Глава 8. Изнанка фантазии
Ростоцкий и оглянуться не успел, как прошли полторы недели с его появления в Отражариуме. Звание придворного художника оказалось, как ни странно, очень приятным. Теперь он мог целыми днями ничего не делать, не учиться, не готовиться к экзаменам, а просто рисовать. Посещать балы, обеды и ужины, общаться с другими придворными и снова рисовать. Он и не заметил, как стал самым популярным человеком в королевстве. Его картины вызывали восхищение, каждый жаждал приобрести себе пейзаж или портрет от придворного художника. Барышни выстраивались в очереди в надежде на обещание запечатлеть их образ на бумаге. Дима раздавал свои работы, дарил улыбки, расточал комплименты, с каждым днем приобретая все больше поклонниц.
Госпожа Шут, как и обещала, не собиралась давать ему волю только лишь потому, что они оба принадлежали одному миру. То и дело она награждала его все новыми прозвищами, придумывала колкости и высмеивала всех его поклонниц.
За всеми этими внутризамковыми интригами Дима совсем забыл, зачем он появился в этом мире. Если честно, у него совершенно не было времени помнить. Вставали в замке поздно, после полудня, завтракали у себя в покоях (огромных хоромах, состоящих из нескольких комнат), потом придворный художник отправлялся в какой-нибудь садик или внутренний двор и рисовал, рисовал без конца. Затем наступала пора обеда, после которого все расходились по своим покоям и переодевались к балу, который всегда начинался в 9 часов вечера и длился до рассвета.
В те редкие дни, когда балов не было, устраивались торжественные ужины, приемы, литературные или музыкальные гостиные, на которые собиралось все общество. Скучно здесь не было, эта новая жизнь еще не успела ему надоесть. Трудно было пресытиться местом, которое сегодня было ощутимо не похоже на то, что было вчера, так что с полной уверенностью можно было предположить, что таким же оно будет и завтра.
Начиналось, впрочем, все довольно безобидно. Сначала Димка заметил, что цвет стен в замке меняется практически ежечасно. От блеклых и невыразительных пастельных оттенков до ярких пестрых цветов, бьющих в глаза своей экспрессивностью. Иногда расцветка навевала мысли о фейерверке, заряженном красками, а иногда была словно отражением тумана. Даже со стороны такие стены казались грязными и мутными, душными на ощупь, покрытыми чьими-то тусклыми ощущениями. Впрочем, туман окутывал стены редко. Чаще всего они были просто разноцветными. Самое поразительное заключалось в том, что жители замка ни капельки не удивлялись таким резким поворотам. За завтраком часто можно было услышать обрывки будничных разговоров о том, что сегодня «у создателей неважное настроение» или что «эта расцветка мне нравится больше вчерашней».
Дима забавлялся, слушай такие разговоры. Никто из обитателей замка не знал, что создатели больше не жили своими жизнями, а обитали рядом со своими фантазиями бок о бок. Ему было интересно – замок просто реагирует на их с Диной настроения или подчиняется прямым Динкиным приказам (по поводу себя у него не было сомнений, он замок не менял).
И однажды уже под утро, лежа в своей постели, он решил попробовать. Впервые за долгое время он начал фантазировать (не в качестве сюжета для картины), а просто так. Он думал о своем замке, как о белоснежном листе бумаги, на котором может возникнуть целый мир. Перед глазами замелькали образы, такие четкие, как будто и правда были реальными. Он не заметил, как его фантазии перетекли в сон.
На следующее утро замок стал звездным, как ночь. Темно-синее стены с нарисованными звездами, такими яркими и далекими, будто до них были многие тысячи миль. Впервые на памяти Ростоцкого жители замка стояли в коридорах, дотрагиваясь до стен и громогласно обсуждали увиденное. Дима и сам не ожидал такой реакции со стороны замка. Но большая неожиданность ждала его в Тронном зале, где не только стены, но и пол с потолком приобрели ту же расцветку, так что всем, кто туда заходил, казалось, будто они парят в открытом космосе. А с потолка, плюс ко всему, еще и сыпались маленькие звездочки, которые исчезали, не долетая до земли. Госпожа Шут, не обращавшая внимания на ахи и восклицания придворных, смотрела на него подозрительно, но Дима не стал давать ей ложных надежд и не ответил на ее взгляд.
Ответом его фантазии стал замок-лес, который возник на следующее утро. Переплетающиеся кроны высоких деревьев нависали над обитателями замка, а в коридорах даже распространялся аромат необыкновенной свежести от еловых игл, разбросанных под ногами. Фантазия была реальной – стены приобрели приятную древесную шершавость, листья, свисающие с потолка, можно было поймать пальцами, а иглы приятно хрустели под ногами.
Фантазии каждый день уносили замок то к берегу моря, то на вершину высоких гор. Снежинки падали с неба, делая замок похожим на настоящую зимнюю открытку, а один раз с потолка пошел ливень, и шел несколько часов кряду, успев вымочить всех обитателей, прежде чем те успели сбежать на улицу. В тот день Динка с кем-то поссорилась или просто была в премерзком настроении – Дима точно не знал, но осознавал, что не несет ответственности за эту фантазию.
В тот день, когда в замке лил дождь, Ростоцкий впервые со дня казни вышел за пределы ворот и спустился в городок, далекий от постоянных внутризамковых изменений. Не то, что бы ему было неинтересно, что собой представляет его Королевство во плоти, просто всегда находились дела важнее, чем прогулки по окрестностям, и сейчас он с удивлением понимал, что объективных причин для отказа от прогулок у него, пожалуй, и не было.
На городских улицах царило радостное оживление. Всюду стояли разноцветные ларьки, куда торговцы зазывали многочисленных прохожих. В воздухе пахло жареными каштанами и осенью.
- Каштановые лакомства! Каштановые лакомства! – раздавалось отовсюду.
Прямо посреди улицы стояли старые жаровни, на которых сурового вида торговцы в полосатых фартуках жарили главное королевское угощение. Каштаны подпрыгивали на решетках, шипели, лопаясь, как будто хотели вырваться на свободу. Торговцы насыпали их в бумажные кульки и продавали горстями за одну медную монету – медяк. Впрочем, расплатиться здесь можно было не только деньгами. Умельцы предлагали в ответ на уличные лакомства одну из самых драгоценных валют – фантазию.
Хорошие фантазии воплощались прямо здесь же – на улицах, на зависть прочим торговцам и праздношатающимся. Так, например, один человек расплатился какой-то штукой, от которой вокруг палатки торговца разлилось притягательного золотистое сияние, что заставило толпу народа ломануться именно к этой палатке. Другой на глазах у Димки заставил обычное платье торговки превратиться в шикарный наряд, достойный королевского бала.
Вслед умельцам-создателям смотрели с уважением, едва ли не восхищенно, однако сам Димка сомневался, что смог бы из ничего достать платье или заставить палатку притягивать покупателей.
- Они не создатели, - сказал вдруг знакомый голос за его спиной, и Дима узнал Шута. Дина встала рядом и оглядывала улочку с выражением легкого удивления. – Они мелкие колдуны, прикидывающиеся создателями.
- Но откуда ты знаешь?
- А ты разве не знаешь? Они взрослые. А создатели – это дети и подростки.
- Но неужели не существует исключений, при которых и взрослые продолжают фантазировать? – не понимал Дима.
- Да нет, людей с воображением полно, но мир устроен так, что только в чистых сердцах детей и подростков может возникнуть настоящая живая фантазия. Это особая магия, поэтому она так ценна. А теперь осмотрись по сторонам – и сколько же взрослых людей здесь расплачиваются фантазиями? Да практически каждый. Так что они все-таки колдуны.
- Почему же не расплачиваться своим даром, не скрывая, кто они? – не понимал Дима. – Ведь суть не меняется – они так же могут делать что-то для этих торговцев.
- Колдовство здесь встречается на каждом углу, а вот хорошие фантазии нет. И они, как правило, очень стойкие. В отличие от вот такого же мелкого колдовства. Так что кто знает, что в итоге оказывается сильнее – магия или фантазия.
Они пошли дальше по улице, уводящей вниз. Торговцы продолжали зазывать к своим палаткам, предлагая каштановые печенья с орехами и изюмом, каштаны в шоколадной глазури и каштановый мед.
- Странно, - сказал Дима. – Мы не придумывали свой мир так детально.
- Он уже давно живет по своим законам. А все, что мы можем – лишь слегка корректировать его, - сказала Дина, грызя печенье.
- Как внутренности замка.
- Примерно, - усмехнулась девушка. – Кстати, дождь в замке закончился.
- И зачем же ты его сотворила?
- Он как-то сам. Иногда мое воображение и настроение переплетаются и выдают нечто странное, - прошептала Дина виновато. Димка с удивлением покосился на нее.
- Три порции радости и одна порция печали сверху, - произнес вдруг рядом с ними какой-то дрожащий голос. – Как бонус.
- Это что же за бонус такой? – возмутился плотного вида мужчина, нависая над торговцем, казалось, съежившимся в размерах.
- Ну, может быть тогда немного гнева, господин? Совсем немного гнева? – промямлил торговец.
- Поди прочь! – заорал покупатель так, что в доме, возле которого стояла палатка, со звоном треснули стекла и посыпались на мощенную булыжником мостовую. – Прочь! Прочь!
Улочка повернулась к месту ссоры. Казалось, все затихло, даже каштаны стали тише подпрыгивать в жаровнях. Покупатель развернулся и двинулся по улице, грозно звеня кошельком с монетами.
- Разве ты не видишь? – насмешливо обратилась к перепуганному торговцу Дина, помогая ему выбраться из-под палатки, которую накрыла груда осколков. – Этот молодец и без того переполнен гневом. Его твоим бонусом не проймешь!
- Но я подумал, госпожа, радость... - торговец выползал из-под прилавка, а улица тем временем наполнялась привычным шумом.
- А эти три капли радости ему уж точно словно мертвому припарки. Ладно, не грусти. – Дина зажмурилась и в ту же секунду палатка встала на место, товары разлетелись по своим местам, а груда осколков втянулась обратно в стекло. Дима не без уважения взглянул на дело рук одноклассницы.
Торговец же просто просиял.
- Госпожа – создатель? – вопросил он радостно.
- О, нет, - Шут улыбнулся. – Просто по долгу службы обладаю некоторыми... привилегиями.
- Спасибо, госпожа. Вы можете просить у меня что угодно, - с поклоном заверил ее торговец.
- Да мне... вроде бы ничего не надо, - растерялся Шут.
- Ну, тогда возьмите это, - мужчина сунул Динке в руки скляночку. – Флакончик непролитых слез. Облегчает душевные страдания.
- Спасибо, - улыбнулась Дина. Улыбка сделала ее собой, скинула на миг маску, которую она привыкла носить по долгу той самой «службы». Но тут же исчезла с лица девушки, когда она перевела взгляд на Димку. Он внимательно наблюдал за ней.
- Это может быть обман...
- Настойки вроде радости действительно являются не долгосрочными эликсирами с кучей побочных эффектов. Но... кто знает? Пусть побудет моим талисманом, - флакон стремительно исчез в кармане Шута, как и ее серьезность. – Ну что ж... Шуту пора и честь знать! Столько дел, столько дел! – и сделав вид, что снимает вымышленную шляпу, Госпожа Шут удалилась, стремительно исчезнув в потоке людей.
Димка остался смотреть ей вслед с мыслями о том, что увидел и услышал. На мгновение она словно стала той, кого она знал так давно, пока ее лицо снова не поглотила маска. Но нельзя не заметить, что эта маска ей шла.
Одним словом, вокруг происходило столько всего, что опомнился Димка только через две недели своего пребывания в Отражариуме. После очередного бала он проснулся раньше обычного — часов в 10 утра — и, выглянув из окна, обнаружил сонную тишину, окутывающую замок. Прямо за его территорией простиралось Королевство Больших Каштанов, и на площади можно было уже заметить множество маленьких фигурок – торговцы устанавливали свои палатки, жители бродили по площади, делая покупки и наверняка болтая о приближающемся празднике Ежегодного Камнепада – так отмечался сезон сбора созревших каштанов.
После той встречи на площади Динка больше ни разу не подходила к нему разговаривать и вообще делала вид, что они только познакомились. Все их общение сводилось к этим обоюдным подколкам на балах. У Димы же появилось свое окружение – придворный актер как две капли воды похожий на Женьку Болотова, которого здесь прозывали Евгенио, и придворный музыкант — прототип Кирилла Мефодиева — Кир. Они были похожи на своих двойников из другого мира даже внутренне, но как истинные люди искусства были немного не от мира сего. Спокойный и рассудительный Кир удачно гармонировал с взбалмошным Евгенио, который вдобавок ко всему активно ухлестывал за придворными фрейлинами.
Димка только посмеивался, представляя, что бы сказал настоящий Женька, если бы увидел себя, подкатывающим к ненавистной ему Янке Кузнецовой. Янка здесь звалась Яниной и была самой близкой к королеве фрейлиной. Вот кто был настоящей фурией! В этом Янина точно переплюнула свое отражение Яну Кузнецову.
Дима вдруг осознал, что соскучился по своим одноклассникам с их привычной неправильностью, особенностями их характеров, к которым за долгие годы привык. И на него, стоящего возле раскрытого окна, навалилась правда — то, зачем он сюда пришел. Его целью было вытащить Дину из этого мира, а вместо этого он застрял здесь, весело проводит время, ни о чем не думает и ничего не хочет, кроме как рисовать, есть, спать и наслаждаться вниманием фанаток.
- Надо уходить, - проговорил он решительно. - Надо найти пути выхода отсюда.
Первым делом он принялся искать свою одежду — ту, в которой пришел сюда. Ее забрали еще в первый день его назначения придворным художником, якобы постирать. Мол, вернут после стирки, и она будет висеть в его шкафу. Придворным же полагается носить другие наряды, сказали ему, показывая его гардеробную, с кучей разных костюмов, сшитых будто бы по заказу для него. Здесь были все эти камзолы, зауженные брюки, остроносые ботинки и непонятные шляпы, которые он не согласился бы надеть даже под страхом еще одной казни.
Ростоцкий обшарил всю гардеробную, все возможные полки, но одежду не нашел. Остались только его кроссовки, которые он не отдал в первый день. Пришлось снова одеваться как в последние дни. Ладно... по крайней мере, кроссовки были на нем — в них он чувствовал себя самим собой.
Потом он проверил, на месте ли книга вопросов и ответов и вышел из комнаты.
Сегодня он решил занять наблюдательную позицию. Они должны были сбежать из королевства, потому что через зеркала, как и сказала Дина ему в самую первую ночь, было не выбраться. Он переместился в Отражариум с помощью книги вопросов и ответов, но переход в обратную сторону не работал. В своих новых хоромах Дима уже попробовал этот способ не один раз.
Он расположился в огромном холле первого этажа, на чудесной удобной скамейке, которая стояла возле увитой плющом стены. Здесь ему было видно всех проходивших мимо — кто-то спускался по лестнице, кто-то входил в замок через парадные двери. Он мог спокойно рисовать и наблюдать. Ничего необычного — просто в очередной раз сменил рабочее место.
Первой, как ни странно, спустилась вниз Госпожа Шут — ее сопровождала девушка-горничная. Дина прошла мимо, даже не взглянув на него, а он уткнулся в свой блокнот, вырисовывая узорчатые лестничные перила.
После начали спускаться придворные — актер Евгенио и музыкант Кир подошли ненадолго, чтобы поинтересоваться, чем это он занят, а после направились в тронный зал веселить послов.
Затем вниз спустился первый министр короля Артемия — копия его одноклассника Артура Верхова, которого здесь тоже звали Артуром. Этот зыркнул на Ростоцкого недовольно, но говорить ничего не стал. За ним показались приближенные к королю — Севклид (как всегда что-то жующий), Игорь Роньшин, нового имени которого Дима так пока и не выучил и Максимус (в реальности Макс Аникеев), такое же ехидный, как и в обычной жизни.
На некоторое время Ростоцкий остался в одиночестве — слуги бесшумно проходили мимо, не обращая на него никакого внимания.
Затем из тронной залы раздался какой-то дикий вопль и по коридору промчался Шут, преследуемый громко смеющимся Болотовым, тьфу ты, актером Евгенио. Вслед им что-то кричали женские голоса, кажется, принадлежавшие фрейлинам королевы. Здесь было все понятно — очередная шутка неугомонного Шута, а актер Евгенио только рад был ее поддержать. Дима уже давно заметил, что сущности его одноклассников и придворных отражений во многом совпадали. Можно было даже сделать вывод, глядя на некоторых персонажей его фантазии, что в этом мире все черты характеров усилены в несколько раз. От того и забавней было наблюдать за теми, кто в реальной жизни свои качества всячески скрывал.
Посидев еще около часа, Дима увидел, как все обитатели расходятся по своим делам. Шут мелькал еще несколько раз, но никогда не оставался один. Как же Диме поговорить с Диной?
Им нужно было достать карту Отражариума и обсудить возможные варианты выхода из замка без привлечения внимания...
Обедали в королевстве в богато обставленной столовой, в которой постоянно звучала живая музыка, воспроизводимая оркестром под руководством придворного музыканта Кира. С полудня к Ростоцкому прилипла Катарина (отражение Кати Гончаровой), которая вероятно и здесь неровно дышала к нему, и не отлипала несколько часов кряду. Дима отправился обедать, а она все еще болтала без умолку и не остановилась даже тогда, когда Шут предположил, что вскоре в королевстве возникнет новая пара. Некоторые из обожателей Госпожи Шут тут же поддержали остроту громким смехом, придворные фрейлины же разразились гневной тирадой.
- Неужели, Дмитрий, вы ничем не хотите ответить на колкость? - спросила Янина, не упустив из виду равнодушие Ростоцкого в ответ на это замечание.
- Ну как же не отвечу, - любезно сказал Дима, выдергивая из блокнота лист и сворачивая в трубочку. - Способность молотить языком направо и налево, которой, несомненно, обладает наша Госпожа Шут, заслуживает самого высочайшего уважения. И я осмелился выразить его в виде своего скромного подарка.
На глазах у всех придворной братии Дима встал, преодолел расстояние, отделяющее его от Дины, и с коротким поклоном протянул ей свернутый в трубочку лист.
- Ваш портрет, госпожа.
Мгновение все молчали, а потом заголосили наперебой, моля Шута развернуть лист. И снова за непоколебимой маской придворного кривляки Дима на одну секунду заметил что-то знакомое ему, удивление, мелькнувшее в глазах Ясноглазовой. Конечно, ей ничего не оставалось, кроме как взять протянутый подарок и развернуть его на глазах у всех придворных.
Вокруг тут же заахали и заохали, и все, кто не видел со своего места, придвинулись к Шуту, чтобы посмотреть на подаренный портрет.
Дима знал, что видели сейчас все остальные. И знал, что видела Динка. Он знал, что только она сможет понять, что узорчатая рамка – это не просто умелое переплетение завитушек, это шифр. Их собственный язык, который они почему-то называли Кирпичным. А там явно заключалось приглашение на встречу.
- Браво! - прокричал, комически корча рожи, актер Евгенио.
- Что все так переполошились? - недовольно проворчал первый министр короля Артур, тоже заглядывая в лист. - Обычный рисунок.
Но его голос потонул в череде других. Дима вернулся на свое место и принялся за еду, продолжая разговор с Гончаровой как ни в чем не бывало.