Глава первая. Мирное междометие
Почти год пролетел, как сон, — разорванный на куски между армейскими буднями и редкими неделями дома. Каждый раз, возвращаясь, Майкл будто вытаскивал себя из другого мира. Служба пахла железом и потом, а ферма — навозом, свежескошенным сеном и маминым пирогом с клубникой. Здесь всё дышало покоем. Здесь была Маргарет.
Родители Маргарет по началу были шокированы и устроили обоим такую взбучку. Ну ещё бы, ребёнок в неполных 17 лет — это же крах образованию и хорошей карьере. Они настаивали на разрыве отношений и аборте.
Тогда Майкл просто забрал свою, пока ещё, невесту из отчего дома и привёз в свой. Удобный, большой и по-настоящему тёплый. Там же и устроили маленькую, "по-семейному", свадьбу.
Так и стали жить. Он мотался между службой и фермой. Она взяла академический отпуск в университете и стала помогать, по мере своих сил в хозяйстве.
Он держал её за руку, пока ветер гонял по холмам ароматы прелой листвы. Она заметно округлилась. Пит — ещё не родившийся — уже жил в её движениях, в мягкой походке и сосредоточенном взгляде. Будто она сама ожила, расцвела вместе с этой новой жизнью, что росла в внутри под сердце.
— Он будет упрямым, как ты, — сказала она однажды, прижимаясь к его плечу.
— Или как ты, если это девочка.
— Нет, Майк. Это точно мальчик. Он уже по ночам толкается, как солдат в строю.
Смеялись вместе.
Майкл проводил дни в заботах: помогал по хозяйству, чинил крышу старого сарая, читал книги по детской медицине — хотя почти ничего не понимал. Он полюбил прижиматься лицом к животику Маргарет, ощущать своей щекой движения малыша, говорить всякие глупости и нежности своему не родившемуся ещё ребёнку и замирать, ожидая реакции. По ночам писал отчёты по службе, готовясь к следующей командировке. Он никогда не говорил Маргарет, что контракт на продление уже лежал в тумбочке.
Когда начались схватки, он держал её за руку. Их ребёнок появился на свет в три часа ночи, закричал, как будто возвестил миру: я пришёл, запомните меня.
Питер Шим родился с грозой за окном, с руками, стиснутыми в кулачки, и лбом, нахмуренным, как у отца. Майкл плакал. Не от страха, не от боли — от гордости. От любви.
— Ну здравствуй, боец, — прошептал он, прижав тёплого малыша к груди. — Тебе теперь есть, за кого держаться в этом мире.