Темный исток

Я поначалу решил, что слух меня подводит. Либо мозги настолько затуманились ересью, которую туда влил Аргус, что смысл его слов исказился. Выпучив глаза на серого стража, я кое-как выдавил:

– Повтори.

Аргус обнажил зубы в жуткой ухмылке, отчего волосы у меня на затылке вздыбились.

– Ты тот, кого Гугса вырастил в пробирке на генетическом материале Динальта и остатках информации о лейрах, – проговорил он, каждой фразой вонзая острые иглы мне в сердце. – Ты абсолютный синтет, единственное живое воплощение всего того, что осталось в этой Галактике от лейров, и теперь, как это ни прискорбно, ты в руках куатов.

– Это безумие, – выдохнул я, чувствуя, будто тиски на руках и ногах сжимаются. – Бред!

Голова закружилась. Комната поплыла перед глазами. Хотелось вырваться, сбежать, отыскать где-нибудь укромный уголок и забиться туда. Переждать кошмар, который почему-то все не заканчивался.

Аргус почуял слабость, накатившую на меня, и, ухватив меня за запястье, прорычал:

– Не вздумай грохнуться в обморок!

Боль, с которой его пальцы сдавили мою руку, вспышкой отозвалась в голове, прояснив сознание. Я огрызнулся:

– И не собираюсь! – Попробовал вырваться, но легче было стальной трос зубами перекусить.

– Значит, ты мне веришь? – Он с такой пристальностью вглядывался в мое лицо, что стало казаться, будто отрицательный ответ мог его напугать.

– Почему он не убил меня? – спросил я. Голос дрогнул, а глаза заволокло полупрозрачной дымкой. – Почему забрал с собой?

Аргус выпустил мою руку и отодвинулся на шаг.

– Понятия не имею. Мотивы Мекета трудно понять. Возможно, сыграла роль его сентиментальность. Он дал тебе имя и превратил в своего наперсника и брата. – Страж ненадолго умолк, а потом вдруг поинтересовался: – Как думаешь, предвидел он такой исход, когда соглашался лететь на Яртеллу?

Вспомнив жгучую ненависть старшего брата к лейрам и его острое нежелание лететь в их морозное логово, я невольно содрогнулся от осознания того, насколько слепым все это время был. А еще самодовольно называл себя проницательным! Позорище!

Не дав Аргусу ответа, я отвернулся.

Наверное, именно так и сходят с ума. Голова напоминала котел, в котором пытались заживо сварить риоммских угрей. Они извивались и ерзали, бились о толстые стенки и то и дело норовили выскочить из кипящей жижи. Стало больно. Я крепко зажмурился и что было мочи потянул руками и ногами. Невидимые тиски загудели от напряжения, но не ослабли. Где долбанный ящик, когда он так нужен?!

– Не мучь сам себя, – проговорил Аргус до странности напряженным тоном. – Просто прими реальность. И все.

Я посмотрел на его неподвижное лицо и попросил:

– Отпусти меня, Ди. Пожалуйста.

Его щека дрогнула. А может то был всего лишь блик сверкнувшей за окном молнии. Серебристые глаза на миг, казалось, засияли фиолетовым.

– Лучше возьми себя в руки, – спокойно посоветовал он.

– Отпусти меня, – повторил я с нажимом. Подавленность прошла, сменившись зарождавшимся гневом. Горячей смолой он медленно разливался по всему телу, наконец просочившись в потаенные уголки души, туда, где ящик и где нечто давно жаждало свободы... Еще. Еще чуть-чуть... Я уставился в белое лицо Аргуса, со всех сторон, казалось, окруженное тьмой. Зловещая картина. Что это было? Перебои с освещением? Разгадывать было некогда, и я опять нырнул в недра самого себя, пытаясь голыми руками выкопать оттуда ящик.

– Риши, что ты пытаешься сделать? – склонив голову набок, лениво поинтересовался страж.

Я молчал, продолжая свою маленькую внутреннюю борьбу. Это было похоже на попытку покормить катрану и при этом самому не сойти за десерт. Странная могучая сила, которую я всю жизнь по наущению брата загонял вглубь себя, проснулась и захотела на свободу.

– Не останавливай его, – внезапно прозвучал громкий и четкий механический голос. – Пускай поскалит зубки, если ему так хочется. Нравится или нет, ему не избежать метаморфозы.

– Как прикажете, претор, – покорно откликнулся Аргус, единственной фразой заставив шестеренки в моей голове закрутиться с новой скоростью. Претор? Не тот ли это претор, которому в свое время подчинялся Сивер и которого до жути боялся доктор Гугса? Тут только до меня дошло, что вся наша беседа предназначалась для ушей совсем другого слушателя.

– Кто это? – я завертел головой, пытаясь определить, откуда доносится голос. Вся жажда докопаться до ящика развеялась вчерашним сном.

Меня проигнорировали.

Голос заговорил опять, но звучал уже с нотками удивления и веселья:

– А ты весьма обходителен с ним, Ди. Ну надо же. Славный и милый Аргус. Не думала, что когда-нибудь увижу подобное.

– Это не так, – спокойно возразил страж. Он отошел в конец комнаты, тяжело опустился в кресло и воззрился на потолок, откуда, судя по всему, за нами и наблюдали. – Что мне с ним делать, претор?

– Не мешать, – тут же откликнулся голос. – Наша задача состоит в том, чтобы мальчик осознал, что его ждет. Сам.

Аргус издал глухой рык, но что он означал, я не понял.

Тем временем голос с потолка продолжал разливаться:

– Только взгляни на него. Малыш вышел весьма талантливым, ты не находишь? Может чуточку не таким, как ожидалось. И все же наших целей это не меняет.

– Я понимаю, претор, – процедил страж, заставив своего невидимого собеседника беззлобно рассмеяться.

Этот звучащий механически, но при этом полный какой-то неуместной интимности смех заставил меня сморщиться от омерзения.

Это не осталось незамеченным.

– Как только наш друг перестанет заниматься ребячеством, – посуровев, сказал голос, – вызови сюда доктора Симпкина. Пусть проведет подробнейший анализ. Я хочу знать все. Особенности физиологии, психики, любых особенностей, которые могут оказать критическое влияние на результат сепарации.

– Сепарации? – переспросил Аргус. Его лицо оставалось бесстрастным, но в тоне промелькнуло нечто, похожее на удивление. – Это необходимо?

Короткая пауза прерывалась лишь изредка попискивающими индикаторами на компьютерных панелях да шумом статики.

– Слышу в твоем голосе сомнение, – чуть погодя проговорил заметно похолодевший голос. – Как интересно...

На этот раз мне не почудилось. Правая щека Аргуса и правда дернулась. Сжав кулаки, страж негромко рыкнул. Но если он и хотел что-то ответить, я его опередил.

– Знаете, – обратился я к неведомому голосу, задрав глаза к потолку, – хоть мы и не знакомы, все же вы мне не очень-то нравитесь.

Аргус зыркнул так, что можно было словами подавиться.

– Что ж поделать? – осведомились сверху. – Как говаривал один мой старый знакомый, Вселенная несовершенна, и только Тени вне конкуренции.

– Это комплимент? – выжал я из себя сарказм.

Ответ прозвучал бесстрастно:

– Если угодно.

Снова нырнув вглубь себя, я мысленно прикоснулся к полированной крышке, под которой таилось неведомое существо. Крышка задребезжала.

– Вы не сможете держать здесь меня вечно, – пообещал я.

Смешок, просочившийся сквозь помехи, походил на хруст яртеллианского снега под ногами.

– А нам и не придется, – проговорил претор. – Внешние путы ничто по сравнению с теми, в которых ты всю жизнь держишь сам себя. Но ни те, ни другие не вечны. Все, что создано искусственно, можно сломать. Этим мы и займемся в ближайшее время. А пока просто расслабься и наслаждайся прелестями гостеприимства Ордена куатов, ибо когда я возьмусь за тебя всерьез, ты даже не вспомнишь такого слова, как «свобода». Даю слово.

Голос умолк. В комнате стало тихо. Только приглушенное эхо грозы снаружи слегка щекотало уши.

Судя по всему, этот куатский претор настоящий душка. И выдумки у него хоть отбавляй. Даже интересно стало, что за удивительные развлечения он (или она!) придумал для меня. Какая еще сепарация? И почему стражу от этого слова вдруг сделалось заметно не по себе?

Я пересекся с ним взглядом и желчно спросил:

– На что уставился?

– Больше не боишься меня? – сложив перед собой пальцы домиком, задумчиво протянул он. – Забавно.

Еще и насмехается! А я хоть и должен был чувствовать себя загнанным в угол зверьком, но почему-то не мог. Только процедил:

– Можем махнуться местами. Повеселишься вволю.

Аргус выгнул бровь, будто заметил нечто приятное глазу.

– Риши, ты уже поддаешься. Чем раньше осознаешь это, тем лучше. – Он протянул руку к вмонтированному в столешницу пульту и переключил несколько кнопок. Я ждал, что меня прошибет током или случится еще какая-нибудь пакость, но Аргус только склонился чуть набок и четко проговорил: – Симпкина сюда.

Не прошло и минуты, как обладатель странного имени явился на зов. Влетел в буквальном смысле слова, словно ему перед этим отвесили хорошего пинка, тщедушный гуманоид с лицом, похожим на неухоженную цветочную клумбу. Ростом едва ли Аргусу по грудь, в стерильной робе на покатых плечах и взглядом, какой встретишь разве что у тех, кого отправили на эшафот.

– Мастер Аргус? – обратился Симпкин к стражу неровным, все время старавшимся сорваться на писк, голосом. То и дело опасливо поглядывая на меня, он, казалось, никак не мог заставить себя держаться уверенней. – Чем могу служить?

Страж, едва удостоив пришельца взглядом, проговорил:

– Займитесь гостем, доктор.

Заламывая длинные узловатые пальцы, Симпкин задержал взгляд глазок-пуговок на мне чуть дольше обычного и растеряно спросил:

– Осмелюсь уточнить, что я должен сделать?

Аргус искривил рот так, будто его вот-вот вытошнит.

– Приготовьте все для сепарации.

Мы с Симпкином удивились вместе. Только я необычной немногословности стража, а он... видимо, чему-то другому.

– Вот как? – пискнул он. – Но, мастер, я... я пока не уверен, что устройство работает. Я имею в виду, достаточно хорошо работает, чтобы результат не стал для всех нас неприятной неожиданностью. Следует провести еще как минимум несколько тестов, прежде чем я смогу с уверенностью заявить, что сепаратор можно использовать.

Аргус совсем чуть повернул голову в сторону доктора:

– И в чем проблема?

– Проблема в том, мастер, что для этого требуется время, а я...

– С этим обращайтесь к начальству. Я лишь передаю вам распоряжение.

– Но... Как? Я же не... Я...

Наконец Аргус не выдержал:

– Времени у вас, доктор, ровно столько, сколько потребуется претору, чтобы добраться до базы. Не тратьте его попусту. Как и мое терпение.

– Как... как прикажете, мастер Аргус, – быстро поклонился доктор и поспешил заняться делами. Он прошмыгнул мимо моей энергетической клетки и нырнул к панели управления, встроенной в противоположную стену.

Любопытный до всего, что здесь происходило, я повернулся и принялся следить за каждым его действием.

Симпкин вел себя так, будто боялся, что если заговорит со мной или даже посмотрит, то тут же обернется камнем.

Я не сдержал смешка.

Доктор, старательно изобразив занятость, заставил часть стенной плиты отъехать в сторону и явить скрытую до сих пор нишу, в которой пряталось устройство, ненавязчиво напомнившее пыточный инструмент турманской инквизиции. Жуткий на вид агрегат был усыпан датчиками и напоминавшими иглы антеннами, точно риоммский еж. Несколько поблескивавших медью проводов соединяли прибор с большой прозрачной колбой, до середины заполненной похожим на жидкий металл веществом. В некотором роде колба была младшей сестрой пузыря из лаборатории Гугсы. По ее проводам и стенкам с негромким треском струилось голубоватое плазменное свечение.

Одного взгляда на устройство хватило, чтобы стереть с моего лица всякую усмешку.

– Что за симпатичная штучка?

– Собственно, сепаратор и есть, – ответил доктор Симпкин, по-прежнему не поднимая глаза. – Немного усовершенствованная модель, способная удерживать выброс энергии, сопровождающий процесс отделения.

– Отделения чего?

– Эм-м... источника от оболочки.

Я повернулся к Аргусу:

– Чего? О чем этот тип говорит?

Страж хмыкнул и щелкнул пальцем по своим серебристым наручам. Раздался неожиданно мелодичный звон.

– Вы... вы ему не сказали? – промямлил Симпкин, почувствовав невысказанную угрозу.

– Не видел в том нужды, – нехотя признал страж. – В отличие от вас, видимо...

Симпкин громко сглотнул. Я же, так толком и не получивший нормального объяснения, не зная, плакать или смеяться, вытаращил глаза:

– Он не шутит? Вы собираетесь что-то отделить от моего тела?

Аргус поднялся на ноги и направился ко мне.

– Так и есть. – Он бросил это так, словно между прочим, но от его слов мне стало по-настоящему жутко. Все тревоги возвратились с новой силой. Желудок скукожился до размеров ореха, а сердце заколотилось бешеным барабаном. Что все это значило? Что все это значило?!

– Риши, – проговорил страж, – ты же читал о лейрах? Знаешь в чем разница между Тенями и Тенью?

Я впился в него взглядом, от всей души желая, чтобы он захлебнулся собственным самодовольством. Тени – это сила, что давала лейрам мощь. Чтобы прикоснуться к этой силе, они прибегали к ритуалу пробуждения – доводили себя до пограничного со смертью состояния и заставляли собственную душу окунуться в темный поток. Это искажало их, но открывало доступ к неисчерпаемому источнику. Именно эту измененную сторону своего «Я» лейры звали Тенью.

– Вы что же, хотите вынуть мою душу? – вслух это звучало еще бредовей, чем в уме. – Это же... чисто метафизическое понятие! Духовная сила. Разве она материальна?

– А почему нет? – пожал Аргус плечами, словно говорил о чем-то обыденном, вроде чашки кесса к завтраку. – Материя – это форма энергии. Тени – тоже. Энергия – величина измеряемая. Так почему с Тенями должно быть иначе?

У меня не нашлось, что на это ответить. Он истолковал молчание по-своему:

– То-то и оно.

– Вы, молодой человек, просто не понимаете всей концепции, – пропищал Симпкин, нервно пожевывая свои тонкие пергаментные губки. – Философия утверждает, будто душа – это бессмертная, бесплотная субстанция, в которой выражается божественная сущность каждого разумника во Вселенной. Лейры назвали это Тенью лишь потому, что любили наводить вокруг себя мистику. Тень, Тени... Чепуха для сказочников.

Я перевел взгляд на Симпкина. Поразительно, но с каждым произнесенным словом он как будто делался увереннее.

– Лейры доказали существование душ, – продолжил доктор с таким видом, будто говорил о насморке. – До этого все это было, как вы справедливо выразились, из разряда метафизики. Душа каждого живого создания во Вселенной в каком-то смысле тоже Тень, но спящая, бесполезная. С активными душами все по-другому. Открытые потоку Теней, они способны аккумулировать их энергию и сами превращаются в ее источник. Не бесконечный, но весьма мощный.

– Ни черта не понятно.

– Вам и не обязательно, юноша. Я лишь пытаюсь обрисовать вам общее представление. Прежде, когда лейров в Галактике было не счесть, активные души встречались на каждом шагу. Но теперь все изменилось. Каждая Тень – находка. – Симпкин махнул рукой, а затем уставился на меня совершенно безумным взглядом. – И тут мы подходим к самому главному. Вас, молодой господин, вроде как создали с уже преобразованным... кхм, внутренним миром. Вы, вероятно, чувствовали это. Может быть даже осознавали в какой-то мере. Но вряд ли настолько, чтобы распознать весь свой потенциал. Мы хотим помочь вам в этом. Определить вашу мощь и использовать ее в...

– Достаточно, доктор, – прервал страж.

Симпкин смутился. Похоже, и сам понял, что едва не сболтнул лишнего. Хотя я, если честно, толком ничего и не уяснил. Тени искажают душу и превращают ее в накопитель. Чем больше объем, тем богаче запасы. Тут, вроде бы, все логично. Но что насчет сепарации? Вынуть душу, чтобы использовать ее... для чего?

– Прошу прощения, мастер Аргус, – пролепетал он, засуетившись. – Я малость заговорился? Что ж, сию же минуту приступаю к делу...

Я наблюдал за тем, как этот карикатурный докторишка мечется между консолями, периодически проверяя показания датчиков и переключая тумблеры из одного положения в другое. Эта нервирующее кипучая деятельность внезапно пробудила во мне желание прибить мелкого мерзавца. Пусть никакого конкретного вреда он мне пока не причинил, все в облике Симпкина, его словах и действиях так и подталкивала свернуть его шею. И это притом, что кандидат, на котором следовало бы срывать зло, стоял рядом с доктором.

Слишком поздно я заметил, что Аргус неотрывно следит за мной. Похоже, мысли об убийстве слишком явно отразились на моем лице. Страж дьявольски ухмыльнулся в усы.

– Твое лицо, как калейдоскоп – все время в движении. Невозможно оторвать взгляда. В Галактике лжи такое встретишь нечасто.

– Еще один комплимент? – искренне удивился я.

– Может быть.

– Мастер Аргус, – объявил Симпкин, заставив Аргуса лениво перевести взгляд, – сепаратор в рабочем состоянии и готов к использованию.

– Приступайте к подготовке, – распорядился он, заодно предупредив меня: – Попробуй не сопротивляться. Так будет намного проще.

Путы не позволяли свободно махать руками, но показать средний палец не помешали. Задремавшая было ярость вновь начала закипать.

Тем временем Симпкин вызвал мед-зонд и отдал тому распоряжение взять несколько проб на анализ. Таковы были его слова. Я не понимал, что они означали ровно до тех пор, пока небольшой, похожий на мяч, робот не подплыл ко мне и не вонзил в привязанную невидимой веревкой руку длиннющую иглу.

– Ай! – воскликнул я, дернувшись. – Отстань! Уй! Не трогай меня! Кому гово... ай!..

Но робота было не отогнать. Как и положено бездушной машине, он с абсолютной невосприимчивостью к угрозам продолжал свое грязное дело. Тыкал иглами, щипал за кожу, брал мазки, в глаза светил... В один момент меня даже током ударило! Тряхануло так, что я едва не обмочился.

Когда все закончилось, и я устало повис в силовых путах клетки, мне даже не хватило сил, чтобы внятно выговорить:

– Для чего вы это делаете?

– Так нужно. Потерпи.

Но я не хотел терпеть. Я хотел освободиться и сбежать. И по возможности надавать ублюдкам, захватившим меня, по шее. Последнее, пожалуй, можно отнести к разряду невыполнимых желаний. Впрочем, мечтать мне это не мешало. Кровь из раны медленно стекала вниз по руке, капая на металлический пол с грохотом, отдававшимся эхом в ушах. Хотя, может это сердце мое так стучало? Я не был уверен. Кап. Тук. Кап. Тук...

Мед-зонд порхал вокруг с тихим гулом антигравов. В его небольшом сферическом теле открылся разъем, откуда на свет вынырнул манипулятор, крепко удерживавший инъектор с той же стального цвета жидкостью, что слабо блестела в прозрачной колбе сепаратора. Робот собирался впрыснуть содержимое инъектора мне в вену.

– Не трогай меня, – предупредил я.

Никто в комнате не обратил на мои слова внимания. Пытка продолжилась.

Кап. Тук. Кап. Тук...

Может, пора заглянуть, кто сидит в ящике?

Очередной разряд, прокатившийся по телу, всколыхнул мозги. Терпение лопнуло.

– НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!!!

Весь свет в комнате на секунду погас. А зажегся, когда тонкая, почти невидимая, иголка инъектора застыла в миллиметре от моей кожи. Затем что-то в глубине робота громко и протестующе зажужжало. Симпкин насторожился, а Аргус лишь заинтересованно выгнул бровь. В следующую секунду мед-зонд смяло, будто шарик из фольги, и отбросило в сторону, как мусор, которым он в сущности и стал.

– Смотри-ка, кто освоился! – Страж не выглядел ни напуганным, ни раздраженным. Вся ситуация его как будто веселила.

Я тяжело перевел дух. Малая часть сознания все еще не верила, что гибель робота моих рук дело. Слов не нашлось. Только желание уничтожать все вокруг, замешанное на неодолимой злобе.

Аргус склонился над скукожившимся зондом и вырвал из согнутого манипулятора инъектор. Затем со зловещей невозмутимостью приблизился ко мне и вогнал иглу так глубоко под кожу, как только мог. С тихим шипением вдавился поршень, и практически сразу ощутил в руке дикое жжение.

– Ты создан помочь нам, – сказал он, склонившись к моему уху. Снова запахло металлом. – Это твоя единственная цель и предназначение. Другой быть не может.

Сумев соскрести остатки воли, еще не успевшей впасть в кому из-за жгучей боли, стремительно распространявшейся по всему телу, я прошипел:

– Никто и никогда не будет указывать мне, что делать!

– Забавно, – ответил Аргус, но при этом даже не улыбнулся. – Ведь именно это мы и делаем.

– Строго говоря, – вставил Симпкин, – вас, юноша, нельзя считать разумником. Во всяком случае, не в том смысле, какой принято вкладывать в это слово, когда говорят о правах и свободах. У вас нет никаких законных оснований для существования. Никто не станет переживать, если с вами что-то случится.

– У меня есть брат! – возразил я, хоть и не так убежденно, как хотел.

– Брат? – с усмешкой переспросил Аргус. – На твоем месте я бы не стал на него рассчитывать. Мекет любит разочаровывать тех, кто к нему привязан. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Неожиданно впервые за все то время, что провел в плену куатов, я со всей остротой ощутил, в какую беду угодил. Прежде я будто не воспринимал безвыходность своего положения всерьез, но теперь, после того, как немного прояснились мотивы похитителей, испытал истинный страх.

Заметив признаки ужаса, проступившие на моем лице, Аргус проговорил:

– Бояться еще слишком рано. – А потом развернулся и вышел.

Как только створки захлопнулись за ним с тихим шорохом, Симпкин приблизился ко мне и вкрадчивым тоном проговорил:

– Единственный шанс для вас оставить Тиссан живым – действовать заодно с куатами. Иных вариантов нет. Даже если кто-то из ваших друзей обеспокоится вашим исчезновением, им никогда не узнать, где вас искать. Смиритесь со своей участью, мастер Риши.

Я хотел ответить что-нибудь хлесткое, в духе Мекета, но мысли сделались какими-то вялыми и тягучими, словно патока.

Доктор распознал причины моего молчания.

– Препарат, что мы ввели, заставит вас расслабиться. Если вы голодны или испытываете еще какие-нибудь потребности, не стесняйтесь сообщить нам. Все будет исполнено. В пределах разумного, конечно же. Я пока не знаю, что конкретно они планируют с вами делать, но если вы продолжите сопротивляться, то мне будет искренне жаль вас.

Он тоже ушел.

Оставшись наедине с мрачными мыслями, я продолжил бессмысленное трепыхание в сетях антигравитационного поля, все глубже утопая в темных пучинах собственных мыслей. Ощущение напоминало внезапный удар под дых. Весь воздух из легких улетучился, оставив после себя тупую ноющую боль и дикое желание свалиться на пол, свернуться калачиком и зарыдать. Как ни пытался, я не мог найти причин, заставивших Мекета молчать столько времени, каждый раз выставляя меня придурковатым неврастеником, стоило лишь проявить маломальский интерес к теме родителей. А оказалось-то, что никаких родителей и не было вовсе! Как не было и уверенности в том, стоит ли мне благородить брата за то, что не уничтожил меня вместе с другими образцами, – от одного только слова хотелось блевать! – и вырастил в незнании о своей истиной природе, или ненавидеть его. Что это было – любовь или предательство? И как распознать границу, отделяющую одно от другого?

Ответа я не знал.