Глава 4.
Томислав, тем временем, уже второй день находился в яме, и все мысли его были направлены на воспоминания о той вольной жизни, которую он вёл раньше и которой, вполне возможно, больше никогда не будет, а также на обдумывание, насколько возможно совершить побег из крепости.
Да, юноша явно не собирался умирать в рабстве. За те два года, которые он провёл в неволе, не было дня, в который его не посещали бы мысли о том, как покинуть ненавистную ему крепость. Его товарищи по несчастью, а это были в основном такие же, как и он, выходцы из различных племён Гарудии, всегда уважали его за силу, выносливость, незаурядный ум и особенно за непримиримый и поистине боевой характер. Юному сыну вождя речного народа нередко приходилось защищать своих товарищей от Хамелеона и других капитанов и офицеров Манты, которые никогда не упускали случая унизить и без того угнетённых людей. За это Томислав достаточно часто оказывался в яме, предназначенной для содержания провинившихся перед адмиралом и его людьми узников, однако он никогда не жалел о том, что дни ему время от времени приходится коротать в столь неприглядном месте, как и никогда не сомневался в том, что дело его всегда было правым.
А вот сам адмирал Манта относился к рабам гораздо лучше, чем капитаны, и примером тому служил тот момент, что у Томислава и у большинства других рабов на шее всё ещё висели Знаки, сделанные из д, которые адмирал пиратов легко мог бы отобрать. Это были не просто украшения, а указатели на принадлежность к племенам, в которых невольники родились и жили вплоть до того печального дня, когда им не посчастливилось оказаться на пути этой разбойничьей армии. Невольники, само собой, оценили этот жест со стороны Манты, ведь после этого предводитель чужеземцев стал в их глазах пусть и жестоким, но достаточно мудрым властителем, который, к слову, не был лишён и чувства справедливости. При этом никто из них даже не догадывался, что Манта распорядился так, чтобы рабам оставили Знаки не потому, что эти вещи представляют большую ценность для невольников, а потому, что если бы адмирал отобрал их у пленников, то он нашёл бы им только одно применение, а именно попросту продал бы их.
Лидер пиратов был в некоторой степени суеверным человеком и никогда не позволил бы себе или же своим подчинённым надеть на себя чужое украшение, так как считал, что новому владельцу подобная вещица не принесёт ровным счётом ничего хорошего. Кроме того, он не позволил бы себе долго хранить их на территории своей строящейся вотчины, а ведь продай он Знаки своих рабов, рано или поздно одно из украшений могло бы попасть в родное племя невольника. Это, в свою очередь, вероятнее всего привело бы к совершенно лишней войне чужеземных пиратов с племенами, которые в таком случае сплотились бы с целью освобождения своих близких из пиратской крепости. Впрочем, кроме пиратского адмирала во всей его разбойничьей армии о подобном никто и не задумывался.
В этот момент решётка наверху поднялась, прервав невесёлые размышления Томислава о жизни и о будущем и оповещая его о том, что, вероятнее всего, не только наследник речного края за последние дни нарушил ту обстановку, которую адмирал пиратов и его офицеры привыкли называть порядком.
- Ну что, сын вождя осетров, - юноша сразу же узнал издевательский голос столь ненавистного ему капитана Хамелеона и его характерную манеру речи с весьма заметной примесью имперского языка, от которой этот сподвижник Манты избавляться, явно не планировал. – Тут к тебе ещё один невольник, такой же, как и ты, мешающий ходу работы. Тебе хотя бы теперь скучно не будет, да и возможность у тебя появилась не сойти с ума, пока ты здесь.
После этих слов руководителя стройки два рядовых стражника спустили в яму ещё одного молодого невольника, имевшего несчастье не найти в тот день общего языка с людьми Манты. Это был плотный темноволосый юноша примерно среднего роста и моложе Томислава на несколько лет, которого разбойники пригнали месяца три назад. Этот невольник ещё не был знаком с наследником речного края, да и в целом, не слишком выделялся из толпы невольников, будучи, судя по всему, довольно спокойным человеком.
- За что же тебя сюда посадили, друг? – спросил Томислав, глядя на своего товарища по несчастью с живым интересом. – Вероятнее всего, ты точно так же, как и я, с Хамелеоном сцепился или со стражниками Манты, которые постоянно дают нам всем для этого немало поводов?
- Я сегодня не сдержался и наговорил много нелестного этому Сцинку, когда он отказался выдать мне новый лом, - с грустью и очень высокой долей обиды в голосе отозвался его новый товарищ. – Мне просто достался старый и ржавый инструмент, который почти сразу сломался, после чего я был просто вынужден просить выдать мне другой. За столь грубое и дерзкое обращение к капитану после его же отказа сам адмирал Манта и направил меня в эту яму, чтобы, как он сказал, я отдохнул от работ примерно неделю.
Произнеся эти слова, новый сосед Томислава тяжело вздохнул, и сын вождя речного народа понял, что этот юноша, вероятнее всего, никак не может смириться со своим новым положением. Офицеры Манты уже давно были известны своим жестоким обращением, которое все здешние невольники переживали далеко не один раз. Вот только этот совсем ещё молодой человек, возможно, самый молодой из всех тех людей, которым не посчастливилось встретить эту чужеземную разбойничью армию на своём пути, реагировал на это куда острее, чем те его товарищи по несчастью, которые достигли более зрелого возраста. Томислав примерно понимал, что в данный момент испытывает его сосед, потому как сам он был ненамного его старше, когда ему довелось узнать, кто такой адмирал Манта.
- Родители нарекли меня Томиславом, - произнёс сын вождя речного народа, который по требованию определённых правил приличия и вежливости встал и поклонился своему новому знакомому. – Томислав Яромирович, если тебе будет угодно, и я прихожусь старшим сыном Яромиру Пересветовичу, вождю племени Осетра, что населяет речной край. Ну а теперь, друг мой, я попрошу тебя назвать своё имя и сказать мне, из какого ты племени?
- Мне же дали имя Венцеслав, а полное моё имя Венцеслав Радомыслович, и я прихожусь сыном Радомысла Годогостовича, старейшины южного селения племени Фазана, народа, что населяет луга, - юноша ответил тем же жестом и с интересом посмотрел на своего соседа. – Как же давно ты находишься в этом месте, Томислав, да и просто расскажи, если тебя не затруднит, каким образом ты вообще оказался в неволе? Ты же наверняка был в пути, когда эти чужеземные разбойники тебе встретились и схватили тебя?
Томислав тяжело вздохнул, услышав со стороны этого юноши, оказавшегося достаточно любопытным, этот вопрос. Ведь сын вождя племени Осетра до сих пор так и не смог простить своего воспитателя Неждана за его трусость и предательство даже, несмотря на то, что тот уже давно получил своё.
- Уже третий год пошёл, как я здесь, а оказался я в неволе потому, что меня предал один из близких мне людей, - начал свой невесёлый рассказ сын вождя речного народа, которому не слишком хотелось вспоминать о столь неприятном для него периоде жизни. – Мне тогда было всего шестнадцать лет, а сейчас мне уже девятнадцать. У меня есть родственники в племени Волка, и вскоре после смерти моей матери, которая была оттуда родом, я отправился навестить их, а сопровождал меня дядька, который в последние полгода был приставлен ко мне. На обратном пути нас заметили разбойники Манты, которые сначала схватили дядьку, который непонятно зачем отошёл от места ночлега почти на версту. Он мог бы и не говорить, что я с ним, но, видимо, за свою шкуру опасался, а потому и сразу, же выдал меня Манте, который, в свою очередь, заковал меня с остальными невольниками, а его убил, причём, именно за предательство. Манта тогда так и сказал, что ему такие предатели, как он, не нужны. Так я и не добрался до родного края, и даже не знаю, что стало с моим племенем. Не знаю я и о том, как сейчас мой отец и мой младший брат поживают. Брату моему сейчас пятнадцать уже, скоро станет мужчиной, и пока всё идёт к тому, что место, которое могло достаться мне, всё же перейдёт к нему. Но ты знаешь, приятель, брату своему мне вовсе не жаль уступить место вождя моего народа, ведь мы с ним всегда были дружны, а сейчас мне хотелось бы просто увидеть его.
Венцеслав, слушая рассказ своего соседа, мог лишь удивляться, потому как этот юноша, судя по всему, оказался достаточно удачливым для того, чтобы его не затронул поворот судьбы, при котором ему пришлось бы столкнуться со всей сущностью того, что люди привыкли называть предательством.
- А ты как в этой неволе оказался, Венцеслав? – задал тот же вопрос своему соседу сын вождя племени Осетра, который поймал себя на мысли, что он уже слишком заговорился и теперь решил дать слово своему товарищу по несчастью, которому тоже было, что сказать. – Ты же юный совсем, так что для меня просто удивительно уже то обстоятельство, что ты вообще сумел надолго покинуть родное селение, не говоря уже о том, чтобы выйти за пределы племенных земель, да ещё и столкнуться с этими головорезами.
- А я просто ушёл далеко от дома, и как показало время, это был далеко не самый разумный поступок с моей стороны. Сейчас мне всего пятнадцать лет, и выходит, что я ровесник твоего брата. Так уж случилось, что я настолько сильно не поладил со своими родными, что ушёл далеко от земель моего племени, решив тогда направиться в сторону горной гряды, что поделена между племенами Орла и Оленя. Меня схватили на земле племени Филина разбойники, которыми руководил Василиск. Он пригнал меня сюда из своего прошлого похода, и я здесь уже четвертый месяц. А что же касается твоего племени, Томислав, то мне приходилось за последние полтора года слышать о нём не самые приятные новости. Оно, похоже, переживает не лучшие времена, ведь Яромир Пересветович сильно постарел и замкнулся в себе за это время, и теперь я понимаю, почему, - говоря об этом, знатный юноша из полевого народа посмотрел на своего собеседника и товарища по несчастью с искренним сожалением и чувством горечи. – Так говорил мне мой отец, а он, в свою очередь, узнал об этом от своего старшего брата Светозара Годогостовича, который является нашим вождём. Да, к слову, насколько мне известно, мой дядя и твой отец не слишком хорошо друг к другу относились, и так было между ними ещё с юных лет. Впрочем, ни меня, ни тебя это уже не касается, друг мой, не так ли? Не испытываю ровным счётом никакого желания тебя огорчать, но вот я слышал, что твой отец, похоже, готовится к переправе через Вечную Реку, а место вождя племени в таком случае займёт твой младший брат, которого, если я не ошибаюсь, зовут Судислав?
- Да, это имя моего брата, и, как мы оба уже успели сказать, сейчас всё идёт к тому, что он займёт место моего отца, - ответил сын вождя речного народа, бывший первым в очереди наследования, который при упоминании имени родного человека испытал прилив сил. – Венцеслав, приятель, вот неужели ты был лично знаком с моим младшим братом? Если да, то, как давно ты его знаешь и когда и где ты его видел в последний раз? И всё ли с ним сейчас в порядке, мне бы очень хотелось об этом знать, ты и сам понимаешь?
- Лично я с ним не был знаком, однако имя твоего младшего брата я в своё время тоже услышал от отца, - пояснил Венцеслав, который, судя по всему, со слов своего родителя всегда знал если не обо всём, то почти обо всём из того, что происходило в землях племён. – Говорят, что парень он достаточно умный, сильный, да и смелости ему не занимать, вот только уж больно он горячий, а кроме того, крайне настырный. И всё же, я ни на мгновение не сомневаюсь в том, что такой, как он справится с бытом вождя племени.
«Эх, только бы я выбрался отсюда», - с горечью, к которой, к слову, в этот момент, прибавилась и заметная доля отчаяния, подумал Томислав и на несколько мгновений взглянул на небо сквозь решётку, что перекрывала этим двум юношам выход из ямы. - «Я должен выбраться из этой крепости, во что бы то ни стало, и увидеть своего отца, пока он ещё жив».
Впрочем, Томислав был вынужден на время прервать свои столь невесёлые размышления, поскольку в этот момент со двора до его ушей снова долетел звук шагов, возни и голос Хамелеона всё с тем же режущим слух говором.
- Да, поистине урожайный день на этих нарушителей порядка, давненько на моей памяти ничего подобного не было. Это уже третий за сегодня, а ведь сейчас ещё даже не вечер, - совершенно не скрывал своей злости Хамелеон, сотрясая при этом воздух своим ужасным владением племенным языком.
С этими словами капитан, руководивший строительством крепости, снова открыл верхнюю решётку и особенно, грубо втолкнул в компанию Томислава и Венцеслава ещё одного узника, которого Томислав узнал сразу, и при появлении которого настроение наследника речного края резко улучшилось.
Новым соседом юношей оказался выходец из заокеанских земель, но не из Радинарской империи, родины тех, чьими стараниями он оказался в неволе, и не из других государств Варунии. Невысокого роста, но при этом жилистый и крепкий Нартиц, будучи лет на пять старше Томислава, был родом с материка Куберия, но однажды, подобно Венцеславу, он сбежал из своего дома, что находился в одном из тамошних полисов под названием Лакосия.
Умудрившись однажды весной пробраться на лакосийский торговый корабль, юный бунтарь пересёк Алмазный океан, что разделял Гарудию и Куберию, после чего решил уйти из каравана куберийских купцов и прожил целый сезон тем, что переходил с места на место, показывая своё истинное бесстрашие по отношению к природе и другим превратностям судьбы.
Однако вскоре после того, как весна сменилась летом, этому бунтарю не посчастливилось оказаться на пути людей адмирала Манты, а случилось это совсем недалеко от того места, где они обнаружили и схватили Томислава, в землях берегового племени Лосося. После этого юному лакосийцу пришлось познать сущность плена и рабства, однако молодой человек всеми своими действиями давал понять, что он так и не принял эту неволю.
Нартиц находился в стенах будущей твердыни пиратского адмирала второй год и в течение этого времени постоянно демонстрировал свой несгибаемый бунтарский характер, но, говоря об этом, стоит отметить, что и возмездие за данное поведение всегда следовало немедленно. В этой самой яме выходец из Лакосии бывал гораздо чаще, чем любой другой здешний невольник, за исключением, разве что, старшего сына вождя племени Осетра.
Томислав, который за прошедшие полтора года стал для лакосийца близким другом, узнал о нём всё это, беседуя с ним, в те отнюдь не частые моменты, когда они виделись на стройке. Случалось им поговорить и в то время, что отводилось невольникам на сон, причём, именно Томислав помог Нартицу пусть немного, но достаточно для того, чтобы они могли беспрепятственно вести беседу, освоить племенной язык. Вот только в течение всего этого времени, проведённого в неволе, ещё не случалось такого, чтобы в яме, что предназначалась для провинившихся невольников, они оказывались одновременно, а потому, даже если Нартиц и носил в голове мысли касаемо побега, то для Томислава это пока что так и оставалось неизвестным.
- Вот интересно мне знать, друг мой, что же ты опять такого сделал, для того, чтобы снова оказаться в этой яме? – едва сдерживая смех, спросил сын вождя племени Осетра, впрочем, уже давно и прекрасно знавший, с какой лёгкостью находились у лакосийца поводы для конфликтов с людьми Манты.
- Как ты, Томислав, уже вполне мог догадаться, я только, что в очередной раз сцепился с капитанами Хамелеоном и Сцинком, - тяжело дыша, ответил этот бунтарь, говоривший с примесью родного языка. – В общем, со всеми теми, кого хозяин этой крепости поставил на самые высокие должности.
- А, то есть, значит, всё было как обычно, - не без заметной доли сочувствия поддержал разговор наследник речного края. – Ладно, бунтарь, пока что ты можешь здесь спокойно располагаться, ведь у нас, как ты и сам видишь, все свои, так что ты вполне можешь чувствовать себя как дома.
- Что же, тогда спасибо тебе, Томислав, - ответил Нартиц, который почти всё время, которое он провёл в стенах строящейся крепости, был молчалив, за исключением, разве что, общения с сыном вождя речного края и частых конфликтов не только с людьми Манты, но иной раз и с ним самим.
Причина того, что Нартиц был, не слишком разговорчив, заключалась в том, что он скверно, и то, лишь благодаря Томиславу, владел племенным языком, и гораздо хуже владел языком имперским, при этом достаточно хорошо понимая значение слов на обоих языках. Сын вождя речного народа не один раз наблюдал за тем, как происходили ссоры между офицерами Манты и Нартицем, и благодаря этим зрелищам, успел приобрести неплохие знания в плане далеко не самых достойных слов в обоих заокеанских языках.
На следующие несколько минут в яме наступило молчание, и тишина эта нарушалась разве что не очень громкой вознёй Нартица в охапках соломы, что всегда использовалась невольниками, которые имели несчастье оказаться в этой яме, вместо кроватей. Лакосиец, как мог, обустраивал своё место для сна, но вот Томислав всё, же решил тишину нарушить.
- Слушай, Нартиц, я тебя давно хотел спросить, - снова обратился сын вождя речного народа к своему близкому другу. – Может быть, хотя бы ты знаешь, как мы могли бы выбраться отсюда? Зная тебя, я более чем уверен, что ты просто не мог об этом не задуматься хотя бы однажды, а то и более.
Томислав в тот момент просто не смог как следует подумать насчёт того, о чём ещё он мог бы поговорить со своим заокеанским другом, но как оказалось, на этот раз наследник речного края с вопросом, который ему самому показался не слишком удачным, нисколько не прогадал.
- Я уже давно пробую это сделать, - мрачным тоном произнёс лакосиец и с этими словами прошёл в дальний угол ямы и наклонился к той части пола, которую довольно плотно закрывала солома. По этой части ямы было хорошо видно, что никто из стражников давно уже не прикасался ни к полу, ни к соломе, и было похоже, что Нартиц уже успел этим воспользоваться.
Молодой бунтарь принялся разгребать солому, а что же до Томислава и Венцеслава, терзаемых жгучим любопытством, то оба юноши, само собой, тоже не смогли стоять в стороне. Когда же трое молодых людей добрались до холодного камня, которым был выложен пол, Томиславу бросились в глаза следы на нём, явно оставленные режущим предметом.
- Вот, посмотри на это, приятель, - указал на эти следы Нартиц, произнося эти слова не без нотки гордости в голосе, а кроме того было заметно, что он рад тому, что его товарищи удивились. – Как ты, наверное, уже знаешь, яма для таких работников, как мы, находится у самой стены, так что подкоп не обязательно должен быть слишком длинным. Вот только не стоит забывать о том, что почти сразу, же за стеной начинаются скалы, по которым придётся взбираться, и это может быть помехой для нас и тех из наших товарищей, которые решатся на то, чтобы пойти за нами. Само собой, это только начало, но потом мы трое выкопаем как можно более глубокий проход, и как только сможем, расчистим его от камней. Это, конечно, будет долго, но выбора у нас нет, по крайней мере, сейчас я не вижу другого выхода.
- И у меня, например, сразу же появляется вопрос насчёт того, где находятся инструменты для вот этого труда? – спросил наследник речного края, всё ещё пытаясь совладать с удивлением. – Ведь мне сразу же становится ясно, что ты уж точно не руками портил этот весьма твёрдый и прочный пол.
Нартиц, который, судя по всему, уже давно ожидал от Томислава подобный вопрос, сделал ровно три шага от намеченного для подкопа места и, запустив руки в солому, плотно застелившую ту часть ямы, поднял с пола напильник, который был, между прочим, уже изрядно затупившимся.
- Ты где взял этот напильник? – удивлённо присвистнул сын вождя речного народа, который больше всего был поражён тем, что его друг смог украсть инструмент у редкостно скупого капитана Сцинка, который неусыпно следил за обстановкой на складах и в погребах. – А главное, ты мне скажи, как ты умудрялся всё это время хранить его, да ещё и так, что никто не заметил?
- Ты задаёшь очень уж много вопросов, - угрюмо ответил на вопрос своего друга юный лакосиец, который, как было прекрасно известно Томиславу, никогда не любил, да и не умел ждать. – А сейчас, между прочим, не самое лучшее время для них, поскольку нас тут не станут держать слишком долго.
- Почему же ты такой неразговорчивый? – в этот момент подал голос юноша из племени Фазана, который ранее не общался с этим чужеземцем, а потому испытывал трудности в этом разговоре. Кроме того, по тону этого вопроса Венцеслава было видно, что он до этого момента ещё ни разу не имел общего дела с людьми, которые происходили родом не из местных племён, не считая, конечно, разбойников, в чьи лапы он попал по глупости.
- Да я просто наречия ваши плохо знаю, - грустно, если не сказать, виновато вздохнул, отвечая на вопрос, выходец из Лакосии. – Если бы меня кто научил говорить на вашем племенном языке, я был бы не так молчалив, хотя о чём вы двое говорите, я всё равно понимаю. Между прочим, это всё благодаря Томиславу, который помог мне освоить самые начала вашего языка.
- Ладно, что уж теперь об этом, - резко прервал эти далеко не самые весёлые рассуждения своего друга Томислав. – Я всё же попытаюсь выяснить обо всех планах Нартица как можно больше, но это, похоже, будет не слишком легко, так как наш заокеанский друг всегда был парнем скрытным.
Спустя некоторое время Томиславу удалось узнать от временами скрытного и молчаливого Нартица, что напильник, вероятнее всего, обронил один из стражников Манты, а Нартиц нашёл его во время работы на стройке и с тех пор носил его при себе и берёг, как зеницу ока. Этот юный бунтарь, как, оказалось, решил оставить его здесь, когда в первый раз оказался в этой яме, и непременно каждый раз, когда ему перепадало такое наказание, пытался с его помощью выпилить отверстие в полу, а затем и вырыть подкоп.
Именно по этой причине лакосиец так часто нарушал порядок на стройке, однако везло ему не всегда, ведь пилить пол, находясь в яме одному, было бы слишком опасно, поэтому чужеземец трудился только в те моменты, когда в этой яме оказывались и другие провинившиеся перед пиратским адмиралом и его офицерами невольники. В этом и была главная причина того, что работа у него шла медленно и не так часто, как ему хотелось бы и как хотелось бы всем остальным невольникам, знай они о его планах.
Впрочем, по словам Нартица, именно сейчас был особенно удачный момент для продолжения этого нелёгкого труда, поэтому Томислав счёл нужным немедленно начать дальнейшие работы. Сын вождя племени Осетра и его друг из Лакосии принялись пилить пол, время от времени сменяя друг друга, в то время как юному сыну старейшины из племени Фазана оставалось лишь наблюдать сквозь решётку за фрагментами того, что происходило наверху.
В течение остатка того дня Венцеславу трижды приходилось подавать знаки тревоги, и каждый раз Томислав и Нартиц незамедлительно возвращали на прежнее место солому и тщательно прятали в неё напильник, после чего с видным нетерпением ждали, что будет дальше. И гадали, смогут ли они в этот день вернуться к работе, обещавшей им столь долгожданную свободу.
На первый раз стражники, бывшие в подчинении Хамелеона либо Геккона, просто прошли мимо решётки, да и во второй раз они не удостоили своим вниманием яму и её временных обитателей. Но вот во время третьего их обхода яма пополнилась ещё одним провинившимся рабом, которого сын вождя речного народа до этого видел всего несколько раз.
- Кого же направили к нам в этот раз? – тихо, но при этом не без доли живого интересом в тот момент спросил сам у себя Венцеслав, который заметил, что Хамелеон, сказавший, что день на провинившихся невольников выдался поистине урожайным, в данном случае оказался полностью прав.
- Да, бойцы, я вам на полном серьёзе говорю, что скоро нам придется ещё одну яму для этих лентяев рыть, - зло произнёс Хамелеон, когда новичка помещали в яму, причём, произнёс он эти слова на имперском языке, однако Томислав прекрасно понял, что он говорит. – Это, так к слову, уже четвёртый невольник, который попадает сюда за последние два дня.
Томислав, хоть и понял, о чём только что сказал его главный мучитель, но нисколько не воспринял его слова всерьёз, а вместо этого с гораздо большим интересом отнёсся к новому соседу. Этот человек заметно отличался от них в первую очередь тем, что был явно старше всех остальных в яме, а кроме того, он обладал более плотной фигурой, чем трое его временных соседей.
Четвёртый человек, оказавшийся в яме, оказался светловолосым мужчиной лет примерно тридцати, который, судя по его телосложению, давно уже не испытывал чувства голода и недоедания, что для невольников, которые были вынуждены работать в будущей крепости Манты, было большой редкостью, потому как в большинстве своём они почти никогда не ели досыта.
Томислав, после того, как всего лишь бросил на племенной Знак этого человека мимолётный взгляд, сразу смог понять, что новым соседом его и его друзей оказался выходец из племени Ворона, того самого народа, что населял холмистую местность на стыке севера и запада Гарудии.
Этот человек, в отличие от большинства невольников, никогда не работал на стройке по той причине, что адмирал пиратов, узнав о его умениях кулинара, распорядился, чтобы Гордана в тот же день определили на кухонные работы, где до него трудились ещё четверо поваров. Уже в скором времени выходец из племени Ворона превзошёл их всех и тем самым сумел заслужить столь быстро место личного повара самого пиратского адмирала.
- Гордан, вот неужели это правда ты? – с удивлением и одновременно с этим с весьма большой долей радости произнёс Венцеслав и обратился к двум молодым людям, которые еще несколько минут назад трудились над будущим ходом на пути к свободе. – Парни, если кто не знает, этого человека зовут Гордан, он личный повар хозяина крепости, и, как лично я считаю, это место он совершенно честно заслужил. Я уже виделся с ним, когда Манте однажды потребовались дополнительные невольники на кухне, и, к слову, Гордан тогда ещё и накормил меня досыта. На мой взгляд, да и не только на мой, у этого человека редкий дар быть столь искусным кулинаром.
Личный повар хозяина крепости, который, несмотря на то, что выглядел он этаким баловнем судьбы, всё же оставался человеком довольно скромным, а потому при этих хвалебных словах юного сына старейшины племени Фазана ему ничего не оставалось, кроме как смущённо промолчать.
- Гордан, а за что же тебя сюда посадили? – из голоса Венцеслава, когда он продолжал спрашивать своего старого приятеля о причинах, по которым он составил юношам компанию в яме, никак не исчезало это искреннее удивление тем, что повар оказался с ними. – Ведь даже все эти люди из близкого окружения Манты тебя уважают, да ещё и добавки всегда просят.
- За все эти девять месяцев, которые я провёл в этой крепости на положении личного повара Манты, это был единственный случай, когда случилось так, что я не угодил хозяину крепости, - в этот момент по ответу повара стало понятно, что он всё же избалован судьбой. – Не то блюдо, которое он ждал, я сегодня, оказывается, подал ему, и вот последствия. Вот лично по мне, так даже с собаками не обращаются, как он со мной сегодня поступил.
Всё же, не стоило временным соседям Гордана по яме для провинившихся невольников забывать о том, что лёгкая работа ему досталась по сравнению с тем делом, которым изо дня в день были заняты все трое, однако такое отношение повара к жизни заметно рассердило Томислава Яромировича.
- С собаками, говоришь, так не обращаются? А вот такие, как мы, как видишь, наоборот очень даже часто сюда попадают, - в этот момент тон сына вождя речного края был полон возмущения. - Приятель, расскажи нам лучше о том, кем ты вообще был до того, как попасть в эту самую крепость, а главное, не забудь ответить на вопрос, есть ли у тебя среди ближайшей родни хотя бы старейшины, не говоря уже о вожде твоего холмистого племени?
- Да нет, я простой человек, который почти всю жизнь был поваром в доме старейшины родного восточного селения, - после этого Гордан осознал, что его поведение было не слишком достойным. – Но однажды вышло так, что я случайно отстал от попутного купеческого каравана, когда мне нужно было дойти до земель соседнего племени Оленя, а после я повстречался с людьми Василиска, центуриона Манты, который руководит разведкой.
- Значит, вот как складывалась твоя судьба? – вскричал сын вождя племени Осетра, указывая на себя и на Венцеслава. – Так вот слушай, повар из народа Ворона, что я тебе могу сказать. Моё имя Томислав Яромирович, и я старший сын вождя племени Осетра, а этот совсем ещё молодой человек приходится сыном старейшине племени Фазана, и вот мы оба точно так же, как и ты сейчас, сидим в этой яме, как это ни странно. Значит, ты говоришь, что таким вот образом даже с собаками не обращаются? Ты знаешь, Гордан, у меня вот создаётся мнение, что работа поваром у этого тирана тебя изнежила.
Всем присутствующим в те минуты казалось, что возмущению Томислава не будет конца, настолько сильно он взъярился. От природы этот юноша был, напротив, чаще всего хладнокровным, сдержанным и рассудительным, однако его раздражали некоторые явления в жизни, к примеру, такое отношение к судьбе, как у его нового знакомого. Тем более что этот человек, в отличие от Томислава и Венцеслава, никогда не принадлежал к числу племенной знати, являясь всего лишь простым поваром, а ведь будь они знакомы до того, как попасть в неволю, это значило бы очень многое.
- Лучше бы тебе сейчас успокоиться, - наконец, не выдержав, бросил Нартиц, которому уже доводилось до этого видеть редкие, но меткие вспышки гнева со стороны своего близкого друга. – Если ты не будешь сдерживать себя, то легче от этого тут никому не станет, а кроме того, этим ты рискуешь привлечь внимание стражников или того же Хамелеона, а это нам точно не нужно.
- Ладно, приятель, ты мне теперь лучше скажи, умеешь ли ты пользоваться лопатами, ломами или же пилами? – чуть более спокойным тоном произнёс Томислав, принявший решение внять совету лакосийца, а если быть точнее, вернуть свой прежний спокойный настрой. – Тебе хотя бы раз в жизни приходилось держать в руках названные мной предметы? Или же ты не имел дела вообще ни с чем, кроме общих котлов и жаровней в твоём родном селении, а кроме того, туш зверей, рыб и птиц, которых охотникам вашего селения, так к слову, удавалось добыть своими потом и кровью?
- А к чему ты об этом спросил? – услышав этот вопрос со стороны сына вождя племени Осетра, Гордан подозрительно оглянулся. – Почему тебе так важно знать, что я умею или же не умею? Или может быть, Томислав, у тебя или вот у одного из твоих здешних товарищей есть некий тайный замысел?
В Томиславе Яромировиче и в самом иногда просыпалась отнюдь не малая доля высокомерия и властности, и в такие моменты он терпеть не мог долго ждать ответов на заданные им вопросы. Кроме того, этот его новый товарищ по несчастью уже успел его заметно вывести из себя своим высокомерием и тем обстоятельством, что сравнительно лёгкая работа на кухне хозяина крепости давно уже совершенно его расслабила и избаловала настолько, насколько это вообще было возможно. Ведь сам сын вождя речного народа не мог позволить себе подобное удовольствие с учётом того, какие мысли в течение всего времени его неволи не давали ему покоя.
- Вопросы здесь задаю я, кухарь! – снова разъярился после этих слов повара из холмистого края наследник края речного. – Так что будет лучше, если ты будешь отвечать, когда я тебя спрашиваю! И ещё лучше будет, если делать это ты будешь быстро, чётко и, что самое главное, доходчиво!
Гордан лишь тяжело вздохнул при этих словах. Явно не хотелось повару из племени Ворона оказаться в немилости у сына вождя племени Осетра, ведь он уже сполна успел осознать, что такого человека, как Томислав, гораздо лучше иметь в числе своих друзей, нежели в числе врагов.
- Если бы это было нужно, Томислав, - несколько сбивчиво ответил на эту тираду наследника речного края повар пиратского адмирала, переводя настороженный взгляд с одного невольника на другого и мысленно гадая о том, что его ждёт дальше. – То я более чем уверен, что управился бы с пилой, лопатой или ломом не хуже тебя или двух других наших товарищей по этому несчастью, но мне всё же хотелось бы знать, зачем тебе это всё?
- Лучше скажи ему ты, Нартиц, - резко и кратко бросил лакосийцу сын вождя речного народа, который всё ещё был слишком сильно взбешён поведением Гордана, чтобы продолжать разговор с ним, и решивший сделать небольшой перерыв и хоть немного помолчать. – Я вроде бы и так сказал этому повару уже слишком много, а посему поговори теперь ты с ним, и будет очень даже хорошо, если ты расскажешь ему обо всех своих замыслах настолько же подробно и детально, как не столь давно рассказывал о них мне.
- Сейчас Гордан сам всё сможет увидеть, - ответил на эти слова своего друга лакосиец, после чего проследовал к соломе, которая надёжно укрывала труды этих двух молодых людей. Личный повар Манты с весьма заметным любопытством осмотрел то, что скрывалось под этой охапкой, и провёл пальцами по следам от напильника. После того, как Гордан убедился, что ему эти следы не привиделись, он сразу понял, для чего Томиславу могли понадобиться люди, способные работать ломами и напильниками.
- Так значит, вы подкоп готовите, - крайне изумлённым шёпотом произнёс повар из племени Ворона, который в этот момент испытал непреодолимое и искреннее желание помочь бунтарям. – Парни, неужели вы и в самом деле решили устроить побег из этой опостылевшей нам всем крепости?
- Да, мы готовим план побега, - невозмутимо ответил Томислав, для которого в этом не было ничего удивительного. – И прямо сейчас, Гордан, ты сменишь нас в этом самом не самом лёгком труде. Ты, Венцеслав, стой у решетки, как и стоял, и продолжай следить за тем, что происходит на поверхности.
После этих слов сына вождя речного народа работа в яме закипела и начала приносить свои весьма заметные плоды. К вечеру того дня Томислав, Гордан и Нартиц, поочередно сменяя друг друга, уже выпилили две стороны этой квадратной по форме части пола, после чего узникам оставалось выпилить ещё столько же, прежде чем приступить к более тяжёлой части этой работы.
- Скоро мы уже копать сможем, - расчётливо сказал Нартиц, в голосе его при этом прекрасно слышалась радость от того, что нелёгкие труды его и его товарищей совсем не пропадают даром. – Вот увидите, всё получится, парни, и скоро все мы уже дома будем. Как же мне не терпится пересечь Алмазный океан и увидеть родную землю, в которой у меня остались мать и младший брат, я ведь просто обязан их увидеть после всего этого!
- Нартиц, как же ты собираешься копать? – в этом вопросе сына вождя не было слышно ничего кроме удивления. – И не могу тебя не спросить о том, как ты планируешь сюда лопаты протащить? Это ведь будет куда сложнее, чем пронести сюда этот напильник, или у тебя и об этом мысли есть?
- Пока что, если быть честным, я об этом не задумывался, но решение этого вопроса я точно найду, это я могу обещать, - так смущённо, словно об этом моменте он вспомнил только что, ответил Нартиц, при этом весьма умело скрывая тот момент, что он растерялся после такого вопроса Томислава.
- Если что, мы вместе найдём этот выход, - тут же сумел успокоить своего нового товарища Томислав, не без труда подавляя нарастающее желание звонко и от всей души рассмеяться. – Так что ты уж не переживай, Нартиц, ты свою землю и свою семью ещё обязательно увидишь.
- Ладно, нам стоит продолжить работу, - с этими словами лакосиец протянул краденый инструмент личному повару адмирала. – Гордан, сейчас пора тебе потрудиться, а в это время я и Томислав можем вздремнуть пока что, думаю, что хотя бы небольшой отдых мы все здесь заслужили.
Как оказалось, именно тогда, когда Гордан в очередной раз принялся за пиление пола, удача отвернулась от заговорщиков, потому как спустя всего несколько минут работы повара из племени Ворона раздался короткий и неприятный треск, который мог означать только одно.
Томислав и Нартиц, которые к тому моменту уже успели слегка задремать, в этот момент резко вскочили со своих мест и переместились к месту своей тайной работы, причём, Томислав и не думал скрывать своего раздражения и разочарования своим новым товарищем по несчастью.
- Мужики, у меня напильник сломался, - отчаянно произнёс Гордан, чуть не плача, и вопросительно посмотрел на обоих молодых людей, особенно задержав взгляд на Томиславе, которого он после их беседы не только начал уважать, но, похоже, уже и побаивался. – И что же нам с этим всем теперь делать, я и сам ума не приложу? Да, похоже, что я и в самом деле только и умею, что заниматься кухней, и ничем другим, кроме этого.
- Вот знал я, Гордан, что нельзя тебе такую работу, как подготовку выхода отсюда на волю, доверять! – зло зашипел на повара Томислав, который, впрочем, чувствовал и свою вину в этом. – И ты знаешь, я, как ни странно, предчувствовал нечто подобное с твоей стороны! Да, и каким же я дураком оказался, надо ведь было Венцеславу дать эту работу, а не тебе.
Наследник речного края вдобавок к этим уничижительным словам наградил повара крайне неодобрительным, если не сказать, презрительным взглядом, после которого повар совершенно пал духом и не знал, куда прятать взгляд от чувства стыда и собственной никчемности. Что же до сына вождя речного народа, то он, несомненно, мог бы и продолжить вымещать свою злость на неуклюжем поваре, однако в эту минуту в разговор вмешался лакосиец, который без особого труда сумел подавить назревающий скандал.
- Вы не вините себя, парни, - резко рассмеялся Нартиц, который, в отличие от Томислава и Гордана, в тот момент совершенно не выглядел напуганным или озлобленным, а напротив, был спокоен и весел. – Я же давно уже знал, что напильник этот, скорее всего, сломается раньше времени, а значит, мы через некоторое время попытаемся достать новые инструменты.
- И ведь достанем, но при одном условии, - подал голос Венцеслав, который, к слову, тоже ощутил лёгкий испуг от поломки. – Достанем, если один из нас сумеет провести капитана Сцинка. Вы же все знаете, что он всему, что есть в инвентаре, счёт ведёт, и украсть у него любой предмет крайне сложно.
- Я же в своё время уже сумел стащить напильник, а это говорит о том, что я нечто подобное вполне сумею повторить, - весёлым тоном ответил выходец из Лакосии, после чего обратился к Венцеславу. – Но, как ты и сказал, вряд ли я сумею стащить у такого, как этот Сцинк, совершенно новый инструмент.
- Мужики, а что же вы думаете? – осторожным тоном спросил юный сын старейшины из племени Фазана, переводя при этом взгляд с одного своего товарища по несчастью на другого. – Можем ли мы посвящать в нашу тайну других наших товарищей по несчастью и рассчитывать на них?
- Думаю, что мы могли бы так поступить, - ответил сын вождя речного края после минутного раздумья над этим вопросом. – Всё же, почти все те люди, которым мы вдруг захотим доверить такую мысль, являются такими же выходцами из здешних племён, как и мы с вами. Но те из них, кому мы доверим все наши уловки, должны будут прежде доказать, что мы можем полагаться на них так же, как на самих себя, а я, к слову, не уверен, что все наши товарищи по несчастью такого доверия заслуживают.
- Да, в этом ты прав, приятель, - ответил Нартиц, вспоминая всех тех, кого он знал среди числа остальных невольников. – Я знаю двух людей, с которыми лучше вообще не иметь никаких дел. Что самое печальное, они ещё и всем своим видом показывают, что здесь им хорошо живётся, если не сказать, что живётся им лучше, чем жилось до этого на свободе.
Остальные трое узников с любопытством посмотрели на лакосийца, ведь он, пожалуй, знал о крепости больше, чем остальные невольники пиратского адмирала вместе взятые, да и в своих товарищах по несчастью явно хорошо разбирался, ведь иначе и быть не могло, учитывая, что он отчаянно искал способ выбраться из стен вотчины пиратского адмирала.
- Вот неужели это правда, Нартиц? – тут же проявил живой интерес к словам лакосийца сын вождя племени Осетра, для которого подобная новость, как это ни удивительно, оказалась весьма неожиданной. – И кто же это может быть, хотелось бы мне знать? Неужели среди здешних невольников нашлись те, кому такая жизнь нравится больше той жизни, что они вели на воле?
- Одного из них зовут Крив, а второго Невзор. Это два брата, вот только я не знаю, из какого племени они родом, - ответил Нартиц, вспомнив этих ещё молодых, но угрюмых мужчин, которые с первого же дня в крепости Манты по неясным причинам были изолированы от остальных невольников.
- Это те двое, которые работают в огороде? – сразу же поспешил уточнить Венцеслав, который, несмотря на то, что находился в крепости тирана относительно недолго, в сравнении с другими невольниками, всё же успел увидеть двух этих нелюдимых мужчин. – Им ещё постоянно самое лучшее достаётся от него, да и живут они в том же жилом здании, что и Манта, правда, не на верхних этажах, а в подвале. Сдаётся мне, что хозяин крепости так их поощряет не только за работу на его огороде, и вообще, у меня такое чувство, что они не гнушаются доносов на других невольников, а сам хозяин крепости это поощряет, как может. Да уж, верно заметил Нартиц, так как вот мне лично этих людей никогда ни видеть, ни слышать не хотелось.
- Да, именно этих людей я и имею в виду, - задорным голосом подтвердил его догадку Нартиц, после чего задал вопрос. – Так значит, из какого эти двое племени родом будут, если кто из вас об этом знает? Или может быть, что здесь есть люди, которым известна причина того, что они изолированы?
- Так ведь я заметил, что у них Знаков племенных нет, в отличие, насколько я знаю, от всех остальных невольников, - внезапно вспомнил Томислав о том, что уже замечал в этих неприятных ему людях. – А это должно значить, что их в свое время наверняка изгнали из племени. Не знаю, почему, но я в целом не удивлен, да и наши товарищи по несчастью их тоже не жалуют, несмотря даже на то, что они ни с кем не разговаривают, да и не видел вроде никто, чтобы они о чём бы то ни было доносили Манте или его людям.
- Так знаю я этих двоих, и Крива, и Невзора, – в этот миг вмешался в беседу Гордан, удивив Томислава и Нартица. – Ну вот, парни, вы можете считать, что они не принадлежат ни к одному из племён, потому как они, до того, как попасть в эту крепость, уже несколько лет являлись изгоями.
Все трое товарищей повара по несчастью одновременно устремили на него одинаковые взгляды, в которых читались любопытство и крайнее изумление, потому как никто не ожидал, что этот неуклюжий по своей природе человек может располагать ценными сведениями о крепости пиратского адмирала и тех людях, которые волей судьбы оказались с этой крепостью связаны.
- Правильно всё Томислав сейчас сказал, - продолжал Гордан, который никак не мог остаться равнодушным к интересу, который столь быстро проявили к нему и его словам его товарищи. – Более того, я в своё время лично сумел увидеть, как они прошли обряд изгнания. И прошли они этот обряд вовсе не просто так, скажу я вам, друзья мои, они оба заслужили это с лихвой.
- Так ты, оказывается, их знаешь, повар? – весьма изумлённым и в то же время любопытным тоном спросил Томислав. – Ну что же, может быть, ты в таком случае расскажешь нам, что эти два брата представляют собой, и за что их в своё время изгнали из племени? Как я теперь понимаю, они родом из того же племени, что и ты, то есть из племени Ворона?
- Ну, это будет, пожалуй, не слишком долгая история, парни, а случилось это с ними обоими всего года три или четыре назад. Да, ты не ошибся, Томислав, они были из моего племени, пока, вождь и Совет Старейшин и волхвов моего народа не нашли, наконец, повод для их изгнания. Крив и Невзор, если быть честным, никогда не были достойными людьми. Эти двое часто воровали у соплеменников, ни во что не ставили никого из моих с ними соплеменников, в том числе, старейшин и духовников. Между прочим, они мне довольно близкой роднёй некогда приходились, - Гордан нарочно сказал это слово в прошедшем времени, показывая, что знать этих двоих больше не хочет, да и не особо он переживает за них. – В общем, три года назад Совет Старейшин и волхвов племени Ворона счёл, что они достойны изгнания, и с тех пор о них не было ни слуху, ни духу. А некоторые люди в моём селении даже думали, что их и в живых уже давно нет. Но вы, парни, и сами, наверное, понимаете, что это устраивало всех по большому счёту. Они получили именно то, что давно заслуживали, а я, в свою очередь, могу сказать, как очевидец и их бывший соплеменник, что жизнь в племени Ворона и конкретно в моём родном селении с их изгнанием стала только спокойнее и благополучнее.
Больше всех эта история вызвала удивление у Венцеслава и Нартица, потому как первый, в силу своей юности и неопытности, ещё никогда не сталкивался с подобным, а второй не слишком хорошо знал законы племён и их тонкости.
- Гордан, я правильно понимаю, что это наказание является самым жестоким во всех здешних землях и племенах? – спросил Нартиц, в родном полисе которого, к слову, самым страшным являлся другой вид наказания, но который понимал, что влечёт за собой изгнание. – Ведь в ваших землях, на мой взгляд, вряд ли кто сможет долго прожить вдали от родного племени.
- Да, так оно и есть, Нартиц, - тяжело вздохнув, ответил повар из племени Ворона, для которого эта тема не была приятной. – Я бы, к слову, вообще не удивился, если бы узнал, что они давно уже мертвы, а ваши сведения о том, что эти двое живы и находятся здесь, честно говоря, меня удивили больше.
- Да, вот это история, Гордан. Мужики, в общем, я надеюсь, что вы все и всё прекрасно поняли из этого вот рассказа, - подвёл сын вождя племени Осетра черту под этим разговором. – Как я уже сказал, мне приходилось однажды их видеть на овощных грядках Манты. И так как на них не было племенных Знаков, я тогда подумал, что они не из наших племён. Да, и я чуть было не забыл сказать о том, что помощников нам лучше искать среди молодых, так как от стариков вряд ли будет много помощи. Хотя, с другой стороны всегда можно попытать счастья и среди тех невольников, что постарше.