Глава 20. С миской спелой черешни
- Я ещё помню тебя, - горько улыбнулась Гавриле женщина, в которой он узнал мать.
Он не сомневался в том, что это она, ни на секунду ещё с тех пор, как, приехав с бабушкой из Симферополя, он занёс на террасу небольшой частной гостиницы чемодан и увидел одну из хозяек, спускавшуюся по лестнице. Она поздоровалась с гостями и человеком, который проводил тех от автостанции. Гаврила увидел лицо матери, но возразил сам себе: обознался. А женщина представилась Варварой Марушиной. Точно так звали ту щедрую незнакомку, которая после смерти Валентины переводила деньги её семье.
Гаврила обомлел.
- Эта хозяйка так похожа на Валюшу! – всхлипнула бабушка, закрывая лицо дряхлыми руками, когда они остались в апартаментах вдвоём.
Внук хотел успокоить её, но он не знал слов утешения. Ему ничего не оставалось больше, как самому утереть слёзы.
- Ты мой сын, - продолжила мать. – Валентина Кольцова ещё не умерла окончательно, как и Варвара Марушина. Тебя зовут Гаврила, верно?
- Да.
- Значит, я действительно помню тебя, - усмехнулась Валентина, потрепав сына по пшеничным волосам.
Они сидели на террасе, свесив ноги, и ели сочную черешню. Вощёные бордовые бока белели на солнце пятнами бликов. Среди ягод в глубокой эмалированной миске зеленели остроконечные листья, протягивая тонкие бледные черешки. Губы Гаврилы и Валентины были влажны и алы от сока.
Возможно, они просто сильно соскучились друг по другу или впервые ели сочную, спелую черешню в знойный южный день, сидя на краю просторной террасы с видом на море – но отчего-то им было хорошо, как никогда. Именно в этот момент они ощущали себя самыми близкими, самыми родными, самыми нужными друг другу и осознавали между собой тонкую, но незыблемую связь. Оба не постеснялись бы чувств и разрыдались от нежности, тогда как прежде постыдились слёз на глазах.
- Тут очень хорошо, - улыбнулась Валентина, стирая тыльной стороной ладони с губ липкий черешневый сок, - только опасно. Мне приходится обманывать этих хороших людей, выдавая себя за другую. Только Мефу и Сиэль об этом известно. Да, не попадайтесь с бабушкой ему на глаза.
Как любит судьба жестокие шутки! Женщина, которую хоронили, на самом деле оказалась жива. Счастливый случай привёл к ней родных, ещё живших смутной надеждой. Только несчастная была пленницей в этом доме, и судьба её была во власти безумца, вторгшегося в этот хрупкий мир. Он сделал родными ей чужих людей, а родных – чужими. Он пробрался ей в голову, как паразит, и навёл там свои порядки, внушив Валентине чужое имя и чужую память. Пока ему не удалось полностью разрушить её личность и перевернуть самосознание, пока перепрошивка не завершена, необходимо продолжать борьбу – рано или поздно один всё равно ослабнет и сдастся.
Так что исход был неясен.
Слишком многого не знавший Гаврила наслаждался моментами счастья, вглядываясь в размытую линию, где смыкались небо и вода. Подле сидела мать. Где-то поблизости – чувствовал он – медленно, как сомнамбула, бродила девушка с белоснежными волосами, которая однажды открыла ему дверь хозяйского дома. Она стояла на пороге, обратив на юношу странно ледяные глаза. Казалось, он поднял её с постели: белые волосы перепутаны, на лице розовеет отпечаток подушки, тело наспех прикрыто ситцевой блузкой, сквозь которую просвечивала ничем не стеснённая грудь, под длинными полами кофты почти не было видно коротких шорт, а ноги – босы. Она была отделена от Гаврилы лёгким флёром москитной сетки, повешенной в дверном проёме.
- Я пришёл за полотенцами... – смущённо протянул юноша, пряча глаза.
- Как зовут старшую дочь Ариадны? – поинтересовался он у матери, нервно перекатывая между подушечками пальцев упругую черешню. – Сиэль?
- Нет, Альбина, - поправила мать. – Сиэль – младшая.
Она уловила в голосе сына лёгкое волнение, и ей не надо было уметь читать мысли, чтобы понять чувства. Она сочла трогательной юношескую страсть, которой, возможно, не суждено было продлиться дольше суток. Гаврила не был смельчаком, когда дело касалось девочек, - и Валентина знала это. Он считал свою внешность недостаточно привлекательной, чтобы нравиться кому-то, и поэтому переживал в одиночку.
- Она слепая с рождения.
Гаврила ударил себя по лбу.
- Ну я дурак! – отчаянно расхохотался он.
Валентина обняла его и прижала к себе, опасливо шикнув:
- Тише ты, услышат...
Над забытой миской сладкой черешни деловито кружили осы. Затерявшиеся в траве косточки облепили муравьи.