Покоряя Кавказ

Фати посмотрела на сестру в панике и заломила свои пальцы, пытаясь принять решение. Солгать, чтобы Милана не выдала маме, или сказать правду, чтобы хоть с кем-нибудь поделить свою тяжелую ношу? Сестра любила тетю и запросто могла проболтаться ей, но также могла и помочь девушке, посоветовать ей что-то.

— Девочки, идите сюда! — позвала их Залина и передала им коробки с газировками.

Фати с облегчением перевела дух. Возможно, судьба подсказывала ей не говорить про Халида Милане. Но сердце разочарованно кольнуло. Ей так хотелось с кем-нибудь поделиться своей проблемой, услышать мнение со стороны. Майя всегда была рада выслушать и помочь, но, будучи русской, она не поймет подругу.

— Давайте помогу, — выхватил коробки у сестер Сослан.

— Спасибо, — сказала Милана, поправляя пиджак, немного примятый коробкой. — Как твоя учеба? Как Санкт-Петербург?

Сослан и Фати были похожи: оба стройные, смуглые и высокие, с черными глазами, волосами и бровями. Но у парня была небольшая, аккуратно стриженная борода, гордая осанка и уверенные движения. В отличие от сестры, он с детства занимался кавказскими танцами. Осетины даже шутили, что в их юноши занимались либо борьбой, либо танцами.

Одетый в белую футболку и черные джинсы с черной джинсовкой, Сослан привлекал к себе взгляды всех девушек вокруг, но они с сожалением понимали, что не выйдут за него. У осетинов долгое время было табу на брак с однофамильцами и даже с однофамильцами мамы и бабушки. В настоящее время табу как такового не осталось, но подобные браки по-прежнему не поощрялись, и лишь особо отчаянные осмеливались вступить в них вопреки обществу.

— Санкт-Петербург сто́ит, — улыбнулся парень. — А на учебе завал, но ничего, после праздников разберусь с долгами.

— А вот у Фати никогда не бывает долгов, — хмыкнула Милана, поглядев на сестру.

— И ничего другого тоже не бывает, — рассмеялся тот. — Ни личной жизни, ни хобби.

— Стоматология и так мое хобби, — возразила Фати.

— Какая она нудная, — закатил глаза Сослан.

— Я нудная? — возмутилась та. — Это ты еще за стол не сел. Сейчас все тетушки спросят тебя, когда же ты женишься.

— Не-е-ет, — застонал брат. — Забираю свои слова обратно, ты не нудная.

Когда все представители фамилии, от малого до большего, собрались, они сели за длинный, П-образный стол, и сад заполнили радостные голоса и детский смех. Из колонок заиграла осетинская гармошка, зазвенели столовые приборы и бокалы. Вино полилось рекой.

Задумавшись, Фати достала телефон и забила в поисковой строке:

«Почему мусульмане не пьют алкоголь…»

 Прежде она никогда не интересовалась этим, но теперь ей захотелось понять Халида. И вот что выдал девушке интернет:

«В исламе существует запрет на опьяняющие напитки — хамр — из-за указание на это в Коране. Некоторые предполагают, что так Всевышний защищает людей от всего, что приносит им вред, ведь запрещено также курение. Другие считают, что таким запретом пророк Мухаммад пытался дисциплинировать свою общину».

— Будешь? — спросил сестру Сослан, застыв с бутылкой возле ее бокала.

Убрав телефон, она задумчиво покачала головой.

— Почему? — удивился парень. — Ведь ты всегда любила абхазское вино.

— Самое вкусное, — подтвердила Милана, отпивая из своего бокала.

Фати посмотрела на ее губы, на которых остался манящий фиолетовый след. Два порыва возникли внутри нее, и каждый из них перетягивал сердце на себя. Один напоминал о предпочтениях девушки, ее вкусах и желаниях, другой призывал взять над ними контроль. Ей отчаянно хотелось вина, но еще больше хотелось поразить Халида, рассказать ему, что на кувде она не выпила с остальными.

Фати так отчаянно не желала меняться ради него, что и не заметила, как перемены к ней подкрались. Они окутали ее своими невидимыми щупальцами, подняли в воздух и стали уносить от привычной жизни. Пока девушка этого не понимала, но когда щупальца перемен отпустят ее, она приземлится в совершенно неведомом краю, и ей придется изучать его.

— Голова болит, — солгала Фати брату и сестре.

— Тогда держи колу, — Сослан подал ей красную баночку. — В ней содержится кофеин, он помогает от головной боли.

— Может, принести таблетку? — Милана встревоженно заглянула девушке в лицо.

— Спасибо, не нужно, — устыдилась та своей лжи. — Кола поможет, — заверила она, но поглядев на баночку, не стала ее открывать. — Я же без сахара пью, — напомнила Фати брату. — Совсем уже в Санкт-Петербурге забыл о нас?

Фыркнув, он поменял баночки и окинул Фати насмешливым взглядом.

— Это ты в Москве забыла обо всем. Мама уже пожаловалась, что не понимаешь осетинский.

— А мы будем смотреть фильмы на осетинском, и Фати вспомнит, — предложила Милана.

Девушка благодарно посмотрела на сестру, и тут гармонь в колонке сменилась на хонга. Молодежь встрепенулась, а сердце Фати ёкнуло. Начинались танцы, а она просто хотела посидеть с братом и сестрой. Вынужденно поднявшись со всеми, девушка встала в общий круг, но постаралась как можно больше спрятаться за Милану.

— Так кто он? — спросила сестра, хлопая в ладоши в такт музыке.

Троюродный брат Фати пригласил их кузину и, сделав обход вокруг друг друга, они выплыли в центр круга. Место рядом с ними заняли Сослан и их четвероюродная сестра. Милана, обожавшая народные танцы, с горящими глазами следила за танцующими.

Фати молчала, надеясь, что хонга отвлечёт сестру, и та позабудет о своем вопросе. Она не хотела ей лгать, но и говорить правду боялась. Если родители узнают о Халиде, они потребуют прекратить их общение. Но девушке так хотелось с кем-нибудь разделить свои трудности, спросить совета и взгляда со стороны.

Заметив, что Фати долго не отвечает, Милана напряглась и начала складывать два и два:

— Ты не пьешь вино, хотя всегда любила его, и избегаешь говорить о нации того, с кем общаешься. Он — мусульманин, да? — сестра взглянула на нее в упор.

Девушка вздохнула, и ей показалось, что места в груди стало в два раза меньше.

— Да, — отозвалась она, не в силах произнести больше пропавшим от волнения голосом.

— Если кабардинец или балкарец, думаю, родители будут не слишком долго противиться, — сказала Милана и продолжила наблюдать за танцующими. — С кабардинцами и балкарцами у нас дружественные отношения. А если с дагестанцем или чеченцем, то, конечно, будет сложнее.

Фати промолчала, и сестра почувствовала неладное. Отцепив взгляд от танцующих, она перевела его на девушку и прищурилась.

— Ты же не начала бы общаться с ингушом, правда? — спросила Милана так, словно спрашивала об очевидном, но один ее вопрос показывал, что она засомневалась.

Фати отвела глаза, продолжая молчать. Ее пальцы задрожали, и она сцепила их на поясе, пытаясь унять дрожь.

— Ответь же, — произнесла сестра встревоженно. — Ты же не настолько глупа…

— Настолько, — перебила ее девушка, но посмотреть на нее не решилась, претворяясь, что увлечена танцем.

Теперь замолчала Милана. Переведя дух, Фати повернулась к ней и увидела сестру, глядевшей на родственников, но не видевшей их. Казалось, мыслями она находилась не на кувде, а очень-очень далеко.  

— Не говори маме, — взмолилась девушка.

— И не думала! — обиделась Милана.

— Ты меня осуждаешь, — сказала Фати.

— Ну, точно не хвалю, — призналась сестра.

— А я тебя не долго осуждала за Астемира, — напомнила та.

Девушка посмотрела на нее с возмущением.

— Даже не сравнивай наши ситуации! Астемир просто не нравился тебе, но мы с ним одной нации и веры. А ты умудрилась выбрать единственного, кого наша семья не одобрит.

«Да и его семья навряд ли одобрит меня», — подумала Фати, но произнести этого не успела. Все слова застряли в ее горле, когда она увидела, как тетушка выводила к ним из дома Алана.

Звуки гармони стали стихать, пока не прекратились вовсе, однако танцующие не останавливались, словно продолжали ее слышать. Остальные тоже хлопали в ладоши, будто музыка продолжала играть. Услышав шум крови, яростно стучавшей в висках, девушка поняла, что гармонь стихла лишь для нее, заглушаемая гневно стучавшим сердцем.

С усилием сделав глубокий вздох, Фати вынырнула из странного оцепенения, и окружающие звуки снова обрушились на нее громким шквалом. Повернувшись к Милане, она спросила сердито:

— Это мама его позвала, да?

Сестра ответила ей сочувствующим взглядом.

— Присмотрись к Алану, а? Он — хороший парень, имеет свое дело, строит дом, ездит на порше. А главное, осетин. И, кажется, ты ему нравишься. Родители будут на седьмом небе от счастья.

— Да хоть на семьдесят седьмом! — вознегодовала Фати и увидела, как тетушка провела парня в круг. Встав в строй напротив нее, он с улыбкой поздоровался с рядом стоящими и принялся блуждать глазами по кругу. — Не нужны мне ни его порш, ни его дом! — прошипела она, как кошка, которую загнали в угол.

Отыскав ее взглядом, Алан улыбнулся ещё шире. Девушка ответила ему мрачным взглядом и скрестила руки на груди. Заметив это, он задумчиво склонил голову набок и продолжил наблюдать за ней.

— Так и вырвала бы ему эти глаза! — разозлилась она.

— А что, смотреть на тебя имеет право лишь ингуш? — холодно поинтересовалась Милана, но продолжила хлопать, отбивая ритм танцующим.

В центре уже появились две новые пары. Она нетерпеливо притаптывала ногой, тоже желая оказаться на их месте. Фати поглядела на сестру. Ей явно не понравился ее избранник.

— Не увидь взаимности, Халид не стал бы давить, — объяснила девушка.

— Халид, значит, — повторила Милана.

— Халид, — кивнула та. — А этот, — она сверкнула глазами, взглянув в сторону Алана, — упрямо претворяется, будто не видит моей незаинтересованности.

— Наши парни настойчивые, — согласилась сестра.

И словно подтверждая это, тот выдвинулся из своего ряда, прошел под всеобщими взглядами и встал прямо перед Фати, приглашая ее на хонга. Яростно вздохнув, она почувствовала на себе испуганный взгляд Миланы.

— Не при всем роде, — взмолилась та шепотом.

А Алан продолжал стоять перед ней и так раздражающе улыбаться, что девушке хотелось треснуть по нему. Но она не могла себе этого позволить. Во-первых, ради сестры. На Кавказе проступок человека бросал тень не только на него самого, но и на его ближайших родственников. И хотя у Миланы уже был жених, из-за Фати его семья могла начать хуже к ней относиться.

Ну, а во-вторых, кавказские женщины не имели права отказываться, когда их приглашали на танец. Это считалось появлением большого неуважения. И то, что Алан приглашал ее, зная, что она не могла отказать, лишь усиливало неприязнь девушки к нему. Перехватив встревоженный взгляд мамы, она поняла, что и они слишком долго стояли, привлекая внимание остальных.

Сцепив зубы, Фати сделала несколько шагов вперед.  Пара обошла друг друга спиной и выдвинулась в центр. Рядом с ними появился Сослан. Брат действительно любил танцевать, но, судя по обеспокоенному взгляду, сейчас он вышел, чтобы быть рядом с Фати. Девушки встали напротив парней, на небольшом расстоянии.

Дождавшись, пока музыка немного изменит темп, они двинулись «стрелками». Партнерши маленькими шажками на носочках направились по правой диагонали. Их партнеры тоже зашагали вправо, параллельно с ними, но в другое направление. Девушки взмахивали руками медленно и плавно, не поднимая их выше талии. Парни же резко сгибали руки у груди.

Пройдя восемь счетов вперед, они с теми же движениями рук попятились назад. Вернувшись на прежние места, пары развернулись в другую сторону и теперь отправились по левой диагонали, по-прежнему лицом друг к другу. Осетинки в танце не поднимали глаз, показывая этим скромность и достоинство. Юноши же, напротив, должны были смотреть лишь на своих партнерш, ни на что больше не отвлекаясь, словно взглядом охраняя их от опасностей.

Но Фати подняла глаза, чтобы посмотреть на Алана. Наткнувшись на его довольную улыбку, она почувствовала, как ее пробило током. Девушка не хотела, чтобы на нее вот так смотрел кто-то еще, помимо Халида. Это было лишь его правом.

Фати не нравилось танцевать. Она чувствовала себя одеревеневшей и неуклюжей, смущалась сотни пристальных взглядов и очень сильно нервничала. Для нее любой хонга был стрессом, но с таким партнером танец предков стал ей ненавистен. Прекрасный и красивый сам по себе из-за поступка парня он вызвал у нее острую неприязнь.

Также попятившись, пары вернулись на прежние места. Девушки подняли руки, одну выпрямив в сторону, а другую заведя полусогнутой перед собой, как осетинки в старину могли поддерживать таз, отправляясь поласкать белье. Парни тоже одну руку согнули перед собой, но резче и жёстче, а другую протянули вверх, к небу, как их предки держали клинки. На протяжении всего хонга пальцы у партнерш были сильно натянуты, при этом большой палец стремился к среднему. У партнеров же кисти были сжаты в кулак.

Парни и девушки сделали круг вокруг себя сначала в одну сторону, затем, поменяв руки, в другую. Повторив «стрелки», они приблизились друг к другу, и партнеры встали позади партнерш. Снова подняв руки, они опять покружились, но уже парами. Чувствуя Алана совсем близко, Фати возблагодарила предков, что они не танцевали танго или вальс. Коснись ее этот парень, она поколотила бы его прямо при всех родственниках.

Вспомнив яркие синие глаза Халида, девушка поняла, что способна преодолеть любую сложность. Неважно, кто был рядом с ней, важно лишь то, кто занимал ее сердце. Думая об ингуше, Фати и не заметила, как хонга стал подходить к концу и Алан отвел ее к тому месту, у которого пригласил. Поблагодарив друг друга за танец кивком, они разошлись.

Сердито выдохнув, девушка почувствовала, как ее пальцы переплели пальцы рядом стоявшей Миланы. Сестра встревоженно на нее посмотрела.

— Скажи маме, — произнесла Фати, отвечая веселому взгляду Алана гордым, — что если он еще раз окажется рядом со мной, я больше не приеду в Осетию.

— Не говори, что сбежишь с ингушом, — ужаснулась Милана и обеспокоенно огляделась, боясь, что их могли услышать другие.

— Я не выйду замуж за того, кого не люблю, — решительно качнула девушка головой.