ТРИ ЗЕРКАЛА

5 октября 1998.

Сильный стук по стёклам — это был шум, заставивший Шарлотту проснуться, резко вскочить с кровати. Она с трудом посмотрела через стекло, на то, как сильно идёт дождь этим утром.

Девушка оделась, спустилась вниз, хлебнула пару раз жгучего бодрящего кофе, который только сварился и даже не успел остыть. Она встрепенулась, окликнула Зэена, оповестив о своей готовности.

Дэн встал со стула, а сидел Herr Зэен уже достаточно давно (водитель нередко просыпался около пяти часов утра, готовил завтрак, варил кофе для Шарлотты и сидел в одиночестве; не то, что бы ранний подъём приносил этому человеку почтенного возраста огромное удовольствие... у него болела спина, присутствовали боли, с которыми он просто напросто не мог справиться при помощи лекарств, процедур, поэтому частенько ночами ему не спалось. Он считал это наказанием Божьим за грехи юности, хотя о том, какие же были эти грехи, старик предпочитал не рассказывать).

— Всё в порядке, Шарлотта? — Уточнил Зэен, сидя за рулём, заметив беспокойство на лице Шварц через зеркало заднего вида.

— Не знаю... — Произнесла она неуверенно и уткнулась взглядом вниз, прямо на туфли, на которые попало пару капель дождевой воды.

— А вы подумайте, — с улыбкой сказал водитель и завернул налево.

— Предчувствие, — встрепенулась она, не сказав больше ничего до конца поездки.

Слово прозвучало так, будто его произнёс кто-то другой, но точно не она. Шарлотта взглянула в окно, на прозрачные капли, катившиеся по стеклу. Она закрыла глаза и откинула голову на подголовник. Она вспомнила о своём предыдущем сне: путаница смутных форм, чьи-то непонятные голоса. Шарлотта помнила отчётливо лишь куклу, она будто снова её видела. Всё было до жути детализировано. Эта кукла была подвязана на ниточки, которые резко подёргивали чьи-то здоровые лапищи непонятного серого цвета, такие кривые пальцы, неаккуратные ногти, будто это совсем не человек, а мертвец какой-то. Взгляд марионетки был знаком до ужаса, но чей же он... Картина была такой тёмной и мрачной, что скорее хотелось открыть глаза, словно снова проснувшись. О воспоминании того, как с грустью, неимоверной усталостью двигалась эта кукла (она была одета во что-то полосатое и почти чёрное), становилось не по себе, внутри будто завязался какой-то узел, тугой, неприятный, давящий.

Шарлотта сидела в своём кабинете почти в полной темноте. На столе её лежала стопка документов на подпись, в правой руке — шариковая ручка с золотым наконечником. Шарлотта покрутила её в руках и вновь, когда одолевали сомнения или приходили какие-то негативные мысли читала про себя гравировку на этой ручке:

«Jeder kann ein Lagerfeuer anzünden, aber nicht jeder kann es löschen...»

Это значило, что каждый может разжечь костёр, но не каждый может его потушить (мне кажется, что все мы воспримем эту цитату по-своему: кто-то подумает, что это значит — отпустить кого-то, когда другие не могут, возможно... для кого-то эта фраза стала бы не в переносном значении, а в прямом, кто-то костром считает страсть, кто-то потерю, ну а кто-то совсем другое...).

Шарлотта же находила в этой фразе своеобразное успокоение после смерти родителей. Её написал Виктор Эдэр, любимый писатель старшей Шварц, к произведениям которого она обратилась в возрасте восемнадцати лет. «Кто же он? Откуда? Какова его биография?» — Юная Шарлотта задавала себе эти вопросы очень часто, но так и не могла найти ответ, а уже в возрасте старше, как сейчас, она перестала искать ответы, продолжив лишь наслаждаться романами и рассказами этого таинственного писателя.

В дверь постучали и вошёл секретарь Мистер Хилл. Шарлотта тут же отвлеклась от рассматривания ручки, положила её на стол и посмотрела на него.

— Мадам Шварц, — запыхавшись, будто он бежал на этаж пешком, пропищал Хилл, — срочная информация.

— Какая же? — Повела она бровью и с интересом сверкнула глазами.

— Звонил директор «Liseel», он согласен заключить договор.

— Аха, — вздохнула Шарлотта и приподняла подбородок. — Что-то ещё?

— Ещё? — Переспросил мистер Хилл с неким непониманием, но сразу осёкся. — Нет, больше ничего.

— Хорошо. Отнесите Биллиону эти папки бумаг на физ лица, а эту, — она показала рукой на другую стопку документов, — Юниусу. Там подписанные мной договора на заключение контракта. Это на юр лица.

— Будет сделано, — покорно кивнул Хилл, взял в охапку все бумажки, собираясь уже идти.

— Постойте, — сказала Шарлотта с ноткой негодования и злости, — я ещё не договорила. После зайдите к Питерсу, попросите перенести встречу с Адамом Дэвисом на... — Шварц приподняла рукав и взглянула на наручные часы, слегка задумавшись, — на 12:05, скажите, чтоб он к этому времени заполнил бланк и ожидал меня в конференц-зале номер два. Поясните, что это тот, который находится на пятом этаже в первом крыле. Как мне известно, Гарри Питерс работает в «Lobung» не так давно, поэтому запросто может заблудиться, а я не желаю приходить во время и ждать вместе с таким влиятельным покупателем этого потеряшку. А ещё. Возьмите мне кофе.

— Кофе?

— Именно. Вы свободны.

Мистер Хилл вышел из кабинета и понёсся по этажам, выполняя поручения Шварц.

Около пяти часов вечера Шарлотта общалась с очередным персонажем своей «кунсткамеры» по рабочим вопросам. В аудитории было человек десять. Все они дискутировали на темы расширения отдела кадров, доказывая Шарлотте, что принятия одного или двух людей не достаточно, говорили об изменении клиентской базы, даже какие-то остолопы пытались обсудить влияние еды в кафе на работу сотрудников бухгалтерии, но их сразу затыкали, вежливо говоря, что подобные вопросы слишком глупы и ничтожны, а если бухгалтерам не нравится еда, они могут принести свою из дома и не выносить мозги начальству и всем остальным почём зря, начальница «судебных разбирательств» (так было принято называть директора отдела адвокатуры) гнула свою линию в пользу укомплектации состава.

Конец дня обычнее некуда, но тут — звонок от Рикаса Сайруса. Шарлотта взяла трубку:

— Рикас. Что-то срочное?

— Не поверишь, но я не звоню тебе по несрочным вопросам.

— Не копируй меня и ответь внятно.

— Да. Нужна ты, желательно прямо сейчас.

— Поняла тебя.

Шарлотта оторвалась от телефонного разговора и взглянула на кучку полудурков, заполняющих пространство, и произнесла:

— Ещё раз повторюсь, я пришла не в цирк уродов, где мне предлагают взглянуть на ужасы. Смех сквозь слёзы — это через дорогу в таксопарк, за руль провонявших сигаретами малолитражек, — Шарлотта встала со стула и посмотрела на каждого. — Я могу хоть сейчас щёлкнуть пальцем и еда в кафе исчезнет совсем, как и отдел бухгалтерии вместе с начальством, которое так сильно заботится о питании своего персонала, — она села обратно на место и продолжила более спокойным тоном. — Мистер Марш, от вас я завтра утром жду на своём столе список укомплектованной восьмёрки. Мисс Бэкшоу — отсчёт, который вы должны мне были отправить ещё вчера по почте. Жду, Мистер Морти, список и таблицу, решите ещё вопрос с налоговой до следующего понедельника. На этом всё.

Через пятнадцать минут Шварц уже сидела в машине, а Зэен вёз её в бюро к Сайрусу. Лобовое стекло Мерседеса было мутным, почти ничего не было видно из-за сильного ливня. Работали дворники, которые еле справлялись со своей работой. До сих пор шёл дождь. Возле бюро стоял Рикас под зонтом. Лицо его было частично за ним спрятано, но по губам, которые выглядывали, можно было прочитать непривычную для Сайруса напряжённость. Мужчина открыл автомобильную дверь, протянул Шарлотте вежливо руку и улыбнулся, сменив серьёзную гримасу; она вышла из машины, не обратив даже внимания на подобное. Они зашли в помещение, в холл, где достаточно странно пахло: отдавало ванилью и пачули от ароматических палочек, стоящих на стойке администрации, но также отдавало сыростью и влагой. Рикас вручил кому-то из персонала зонт, предварительно отряхнув его от лишней воды, провёл Шарлотту мимо своего кабинета и открыл деревянную коричневую дверь, находящуюся через три после двери с гравировкой его фамилии. Она была без каких-либо опознавательных знаков, надписей или чего-то подобного. Просто дверь номер пятнадцать.

Небольшая аудитория, предназначенная для собраний коллектива. По середине большой тёмный круглый стол. Двое мужчин в возрасте около пятидесяти трёх - четырёх о чём-то перешёптывались. Рикас и Шарлотта вошли в помещение. Шварц увидела за этим столом ни кого-то незнакомого, непонятного, а Ханса Сайруса и доктора Миллера, того самого доктора, с которым Шарлотта разговаривала на похоронах родителей. Глаза Сайруса направились на старшую Шварц. Руки Миллера, лежавшие на столе, скрещенные в замок, слегка дрогнули. Шарлотта непонимающе взглянула сначала на Рикаса, который показал рукой, куда Шарлотте стоит сесть, затем взгляда удостоились эти два человека: Ханс Сайрус — полицейский в отставке, мужчина с явной сединой у висков, тонкими как ниточки губами и носом с горбинкой, с небольшим животом, в рубашке и брюках, он, как только зашёл Рикас, следил за действиями сына, Ортвин Миллер — хирург, чьё лицо уже раньше времени изрезали морщины, круглолицый, с широкими кустистыми бровями, глаза его смотрели неотрывно на ладони, одет был в полосатую кофту, поверх майки поло, коричневые штаны и ботинки.

— Итак, — откашлявшись, произнёс Сайрус младший.

— Ты объяснишь, что происходит? — Сказала Шарлотта, в сотый раз оглядев всех присутствующих.

— Шарлотта, я рад видеть тебя, — лилейно сказал Ханс Сайрус.

— Я тоже, рада, — наигранно произнесла та и повернулась в сторону младшего Сайруса.

— Ты просила меня узнать о прошлом твоего отца. Я занялся этим, но в очевидных источниках ничего интересного не узнал. Тогда я обратился к своему отцу, он рассказал мне историю о друзьях Шварца. Но пару дней назад я обратился в архивы, прошерстил все сороковые, пятидесятые, шестидесятые и прямо до сегодняшних дней.

— Так, — нахмурилась Шварц.

— Отец, не хочешь рассказать о том, как было на самом деле? У меня ведь в этой папке, — Рикас повертел в руках синюю папку, — всё, вся правда. Не лучше услышать нам с Шарлоттой от тебя? Господин Миллер, присоединитесь? — Сказал сурово он, расслабил галстук и сглотнул.

— Мы... нас было четверо. Михаэль, я, Ортвин и...

— И Волдо... Волдо Мюллер... — Подхватил грустным тоном Миллер и тут же замолчал.

— Мы называли себя «союзом четырёх». Мы дружили с детства. Михаэль сорок пятого года, как и Ортвин, я постарше — на полтора, сорок третьего, а Волдо... Уже не припомню, знаю, что пять или шесть лет разница была между ним и Михаэлем. Но сдружились как-то... Скорее всего для Михаэля Волдо был вроде второго старшего брата. Носили мы похожего стиля одежду, так было приятно прогуливаться по улицам в рядок. Люди глазеют! Главным среди нас всегда был Михаэль, ближе всех к нему Волдо. Михаэль выделялся среди нас, но нас это не волновало особо. Всё при нём: деньги, определённая власть даже, женщина под стать — Анна Браун, самая красивая была тогда. Очень был он амбициозным, сильным, всё брал от жизни. Помню, мать его с отцом души не чаяли в нём, позволяли всё. После преждевременной смерти родителей он стал иным, — Сайрус старший откашлялся. — Больше агрессии, жажды власти. Он мог сделать всё, всё, что заблагорассудится, а если возникнут проблемы, башлял нужную сумму... Захотел он однажды по приколу тачку соседскую угнать. Тогда шумиху в городе такую подняли, взяли с поличным, вроде чуть не посадили, а на следующий день, вот прям, как не бывало, вышел сухим из воды, держа в руках все доки на себя. Он тогда подпалил все эти бумажки и просто выкинул. Помню, какие скандалы ему Йенс устраивал, говорил: «Одумайся! Что ты творишь? Разве такой жизни для тебя хотели бы родители?». Михаэль только плечами пожимал и уходил от разговора. А однажды вообще с какими-то бандитами связался, потом ещё с одними, деньги стал незаконным путём зарабатывать: кражи, продажа нелегальной продукции и прочее. Йенс честно зарабатывал, искал клиентов для компании, мало правда зарабатывал, но зарабатывал, Михаэль же приносил каждый день чуть ли не чемоданы с купюрами. Мы даже не придавались подробностям, ну раз так происходит, значит так и должно быть. И все проблемы решались так. Но, знаете, когда в нашей жизни случалось какое-то дерьмо, он нас выручал. Другом хорошим был, хоть и достаточно высокомерным. Хотя, если задуматься... — Ханс снова откашлялся, — нам это даже нравилось: хватать хотя бы песчинки его места в этом мире или как лучше выразиться... Даже не знаю. Мы нередко стали творить вместе какую-то ерунду. Отрицать это бессмысленно, я так думаю. Михаэль получил вместе с братом фирму в наследство. Я тогда учился в полицейской академии, Волдо только-только её закончил, Ортвин — в медицинском. Михаэль всё больше отдалялся от нас. Я даже не знаю, что произошло потом, но в один день Волдо пришлось расследовать убийство Йенса Шварца, брата Михаэля. Я тогда пребывал в полнейшем шоке, да и Ортвин удивился не меньше. Помню, собрались мы вчетвером: Ортвин, Михаэль, Волдо и я.

— Шварц тогда рассказал о том, как труп брата его у реки нашли, вздутый весь, мне даже не по себе стало, — сказал Миллер и заключил пальцы рук в замок. — Волдо тогда вздохнул и произнёс что-то вроде того, что знает обо всём и будет расследовать преступление. Глаза Михаэля загорелись огнём так, как никогда не горели. Что-то щёлкнуло у него в голове. Меня дрожь перебрала в тот момент.

— Ортвин всегда вёл и наверное... ведёт себя как наседка какая-то. Никогда не влипал во всё это, лишь ходил по поверхности, прикрывал даже. Забавно. Три дебила и тихоня.

— Я не был таким уж тихоней. Не любил непонятные шумихи, да и всё, предпочитал не портить репутацию.

— Педант короче, — усмехнулся Ханс, будто мальчишка какой-то, но осёкся сразу же.

— Меня очень интересует убийство Йенса Шварца, ведь это один из переломных моментов, не так ли? — Сказал Рикас, открыв в папке какую-то страницу с газетными вырезками.

— Волдо не справлялся, молодой слишком был для подобного. А тут Михаэль сделал то, чего никто не ожидал.

— Либо он находит убийц за десять дней, либо Михаэль делает всё, чтобы «стереть» Волдо.

— Что он заложил в этой фразе, вы не знаете?

— Что заложил? — Усмехнулся с грустной улыбкой на лице Ортвин Миллер. — Он грозил Мюллеру расправой.

— Вы прям это слышали?

— Нет, конечно. Я бы стал с ним общаться после такого? Я узнал из... из письма, что отослал мне Шварц за пару дней до своей смерти, но прочитал я его лишь числа шестнадцатого июля. Он признался в том, что на самом деле сделал с Волдо, но об этом чуть позже.

— Вернусь к Йенсу. Мы узнали через недели две после его убийства, что Волдо Мюллер был посажен за решётку, что это он подстроил убийство Шварца старшего. Я не ожидал такого. Никто не ожидал! Я так скажу.

— Прошли годы. Жизнь Михаэля изменила неприметная девушка из Англии. Наши жизни тоже изменились. Марта стала лучиком солнца во тьме для всех. Нас Михаэль лично познакомил с ней. С Анной они разбежались, вот и отлично. С Мартой этот бескультурный и самодовольный миллионер, позволяющий себе всё, стал другим. За год он изменился до неузнаваемости. Позднее он сменил стиль, примерил на себе костюм девятнадцатого века, круглые замысловатые очки, прилизанную причёску. Таким помнят его все, никто не знает уже, кем был Михаэль до Марты. Я дружил с ней. Она показалась мне чудаковатой сначала, а потом... Могу сказать лишь, что она была замечательной. Они с Михаэлем часто приходили в гости. Моей жене очень нравилась Марта, говорила о ней, что та похожа на маленькое невинное облачко, в котором скрывается наисильнейший человечек, реально способный изменить не только жизнь пары человек, но и всего мира. Я не знал о её работе с зеркалами подробно, но знал, что это что-то грандиозное. С возрастом мы все почти перестали общаться. Я вот, последние лет пять жизни Марты следил за её самочувствием. Она была какая-то вялая, слишком тихая. Я порекомендовал ей одного хорошего специалиста. А потом, оказалось, что у неё рак крови. Почти смертный приговор. Года два её лечили лучшие врачи страны, она сама очень стойко боролась. У Михаэля на фоне постоянных переживаний скакало давление. А потом в один день... бац... пожар... и всё... Сердце Марты прекратило биться в мою смену...

— Мы оба получили письма от Михаэля. Он писал, что раскаивается во всём совершённом, но уже поздно. А прочитанное нами далее должно уйти в могилу за каждым из «союза четырёх». Он написал мне и Ортвину о грехах жизни, обо всех, но подробно описал предательство Волдо. Он поставил другу условие: либо тот находит за десять дней убийц Йенса, либо ему конец. Волдо тогда был ошарашен, но кивнул. В итоге, дело не сдвинулось с места, тогда же Михаэль сдержал обещание — он подставил Волдо, подставил друга! Он засадил его! Засадил за решётку! Он убил в Волдо человека. Последними словами в письме было то, что Волдо выпустили из-под стражи досрочно за хорошее поведение. Не знаю уж, как вообще был выстроен срок его приговора. А ещё была такая фраза, которая просто в шок повергла: «Они должны уехать в Великобританию! Не им платить за совершённое мной!» В конверте, кроме бумаги, был приложен чек на сто тысяч евро...

— Я прочёл письмо в день похорон Марты и Михаэля.

— А я за день до них, этих проклятых похорон. Именно поэтому я и сказал тебе когда-то, Шарлотта, приобрести пистолет. У меня не было другого выбора, а оставить тебя без хоть какой-то защиты... Я не мог...

— Позднее мы с Хансом встретились. Единственным верным решением было молчать обо всём. Так и было, мы молчали. До сегодняшнего дня...

Двое мужчин замолчали. Им нечего было больше рассказать, добавить. Это было совершенно всем, что у них было.

— Я услышала всё, что хотела, — Шарлотта впервые заговорила; по виду ее нельзя было сказать, что она удивлена услышанным (но мы же прекрасно знаем, как хорошо Шварц может скрывать свои эмоции), лицо было её каменным, левая рука лежала на жемчужном кулоне, лишь этот мелкий нюанс мог бы выдать её.

— Ты разве не шокирована рассказанным? — Удивился Рикас и пододвинулся к Шарлотте.

— Ничуть, — глаза её были стеклянными, а голос тихим и спокойным. — Господа, я думаю, что больше никому не стоит знать о том, что сегодня рассказывалось и обсуждалось, — Шарлотта вытянула из рук Сайруса младшего папку. — Забудем.

— Но... — Рикас вытаращил глаза. — Ты просто так это сделаешь? Ты понимаешь, что Мюллер не был виновен. Твой отец обрёк его на годы мучений! И на моего отца это повлияло, на Миллера!

— Я знаю. Мой отец уже расплатился за всё, как и Мюллер, Волдо Мюллер, — Шварц молча вышла из-за стола и направилась к выходу.

— Шарлотта! — Её догнал Ханс Сайрус. — Это должно принадлежать тебе, — он протянул Шарлотте два конверта, Шарлотта лишь косо взглянула на Сайруса старшего, вынула из конвертов по бумажке и вышла на улицу, где уже перестал лить дождь, еле видно проглядывалось солнце.

— А чеки? Я не потратил его, Ортвин тоже. Мы не могли и не сможем...

— Отдайте в фонд благотворительности. Они примут. Эти деньги должны быть только там, — Шарлотта села в машину, и Мерседес мигом стартанул по улицам Лондона.