Осталась только тень
Комната была как всегда.
Но будто — не её.
Плед с крыши.
Рюкзак у кровати.
На подоконнике — чашка, где когда-то были тёплые ночи и чай с Юнги.
Она достала телефон.
Открыла галерею.
Фото.
Он.
В полоборота.
Смотрит на неё.
Где-то в лагере.
Свет падал косо, волосы на ветру, губы чуть приоткрыты.
Она долго смотрела.
Долго.
И ничего не чувствовала.
Не боли.
Не тепла.
Не того покалывания в груди, которое раньше вытягивало слёзы.
— Прости, — прошептала она.
— Я не знаю, кто я с тобой.
И кто без тебя.
Смахнула фото в сторону.
Потом — ещё.
Ещё.
Пальцы двигались машинально.
А сердце — молчало.
Ты просто устала.
Ты просто забыла.
Ты просто взрослеешь.
Так говорил он.
Так стало легче.
Но легче —
не значило живее
Юнги давно не чувствовал себя таким пустым.
Не потому, что не знал, что делать.
А потому, что наконец понял, что должен.
Он стоял у окна школьного коридора.
Смотрел, как Соен выходит из кабинета психолога.
Медленно. Ровно.
Как будто... не она.
И вдруг — он заметил.
Она не искала его глазами.
Вообще.
— Ты слишком напряжён, — голос Ари.
Она подошла, облокотившись о стену рядом.
Губы — в ухмылке, как всегда.
Глаза — читают его быстрее, чем он успевает реагировать.
— Тебя когда-нибудь учили отпускать? — сказала она.
— Иногда, чтобы не сойти с ума, нужно просто позволить другим уйти.
Он не ответил.
Смотрел на спину Соен, исчезающую в повороте.
— Ты не отпустила, — бросил он.
— Разве? — она усмехнулась. —
Я просто отпустила раньше тебя.
И потому выжила.
На перемене Тэхён сидел в окружении.
Сери на коленях.
Чимин смеялся громко, фальшиво.
Юнги шёл мимо — и услышал:
— Если бы ты видел, как она смотрит теперь... — хмыкнула Сери.
— У нас бы даже Юнги не выдержал такого презрения.
— Он уже не выдерживает, — сказал Тэхён.
— Смотри, как ходит.
Словно в нём опять включили прошлое.
Юнги остановился.
Резко.
— Повтори, — тихо.
Они замолчали.
Но в глазах — искра.
Они знали.
Они чувствовали.
Им нравилось.
Он пошёл дальше.
Сердце било в горле.
Кабинет психолога был на втором этаже.
У окна.
Шторы закрыты.
Тишина за дверью — будто в ней спит смерть.
Юнги подошёл.
Не постучал.
Он просто... стоял.
Долго.
Потом отошёл.
На доске рядом с дверью висел список "консультаций".
Фамилии, даты.
Фамилия его сестры — Ханби — была там.
Старая запись. Зачёркнутая. Но всё ещё видимая.
Он провёл пальцем по строке.
Сердце сжалось.
Он был рядом тогда.
Он здесь сейчас.
И он всё ещё молчит.
Так же тихо.
Так же страшно.
Юнги сжал кулаки.
— Я разберусь с тобой, — прошептал он. —
Если ты хоть пальцем коснулся её души...
я вырву тебя с корнем.
Он ушёл.
Но впервые — не просто с болью.
С планом.
Он начал с тетрадей.
Вечером, дома, Юнги вытащил старую коробку из кладовки.
Там были:
фотографии,
тетради,
стикеры,
куски прошлого, которое он так старался забыть.
Но теперь — он открывал каждую рану.
Осознанно.
Тетрадь Ханби.
Он помнил почерк.
Аккуратный.
Синие чернила.
Почти все страницы — дневниковые записи, стихи, фразы.
Но ближе к концу — менялось.
"Он говорит, что я особенная."
"Он понимает."
"Он слушает меня, как будто знает больше меня самой."
"Если я исчезну — он будет помнить. А остальные забудут."
Юнги сжал страницы.
Это было про него.
Про Ли Хёнсо.
На следующий день он пошёл в школу раньше.
Через секретаря он выяснил, что Ли Хёнсо до этого работал в академии недалеко от Сувона.
Он начал копать.
Сначала — через старые соцсети.
Старые имена.
И нашёл.
Профиль девушки.
Бывшей ученицы.
Открытый.
Фотографии в униформе той школы.
Под одной — тёмный, едва заметный комментарий:
"Хёнсо-сонсэнним всегда говорил, что я "слишком эмоциональна для этого мира." Тогда я ему поверила."
Юнги написал ей.
Просто:
"Ты говорила про Ли Хёнсо. Я ищу правду. Пожалуйста."
Ответ пришёл через час:
"Если он рядом с кем-то новым — забирай её, пока не поздно.
Я до сих пор не понимаю, как он это сделал.
Но я чуть не исчезла.
И никто не поверил.
Даже я — себе."
Позже, он стоял у школы.
У ворот.
И видел, как Соен выходит.
Не улыбается.
Но выглядит... ровно.
Рядом — машина.
Окно открыто.
Он.
Юнги сделал шаг.
Хотел подойти.
Но остановился.
Сначала — правда.
Потом — разговор.
Он смотрел, как она садится в салон.
И впервые почувствовал,
что он не борется с мальчиком или словами.
Он борется с ядом, который умеет казаться сладким.