дожить до рассвета

Неделя пролетела в напряженном ритме госпиталя под Курском. Каждый день приносил новые раны, новые смерти, новую усталость. Между подполковником Русланом Сергеевичем и медсестрой Анной ничего не изменилось внешне. Они пересекались в коридорах, у операционной, в палатах. Их взгляды встречались – его темный, на мгновение теряющий привычную жесткость, ее серо-голубой, чуть растерянный, быстро отводимый. Ни слова. Только этот немой диалог, полный невысказанного вопроса и смутного понимания. Руслан ловил себя на том, что ищет ее глазами в толпе белых халатов, а Анна, услышав его твердый голос где-то рядом, невольно замедляла шаг. Наташа продолжала шептать: "Видишь? Опять смотрит!", на что Анна лишь качала головой: "Работа, Нать. Все смотрят на всех. Не выдумывай".

Вечером седьмого дня, когда госпиталь начал погружаться в тревожный полумрак, Анну вызвали к генералу Кириллу Олеговичу. Генерал, человек лет пятидесяти, с грузной фигурой и лицом, изборожденным не столько войной, сколько излишествами мирной жизни, имел репутацию любителя комфорта и женского внимания. Анна, внутренне сжавшись, пошла. Страх сковал ее – она чувствовала его тяжелые, оценивающие взгляды раньше.

Кабинет генерала, отгороженный в бывшем классе, был островком относительного "благополучия": стол, покрытый не казенной, а настоящей скатертью, кресло, коптилка с абажуром. И сейчас на столе стояло невиданное богатство: тарелка с тушенкой, хлеб (настоящий, белый!), даже бутылка спирта и две стопки.

– А, Аннушка! Заходи, заходи, доченька! – Кирилл Олегович расстегнул воротник гимнастерки, жестом приглашая сесть. – Вижу, совсем заморили тебя, птичка. Садись, подкрепись. Одинокому старику скучно, посиди, поговорим.

Анна стояла у порога, как вкопанная.
– Товарищ генерал, я... мне на дежурство...
– Дежурство подождет! Приказ! – его голос стал жестче. – Садись. Это не просьба.

Она села на краешек стула. Запах еды ударил в голову, вызвав волну слабости. Она так давно не ела досыта. Генерал налил ей полстопки.
– Выпей, согреешься. А потом покушай. Видишь, забочусь.

Анна машинально отпила глоток. Жидкий огонь разлился по горлу. Генерал закурил папиросу, наблюдая за ней. Потом сам наложил ей тушенки на хлеб.
– Ешь, не стесняйся. Красавица, а худая, как щепка. Непорядок.

Она ела медленно, почти с благоговением, чувствуя, как каждое движение ложки отслеживается его тяжелым взглядом. Наслаждение от еды смешивалось с нарастающим ужасом. Он приблизился, запах спирта и табака стал удушающим.

– Ну что, ожила моя пташечка? – Его рука легла ей на плечо. Анна вздрогнула, как от удара током. – Глазки-то какие... голубые... Загляденье... – Его пальцы коснулись ее щеки.

– Товарищ генерал! – Анна вскочила, отшатнувшись. – Пожалуйста! Я пойду...
– Куда это? – Он встал, преграждая путь. Лицо его расплылось в неприятной улыбке. – Только разогрелись... – Его руки схватили ее за плечи, грубо притягивая к себе. – Побудь со стариком. Соскучился по ласке... По женской... – Его губы, пахнущие спиртом и табаком, полезли к ее лицу.

– Нет! Отстаньте! – Анна отчаянно вырывалась, отбиваясь руками. – Пустите! Помогите! – Ее крик, пронзительный и полный чистого ужаса, разорвал вечернюю тишину коридора.

Мимо кабинета как раз проходил капитан Семенов, друг и сослуживец Руслана. Он замер, прислушался. Крики женские... и знакомый голос? Нюра? Сердце упало. Он не был уверен на сто процентов, но рванул к каморке подполковника.

– Руслан! – ворвался Семенов, бледный. – К генералу... крики... женские... Мне кажется, Анна... Твоя медсестра!

Руслан, сидевший над картой, вскинул голову. В глазах мелькнуло непонимание, потом – ледяная ярость. Он не задавал вопросов. Он просто сбросил со стола бумаги и бросился к двери, сметая Семенова на ходу.

Подбежав к кабинету генерала, он услышал приглушенные крики и шум борьбы. Без стука, с силой распахнул дверь.

Картина, открывшаяся ему, врезалась в мозг как раскаленный штык. Анна, с искаженным от ужаса и отвращения лицом, отчаянно билась в руках генерала. Ее халат был сорван с одного плеча, косынка сбита, вьющиеся светлые волосы растрепаны. Генерал, пьяный и озверевший, пытался прижать ее к столу.

Руслан замер на пороге на долю секунды. Весь его мир, построенный на субординации, дисциплине, воинском долге, рухнул. В глазах потемнело от бешенства и шока. Он шагнул вперед.

– Товарищ генерал! – Его голос, низкий и звенящий от напряжения, прозвучал как выстрел. – Освободите медсестру! Сию же минуту!

Кирилл Олегович оглянулся, ослепленный яростью помехи. Увидев подполковника, он не отпустил Анну, а лишь ослабил хватку.
– Ты?! – проревел он. – Кто тебе позволил?! Вон отсюда! Это не твое дело!

– Освободите медсестру! – повторил Руслан, делая еще шаг. Его руки были сжаты в кулаки, челюсти напряжены до хруста. Он видел слезы на лице Анны, ее тщетные попытки вырваться.

Генерал, видя его решимость, наконец оттолкнул Анну. Она с криком шарахнулась в сторону, натягивая халат, дрожа всем телом.
– Ты! – Генерал ткнул пальцем в Руслана, брызгая слюной. – Мятежник! Ослушник! Как смеешь?! Я тебя... я тебя... – Он искал слова, задыхаясь от злобы. – Под арест! На губу! Нет! В штрафбат! Сию минуту! За неповиновение и оскорбление старшего по званию! Вон! Ожидай приказа! И чтоб духу твоего здесь не было!

Руслан стоял неподвижно, не сводя с генерала горящих ненавистью глаз. Он хотел броситься на него, сломать эту тучную тушу. Но он видел Анну, прижавшуюся к стене, видел долг. Он молча, резко развернулся и вышел, хлопнув дверью. Семенов ждал его в коридоре, бледный как смерть.

Анна, воспользовавшись моментом, выскользнула из кабинета и побежала в слезах по коридору, к своему прибежищу – палате медсестер.

* * *

В палате медсестер было тихо, пока не ворвалась Анна. Она была вся трясущаяся, с разорванным воротом халата, с заплаканным лицом, с безумием в глазах.

– Нюра! Боже мой! Что случилось? – Наташа первой бросилась к ней.

Анна не могла говорить, только рыдала, срывающимся шепотом повторяя: "Генерал... Он... хотел... не пускал..."

Понимание пришло мгновенно. Лица медсестер исказились гневом и ужасом.
– Сволочь! – вырвалось у одной.
– Старый кобель! – шипела другая.
– Тварь! Как он посмел?! – Наташа обняла подругу, трясущуюся как осиновый лист. – Тихо, Нюрочка, тихо... Все... Все уже... Он ничего не успел? Ничего?

Анна, всхлипывая, отрицательно мотнула головой: "Руслан... Подполковник... Он ворвался... Помог..."

– Слава Богу... Слава Богу... – Наташа прижимала ее, гладя по спутанным волосам. – Мерзавец... Проклятый генерал... Мы все скажем! Мы заступимся!

Но Анна только мотала головой, ее била крупная дрожь. Ужас и унижение парализовали. Она боялась даже поднять глаза.

* * *

В своей каморке Руслан сидел на табурете, опустив голову на руки. Перед ним стоял Семенов.
– ...Генерал кипит, Руслан. Реально кипит. Грозил штрафбатом... Это же... – Семенов не находил слов.

Руслан молчал. Внутри бушевал вулкан. Ярость на генерала, стыд за то, что такое возможно в его части, страх за Анну... и какое-то невероятное, щемящее чувство к ней, к этой хрупкой девушке, которую он едва спас от кошмара. Его сердце, закаленное войной, сжалось от боли и нежности. Он не мог сидеть. Он встал.

– Куда ты? – спросил Семенов.
– К ней, – глухо ответил Руслан. – Должен знать... Должен...

Он вышел, не обращая внимания на предостерегающий взгляд друга.

В палате медсестер было приглушенно. Наташа сидела на краю кровати Анны, которая лежала, укрытая одеялом по самые глаза, все еще вздрагивая. Остальные старались не смотреть, давая им пространство.

Появление подполковника в дверях вызвало легкое движение. Наташа встала, защищая подругу взглядом, но увидев его лицо – не сердитое, а искаженное мукой и тревогой, – смягчилась. Она молча кивнула в сторону Анны и отошла к своему месту.

Руслан подошел к кровати. Анна открыла глаза. Серо-голубые, огромные от слез и страха, они смотрели на него. Он присел на краешек табурета рядом.

– Анна... – его голос был непривычно тихим, хрипловатым. – Ты... как? Он... – Руслан с трудом подбирал слова, боясь причинить еще боль. – Он... успел? Сделать... что-то страшное? Тебе больно?

Анна покачала головой, сжимая одеяло у подбородка. Голос ее был еле слышным, как шелест листьев:
– Нет... Спасибо вам... Вы вовремя... Он... Он только... держал... рвал... хотел... – Она снова задрожала, губы задрожали.

Руслан сжал кулаки, ощущая прилив новой волны ярости. Но он сдержался. Главное – она цела. Физически.
– Хорошо... – выдохнул он. – Главное... Держись.

Он хотел встать, уйти, дать ей покой. Но Анна вдруг протянула руку из-под одеяла, схватив его за рукав гимнастерки. Глаза ее снова наполнились слезами, но теперь это был чистый, животный страх.
– Подполковник... Руслан Сергеич... – прошептала она. – Я боюсь... Он может... ночью... прийти опять... Я не усну... Не оставляйте... Пожалуйста... Сидите... Немного... Пока не засну... – Голос ее прерывался.

Руслан посмотрел на ее пальцы, вцепившиеся в его рукав, на ее перекошенное страхом лицо. Сердце его сжалось еще сильнее. Он кивнул, не в силах отказать.
– Хорошо, – сказал он просто. – Ложись. Я посижу.

Анна медленно опустила голову на подушку, но рука ее не отпускала рукав. Руслан поправил одеяло у ее плеча, неуклюжий, непривычный к такой нежности жест. Потом он отодвинулся чуть дальше, чтобы не стеснять, но так, чтобы она его видела. Взял стул и сел у изголовья кровати.

В палате воцарилась тишина, нарушаемая только чьим-то прерывистым дыханием да далекими стонами из операционной. Свет аварийной лампочки отбрасывал длинные тени. Анна лежала с закрытыми глазами, но веки ее вздрагивали. Каждое движение за дверью, каждый шорох заставлял ее напрягаться. Руслан сидел неподвижно, как каменное изваяние. Его широкая спина, его сама фигура в этом тесном пространстве у кровати казались неожиданной защитой, крепостью.

Проходили минуты, часы. Наташа и другие медсестры поочередно засыпали. Анна наконец начала дышать ровнее, напряжение постепенно уходило из ее тела. Пальцы разжали рукав Руслана. Он видел, как ее лицо на подушке постепенно расслаблялось, черты смягчались. Страх отступал под защитой его молчаливого присутствия.

Руслан не шевелился. Он смотрел на ее исхудавшее лицо, на темные круги под глазами, на светлые ресницы, лежащие на щеках. Он думал о генерале. О своей карьере, которая, возможно, кончена. О штрафбате. Но главное – он думал о ней. О ее силе и хрупкости. О том, как она боролась. О том страхе в ее глазах. И о том доверии, с которым она попросила его остаться.

Он сидел. Когда она ворочалась во сне, вздрагивая, он тихо шептал: "Тихо... Спи... Все спокойно". И она успокаивалась.

Так он просидел до самого рассвета. Пока первые серые полосы не начали пробиваться сквозь закопченные окна. Пока госпиталь не начал просыпаться к новому дню боли и борьбы. Пока Анна не погрузилась в тяжелый, но уже не кошмарный сон. Только тогда он осторожно встал, поправил одеяло, которое сползло с ее плеча, и тихо вышел из палаты, оставив ее под охраной первых лучей утра и своей нерушимой, молчаливой клятвы защищать, что теперь стало для него важнее всего.

___________________________
Ну как? Вам нравится? Давайте пожалуйста обратную свзяь><
Мой тгк: АНТ3Х1ЙП