коридор
**Глава 1: Отблеск Серо-Голубого**
День в 407-м полевом подвижном госпитале под Курском выдался, как всегда, адским. Июль 1943-го. Воздух гудел от боли, стонов и металлического лязга инструментов. В полуразрушенном здании бывшей школы царил организованный хаос. И в центре этого хаоса, как утес в бушующем море, стоял подполковник Руслан Сергеевич.
Он был воплощением суровой военной необходимости. Крепкий, широкоплечий, словно вырубленный топором из векового дуба. Его форма, хоть и поношенная, сидела безупречно. Лицо – высеченное из гранита: глубокие морщины у рта и между сведенных бровей, темные, пронзительные глаза, привыкшие видеть карты, укрепления и потери. Сердитое, хмурое выражение было его щитом. Ответственность давила на плечи тяжелее шинели.
И вот, в узком, заставленном носилками и ящиками коридоре, его путь пересекся с ней. Миг. Доли секунды.
Она несла поднос с пустыми флаконами, двигаясь легкой, но явно утомленной походкой. **Анна.** Блондинистые, вьющиеся от влажности волосы выбивались из-под косынки. Лицо – исхудавшее, с острыми скулами. Но главное – глаза. Серо-голубые. Как небо после дождя, но… погасшие. Когда-то сиявшие, теперь – озера глубокой усталости и тихой печали. Добрая. Милая. Но изможденная до предела. Хлопчатобумажный халат болтался на ней, подчеркивая болезненную худобу. Хрупкий тростник в урагане войны, но не сломленный.
Их взгляды встретились.
Руслан, обычно смотрящий сквозь людей, оценивающе и жестко, почувствовал неожиданный толчок где-то под ребрами. Его темные глаза, привыкшие к стали и крови, встретились с этими серо-голубыми глубинами. Что-то дрогнуло внутри, как давно не читанная страница перевернулась сама собой. Он не смог сразу отвести взгляд. Она же лишь слегка опустила ресницы, едва заметно кивнула – сдержанное приветствие медсестры старшему офицеру – и скользнула мимо, растворившись в дверном проеме палаты, унося с собой запах лекарств и едва уловимый, чистый отголосок чего-то давно забытого.
Руслан Сергеевич прошел дальше, к операционной, к штабной палатке, к раненым, ожидавшим эвакуации. Работа поглотила его целиком, как всегда. Приказы, доклады, тяжелые решения. Лицо оставалось каменным, голос – ровным, командным. Но где-то на задворках сознания, словно назойливая мушка, кружился тот мимолетный образ: серо-голубые глаза на исхудавшем лице, глаза, в которых свет погас, но осталась какая-то необъяснимая сила.
Весь день этот образ всплывал невпопад:
* Когда он отдавал распоряжение санитарам – вспомнилось, как легко она несла тяжелый поднос.
* Когда слушал доклад о нехватке бинтов – подумалось: "Худая. Совсем. Паек свой, наверное, отдает."
* Когда увидел другую медсестру, улыбнувшуюся уставшему бойцу – подумал: "А у той… у Анны… улыбка, наверное, давно не появлялась. Глаза бы засветились..."
Он отгонял эти мысли, как ненужную слабость. "Не до сантиментов, подполковник. Не до этого. Совсем." Но они возвращались, тихие и настойчивые, как эхо того взгляда.
Поздно ночью, когда госпиталь погрузился в тревожный, прерываемый стонами полумрак, Руслан наконец добрался до своей конуры – бывшей подсобки учителя. Он скинул сапоги, тяжело опустился на жесткую койку. Тело ныло от усталости, но мысли, вопреки всему, не желали утихать. Перед внутренним взором снова встали они – серо-голубые глаза. Яснее, чем днем.
Он ворочался, пытаясь уснуть. Шум госпиталя – скрип тележек, приглушенные голоса дежурных, чей-то сдавленный стон – казалось, только подчеркивал тишину в его душе, которую заполнил этот навязчивый образ. "Анна... Нюра, кажется, другие зовут..." – пронеслось в голове. Почему он запомнил именно ее? Здесь десятки медсестер, все работают на износ, все худые, все с потухшими глазами. Но в ней... что-то было. Не просто усталость. Какая-то тихая, непокоренная печаль. И эта хрупкость, обманчивая, как оказалось. Видно было по рукам – работали уверенно, знающе. Видно было по тому, как она смотрела на раненого, которого везли мимо – не с жалостью, а с сосредоточенной готовностью помочь.
"Напоминает..." – поймал себя Руслан на мысли, но так и не смог понять – кого или что. Что-то очень далекое, мирное, из той жизни, что казалась уже нереальной сказкой. Тревожно стало. За нее. "Слишком хрупкая для этой мясорубки. Слишком... чистая. Как она тут держится?"
Ворочаясь на скрипучей койке, он не выдержал. Тишина и темнота развязали язык внутреннему голосу, который днем был загнан глубоко под спуд дисциплины. Он зажег коптилку, достал из планшета потрепанный кожаный блокнот – его дневник, единственное место, где он позволял себе быть просто человеком. Карандаш заскрипел по бумаге, выводя скупые, сжатые фразы, словно боясь признаться даже бумаге:
---
**Запись в Дневнике. 17.07.1943. Поздняя ночь.**
*День адский. КПГ 407-й работает на пределе. Раненых – поток. Своих потеряли... (далее несколько неразборчивых строк о оперативной обстановке)*
*Встретил сегодня в коридоре медсестру. Анну. Другие зовут Нюра. Запомнилась.*
*Глаза. Серо-голубые. Как... не знаю. Небо после дождя? Но без солнца. Совсем. Глубокая усталость. И печаль. Свет погашен. Война.*
*Худая. Очень. Халат висит. Не доедает. Явно. Отдает свое.*
*Но не это. Внутри – сталь. Видно. По работе. По взгляду на раненых. Не жалеет, а делает. Сильная.*
*Странное чувство. Увидел – и... будто что-то шевельнулось. Зацепился взгляд. Непроизвольно. Напоминает что-то. Давно забытое. Мир. Человечность.*
*Тревожно. За нее. Хрупкая. Здесь... опасно. Как держится?*
*Не до этого. Надо спать. Завтра снова...*
*(последняя фраза обрывается)*
---
Он захлопнул дневник, резко задул коптилку. Темнота снова сгустилась, но образ серо-голубых глаз, казалось, светился в ней изнутри. "Не до этого. Совсем," – еще раз строго напомнил он себе, поворачиваясь на жесткий матрас лицом к стене. Но сон не шел. А где-то глубоко, под грузом ответственности и усталости, теплилась тревожная искра, зажженная одним коротким взглядом в пыльном коридоре войны.
**Тем временем, в женской палате медперсонала...**
Наташа, засыпая на соседней койке, прошептала сквозь дрему:
– Нюра... а подполковник-то... новый... Руслан Сергеич... Он на тебя сегодня... не просто так смотрел. Я видела. В упор. И глаза у него... не командирские были. Другие.
Анна, лежавшая на спине и глядевшая в темноту потолка, где отблеск дежурного фонаря рисовал причудливые тени, вздохнула почти неслышно.
– Наташ, спи уже. Не выдумывай. Офицер. Проверял госпиталь. Устал. И я устала. Всем не до взглядов. Не до... этого. – Голос ее звучал тихо, устало и с непоколебимой убежденностью.
– Ага, "не до", – фыркнула Наташа, поворачиваясь на бок. – Ты сама-то посмотри на него завтра. Увидишь – не ровно он дышит. Сердце чует...
Но Анна уже не отвечала. Она закрыла свои серо-голубые глаза, стараясь загнать обратно навязчивый образ сурового лица с темным, задержавшимся на ней взглядом. "Не до этого. Совсем," – мысленно повторила она, как мантру, пытаясь уснуть. Но и ей сон не шел. А слова Наташи легли тихим, навязчивым эхом куда-то глубоко, в уголок души, откуда давно было изгнано все, кроме боли войны и усталости.
_____________________
Новый фф,планирую сделать его более объёмным чем мои прошлые два
Тгк: АНТ3Х1ЙП