Глава 1.
В один из тёплых дней в середине весны несколько десятков невольников изо всех сил трудились над возведением очередного жилого здания в громадной крепости будущего диктатора. До этого кроме готовых четырёх строений были также построены стена и, само собой, загон для рабов, а всего в планах у адмирала Манты было предусмотрено строительство не менее десяти жилых зданий и ещё нескольких загонов для невольников.
Стройку контролировал Хамелеон, один из бывших капитанов флота Манты, крепкий светловолосый мужчина в возрасте чуть за сорок, которого рабы особенно не любили за его скверный характер. Такие, как он, могли только выслуживаться при сильных мира сего, а потом отыгрываться на более слабых лишь потому, что они были явно не в том состоянии для того, чтобы дать ему достойный отпор. Так случилось и в тот самый погожий весенний день, когда Манта появился на стройке, как всегда, в сопровождении еще двух капитанов, Варана и Удава. Один из этих двоих его сопровождающих, по прозвищу Варан, полноватый и неуклюжий, с редкими темными волосами, некогда был капитаном личного корабля Манты. Но все прекрасно знали, что у него не было совершенно никаких способностей для руководящей должности на флоте жестокого и беспринципного адмирала, а место это он получил лишь потому, что подвернулся Манте в тот миг, когда тот пребывал в довольно благоприятном расположении духа. И вот потому в случае этого далеко не самого умного капитана его должность была фиктивной, если не сказать, что она была марионеточной. А вот адмирал Манта вполне успешно совмещал руководство, как своим личным кораблем, так и всем своим огромным по пиратским меркам флотом. Было известно и то обстоятельство, что новоиспечённый капитан рабски покорен адмиралу и потому никогда особо и не сопротивлялся постоянному унижению со стороны своего господина, никогда не уважавшего его. Впрочем, Манте это было даже на руку, ведь и прежнего капитана, погибшего при нападении флота Манты на радинарскую военную галеру, нашлось, кем заменить, и личным слугой пиратский адмирал сумел обзавестись. Удав же был известен, как в целом неглупый, молчаливый и спокойный человек. Он был уже полностью лысый, а его физическая сила весьма впечатляла, поэтому на суше именно он выполнял основные функции телохранителя и иногда оруженосца Манты, а кроме того, он же исполнял и наказания в отношении своих товарищей, которые в чём бы то ни было, провинились перед пиратским адмиралом.
Придя на стройку в тот день, Манта как всегда подал знак рукой, после чего сопровождающие его капитаны соорудили из каменных плит нечто вроде сиденья и накрыли его же шёлковым плащом. Усевшись как можно удобнее в импровизированное кресло, пиратский адмирал, как обычно, весьма властным мановением руки сразу же подозвал к себе Хамелеона.
- Скажи мне, будь так любезен, Хамелеон, сможете ли вы достроить мою крепость к началу этой зимы? – спросил адмирал у руководителя стройки очень мягким голосом на имперском языке. К слову, за последние десять лет он успел прекрасно усвоить и племенной язык народов Гарудии, вернее, общий вариант этого языка. Нельзя сказать, что он хорошо понимал наречия, свойственные отдельным народам, а впрочем, только он и ещё несколько человек из его разбойничьей армии и научились понимать язык гарудийцев, решив, что в будущем, с учётом планов Манты, это может быть полезно.
- Думаю, что мы успеем, владыка, - на том же языке, но при этом заметно дрожащим голосом ответил пресмыкающийся надсмотрщик, обладавший для своего характера иронично внушительной фигурой. Он знал, что вряд ли рабы поспеют к этому времени. Знал он также и то, что почти все они недоедали, и это не могло не сказаться на их трудоспособности.
Манта, стоит заметить, почти всегда умел распознать ложь. Но он не подал виду и не стал читать Хамелеону, к которому он относился примерно так же, как и к Варану, нотации о правде и кривде. И, тем не менее, настроение у него при этом резко испортилось. Не выместить его на так нагло лгущем подчинённом он просто не мог. Схватив за грудки нерадивого руководителя стройки, он заглянул ему прямо в глаза, заставив его содрогнуться, а лицо пиратского адмирала в этот момент от гнева налилось густой краской.
- Тебе не нужно думать! Думать за тебя другие будут, а твоё дело следить вот за этим живым товаром! И страже сообщать, если с этими живыми орудиями что идёт не так! Ты меня хорошо понял?! – с этими весьма резкими словами, произнесёнными на его родном имперском языке, тиран грубо пихнул своего провинившегося подчинённого прямо на бетонные плиты, после чего он рявкнул уже на невольников, к которым обратился уже на куда более понятном им всем племенном языке. – А теперь за работу всем, и живо!
Адмирал Манта в крайне скверном настроении покинул стройку, а Хамелеон принялся, как всегда, срываться на рабах. В этот раз ему подвернулся старик, который уже не мог таскать тяжести. Именно таких рабов, как наиболее слабых, руководитель стройки и выбирал себе в жертвы в первую очередь.
- Давай, старик, живее шевелись! – злобно взревел садист и замахнулся на раба кнутом, но когда он уже собирался опустить его на старика, то вдруг почувствовал, что кнут вдруг застыл. Обернувшись, он увидел, что другой конец его кнута перехватил ещё один невольник, высокий, сильный и выносливый юноша, с тёмными волосами и яркими изумрудными глазами, который уже не единожды демонстрировал свой бунтарский характер.
К слову, разбойники адмирала Манты по несколько слов на племенном языке за десятилетие, которое они провели в этих землях, всё же успели, как следует усвоить, но в отличие от своего лидера, пользовались они им только с целью брани, командования или угроз. Разумеется, это было по отношению к здешним коренным жителям, которые по их милости пребывали в неволе.
- Да ты что же такое делаешь, тварь?! – уже тише прорычал надзиратель, у которого от негодования, а главное, от такой неслыханной дерзости этого молодого человека даже перехватило дыхание. – А ну быстро отпусти кнут, или ты, дурак, сегодня умереть захотел?! Тебе мой господин это устроит, он тебя уж точно убьёт за эту выходку, ты хоть сам понимаешь это?!
- Не трогай ты его, подонок! – прокричал в ответ юноша, чьи глаза от сильной ярости и негодования налились кровью. Ему слишком надоело, что от кнута Хамелеона страдают, прежде всего, самые слабые. – Этот старик и без того трудится изо всех сил, и не говори мне тут, что ты этого не видишь!
С этими словами он потянул на себя, и кнут увлёк Хамелеона за собой, а если быть точнее, навстречу кулакам молодого человека. Тот, не мешкая, оседлал злобного садиста и начал отчаянно молотить его кулаками, не побоявшись кинжала, что висел на поясе Хамелеона. Это избиение продолжалось до тех пор, пока двое мужчин не оттащили его от негодяя, и, как оказалось, этими двумя мужчинами были именно капитаны Удав и Варан, которые так не вовремя для этого юного борца за справедливость появились на стройке.
Да, злобному надсмотрщику пришлось бы крайне несладко, если бы в тот момент на стройку не вошёл один из капитанов, которые сопровождали Манту, капитан по прозвищу Удав. Он, в свою очередь, не растерялся и сразу же позвал своего напарника и адмирала. После этого капитаны скрутили парню руки, и тот предстал пред взором пиратского адмирала.
- Как ты думаешь, что тебе за это будет? – задал вопрос Манта, перейдя при этом на местное племенное наречие. Он уже замечал этого молодого бунтаря и не раз наказывал его за нарушения распорядка, но, несмотря на это, Манта чувствовал к этому юному невольнику странную симпатию.
- Что, едой опять накажешь? - дерзко спросил парень, демонстрируя своим видом, что ему чуждо чувство страха. – Ну, ты, Манта, однако, сумел найти, чем можно напугать меня, да и остальных тоже. Мы и так тут все недоедаем, и вот поэтому строительство крепости у тебя идёт так медленно.
- Да нет, мой юный друг, на этот раз я буду вынужден наказать тебя более жёстко, чем просто лишить тебя твоей порции еды. Вот, честно говоря, мне в данный момент даже жаль тебя, - вздохнул адмирал, который жалел ещё и о том, что этот юноша находится на положении раба. – За стычку с любым из моих бойцов мне вообще стоило бы лишить тебя жизни.
- Ну что же, давай, убивай меня. У тебя всегда было только лишь одно решение на все случаи жизни. Ты только своему капитану напоследок скажи, что старость уважать нужно, - юноша отвёл взгляд в сторону старика, который подвернулся жестокому надсмотрщику. – И я всё же надеюсь, что ты понимаешь, Манта, о чём и, главное, о ком именно я сейчас говорю?
- И что я слышу, капитан Хамелеон? – мягким и вкрадчивым тоном обратился пиратский адмирал к руководителю стройки, который вновь перешёл на свой родной имперский язык. – Ну что же, иди сюда, приятель, да имей в виду, что чем быстрее подойдёшь, тем тебе же будет лучше.
Надсмотрщик неуверенно направился в сторону Манты, но когда он почти вплотную приблизился к своему господину, тот резко притянул его к себе, да так, что у Хамелеона, от неожиданности перехватило дыхание.
- Я тебе сколько раз уже говорил, чтобы ты обращался с этим живым товаром как можно более бережно?! – глухо прорычал тиран в лицо трусливого капитана, который руководил стройкой. – Ты в набегах ведь не участвовал ни разу, пока мы на суше, не так ли! Вот ты что, думаешь, легко это, доставать новых рабов тебе на растерзание?! Соплеменники этого старика, так к слову, двоих убили из моей армии! Я тебе всегда говорил, что ты должен просто следить за тем, чтобы они работали! Просто следить, а не калечить их без достаточных для этого причин, ты хотя бы видишь между этим разницу?!
- Да, господин, я всё понял, - испуганным тоном произнёс Хамелеон, желая только, чтобы это как можно быстрее закончилось. – Да, я вам обещаю, что я больше никогда не буду так с ними обходиться, поверьте мне.
- Да помолчал бы ты уже, я не желаю больше ничего слышать, и если я ещё раз об этом узнаю, закую вместе с ними! – рявкнул пиратский адмирал, всё больше приходя в ярость от известия про выходки своего подчинённого.
Манта с силой толкнул Хамелеона, который отлетел шагов на пять и упал на бетонные плиты, и снова переключился на юношу, которому он чисто как человек симпатизировал куда больше, чем негодному капитану.
- Я тебя не стану убивать. Вообще, ты правильно поступил. Но, в то же время, за нападение на моего бойца наказать тебя просто необходимо, и я решил, что недели в яме для тебя будет достаточно, - в конечном итоге, очень даже справедливо рассудил хозяин крепости. – Парень ты, как я вижу, далеко не глупый, так что подумаешь о своём поступке и сделаешь выводы.
После этих слов пиратского адмирала к юному невольнику подошли два рядовых стражника, которые в качестве наказания за конфликт с этим недостойным капитаном отвели его в яму. С этого момента и в течение всей предстоящей недели ему раз в день, как сторожевому псу, полагалось бросать сырое тесто и спускать воду в кувшине. Он же, стараясь беречь ту скудную пищу, что бойцы из караула Манты давали ему, вынужден был проводить эту неделю по большей части в размышлениях и воспоминаниях о той жизни, которую он вёл до этого далеко не самого приятного знакомства с пиратским адмиралом и солдатами его разбойничьей армии.
Молодого невольника звали Томислав. Томислав родом из речного племени Осетра, сын вождя этого племени, Яромира. Юноша, этот к слову, не был единственным ребёнком в правящей семье речного края, у Томислава был младший брат по имени Судислав, разница в возрасте с которым составляла всего лишь четыре года. Их мать, Цветана, которая приходилась дочерью Бориславу, вождю ледяного племени Волка, умерла от лихорадки за три месяца до шестнадцатого дня рождения старшего сына, после которого он мог считаться взрослым человеком. Томислав всего месяц назад встретил свой девятнадцатый день рождения. Встретил он его здесь же, в заточении, ведь он уже третий год как находился на положении раба в крепости жестокого пиратского адмирала. А оказался он в своё время в этой крепости по причине предательства со стороны близкого человека, вернее, по причине предательства одного из тех людей, которых он считал близким.
Судьба распорядилась так, что шестнадцатилетний Томислав отправился в племя Волка с целью навестить своего деда, вождя ледяного народа, и других родственников по материнской линии. Само собой, не один, а с дядькой Нежданом, который приходился сыновьям вождя вовсе не родственником, а всего лишь воспитателем. Они очень быстро и успешно, без опасностей для жизни, преодолели огромное расстояние до ледяных северных земель, а спустя два месяца им настала пора возвращаться в родные места, в речной край. В середине пути, проходя по восточному побережью, находящемуся в землях соседнего с племенем Осетра племени Лосося, Томислав и дядька устроились на ночлег. Эти места были тихими, а потому ничто не предвещало беды. Поэтому путники, уставшие в тот день от длительного перехода, развели костёр, даже не подозревая, что это может послужить прекрасным ориентиром для недоброжелателей, которых, к сожалению, в этих землях всегда хватало. Томислав и его воспитатель после ужина почти сразу уснули, а проснулся юноша от грубого пинка под бок и подумал, что Неждан совсем страх потерял. Он никогда особо не любил своего воспитателя, но и сам не знал, почему. Нет, доверенную ему работу Неждан выполнял просто безупречно. Даже вождь Яромир не нашёл в нём ничего плохого, когда искал сыну дядьку. Сын вождя племени Осетра не успел додумать о том, как с Нежданом обойдётся его отец, когда узнает о таком его поведении, так как второй пинок вынудил его окончательно проснуться и, наконец, открыть глаза. Неждан никогда раньше не отличался такой грубостью, а потому Томислав был скорее удивлён, чем взбешён.
- Ты что, урод, забыл, с кем обращаешься?! - заорал сын вождя речного народа и тут же потерял дар речи, увидев вместо пожилого и невысокого Неждана, обладавшего рыжеватыми с проседью волосами и бледной кожей, высокого, мускулистого и смуглого незнакомца. Слишком уж поразило его увиденное, когда он оглядел место своего ночлега.
Обстановка на ночной стоянке выглядела так, как не могло привидеться даже в самом страшном сне. Двое таких же смуглых, но менее плотных головорезов, чьи руки были обильно покрыты татуировками, рылись в пожитках Томислава, ещё двое, высоких, но худых мужчин с крашеными бородами, уже успели связать руки Неждану. Двое, что тронули пожитки сына вождя, уже нашли самое ценное. Это был редкий кинжал тонкой работы, который уже далеко не одно поколение передавался в правящем роду племени Осетра и который вождь речного народа подарил своему сыну в его шестнадцатый день рождения. Как уже было упомянуто, после этого дня, согласно обычаям речного племени, начиналась взрослая жизнь, а потому отец Томислава строго наказал своему старшему сыну беречь эту семейную ценность как зеницу ока. А эти негодяи, которые, к слову, уже успели сцепиться по причине того, что оказались не в состоянии решить, кому же из них достанется это прекрасное оружие, теперь собирались присвоить его себе, причём, сделать это так, чтобы об этом не узнал никто, и это ещё при трёх свидетелях. Ну, уж нет, никак нельзя было допустить, чтобы эта драгоценность попала в недостойные руки вроде этих!
— Немедленно положите мой именной кинжал туда, где вы взяли его, и убирайтесь отсюда, вы, ублюдки! – в гневе и отчаянии закричал Томислав, который всё ещё никак не мог осознать, в насколько скверном положении оказались он сам, да и его сопровождающий тоже. – Вы, твари, вообще хоть кто такие есть, а главное, скажите, кто вас сюда звал?!
Он попытался встать, но высокий и мускулистый разбойник, который столь грубо разбудил его, своевременно и без лишних церемоний поставил свою ногу, больше напоминавшую бычье копыто, прямо ему на грудь.
- А ты пока лучше помолчи, парень, - тихим, словно заговорщицким тоном на ломаном племенном языке, режущем слух Томислава, произнёс он, после чего сунул юноше в рот кляп из обрывков старой рубахи Томислава, которая давно уже пошла на тряпки. – Пожалуй, не стоит нам всем тут шуметь, нам ведь сейчас совершенно ни к чему лишнее внимание.
Двое разбойников, которые распотрошили вещи Томислава, всё никак не могли поделить родовой кинжал. Больше они не нашли ничего, что могло бы представлять для них ценность. Разбойник, заткнувший Томиславу рот, не поднимая ноги с груди юноши, вбил в песок длинную палку над его головой, после чего ещё и привязал к ней руки сына вождя речного племени, после чего не спеша направился к спорщикам. Он, к слову, явно был сильнее обоих, но, опять же, скорее всего, в душе был трусом, и наверняка этот далеко не самый умный, но наделённый большой силой человек, всю жизнь лебезил перед теми, кто был сильнее или, же выше него по положению в обществе.
- Бойцы, я же говорю, что не надо шуметь, и это, между прочим, касается не только этого юноши, но и вас всех, - слишком уж дружелюбно, но при этом, ехидно улыбаясь, сказал головорез, перейдя на неизвестное Томиславу на тот момент мелодичное наречие, которое, как юноша узнал некоторое время спустя, являлось имперским языком. Это был родной язык для всех этих смуглых татуированных чужаков, уже по одной внешности которых было видно, что они пришли в эти места явно не с добрыми намерениями.
Его товарищи, только что спорившие насчёт ценного кинжала, в этот момент притихли, словно по команде или по видимому только им знаку, а силач, связавший Томислава, между тем, приблизился к ним почти вплотную, при этом весь его вид ясно говорил о том, что он замыслил подлость.
- Так, ладно, друзья мои, я тут подумал, - с этими словами силач неожиданно стукнул их лбами, после чего подобрал упавший на землю кинжал и с быстротой молнии убрал его к себе за пазуху. - Что этому столь прекрасному оружию было бы самое место у меня. А Манте об этом вы, само собой разумеется, не скажете ни единого слова. Вы меня все хорошо поняли?!
Последние слова были адресованы и тем двум разбойникам, которые, так и продолжали безмолвно стоять, держа связанного воспитателя сына вождя речного народа и ожидая того, что будет дальше.
- Это о чём же Манте ни слова? - раздался насмешливый низкий мужской голос, говоривший на всё том же мелодичном, но незнакомом Томиславу языке, который, судя по тому, как при этих словах силач резко поменялся в лице, явно не сулил воришке ничего хорошего. Более того, юноше было отчётливо видно, что проворовавшийся головорез не просто лебезит перед обладателем этого голоса, но и временами панически боится этого человека.
К кострищу подошёл высокий темноволосый мужчина, обладавший, в отличие от остальных головорезов, весьма привлекательной внешностью, а, кроме того, недюжинной силой. Одного взгляда на его роскошный боевой наряд было достаточно для того, чтобы понять, кто является безоговорочным лидером среди этих разбойников. Всё в его внешнем виде говорило о том, что это был успешный, опытный и жестокий воин, особенно это подчёркивал резаный шрам на левой щеке. Этот человек был одет в красную тунику и синий плащ, причём, оба составляющих его боевого наряда были сделаны из неизвестного, но явно изысканного материала, а кроме того на нём был серебряный панцирь поверх туники. На поясе из акульей кожи висел длинный и слегка изогнутый меч в ножнах. Связанный сын вождя речного народа заметил также то, что могучую шею мужчины украшала серебряная цепь, на которой держался золотой медальон в виде огромного ската.
Разбойник, отобравший кинжал, притих и крупно задрожал перед своим предводителем, ясно осознавая, что его ждёт в случае, если лидер узнает о его попытке присвоить столь ценное оружие. Томиславу, несмотря на то, что этого человека он видел впервые, сразу стало ясно, что этот воин в столь роскошном боевом наряде за такой недостойный поступок запросто может лишить жизни своего провинившегося подчинённого.
- Нет, Вы не подумайте, господин адмирал, ничего особенного за всё время, пока мы здесь, не случилось, - неразборчиво бормотал воришка, любой ценой пытаясь избежать последствий. – Всё в полном порядке, а мы всего лишь немного поспорили с бойцами по поводу сущего пустяка, который, Вы уж поверьте моим словам, совершенно не стоит Вашего внимания.
- Да он кинжал себе собрался присвоить, - вдруг подал голос Неждан, в чей рот двое разбойников, что связали и держали его, видимо, ещё не успели или же попросту забыли вставить кляп. Следующие же его слова изумили юношу, которого он поклялся перед его отцом оберегать и защищать всеми силами, и привели его в полное смятение. – Я говорю о том самом ценном родовом кинжале, о котором я уже успел Вам рассказать.
Услышав голос воспитателя Томислава, глава разбойничьей армии бросил на столь разговорчивого пленника всего лишь мгновенный взгляд, который был преисполнен глубокого презрения, после чего выплеснул своё недовольство на разбойников, что продолжали держать Неждана, и хотя это нельзя было назвать гневом, и при таком его тоне оба головореза заметно побледнели.
- Интересно, почему же вы ещё не убили его? Почему я именно вам двоим, постоянно должен повторять приказы? Ладно, лоботрясы, так тому и быть, сделаю я за вас эту грязную работу, - процедил предводитель и после этих слов выхватил уже тронутый ржавчиной охотничий нож с пояса одного из тех разбойников, беспечность которых пришлась ему не по душе.
Следуя своему обещанию, лидер разбойничьей армии хладнокровно и очень быстро перерезал горло Неждану, после чего приступил, наконец, к допросу своего бойца, что похитил заветный кинжал. Было видно, что этот разбойник весь просто позеленел от страха. Похититель понял, что благодаря длинному языку только что убитого пленника он теперь никак не сможет отвертеться, а что касается наказания, то оно обещало быть страшным.
- Ну, давай, Стервятник, покажи своему адмиралу, что там у тебя за пазухой такого ценного или полезного для тебя? – всё тем же насмешливым тоном, не вязавшимся с обстановкой, произнёс этот жестокий разбойничий лидер, но внезапно он весьма резко сменил тон, а потому весёлые нотки в его голосе уступили место железным. – Если ты не понял, это не просьба, и я не собираюсь тебе её повторять! Всё равно ведь я узнаю, что ты хотел утаить!
Дрожа от страха, разбойник по прозвищу Стервятник вынул кинжал и протянул его предводителю, который в течение первых нескольких мгновений окинул оружие оценивающим взглядом, а затем разразился громким, звонким и слегка безумным смехом. Впрочем, его столь весёлое настроение быстро сменилось ледяным взглядом и осуждающим тоном.
- Да, молодец, пират, нечего сказать, - наконец произнёс лидер головорезов угрожающе тихим голосом, едва заслышав который проворовавшийся разбойник мысленно попрощался с жизнью. - Ладно, Стервятник, ты и сам знаешь, что будет тебе и суд, и казнь. Жить ты, конечно же, будешь, можешь не беспокоиться, но наказан ты, несомненно, тоже будешь.
- Господин адмирал, простите меня, - сильно заикаясь, пытался выговорить обречённый, но главарь уже его не слушал. Была в этом предводителе такая, в целом, правильная черта, что он не терпел воровства среди своих.
Тут предводитель головорезов впервые за все время обратил внимание на Томислава и слегка улыбнулся, решив, что в его случае стоит разговаривать с ним как можно более уважительно. Как бы ни было удивительно, но лидер разбойников сумел увидеть, что перед ним оказался достойный человек.
- Совсем забыл про тебя, наследник речного края. Тебе же, я думаю, должно быть интересно, почему я твоего дядьку убил? Так вот, сын вождя осетров, сдал он мне тебя с потрохами, так как шкуру свою спасти хотел, а взяли мы его чуть дальше к югу отсюда, примерно в версте. Не знаю, что он там делал, может быть, он бросить тебя здесь решил. К слову, пытать его не пришлось, так как он сразу рассказал мне про тебя. Сказал он нам, и кто ты, и где ты, и что ценного у тебя может быть, - рассказал главарь, который, в отличие от своего провинившегося подчинённого говорил на племенном языке чисто, словно это был его родной язык. – А если бы он промолчал, мы бы, может быть, и прошли мимо тебя. Но он, же решил подлизаться ко мне и сделал это весьма умело, только он не учёл один момент. Не знал, что мне предатели вроде него совсем не нужны. А вот ты сильный, и я в данное время нуждаюсь как раз в таких слугах, как ты. Уверен, ты выдержишь любую работу, так что, юноша, добро пожаловать в рабство. И я тебе скажу, что если ты не будешь отлынивать от работы и нарушать порядок, жизнь у меня в крепости может показаться тебе даже лучше, чем та, которую ты вёл ещё вчера.
Манта, а это был именно он, отвёл взгляд от Томислава и окликнул одного из головорезов, только что горячо споривших по поводу дележа этого самого кинжала, который теперь смиренно притих. Притих он, скорее всего, либо от удара, нанесённого ему и его товарищу только что пойманным на воровстве Стервятником, либо при виде своего господина, который одним своим видом внушал своим подчинённым поистине благоговейный трепет.
- Скопа, встань и пойди, позови Удава. Чем быстрее ты его сюда приведёшь, тем будет лучше для всех, - на этот раз достаточно спокойным тоном отдал приказ своему подчиненному грозный разбойничий предводитель.
Разбойник по прозвищу Скопа не заставил себя ждать, и уже в следующее мгновение его уже не было на этом месте. Только сейчас он осознал, как ему повезло, что кинжал нашли не у него. Ещё не прошло и двух минут с того момента, когда Манта отдал ему приказ, как он привёл к кострищу ещё одного головореза, крупного сильного и уже совершенно лысого мужчину, на чьём лице, казалось, совершенно отсутствовали эмоции, а на руках было бесчисленное число шрамов и татуировок. Как потом оказалось, это и был Удав, один из лучших капитанов Манты, с которым, надо сказать, пиратский адмирал и начинал некогда свой путь по океанским просторам, а после того, как возвысился, не забыл наградить верного товарища высоким чином.
- Значит так, капитан Удав, - обратился к капитану адмирал Манта, указывая на уже немного присмиревшего юношу. - Отведи этого к остальным, и сразу ко мне, нужно будет наказать человека за воровство. И ведь знают же все, что я подобного не терплю, а ведь всё равно воруют. Вот что они все у меня за люди после всего этого, скажи мне на милость?
Уже стоя в веренице рабов, Томислав видел, как Удав удерживал своего проворовавшегося товарища, а Манта выхватил свой меч и лично отрубил пойманному на воровстве разбойнику руку. Даже спустя два с лишним года сын вождя речного народа прекрасно помнил душераздирающие и полные боли вопли подвергнутого наказанию неудавшегося воришки.
Затем прошла неделя, а возможно, и две, которую наследник речного края и его товарищи по несчастью провели в нелёгком пути от места своего столь злополучного ночлега до своего нового дома. За время этого пути несколько пленённых Мантой людей умерло от истощения. И так вышло вовсе не по той причине, что лидер чужеземных разбойников, который был известен своей жестокостью, отказывал им в пище или подвергал их истязаниям.
Как бы это ни было странно, но к невольникам своим пиратский адмирал относился как можно более бережно. Никто из пленённых им людей даже в условиях похода не знал отказа в пище и воде. Но вот некоторые из тех, кто имел несчастье оказаться на пути разбойничьей армии, так и не смогли смириться с тем, что, вероятнее всего, весь остаток своей жизни они проведут в рабстве у этих чужаков. Как следствие, они потеряли волю к жизни, решив, что лучше им умереть сейчас и таким образом избавиться от предстоящих мучений, а потому переставали принимать пищу и угасали прямо в дороге к весьма странно выглядящей грусти Манты.
Пиратский адмирал ценил своих рабов потому, что найти новую рабочую силу всегда было не так уж и просто. Именно по этой причине он никогда не позволял офицерам обращаться с ними излишне жестоко без достаточно весомых причин, поэтому случаи смерти пленённых людей были редки не только в этом пути, но и в крепости. Юный сын вождя речного народа сразу смог заметить, что разбойничий лидер сам по себе является человеком вовсе не глупым и обладающим прекрасными способностями не только к тому, чтобы руководить огромной армией. Обладал Манта и умением тщательно планировать дальнейшие свои действия, а потому Томислав догадался, что у него планы на эти земли могут быть весьма обширными.
Однако с другой стороны, пиратский адмирал, как бы удивительно это ни было, обходился со своими солдатами и офицерами гораздо хуже, чем с невольниками, и это бросалось в глаза. Он, впрочем, сдержал своё слово и не стал ждать, когда Стервятник, пойманный на воровстве, умрёт, а вместо этого лично перевязал страшную рану и остановил кровотечение.
Когда же невольники всё же добрались до строящейся крепости, нельзя было сказать, что Томислава это не впечатлило. Стоит отметить, что уже в тот момент сын вождя речного народа точно решил, что он непременно выйдет из этих стен живым, здоровым, и, самое главное, вольным человеком, а кроме того, он однажды вернёт отнятую у него семейную ценность.