её из поэтичной, умиротворённой красавицы в строгий, но изысканный рисунок тушью.
Но сейчас, с такой манерой поведения, этот рисунок словно ожил: на нём появились рябь, цветы и ростки. Даже если они были лишь контурами, в них чувствовались тепло и свет — совершенно другая Сяо Муюй.
Шэнь Цинцю застыла, словно в трансе. Она не замечала удивлённых взглядов окружающих, не слышала бормотания Хуан Цзюньфэна про «Оскар». Она просто смотрела на Сяо Муюй, но в то же время будто и не смотрела — потому что даже когда та уже вернулась с миской и села рядом, Шэнь Цинцю всё ещё не могла отвести взгляд.
Обычно Сяо Муюй просто бросила бы на неё неодобрительный взгляд и продолжила бы заниматься своими делами. Но сейчас взгляд Шэнь Цинцю был слишком странным — не похожим на её обычные игривые поддразнивания.
Это было больше похоже на взгляд человека, который после долгой разлуки наконец-то нашёл того, кого искал. Но в то же время казалось, что она смотрит сквозь Сяо Муюй, видя кого-то другого.
В её глазах читались удивление, радость, но также грусть и горечь. Сяо Муюй даже показалось, что это какая-то другая Шэнь Цинцю.
Помедлив, она нахмурилась:
— Что с тобой?
Шэнь Цинцю словно очнулась. Её глаза, ещё секунду назад затуманенные, теперь прояснились, но в них ещё читалась лёгкая растерянность:
— Ты напомнила мне одного человека.
Сяо Муюй, которая как раз собиралась разделить кашу на две миски, остановилась. Она положила ложку и равнодушно сказала:
— Сейчас не время вспоминать прошлое. Осталось шесть минут. Быстрее ешь. Раздели кашу, чтобы остыла.
С этими словами она опустила голову и начала быстро есть, зачерпывая кашу с краёв миски.
Шэнь Цинцю, впрочем, была не из тех, кто надолго застревает в эмоциях. Её настроение быстро стабилизировалось.
Она тут же воспрянула духом и поблагодарила Сяо Муюй, разделила кашу на две части и принялась есть.
На самом деле, она ошиблась. Ей не казалось, что Сяо Муюй похожа на кого-то конкретного — она просто не могла сказать, на кого. Скорее, такая Сяо Муюй показалась ей… знакомой.
Те, кто собирался выведать информацию, теперь усердно хлебали кашу. Мужчины проявили всю свою решимость, не обращая внимания на температуру еды.
Сяо Муюй подняла глаза и посмотрела на детей. У них была та же каша, те же миски, но, хотя порции были меньше, они ели так, будто не чувствовали жара, поднося миски ко рту и быстро отправляя еду внутрь.
Сяо Муюй ела быстро. Увидев, что у Шэнь Цинцю осталось ещё полмиски, она левой рукой начала помешивать её кашу, чтобы та остыла.
Шэнь Цинцю взглянула на неё, и в её глазах мелькнула улыбка.
Мужчины закончили первыми, затем Сяо Муюй, Ян Жуй. Когда оставалась всего минута, все, включая детей, доели.
Цюй Муси, сказав, что у неё есть дела, тоже закончила и вышла.
Увидев, что время на исходе, Ян Жуй поспешно доела яйцо. Оно застряло у неё в горле, и она, стараясь сохранить лицо, отвернулась, пытаясь отдышаться.
Теперь только Шэнь Цинцю ещё не доела.
Тётя Цзян, убрав завтрак, вышла обратно — и её поведение резко изменилось. В руке она держала огромный мясницкий нож, тот самый, что используют на разделке туш. Лезвие блестело, а её лицо было уже не безразличным, а безумным.
— Быстрее ешьте! У меня дел полно, надо посуду убирать!
Пятеро остальных аж подпрыгнули от страха и поспешно отодвинулись.
Когда тётя Цзян уже почти подошла, Шэнь Цинцю наконец доела, протянула миску и спокойно сказала:
— Я закончила. Время ещё не вышло.
Тётя Цзян взглянула на часы, злобно хмыкнула и, размахивая ножом, собрала всю посуду.
Сяо Муюй незаметно выдохнула с облегчением, но, взглянув на беспечную Шэнь Цинцю, снова нахмурилась. Ей вдруг расхотелось с ней разговаривать.
Остальные были в шоке. Если бы они не доели прошлой ночью, их бы сейчас разрубили этим ножом?
Хуан Цзюньфэн скривился:
— А мясо, которое мы ели… — Он слышал, что человеческое мясо на вкус кислое, и его лицо сразу изменилось.
— Мы закончили, нам пора на учёбу, — сказала маленькая Сяо Мэй, и все дети тут же встали, совершенно не обращая внимания на странное поведение тёти Цзян, и вышли из столовой.
Сяо Муюй и остальные поспешили за ними.
Шэнь Цинцю подошла к Сяо Муюй и тихо сказала:
— Я знала, что успею. Не переживай.
Сяо Муюй взглянула на неё, затем отвернулась, глядя вперёд:
— Тебе не нужно, чтобы я переживала. Я и не переживаю. Давай быстрее закончим с делами.
Утром восьмерым детям действительно нужно было учиться, но отдельного учителя у них не было. Они сидели в одном классе и занимались сами.
Те, кто постарше, знали больше иероглифов и учили младших, заставляя их переписывать слова.
Это был отличный шанс. Сяо Муюй и остальные предложили Цюй Муси, чтобы они сами учили детей. Та, конечно, сразу согласилась.
Семеро взрослых и восемь детей разделились на группы: Ян Жуй, Хуан Цзюньфэн и Хоу Лян учили их основам арифметики и письма, а Сяо Муюй тем временем осматривала класс.
В классе были доски спереди и сзади. Задняя доска имела стеклянную витрину, где лежали детские рисунки и фотографии.
На фотографиях были изображены хорошо одетые мужчины вместе с детьми из приюта — всего около десятка снимков.
Судя по табличкам с пожертвованиями и лентам, эти люди были спонсорами приюта «Жэньай».
Но чем больше Сяо Муюй смотрела, тем сильнее ей казалось, что с фотографиями что-то не так. Она несколько раз перепроверила, но не могла понять, в чём дело.
Из восьмерых детей только Сяо Цзяо никто не решался трогать, поэтому Шэнь Цинцю разговаривала с ней одна.
Девочка, похоже, совершенно не помнила, что делала прошлой ночью, и вела себя по-прежнему наивно и даже немного заторможенно. Шэнь Цинцю заметила, что у ребёнка были признаки задержки развития.
Она болтала с Сяо Цзяо о разном и вдруг спросила:
— Тебе нравятся куклы?
Круглое личико Сяо Цзяо сразу просияло:
— Да! Очень нравятся!
Шэнь Цинцю продолжила:
— Раз ты так любишь кукол, где же твоя? Вчера ты с ней играла, а сегодня не принесла.
При этих словах Сяо Цзяо расстроилась:
— Она злится… Кукла злится, не хочет со мной играть.
Она даже заплакала:
— Кукла… хочу куклу… красивую куклу…
Шэнь Цинцю не выносила, когда дети плакали, и сразу растерялась. Но Сяо Цзяо внезапно замолчала.
Шэнь Цинцю удивилась. Её чуткий слух сразу уловил чей-то взгляд — это была Сяо Юэ, которая сидела с Сяо Мэй и решала задачки с Ян Жуй.
Та девочка почти не разговаривала, и сейчас её взгляд был направлен не на Шэнь Цинцю, а на Сяо Цзяо.
Сяо Цзяо поджала губы и с обидой посмотрела на Сяо Юэ. Та слегка покачала головой, словно сдаваясь. Очевидно, Сяо Цзяо перестала плакать не потому, что её напугали, а потому, что успокоили.
Две девочки словно достигли какого-то молчаливого соглашения. Шэнь Цинцю было даже забавно.
— Вы с Сяо Юэ близки?
Сяо Цзяо кивнула, глуповато улыбаясь:
— Кроме сестры Сяо Мэй, только Сяо Юэ делится со мной игрушками. Хи-хи, кукла… кукла…
Шэнь Цинцю обдумала её слова. Судя по всему, среди детей:
- Она сама соответствовала Сяо Мэй.
- Хоу Лян — Сяо Хань.
- Сяо Муюй, судя по событиям, — Сяо Цзяо.
Но как Сяо Муюй могла быть связана с Сяо Цзяо? Ничего общего. Это её озадачило.
Сяо Юэ всё время молчала и не шла на контакт — очень похоже на Лю Пэя.
Остальные пока не вырисовывались.
Пока Шэнь Цинцю размышляла, она заметила Сяо Муюй, которая внимательно изучала документы. Та сейчас была сосредоточена, её лицо стало серьёзным — явно наткнулась на что-то важное.
Шэнь Цинцю подошла и спросила:
— Что-то не так?
Сяо Муюй не посмотрела на неё, лишь тихо сказала:
— Мне кажется, с этими фото что-то не то.
Шэнь Цинцю тоже внимательно изучила их, затем нахмурилась:
— Позы не такие… и дети на них не те.
Сяо Муюй помолчала, затем её глаза вдруг расширились:
— Все девочки… и все симпатичные.
Действительно, на фото были мужчины — высокие и низкие, толстые и худые, одни элегантные, другие грубые. Но девочки, которых они обнимали за плечи, были без исключения миловидными — с той особой, чистой красотой, которая бывает только у подростков.
— Здесь Сяо Мэй появляется четыре раза, и ещё четыре девочки её возраста, — Шэнь Цинцю ткнула в несколько фото, затем пригляделась к мужчинам.
Через мгновение она приподняла бровь и щёлкнула по стеклу. Фотография сдвинулась, открывая другую, скрытую под ней.
Шэнь Цинцю повидала всяких людей, а Сяо Муюй умела читать эмоции по лицам. Обе одновременно наклонились, разглядывая фото, где Сяо Мэй пожимала руку красивому ухоженному мужчине средних лет.
В отличие от других официальных снимков, взгляд этого мужчины совершенно не соответствовал его внешности. В нём было что-то… неуместное для взрослого, смотрящего на ребёнка.
Присмотревшись к их рукопожатию, обе одновременно догадались.
В классе, помимо стеклянной витрины, был ещё шкаф с документами — двустворчатый, но запертый. У них не было ключа.
Шэнь Цинцю взглянула на Сяо Муюй, и в её глазах мелькнула искорка. Сяо Муюй тоже что-то поняла.
Что касается ключей… она знала, где их взять. И она была уверена: в этом шкафу кроется важная информация.
~~~~
созданные на небесах всё же созданные на небесах,а я не буду это комментировать