божьи коровки молчат

Божьи коровки молчат
19. Громко жаловаться и тихо переживать

      Маринетт никогда не испытывала трудностей с пониманием того, чего бы ей хотелось от жизни. Лет десять назад она мечтала стать дизайнером с мировым именем, семь лет назад к этой мечте добавилось желание победить Бражника и стать девушкой (а потом и женой) Адриана Агреста. Два года назад свадьба с Адрианом была вычеркнута из этого списка, а сейчас она одинаково сильно желала добиться высот в дизайне и зажить, наконец, спокойной жизнью. Без злодеев, без необходимости прятаться каждый раз, чтобы никто не заметил появляющихся вокруг нее божьих коровок, без самих этих насекомых, без зуда в горле и без прочих геройских и связанных с ними проблем.

      В том числе и без той, которая в данный момент, используя ее ноги вместо подушки, жаловалась на жизнь.

      Любые попытки освободить колени оставались без результата. Разница в силе, увы, была не на стороне Маринетт: без геройского костюма скинуть с себя сопротивляющуюся ношу в оном не представлялось возможным. Черт возьми, даже Алья себе никогда такого не позволяла… Да что Алья — Нуар на ее коленях всего три раза лежал (один из которых был при смерти)! И ведь даже спросить, по какому праву их взяла в плен Квин Би, она не могла: ни до телефона, ни до блокнота было не дотянуться, а язык жестов надоедливая Пчела не понимала.

      Впрочем, весьма недовольный взгляд Маринетт она истрактовала верно.

      — Я и сама была бы рада другой компании, — рассматривая полоски на перчатках, сказала Квин Би. — Но проблема в том, что Сабрина не знает, что я героиня, и обсудить это я могу только с тобой или с Поллен. А Поллен порой слишком «з-з-занудствует», так что остаешься только ты.

      Маринетт тяжело вздохнула. В получасовом монологе Пчелы о том, что ее (такую прекрасную и отважную!) не оценивают по достоинству, она не услышала ничего, что нельзя было бы обсудить без привязки к геройской личности. Серьезно, если заменить «Квин Би» на «Хлоя Буржуа», ничего бы не изменилось! Так что вполне можно было рассказать это все и Сабрине.

      — А потом он сказал, что я референс!

      Маринетт удивленно посмотрела на гостью. Кажется, слушая вполуха и отвлекаясь на свои мысли, она совсем потеряла суть разговора.

      — Да говорю же, придурок один, — раздраженно ответила Квин Би, прочитав во взгляде Маринетт вопрос. — Я героиня, мир спасаю, а он смотрит на меня, как на натюрморт! Причем не с мыслью «хочу съесть», а с «какой бы цвет подобрать на палитре».

      Беззвучный смешок Маринетт был явно не той реакцией, которую ожидала Пчела.

      — Будешь смеяться — до вечера не уйду, — пригрозила она. — Лучше скажи, что мне делать.

      Закатив глаза, Маринетт пожала плечами, развела руки в стороны и продемонстрировала пустые ладони. Та, впрочем, ни подать ей блокнот, ни освободить ее колени не пожелала и, буркнув «кивай хоть тогда», продолжила:

      — Вчера он минут десять рассматривал мои перчатки. Потом каждый палец на отдельном листе зарисовывал. Неужели ничего интереснее не мог найти? Ей-богу, будто не портрет вызвался рисовать, а анатомический атлас!

      Шутку «Берегись, вдруг препарировать вздумает» пришлось сдержать в себе: незнающая язык жестов Квин Би ее попросту не поняла бы. Впрочем, Маринетт и сама так до конца и не понимала о чем (а точнее, о ком) шла речь — лишь то, что задел этот кто-то Хлою неслабо, раз уж она к ней жаловаться заявилась. А ведь еще три года назад эта ситуация казалась Маринетт еще менее возможной, чем если бы Адриан был Котом Нуаром. И что в итоге? Адриан — Кот, Хлоя изливает ей душу, будто они никогда не враждовали и всегда были закадычными подругами. Что дальше? Бражником окажется кто-то из знакомых? Или он вообще станет частью ее семьи?..

      Задумавшись, Маринетт вновь пропустила мимо ушей часть монолога. Опомнилась она только тогда, когда та напрямую к ней обратилась.

      — Поэтому я бы и хотела узнать, как на моем месте поступила бы ты, — с некоторой неохотой пробубнила Квин Би. — Только не ты-Маринетт — это меня вообще не интересует, — а ты-Ледибаг. Как думаешь, приходить к нему через день, как сейчас? Или раз в неделю, чтобы не подумал, будто у меня полно свободного времени? Но если через неделю, то он снова может меня фотографиями заменить… Что думаешь?

      Руки Маринетт самопроизвольно сложились в сердечко.

      Квин Би потребовалось ровно пять секунд, чтобы осознать, что имела в виду Дюпен-Чен, и покраснеть от смущения и возмущения.

      — Да чтобы я влюбилась в этого… этого?! — вскочив на ноги (и подарив Маринетт долгожданную свободу), негодовала Пчела.

      Маринетт же в ответ непринужденно пожала плечами и поспешила поджать ноги под себя, дабы обезопасить колени. Кем был этот «этот», ей так и не сказали (или она благополучно прослушала), но кем бы он ни был, мысленно Маринетт ему уже сочувствовала. Вот уж кому о спокойной жизни теперь останется только мечтать.

      — Да что вы с Поллен сговорились, что ли? — буркнула Квин Би, а затем, скрестив руки на груди, заявила: — К твоему сведению, единственный, кого я люблю — это Адрианчик.

      Добравшись, наконец, до блокнота, Маринетт написала в нем: «А разве он не встречается с Эдит Ле Гофф?» и показала вопрос Пчеле, которая тотчас же рассмеялась так громко, что наверняка было слышно даже внизу. Черт возьми, будто нельзя было просто «Нет» сказать! Теперь еще и родителям объяснять придется, что это не Рена Руж зашла, не поздоровавшись, а другая героиня затянувшимся мимоходом заглянула.

      Впрочем, объясняться Маринетт предстояло не только с родителями.

      За окном (спиной к которому стояла Квин Би) буквально на пару секунд показалась Рена, жестами сообщившая, что зайдет чуть позже.
  
***

      Маринетт всегда была рада Алье, но в этот раз искренне надеялась, что ее «чуть позже» наступит завтра или хотя бы через недельку. Ну, закрутилась она, забыла сказать ей, что Квин Би вычислила личность Ледибаг, с кем не бывает? И вообще, может, она посчитала нужным умолчать об этом, чтобы не подвергать опасности ничью тайну личности. Может, Алья поймет и не станет устраивать из-за этого целый допрос?..

      Вот только не прошло и минуты после того, как Квин Би ушла через люк на балкон, как через него же в комнату влетела Рена Руж. Черт возьми, у нее даже уши торчком стояли и подрагивали от любопытства!

      — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — торжественно фыркнув (будто раскрыла тайну века), спросила Лиса и уселась с ногами на софу.

      Маринетт пожала плечами, словно ничего и не произошло.

      — Сначала она тебя до дома провожает, потом в гости к тебе заглядывает, — загибая пальцы, принялась перечислять Рена и, ухмыльнувшись, спросила: — Решила еще одну подругу-героиню завести?

      Маринетт закатила глаза (господи, знала бы Алья, кого чуть не записала ей в подруги!) и жестами ответила, что ее раскрыли.

      Все веселье с лица Лисицы как ветром сдуло.

      — Она что… видела божьих коровок? — испуганно спросила она.

      «Квами», — ответила Маринетт, а затем добавила, что беспокоиться об этом не стоит.

      Рена кивнула, однако весь ее вид выражал желание засыпать подругу вопросами о том, где, как, когда и при каких обстоятельствах это случилось. Но единственным, о чем она спросила, было: «Би знает, кто я?», и когда Маринетт ответила отрицательно, Лиса с улыбкой перевела разговор на другую тему.
   
***

      Маринетт не ходила в мастерскую месье Шабо почти две недели: с фотосессии он отпустил ее вместе с Адрианом, освободив от обязанности убирать съемочный реквизит, а на следующий день улетел по делам в Милан, закрыв мастерскую на время своего отсутствия. Поэтому, направляясь туда сегодня, она немного нервничала, ожидая, что Мишель и Роми накинутся на нее с расспросами о том, как она умудрилась привести к ним Адриана Агреста.

      Так и случилось, стоило ей переступить порог.

      Заготовленное в блокноте с вечера «Мы с ним учились в коллеже» было выставлено вперед, подобно щиту.

      — И все? — несколько разочарованно спросила Роми и, подмигнув, добавила: — Я-то надеялась узнать, что ты его тайная девушка.

      Маринетт беззвучно усмехнулась, а затем вдруг застыла, вспомнив вчерашнюю реакцию Квин Би на упоминание Эдит Ле Гофф. Резко написав «Мы с ним просто друзья» и вручив блокнот в руки Роми, она направилась к дальнему стеллажу сортировать пуговицы, которые в прошлый раз случайно перемешала, и, перебирая их, с головой ушла в размышления.

      Когда в интернете Маринетт впервые наткнулась на слухи, что Адриан встречается с Эдит, она до ужаса хотела, чтобы это было неправдой. Тогда она разрывалась между желанием спросить об этом у Альи и страхом, что они подтвердятся.

      Ведь если бы Адриан начал встречаться с другой девушкой, то все клятвы Кота Нуара в вечной любви разом утратили бы всю свою силу.

      Маринетт пыталась убедить себя в том, что для него так было бы лучше. Что любил он не ее, а Ледибаг, которой ей уже никогда больше не стать. Что однажды Адриан уже отказал ей, что она сама покинула пост героини без объяснений, что ничего между ними быть просто не может.

      Ледибаг больше нет. Лучше Коту найти себе новую любовь, чем убиваться по старой. Хватит того, что это будет делать сама Маринетт.

      Так она заставила себя взглянуть на Эдит Ле Гофф под другим углом.

      Маринетт надеялась, что Эдит (очень милая, если верить журналам, девушка) сможет сделать так, чтобы Адриан не тосковал по своей Леди. Хотела верить, что с ней он будет счастлив (ведь на совместных фотографиях между ними царила идиллия). Что Эдит станет ему во всем поддержкой и опорой.

      С тех пор она не спрашивала Алью об их отношениях, потому что боялась, что слухи та опровергнет.

      Что ж, спасибо Хлое, страх сбылся.

      Иллюзия, которую нарисовала сама себе Маринетт, рассыпалась на осколки.

      Адриан не встречался с Эдит и, вполне вероятно, ни с кем другим тоже. Маринетт пыталась успокоить себя мыслью, что из-за напряженного графика и геройской жизни у него просто не было времени на девушек, но сердце взволнованно билось в груди, а внутренний голос чуть слышно шептал, что, может быть, Кот все еще сохранил чувства к пятнистой Леди.

      Маринетт закусила губу.

      Когда-то он клялся, что никогда ее не забудет. Но… это ведь Нуар, все его клятвы слетали с губ так же легко, как и глупые каламбуры. Два года прошло, он точно должен был понять, что Ледибаг уже не вернется, что ждать ее смысла нет, а искать — тем более. Если чувства остались — пора их отпустить и начать жить полной жизнью.

      Давно пора.

      И ему, и ей. Но как, черт возьми, это сделать, если спасительная соломинка оказалась самообманом? Если Маринетт больше не за что было цепляться, притворяясь, что ее чувства ушли? Если утешать себя тем, что с другой Адриану будет лучше, больше не получалось, потому что не было этой другой?

      Если при виде входящего сообщения от него Маринетт чувствовала, как сжимается сердце в болезненной надежде, что этой другой однажды станет она?