Часть III
Еще пару дней пахло полуднем, а на третий послышался легкий шлейф сумерок. Флора падала за линию вдали, проваливаясь по грудь, а потом и по шею в грядущий мокрый снег. Окружающий мир стал виден тританопным дальтонизмом. Все заболело, отмерзло и скатилось в голубизну плоти своей, но кое-где еще, как в горячке, на выстиранной коже появлялись болезненные румяна недуга. Третий день. Три. Раз, два, три - три ложки кофе в седой чашке. Утро. Двухэтажный дом на вытолканном из Шеффилда куске земли стоял, облокотившись о косой срез литосферы. Вид из окна первого этажа, кухни, был горист. В панорамных окнах не отражалось восходящее солнце. Англия, проснитесь, друзья! Разведенный, размазанный, акварельный обломок светила, загроможденного поверх сиеной и ультрамарином, не лил свой свет, а скорее плиссировал, рябил где-то в нижних слоях пейзажа. Был только подмалёвок начала очередных суток, а уж никак не готовое и самостоятельное полотно.
09:00 АМ. Девять на три ложки кофе - три. Три святых - Отец, Сын и Святой Дух. Трискель (чертовы кельты!). Сера, ртуть, соль - дух, душа, тело. Что за бесы поселились в голове мистера Сайкса, пока он чинно вытрясывал тепло из напитка, тарабаня чайной ложкой по кружке? Причем тут три? Телефон недовольно вибрирует на столе, мол, какого черта звонить так рано?
- Слушаю. - мистер Оливер взял трубку. Звонили из Drop Dead. Та самая гризетка, по голосу узнаю. Она, что-то проскребая своим фальцетом, изменила гримасу музыканта, как ребенок у пластилинового человечка. Он вдохнул глубже.
- Ладно... - дно чашки звякнуло о стекло столешницы. Крыша шара земного тащила свой неподъемный воз британской зимы - тяжелый кусок небесного льда. Ветер скрежетал, царапая собой озоновый слой. - Везите сюда, что я могу сделать?
Прощальные гудки. Складов не хватает. Нужно было слушать ту... или того? Какого пола был этот вопрос? А, господь с ним! Расшатывать воспоминания —к чему? Неважно, кто говорил, важно, что дело говорили, стоило арендовать еще одно помещение. Почему обе поставки сошлись в одну кучу? Они же знали, что площади нет. Так почему же не перенесли? Почему я этим всем занимаюсь? Есть менеджеры, прости боже, управляющие, заведующие, зачем мне это все? Дом твой, вот ты и занимаешься. Было бы все вне недвижимости, в котором обитает твое бренное тело, мистер Сайкс, не касалось бы оно и края твоей выгоревшей домашней мантии. К чему ныть? Нервы чешуться, охота ножом содрать с них слой, передающий электрические сигналы. Как-то всего слишком много. Дома нужно было чаще бывать, не случилось бы такой накладки. Сам "заварил" кашу с собственной линией одежды, сам и решай проблемы, связанные с ней. Точно, сублимационный принтер! Материнскую плату и резервуар для краски нужно заказать, и вызвать техподдержку, пускай разбираются.
Следом за этими диалоговыми баталиями повеяло вновь той затхлой дохлятиной — сырой краской, горящей кровью. Легкие силой раздвинули ребра, желая убедиться, не фокус ли это подсознания — тот отвратительный аромат, от которого мужчине приходилось бежать. Нет, в доме пахнет почти исчезнувшим из него человеком. Запах в голове, на подкорке. Мутный, словно в дыму силуэт. Опять, будто разрезанное и поднятое за крюки ее тело, все в бутафорской крови средь наигранной казни. Кого - ее? Кто она? Что такое "она"? В урну. Противно. Картечь воспоминаний, оседших несколько дней назад, разорвалась съехавшим изображением тех нескольких мгновений. Так кто она? Образ, словно отксеренный в приступе эпилепсии — поплывший, но очертания видны ужасающе четко: прямая линия носа, на лице физиологией заложены тени скул, ровный овал лика, обрамленный мокрыми и прилипшими к нему волосами, нервная линия губ, непоколебимый блик в ужасного цвета глазах, брызги краски на шее. Она, быть может, была бы для кого-то красива, но не для мистера Оливера. Какая-то незаметная у нее красота, совершенно блеклая, полупрозрачная, незавершенная, "черновая". Нужно постирать одежду с тура, костюм отдать в химчистку; ушной монитор кряхтит, как раненный в грудь, следовало бы заказать новый. Где же делся слепок, по которому делали прошлые мониторы? Нужно у Джордана спросить, может, контакты сохранил. Кафель провалился у басейна... Басейн! Нужно спустить воду из него. Ударят морозы, там рыбалку совершать некому, и в прорубь пока не планирую нырять. Вино испортилось...Погодите, на плите ведь рагу, как возможно было забыть о нем?!
Обжигая о скользкую на вид поверхность сковороды, блюдо было спасено ценой гипертермии на подушечках пальцев.
"-И когда их ждать?" - мысленно задавал себе вопрос мистер Сайкс, окуная руку в поток воды. В доме было пусто, слегка холодно. Пусто. Вот вдумайтесь, сколько смысла в этом слове. Пусто. Весь смысл всего в пустоте, и только в ней. Что можно сказать еще? Могилы пусты, головы тоже, жизнь пуста, мы просто приписываем ей смысл, потому что так с ума сойти можно. Как долго человек сумеет смотреть на белый лист длиной в Вечность? Правильный ответ: человека не существует в Вечности, он есть только сейчас. Нет прошлого, нет будущего, есть сейчас и больше ничего. Времени нет, нет его, нет, нет, нет! Звонок в дверь. Дышащая жаром стряпня была отставлена в сторону. Босые ноги пошли по полу, оставляя едкие отпечатки подошвы, которые сразу же остывали и исчезали бесследно. Витражная входная дверь раскрылась под руками хозяина. Минус три чувствуется на коже от дуновения ветра. На пороге стояла дюжина грузчиков, позади — грузовик, сияющий на фоне утреннего ноябрьско-декабрьского утра умершим желанием стать царицей и принявший себя фурой для перевозки всякого нужного и ненужного. Эти "гости" в одинаковых голубовато-грязных костюмах, от которых пахло доро́гой и остывшим по́том, выстроились высоким полукругом, оставляя над своими головами, как неумелый фотограф, линию мира толщиной в ноготь.
- Куда? - вопрос от, очевидно, главного, с легкой небритостью на нижней челюсти, с зарубцевавшейся красной отметиной, будто глубокая царапина от куска древесины или гвоздя над ключицей. В зубах у него была дошедшая почти до ленты перед фильтром сигарета, зажатая мясистыми губами цвета красного гранита, и прищуренная полоса глаз, почти сомкнувшаяся от летящего в них колющего дыма. Что-то презренное было в его кривом рту, когда он увидел пред собой вытутаированного вкривь и вкось человека - мистера Оливера Сайкса. В руках он держал планшетку с накладной. Пальцы побелели от грубости.
- На задний двор в подвал. - ответил объект презрения наемного рабочего, указывая своей черной с белым рисунком поверх рукой на противоположный, сквозной вход в виде прозрачной стеклянной двери. -Потом направо и вниз. Ставьте на пол.
Главный легонько и насмешливо-назидательски кивнул, как дед-моряк, смотрящий на своего тонущего в метровом басейне внука, и, сделав жест рукой, повел своих ороговевших присных к фургону. Железные засовы с прерывающим все остальные позывы мозга скрежетом открылись, и черная прямоугольная дыра внутренностей грузовика показалась на тусклость божью. Полукруг разошелся, оставив порог пустым. Мистер Сайкс оставил дверь распахнутой и пошел открывать противоположную, создавая тем самым дюжий сквозняк, который во влажном приморском климате Англии делался как минимум травмоопасным. До того ветер был сырой и плотный, что мог своим каким-то покатым боком ударить до гематомы. Зима - сложный период с открытыми нараспашку входами.
"- После того, как они уедут, нужно все-таки позвонить Джордану. Он что-то говорил о встрече. Не забыть бы ему сказать о мониторах, скоро тур... - на стекле двери остались отпечатки от пальцев мистера Сайкса. - Успеют ли они за две недели сделать новые? В последние две недели нужно будет репетировать выступления, а с этими задыхающимися "инирами" я и своего крика не услышу, да еще и оглохну небось. "
- Нет, сначала краску, а потом продукцию! - громкий, но не связочный женский голос, созданный упругими полосами диафрагмы, ударил о слух, как откат эха разбитого стекла в пустом закрытом помещении. Диктатор-интроверт. Лектор-социопат. Нет в нем силы, есть твердость. Сначала по лицу вокалиста прошла какая-то судорога, а потом вспомнился тот самый запах метвечины. Рефлекс выдал музыканта. Он обернулся на звук. На пороге спиной к нему стояла мисс Ита Уторн, в привычно длинном густо-темном платье, опершись о колону, держащую козырек. Каблуки черкали несчастный бетон порога, стирая с него тонкий слой, превращающийся в крошку. Сквозняк принес ее терпкий и перехватывающий дыхание от своей тяжести и специфичности парфюм. Не было крови, не было катастрофы с открытыми ранами, только сложный для восприятия аромат. Незнакомая еще трагедия, не начавшаяся война была в этом запахе, духе напряжения перед концом. Ретироваться?
"- С чего бы? Она просто человек, просто работающая на меня особа. Идиотский случай был случаем. Да, взгляд у нее дурной, ну и что с того? "- и тут мистер Скотт Сайкс был прав. И он честно перед самим собой мыслил относительно особы, стоящей, как плереза, на пороге его дома. Он не чувствовал к ней ровным счетом ничего, кроме какого-то потрясения от ее поведения. Взгляд его беспокоил, но не более, чем ДТП или смерть незнакомца на собственных глазах. Просто потрясение, слом чего-то по причине пережитых сильных и внезапных негативных эмоций, какого-то потаенного страха неизвестного и непонятного. Вот и все. Отвращение, бывшее в день той производственной аварии, прошло как таковое, но шилось какое-то новое ощущение из того, ушедшего. Неприятное, тяжкое, но не ненависть, не брезгливость. Что-то, что испытываешь, смотря на себя в зеркало в темной комнате ночью. Тебе не страшно, но как минимум некомфортно от того, что в той тьме, которую ты, казалось бы, не принимаешь как что-то самостоятельное, а скорее цельное с комнатой и ночью, с твоей жизнью, может произойти какое-то своеволие, которого ты не ожидаешь и не видишь. На которое ты не можешь повлиять.
"- А как же она смотрит на других? Как другие реагируют на ее взгляд?" - правильный вопрос, мистер Оливер Сайкс, ты идешь верным путем наблюдателя и анализатора. Мужчины в комбинезонах вынесли выносить плоские и длинные, удивительно некомпактные коробки, похожие на те, в которых транспортируют гитары, и как маленькие гробы, начали заносить сначала в дом, а потом на вылет из него. Грязные ботинки оставляли влажные следы земли на гладком кафельном полу. По стенкам пошла испарина, как в жарком помещении, куда запустили холодный воздух. Длинные коробы исчезали за серым углом дома, теряясь в подвале, будто под землей. Потом ряд грузчиков с пустыми руками прошли опять по тому же пути, проделав операцию "туда-сюда" еще пару-тройку раз. "Гробы" закончились. Начались обычные кубы, имеющие право называться именно "обычными". Если верить ощущениям и зрению, то девушка исчезла с порога и аромат ее духов стал тупым и еле слышным. Зеркало исчезло, но темнота осталась. Руководствуясь тем этим же гнилым чувством, Оливер вышел, заняв ту же позицию мисс Уторн. Никого нет. Оглянувшись, перецепившись взглядом несколько раз через ряды декоративных кустов и острые штыки въездных ворот, за которыми стояла фура с продукцией, он не нащупал того, кого искал. Только тень девушки, еще не сметенная зимним дыханием, рябила, как круги от вспышки в глазах.
"- Ну и где она?" - спросил себя же Сайкс, выйдя дальше глубже на улицу. Ему нужно было разобраться: эту темноту боится еще кто-нибудь, или только он один? У кого-то еще отобрали покой в собственной спальне, или он единственный среди этого беззеркального поля неприятных и мятежных колебаний нервов? Обойдя дом с одной стороны, он никого не обнаружил. Пахнет дымом. Свернув направо и обойдя свое "лежбище" с другой стороны, он наткнулся на того, кто ему был нужен. Она стояла вновь к нему спиной, в одной руке держа треплющие сквозняком накладные, а в другой сигарету. Опущенная рука с тлеющим табачным облаком дрожала. От холода? Дуло сильно. Дуло с моря. Босые ноги музыканта покалывали от россистой и выжатой травы. Края ее одежды трепыхались, судорожно, в бешеном припадке рассыпая твое пепельное сияние. Она не услышала услышала шагов мистера Сайкса, будучи в том самом оцепенении, в котором была наедине с собой. Напряженное содрогание головы. Мимо нее именно по эту сторону дома прошел главный из наемных. Она синхронно его ходу поворачивала голову. Тот же острый взгляд на других, только в профиль. Расстояние дальнее. Грузчик, увидя мисс Уторн, но наплевательски отнесясь к наличию мистера Оливера, крикнул издали, не останавливаясь.
- Все!... - махнув планшеткой ото лба к вольному падению, закольцевал жест прощания, и равнодушно пошел к своему фургону. Ита все еще не замечала сливающегося в своей серой толстовке с куском жилища Скотта Сайкса, наблюдая за целой чередой крупный парней, плетущихся по следам своего предводителя. Они поочередно повторили жест "главного", но ни на одном не отразился тот ее цепкий взгляд, которым она наблюдала за ними, будто не видили его вовсе.
- Так же... - чуть слышно сказал вокалист, сливая в одну бадью свой голос и шуршание кустов на ветру. Мисс Ита резко развернула голову, мышцы ее шеи конвульсивно скрутились, проступая через кожу голой шеи. Это было не рефлекторно. Болотно-светящиеся глаза напали на лицо Оливера, глядя идентично. Она действительно иначе смотреть не может - умозаключил мужчина, ныне снова ставший мишенью. Что-то полосой проскользнуло в ее зрачках. Девушка ожидала увидеть его здесь? Без понятия. Из ее взгляда ничего не скажешь. Она то ли узнала о присуствии другого человека изначально, то ли очень хорошо скрыла свой испуг, то ли в этих глазах мелькнуло еще более острое и скальпелевидное, нагло деля пополам не только кожу, но и кости своих наблюдаемых.
- Я вас больше не задержу, мистер Сайкс, - девушка первая нарушила тишину, равнодушно и мертво, словно вовсе не с человеком говорила. Верный шаг, к чему делать неловкую ситуацию из этого пустого по-сути эксперимента? - мне осталось лишь пересчитать привезенное.
Вокруг ее тощей, завернутой в черные выполосканные потеки кисти заворачивался дым, бросаясь молочным облаком на бархатную темную ткань. Какие костлявые руки! Они, диссонируя с нехлипким телосложением, как-то причудливо гармонировали. На побелевших от холода щеках вырисовались темные и глубокие линии скул. Затушив недокуренную больше чем на половину сигарету о бетонный настил вдоль фундамента, мисс Уторн ушла в подвал. Вокалист пошел следом, держа значительную дистанцию метров в двадцать. Она застучала каблуками о ступеньки подвала. Двери закрылись изнутри. Постояв немного снаружи, мистер Сайкс несколько раз обошел дом, бросил гладкий, непонятно откуда взявшийся камень в забродившую воду басейна, тщательно изучил вдавленную трещину в кафеле у самой кромки искусственного водоема, цокнул языком и вернулся в дом через заднюю дверь. Сквозняк внутри казался еще более холодным, чем снаружи. Обойдя грязные кляксы в виде чужих следов разного калибра, закрыл витражную дверь главного входа. В доме стало еще безжизненней, словно выдуло последние намеки на человека. Обойдя ступеньки на второй этаж, мистер Оливер открыл дверь в подвал изнутри дома. Нужно быстрее это все завершать, до приезда Джордана нужно успеть разобраться с басейном. Мисс Ита, сосредоточенная на педантичном подсчете ящиков, испугано повела криво окрашенным в стойкий бурый пигмент текстильной краски плечом, спровоцировав едва уловимый звенящий звук цитаделей наручных часов. Все еще не идут. Смятение длилось недолго. Она вновь опустила голову и продолжила ревизию.
- ... сорок два, сорок три, сорок четыре... - методичное стучание ногтями по гафрированному картону коробок резко прервалось. - Все на месте. До свидание.
Ворох бумаг, тяжело выдохнув, закрылся. Она плотно сжала его краплачными руками и пошла к выходу. На последней ступеньке из стопки накладных, спрессованной у ее груди, вылетела полосатая рубашка карты.
"-Что за черт?"- мистер Сайкс моментально подошел к приземлившемуся обрывку колоды. Подняв его, он видит масть. Вытащенное из груди, но уже не бьющееся сердце. Четверка червей. От пальцев до кожи лица все резко похолодело, пронял намек на какой-то около животный страх. Мисс Ита Уторн остановилась, увидив периферическим зрением шевеление за свое спиной. Музыкант поднял полные жутчайшего непонимания глаза. Мрак в комнате начала говорить человеческим голосом.
- Что это значит? - спросил мужчина, повернув карту "лицом" к Ите. Та, безрассудно бросаясь в недоумении от ужаса, изо всех сил старалась скрыть жар, которым ее обдало, когда она поняла, что произошло. Кожа на ее груди со следами происшествия в цеху стала, как полотно для неомодерниста - белая, выгодно оттеняющая и делающая более насыщенными и яркими потеки. Выронила карту! Бог мой! Она вглядывалась своими болотными, ослепшими от неожиданной альтерации глазами на масть и, делая величайшее усилие, чтобы разнять склеившиеся стенки горла, выдушила из себя, задыхаясь:
- Самопожертвование. - глухой свист вдоха в околевших легких. Лик мистера Оливера стал под стать полотна с рисунками простым карандашом. Бледный лоб опоясывал терновый венок. Иисус. Три святых. Поди оно все в ад.
Он, немного погодя, безмолвно протянул карту девушке. Она, сомневаясь несколько мгновений, медленно вытянула зажатую между пальцами Оливера Сайкса четверку червей и, открыв документы, положила ее сверху колоды, спрятанной в бухгалтерской макулатуре. Подняла глаза. Взгляд все тот же острый и болящий, если смотреть в ее радужки в ответ.
- До свидание. - удивительно ровно и спокойно молвил мистер Скотт Сайкс, не потрудившись и краем зрачков проводить уходящий черный силуэт мисс Уторн. Ему было все равно.