Глава 7
Выходить на работу после праздников было непросто. Оставшиеся дни я провела с Димой, валяясь на его диване, смотря его телевизор и поедая еду, которую он заказывал.
Даже кое—как влившись в атмосферу за несколько рабочих дней, мне все равно хотелось разговаривать с Димой, видеться с ним и без перерыва заниматься сексом, и судя по тому, что Дима писал мне практически каждый час, мы погрязли в одних и тех же желаниях вместе. Лишь когда он был на студии, меня не отвлекали уведомления, но в то же время меня отвлекало тянущее чувство желания получить это уведомление.
Я боялась признаться себе, что это не просто влечение, а самая настоящая влюбленность, и потому надумывать лишнего запрещала.
К тому же к своему стыду один раз мои пальцы нажали на страницу Иры в социальных сетях. Бегло пролистав фото и прочитав записи, я убедилась, что она нашла себе очередного парня и с Димой общение не поддерживает. Она буквально запретила подписчикам задавать вопросы о нём, отправляя незнающих бедняг в бан и аргументируя действия сообщением «мы перестали общаться по личным причинам». Мне так и не ведомо было, что именно произошло, а у Димы спросить, я смелости не набралась. Ира оставалась подругой группы, и я не сомневалась, что могла ее увидеть на общих вечеринках. Однако, судя по тому с какими словами она уходила из его квартиры, она сама не горела желанием подходить и разговаривать с Димой, от этого можно было вздохнуть спокойно.
Проблемы начали возникать, когда мы были вместе две недели. Порой этого достаточно, чтобы понять, что вы сошлись на эмоциях, но мы были не той парой, где секс значился выше взаимопонимания. Миллиметровая трещина, которую я заметила, когда первый раз осталась у Димы одна, оказалась сразу помечена флажком, больше для осознания и правильного вопроса, чем для возможности разыграть истерику.
Я лежала на кровати раскинув руки и смотрела в черный—черный потолок, каждую секунду дергаясь, а не казалось ли мне, что пришло сообщение от него?
Резинка шорт неприятно впивалась в живот. Терпеть не могла носить дома шорты.
Носки сдавливали пальчики ног. Терпеть не могла носить носки дома.
Волосы болели от крабика. Терпеть не могла носить крабик.
Встряхнувшись, я села на кровати и посмотрела на время — третий час ночи. Последний раз Дима написал в восемь вечера и ответил "нет" на вопрос о том, устал ли он сегодня.
Что-то не так, и дело не в шортах, носках и крабике, хотя в них тоже — зачем я продолжала носить их у него дома — дело в том, что вчера был будний день и сегодня тоже он значился. Мне вставать через три с половиной часа, но бессонница и переживания о непутевом парне не давали мне уснуть.
Сняв крабик и выкинув его подальше к неразобранной ёлке, я поднялась на ноги, попрыгала, глубоко подышала и вновь схватила телефон, чтобы проверить пять своих не отвеченных и «был в сети недавно».
Звук поворачивающегося ключа в двери заставил меня вздрогнуть. Я тут же пошла к двери и включила свет в прихожей.
— Привет, — тихо сказала я.
— Привет, — ответил Дима, опираясь на стойку, чтобы снять кроссовки.
Он был пьян и совсем не весел, и на меня не смотрел вовсе.
— Ты не отвечал мне.
— У нас была встреча с группой.
— Почему ты не говорил, что едешь на встречу?
Дима едко усмехнулся.
— Что смешного?
— Ты... — он попытался подобрать слова, но в итоге все равно вышло резко, — будто ты не захотела бы поехать со мной?
— Разве дело только в этом?
— Может и нет, — ответил Дима и тут же сморщился, — какая разница?
— Но если бы ты не хотел, я бы не ехала. Это твоя группа и нам необязательно таскаться все время вместе, это понятно, — спокойно сказала я, хотя на самом деле мне было больше страшно, чем спокойно.
— Да ну? — не поверил он.
— Дим, меня задело не то что ты не позвал, а то что ты в принципе мне не отвечал на вопросы "где" и "с кем". Всю ночь.
— Лин, — он поднял руку, останавливая меня, — не выноси, пожалуйста, мозг и не говори про то, что я тебе не отвечал. Я был на тусовке, мне было не до этого, и не надо вопросов "было не до меня?" окей? Да, было не до тебя. Не нравится?
— И не собиралась их задавать.
— Вот и отлично.
— Я переживала о тебе, о том не случилось ли ничего. Мне нужно было просто знать, что все в порядке.
— Думаешь, я не в состоянии позаботиться о себе?
Я глубоко вздохнула, сжала гордость в кулак и сделала то, что должна была сделать с самого начала — подошла к Диме, обхватила его лицо и посмотрела в глаза, затем опустила руки и сжала ладонями его холодные после улицы.
— Мне просто не все равно, — тихо сказала я. — Спасибо, что вернулся живым.
Однако этого не хватило, чтобы обуздать его недоверие.
Дима застыл.
Мои губы нежно коснулись его и тут же отстранились.
— Очень хочется спать, завтра на работу.
Больше не дожидаясь ничего, я вернулась в спальню и легла в кровать, хотя уснуть смогла лишь когда вода в душе перестала шуметь.
***
Порой я забывала, что Дима рок—звезда, что у него огромная аудитория, десятки поклонниц и поклонников и что его "буду с друзьями" означает вечеринку с десятком людей, среди которых были как известные люди, так и просто влиятельные. К тому же он ездил на съемки, интервью, фотосессии, за ним следили, фотографировали, выслеживали, его слушали в наушниках, с ним мечтали познакомиться, рисовали арты, ему посвящали искусство и его посты и тексты песен читали, цитировали и перечитывали по несколько раз в социальных сетях. То к чему мне достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться, было в его полной власти.
Как и разрушающее одиночество, корни которого прорастали в ламинат и отравляли воздух каждой комнаты квартиры. Особенно остро это чувствовалось, когда наступала ночь, и телефоны, телевизор и мы оба замолкали. Дима без света оставался на кухне, а я искала его в лабиринте дверей, чтобы пригласить спать. Не знаю, что именно жужжало у него в голове, но это было нечто отделяющее гениев, безумцев и творцов от обычных людей. Нечто, что, как я знала, не поддавалось ни контролю, ни манипуляциям.
— Уже совсем поздно, — голос звучал приглушенно.
Меньше всего мне хотелось, чтобы Дима почувствовал, что Нечто пугает меня. Мне хотелось, чтобы он знал, что я разделаю его желание познать это больше страха.
— Ложись спать.
— Не могу. Мне не хватает тебя.
— Надо дописать две строчки, я пока думаю.
Что поглощало его больше — ночь? вдохновение? может страх не обуздать Нечто под дневным светом?
Я села на соседний стул и прижала голые колени к груди, смотря на Диму и ожидая, когда он сам признается, что ночь затянулась. Это могло продолжаться часами. Длинными мрачными часами. Но у меня в распоряжение были вечности и тлеющий кончик сигареты, которым я отгоняла нависающие тени.
Я им не позволю себя коснуться, не дождутся.
— Как ты чувствуешь любовь? — спросил Дима, когда мое тело уже практически растеклось по столу, собирая кончиками пальцев пылинки и крошки.
— Почему ты спрашиваешь?
— Разве от моего ответа изменится твой?
Я взяла несколько секунд, чтобы прочувствовать то, что он спросил и наконец сказала:
— Никак. Понимаю, что это была любовь, когда ощущаю ее отсутствие. Когда скучаю, когда вспоминаю, когда понимаю, что мне хотелось бы быть сейчас с человеком.
— Может ли, что я никогда не любил?
— Любовь — это выбор. Может быть, ты чувствовал, что рядом не то, что должно быть и бежал от этого. Но это лишь означает, что на самом деле, ты и не хотел это любить.
— Тебя не обижают мои слова? — Дима повернулся на меня, но я все равно видела лишь силуэт. Из-за света, проникающего через окно, он мог рассмотреть во мне больше.
— Думаю, что для выбора любить или не любить, мы слишком мало вместе. Январь еще даже не кончился.
— А сколько нужно?
— Хотя бы месяца два.
Дима замолчал.
Я положила руку ему на ладонь, и он сжал ее, а затем поднес к губам и поцеловал.
— Пойдем спать?
— Дим, что если ты любил, просто боялся обратить на это внимание?
— Во мне пустота и бесчувствие.
— В тебе черный и темно—синий цвет, а пустота и бесчувствие бесцветные. Ты любил... музыку точно любил, толстовки, гитару, свой парфюм, группу. Обрати внимание, хорошо?
Дима кивнул и поднял меня со стола.
На следующий день мы делали вид, что этого разговора не было.
***
"Презентация в сети альбома "Встреча на две истории" состоится шестого февраля. Концерт—презентация двадцать третьего февраля. Билеты можете приобрести на сайте", так гласила новость на странице группы.
Согласно календарю, было шестое февраля.
Дима где-то пропадал вторые сутки. Может на репетициях, может на вечеринках, может пил с друзьями. Он изредка писал мне, когда я спрашивала. Ответы были "у Гриши", "не знаю, когда вернусь", "усе нормльно". Кто таким был Гриша мне ведомо не было, да и последнее сообщение вызвало больше опасений, чем успокоения.
Не могу сказать, что я терпела отношения, или ненавидела одиночество, которое чувствовала, когда оказывалась одна в его квартире. Я боролась со своими вопросами, почему наши взаимодействия не были стабильными? Почему Диме не хотелось приехать и провести время со мной? Почему порой он не спрашивал даже как прошел мой день? Словно не думал, что я устаю на работе и хочу немного заботы.
Я тоже была не идеальна, даже для самой себя: я в неловкости била посуду, оставляла волосы в ванной, никогда не заправляла постель.
Порой нам обоим какие-то вещи приходилось повторять дважды, какие-то трижды, а какие-то мы оба не запоминали и с десятого раза.
Однажды Дима со злости хлопнул дверью так, что стены затряслись.
Однажды я выбросила в окно только что купленную тарелку брускеттов с сыром.
Однажды мы кричали друг на друга, не способные донести главную мысль — наши графики несовместимы вне выходных.
И тем не менее было что-то личное в том, как мы касались друг друга, когда оставались одни, в том как разговаривали, когда поводов для конфликтов не было, в том как приходили и садились рядом, словно ожидая, кто из нас первым подаст сигнал, что ссору можно обсудить в спокойном тоне.
Мне не хотелось ставить точку. Я видела себя рядом с ним, и мы должны были быть вместе.
Лежа на диване и обдумывая все произошедшее за месяц, я вспомнила, что на сегодня анонсирован выход альбома... Шестое февраля же, точно.
Открыв приложение с музыкой, я задержала дыханием раньше, чем включила альбом. Было что-то сокровенное в том, чтобы несколько минут не знать понравится тебе творение или нет.
С первой песней меня погрузило в пучину затянувшейся тоски и обреченной любви. Музыка оказалась пропитана эмоциями, что заставляли сердце сжиматься. Однако мелькало и нечто знакомое, что слышалось в словах и том, как Дима их исполнял. Его голос в колонках и голос, что мне доводилось слышать вне наушников, отличались. Первый выражал всё нутро в разноцветных картинках печали, второй был груб и сух от сигарет и обреченности.
Строчки из песен, значившие больше, чем ничего, звучали так:
«Ты любишь капучино, ну а я твои слова»
«И опять говорю туманно»
«Твой цвет — свет в конце туннеля, но для тебя он мало что значит, а меня выворачивает и обнуляет»
«Ты в прокуренных подъездах и в моей голове»
«Ты не звезда, но для меня сияешь и горишь»
«Выдуманная девчонка»
«Лина»
«Даже язвой все равно вдохновляешь»
«Веришь в наш счастливый финал?»
«Рисуешь, но ты сама — искусство»
«Мой мир — не твой мир»
«Мы вряд ли схожи, в этом похожи»
«Кому посвящаю целый альбом? Посвящаю...»
На паузе последний трек закончился.
Я оцепенела.
Альбом был полностью посвящен... мне?
***
Я стояла на балконе и курила. Четырнадцатое февраля. Я одна. Два часа ночи. Пятнадцатое февраля. На телефоне ноль пропущенных, в непрочитанных сообщениях три от меня «приготовила ужин», «всё остыло(», «жду тебя». Дима должен был вернуться со студии к десяти. На день всех влюбленных его ждал подарок, меня ждал очередной вечер в сомнениях и вопросах, на которые мне не получить ответа.
Я знала, что весной Дима опять поедет в тур и в тайне готовилась к нему, как готовятся птицы отпускать своих птенцов, но пока мы были рядом и вместе, мне хотелось наслаждаться каждой минутой, каждым поцелуем и каждым совместным утренним чаепитием, из-за которого Дима поднимался в семь утра, даже если не ложился вовсе, и провожал меня на работу. Это были частички будней, в которые я оживала и чувствовала себя на своем месте, и порой мне казалось, что мы с Димой разделяли эти пугающие своей значимостью мысли.
Моя жизнь текла и ткалась из дней, в которые я занималась, рисовала, работала, встречалась с людьми, которых давно не видела и с которыми была друзьями, но все же ничего не спасало от тяги к пустой квартире. Проживая свою жизнь и стараясь не привязываться, я все глубже утопала мыслями в любви, словно назло переживаниям. И все чаще задавалась вопросом, так ли должна работать влюбленность?
К тому же меня посетило сомнение, вдруг я была не единственной, кого пугало тонуть, но была единственной, кто был достаточно безумен, чтобы попробовать под водой сделать вдох?
Жаль у меня не было возможности найти подтверждение своим идеям, ведь чем ближе был конец зимы, тем больше Дима избегал разговоров.
Внезапный звонок в дверь вывел меня из равновесия. Я потушила сигарету о металлическое ограждение и выбросила бычок прямо на улицу, затем закрыла окно и балконную дверь, растерла окоченевшие руки и встряхнулась, чтобы хотя бы немного согреться.
Когда я открыла входную дверь, Дима стоял на пороге страшно пьяный с поломанным букетом цветов, которые либо протащили по асфальту, либо вытащили из мусорного ведра.
— Тебе.
Цветы пахли свежо, значит первый вариант.
После того, как я помогла ему снять кожанку и черную толстовку, я прошла на кухню и поставила цветы в вазу.
— Лина, ты жутко холодная.
— Извини, спасибо за цветы.
— Что? Нет, — нахмурился Дима, плюхаясь на стул и поддерживая свою голову рукой, — буквально холодная. Как смерть.
— Смерть не холодная. Это трупы холодные...
— Молчи. Даже не говори этого.
Я попыталась привести букет в божеский вид, а затем полюбовалась им.
— С праздником. Он упал, когда я вылезал из машины, но это не очень заметно, да?
Меня посетил вопрос, вел ли Дима свою машину или говорил про такси, но я тут же поняла, что не хочу знать ответ.
— Ужин в холодильнике, ты хочешь?
— Нет.
Дима сидел и прожигал меня взглядом, пока я ставила чайник и доставала покупные кексы. Мне бы и хотелось самой испечь, но кексы я пекла примерно ноль раз. Времени не было учиться.
— Что ты делаешь двадцать третьего числа?
— Не знаю. Это воскресенье, думала, мы проведем его вместе за просмотром какого-нибудь фильма...
Дима отвел взгляд в сторону.
— Будет концерт. Презентация альбома.
Так я и застыла с тарелкой кексов в руках.
— Точно. Из головы вылетело.
— Нечего, — с небольшим недоумением ответил Дима. — Я хотел пригласить тебя в гримерку. Увидимся до концерта и вместе сюда поедем потом.
— Классно, — без эмоций ответила я и поставила тарелку на стол, начиная бессовестно жевать. — Одеться как-нибудь особенно? В группе вообще кто-то знает, что мы встречаемся?
— Да, я говорил на праздниках Денису и Вове. Остальные не должны знать, им все равно. А из одежды надевай что хочешь, — Дима тут же исправился, — только давай без развратных шпилек.
— Тогда мои желания не будут совпадать с реальностью. Сделаю, как сама посчитаю нужным.
— Лин...
— Это рок концерт, он для разврата создан, — не согласилась я и тут же убрала подальше руку с кексом, не давая Диме его забрать. — Ну нет уж, бери себе свой. Этот уже надкусанный.
Дима передразнил меня и взял другой кекс с тарелки.
— Какая же ты... невыносимая.
На следующий день я получила два букета. Один на работу, другой новый домой, оба с записками "за веник на праздник".