Душа

Ирина помогает мне поставить палатку. Я пыталась сама, пока все совсем не начало валиться из рук. И зачем я только напросилась с Дэном, сидела бы дома, пила горячий кофе под какое-нибудь кинцо, может, чуть переживала. А сейчас я уставшая, промокшая до нитки от тропического дождя, сижу в палатке, которую собрала даже не я, потому что у меня руки растут не из того места, и плачу. Просто так, жалею саму себя, холодная и голодная. Уже стемнело, а хантеров до сих пор нет. Дождь прекратился, и с улицы доносится аромат приготовленной на костре еды. Пустой желудок урчит, но аппетита совсем нет. Дождусь Дэна, живого и здорового, тогда и поем. Пробую немного поспать, все равно если услышу голоса — проснусь, сон в состоянии ожидания у меня всегда был чутким, но через несколько минут ко мне заглядывает Карл и зовет на ужин. Отказываюсь, но он настаивает, мол, когда все будет убрано, никто лично для меня стол не накроет.

— А как же Дэн с остальными хантерами? Их не накормите? — спрашиваю я. Выражение его лица в свете от подвесного фонаря, который он принес с собой, меня пугает. — Они не вернутся сегодня?!

— Могут и не вернуться, — говорит он. — Не переживай, они опытные. Давай, выходи из палатки.

Все-таки соглашаюсь. Надеваю кроссовки и выхожу. Благо, они непромокаемые, и внутри совсем сухие, в отличие от джинс. От травы они намокают еще сильнее и неприятно липнут к ногам. Скорее бы снять их и забраться в спальник, желательно рядом с Дэном. Прижаться к его теплой груди и сладко заснуть под звуки природы: шелест ветра, пение экзотических птиц, пищание москитов. Несмотря на то, что я не слышала ни того ни другого. Кто-то стрекочет в кустах, и на этом звуки природы заканчиваются. Представляю, что буду спать одна, и меня окатывает волной ужаса. Я ведь не усну!

К нам присоединились еще несколько хантеров. Две девушки и два парня. Один из парней — Максим. Только его здесь не хватало. Сидит напротив меня на специально разложенных вокруг костра бревнах, улыбается. Я получаю свою тарелку тушеного мяса с овощами. Запах еды, приготовленной на костре, немного вызывает аппетит, и я уничтожаю всю тарелку ложка за ложкой, не обращая внимания на остальных. Потом помогаю Ирине помыть посуду. Все, лишь бы не общаться с остальными. Помогу ей и закроюсь в палатке до самого утра или до возвращения Дэна.

— Посиди с нами, — окликает меня Максим, когда я прохожу мимо костра. Останавливаюсь, чтобы обернуться, и вдруг вижу вышедшего из кустов Олега. Сперва ничего не понимаю, потом до меня доходит осознание того, что он уходил вместе с Дэном. Они вернулись! Следом появляется Коннор, затем еще трое незнакомых мне хантеров, и в конце я вижу Дамиана, за которым, хромая, идет Дэн. Свет от костра падает на него, и мое сердце ухает вниз. Бровь рассечена, лицо залито кровью, на шее огромная царапина. Что с ним сделали? И почему только с ним, остальные ведь в относительном порядке...

Впрочем, если внимательно к ним присмотреться, можно увидеть, что им тоже досталось. Однако они, не успев получить медицинскую помощь, хватают только что помытые тарелки и принимаются накладывать себе ужин, воодушевленно рассказывают что-то. Дэн же чернее тучи. Он с помощью Коннора смывает с лица кровь, отмахивается от помощи Ирины, и, даже не взглянув на меня, наблюдающую все это время за ним, скрывается в палатке. Я, совершенно не понимая, как на это реагировать, подхожу к медику и спрашиваю, что с ним такое. Неужели стыдится того, что его так побили?

— Есть у меня одно предположение, — вздыхает женщина. — Но он тебе об этом сам расскажет. Ты иди к нему, и... подожди. — Она идет к черному внедорожнику с открытым багажником. Конечно же, там аптечка. Возвращается и сует мне в руки набор: бинт, ножницы, перекись водорода в прозрачном пузырьке, маленькие пластиковые щипцы и какие-то белые круглые салфетки, напоминающие ватные диски. — Вот, обработаешь ему все раны. Будет упираться, выйдешь и скажешь мне, хорошо?

— А зашивать там ничего не нужно? — спрашиваю я, замечая, как дрожит мой голос.

— Ничего не нужно. У хантеров хорошая регенерация, но он мог занести заразу. Обработаешь сегодня, а завтра, если будет воспаление, выпьет антибиотик.

Он сидит по-турецки, оперевшись локтями в колени и держась за голову. Осторожно проникаю в палатку и сажусь рядом, положив набор и фонарь рядом с собой. Фонарь приходится включить. Дэн морщится от света, но ничего не говорит.

— Дэн, — тихо произношу его имя. Он поднимает голову, показывая мне свое разбитое лицо. Все не так страшно, как выглядело изначально. Гораздо больше меня волнует его внутреннее состояние. Невозможно, чтобы такой человек как он переживал из-за подобных пустяков, здесь что-то куда более серьезное. — Давай обработаем раны, ладно? Снимешь рубашку?

Отрицательно качает головой.

— Расскажешь мне, что происходит?

— Не думаю, что тебе нужно это знать, — даже голос его изменился, стал жестким и твердым. — Давай, я сам обработаю. Не нужно из меня делать ребенка, — это прозвучало грубовато, но я не обижаюсь. Теперь мне еще больше хочется узнать правду. Судя по настроению остальных, никто не умер, стало быть дело касается только самого Дэна.

— Вот именно, что ты не ребенок, снимай рубашку, Дэн, или я позову Олега, и с тебя ее снимут силой.

​Нехотя подчиняется мне, но продолжает упорно молчать. Даже когда я обрабатываю его раны, а в этом мало приятного, не издает ни звука. По завершении выхожу из палатки, выбросить окровавленные салфетки. Бинты, к счастью, не потребовались, а то я никогда в жизни их никому не наматывала, кроме как самой себе. И то, выходило коряво и все спадало в этот же день.

Хантеры еще сидят возле костра. Может, подойти и спросить у них, что случилось? Наверняка, они знают. Нет, это будет нечестно по отношению к Дэну. О своей беде он должен рассказать сам.

Возвращаюсь в палатку. Как сидел, так и сидит, даже не оделся. Только выключил фонарь. Наконец, снимаю влажные джинсы, топ и остаюсь в одном нижнем белье. По коже идут мурашки от холода, но это ненадолго. Вытянув из Дэна правду, я затащу его в спальник, и там уже вместе и согреемся.

— Дэн, пожалуйста. На тебе лица нет, что там случилось? Я так ждала тебя, переживала, а теперь не знаю, что и думать.

— Правда переживала? — спрашивает, подняв голову. Я киваю, и он притягивает меня к себе. — Прости. Все нормально, просто очередной привет из прошлой жизни.

— Что это значит?

— Я встретил своего брата. Он же меня и уделал.

— У тебя есть еще один брат?

— Нет, другого нет.

— Тогда я ничего не понимаю. — Отстраняюсь, пытаясь заглянуть в его глаза. — Объясни по-человечески. Ты говорил, что твоя семья давно погибла, и брат тоже.

— Сейчас я тебе все расскажу, — вздыхает он. И рассказывает:

— Они не погибли. Стали темными. Сначала забрали отца. Как обычно, самый сильный член семьи и один из сильнейших хантеров. Но он уже давно был в отставке. Только встречался со старыми друзьями, в числе которых, кстати, был Карл. Молодой ещё совсем. — Дэн улыбается, словно воспоминания о молодом Карле его собственные. Но улыбка быстро сходит с его лица. — Я хорошо помню тот день, когда его забрали. Я пришел из школы, это были первые дни учебы, естественно взволнованный, масса впечатлений и все такое. Хотел все матери рассказать, но застал ее в слезах. Она сообщила нам с братом, что отец пропал. Теперь я думаю, что брат все знал. Но он никогда не говорил мне, что произошло на самом деле. Странно, но я до сих пор все помню, словно это было вчера. Мама тогда сильно изменилась. Я думал, что в нашем городе что-то происходит. Видел, что она чего-то боялась. В школу мы ходили в сопровождении Олега. Да, они с отцом тоже были друзьями. На ночь запирались, а когда кто-то приходил, мама велела нам с Ником прятаться. Пока мама не слышала, Ник в шутку говорил мне, что я вырасту трусом. Наверное, если бы они не оставили меня, все вышло бы так, как он говорил. А может, я и правда трус.

Ник держался, но я с тех пор стал бояться абсолютно всего. Когда они пришли за мамой, мы прятались в кладовке и... — голос Дэна срывается, и, откашлявшись, он продолжает: — Я все видел через щель. Даже не знаю, какая сила не давала мне кричать. Ник зажимал мне рот, но я не издал ни звука. Меня жутко напугали эти твари. Мама пыталась отбиваться, но это ей не помогло. Она тоже была очень сильным хантером, но к тому времени, наверное, просто ослабла. Скорее всего, они ей что-то вкололи, потому что ее буквально выносили из дома. Тогда я был уверен, что ее убили. Ник тоже так решил. Если бы он был хоть чуточку умнее, был бы сейчас с нами, но вместо того, чтобы пойти к Карлу или Олегу, мой брат решил, что мы должны бежать. И чем дальше, тем лучше. Думаю, ты уже поняла что случилось дальше. Два ребенка, одному семь, другому тринадцать, одни в степи, и один из них все время ноет. Впрочем, мы продержались довольно долго. Ник вел меня в Пандору, мотивируя это тем, что там место для таких как мы – то есть, для хантеров. Может и хорошо, что мы дотуда не дошли. Хотя, нам оставалось совсем чуть чуть. За ним пришли родители. Уже другие. Я... плохо помню, что тогда случилось, наверное это было слишком тяжело пережить. Потом мне рассказывали, что мой крик был слышен на всю Пандору. Карл взял меня под опеку, а ему было всего-то двадцать с небольшим, представь. Помог восстановиться, но мне до сих пор снятся кошмары. В них я то теряю мать с отцом, то брата, то самого себя.

— Ты боялся что они придут за тобой?

— Жуть как боялся. И они пришли лет через семь. Меня защитили, и Карл сказал, что мне больше нечего бояться. Уж не знаю, что он сделал и сработало ли это, но больше я их не видел. А теперь он здесь. Узнал меня. Я вообще ничего не мог сделать. Ни убить его, ни сбежать. Как видишь, мы слегка подрались, и только потом я пришел в себя. Ты прости, что я соврал. Не хотелось тогда тебе рассказывать все это.

Теперь уже я обнимаю его и шепчу на ухо:

— Ничего, ты не обязан был все рассказывать.

— Я знаю.

— Может, все-таки поешь? Тебе тяжело и все такое, но это пройдет, и до утра тянуть придется.

— Не хочу, — тихо отвечает он, уткнувшись носом в мое плечо.

— А чего хочешь?

— Хочу, чтобы ты была рядом.

— Ну, это не сложно, я и так здесь. Тебе очень больно?

— Терпимо, — в голосе слышна улыбка. — Но если поцелуешь, будет лучше.

— Ты серьезно?

— Вполне, — отвечает он и прижимает меня к себе.

Никогда бы не подумала, что вечно улыбающийся и отпускающий шутки парень может нести в себе такую боль через всю жизнь. Гибель всей семьи это не то, о чем мечтает каждый ребенок, однако это все равно забывается, раны заживают, остаются только воспоминания. Другое дело знать, что вся твоя семья превратилась в тварей без души, и где-то ждут тебя или наоборот, пытаются убить.

Мне никак не представить себе его боль, но я вдруг понимаю, что очень хочу смягчить ее, правда не знаю, как.

Молчу, но не отстраняюсь, к тому же, мне некуда. Он держит так крепко. Наши лица совсем близко, пара миллиметров и губы вот вот соприкоснутся. Я, не думая о том, что будет дальше, позволяю поцеловать себя. Поцелуй из совсем легкого превращается в глубокий и требовательный, и в какой-то момент он подхватывает меня и кладет на спальник.

Я понимаю, что это нужно остановить и упираюсь ладонью в его твердую грудь.

— Подожди.

Дэн тут же отстраняется,  присаживается, тяжело дыша.

— Даш, я не могу тебя понять. Ты боишься меня? Я чувствую, что нет, но что тебя отталкивает? Только скажи, и все, я больше вообще не буду пытаться.

— Мне кажется, я не готова. Слишком быстро, и я не уверена.

— Не уверена во мне? Или в себе?

— Боюсь, что это неправильно, — выдыхаю я.

— Ты девственница? — спрашивает он, совсем не стесняясь этого слова. В отличие от меня. Он ложится рядом и кладет руку мне на живот. Я вздрагиваю и выгибаюсь. Внутри все сжимается, я чувствую себя слабой рядом с ним. — Или ты просто таким образом хочешь сказать, что я не привлекаю тебя, и ты не готова со мной?

— Нет... — отвечаю я. Глаза привыкли к темноте, и я начинаю видеть его лицо. Ссадины меня не пугают, и кровью уже не пахнет, остался только его легкий, едва уловимый запах, котоый я ни с чем не могу сравнить, который меня безумно привлекает. — У меня был только один раз, — наконец, признаюсь я.

— Кажется, он был не очень удачный. Я прав?

Подтверждаю его слова.

— Да, так все и было. Боюсь, что будет больно, и...

— Даш, я не вправе исправлять эти впечатления, но если ты хочешь, я уверен, что смогу. Только скажи, да или нет. Я не причиню тебе боль.

— Дэн, я не знаю...

— Не знаю — это не ответ, Даш. Я не стану тебя уговаривать. Просто скажи, если не хочешь. Попробуем, когда ты будешь готова. Ладно? Если хочешь, то попробуем сейчас. Потому что я хочу, и... Как же я хочу тебя, — он наклоняется и дарит мне еще один поцелуй, настолько чувственный, что мое тело начинает сдаваться. Его рука все ещё лежит на моем животе, и не двигается. Он ждет согласия, и я с каждой секундой, с каждым движением его языка и губ, все ближе к тому, чтобы дать его.

Внизу живота вспыхивает огонек, тепло разливается по всему телу, расслабляя его, делая податливым. Моя рука невольно скользит по его предплечью, сжимаю твердые мышцы. Похоже именно это побуждает его к действию — он осторожно ведет ладонью вниз по животу и дойдя до линии трусиков, останавливается, отрывается от моих губ и внимательно смотрит на меня.

— Ты так и не ответила, — шепчет мне в губы.

— Да, — отвечаю я, набрав в легкие побольше воздуха и с шумом выдохнув. У меня нет цели угодить ему, но есть желание, которое я хочу удовлетворить. Пусть я и боюсь, но свои страхи нужно рано или поздно преодолевать, иначе никогда не узнаешь, как это — не попробовать того, что хочешь.

Дэн снова берет инициативу в свои руки – покрывает поцелуями мою шею, губы, зону ключиц. Сняв бюстгалтер, ласкает грудь. Так нежно и аккуратно, будто я тотчас же сломаюсь, если он будет действовать как-то иначе. 

Все его прикосновения к самым чувствительным частям моего тела пробуждают во мне дикое желание, и я даже забываю контролировать свои способности, но, оказывается, это и не нужно, руки больше не горят огнем. Только когда лежу совершенно обнаженная и жду, пока он разделается со своей одеждой, я чувствую себя беззащитной перед ним. Но это уже не вызывает во мне страха, только сладкую истому. Я могу и хочу позволить ему сделать с собой все, что хочет он, и чего лишала себя раньше. И позволяю.  Однако, несмотря на то, что все сомнения уже выброшены из головы, в тот самый момент я напрягаюсь, в ожидании сильной боли и вцепляюсь в него, будто сейчас начну падать в пропасть. 

— Тише... — шепчет он, мягко прикасаясь теплыми губами к мочке моего уха и начинает двигаться, медленно и плавно. — Расслабься немного. Если тебе неприятно, я остановлюсь.

Доверяюсь ему и стараюсь расслабиться, тогда легкая боль, что возникла в самом начале, уходит, а я растворяюсь в нем, как в теплом океане, повторяю его движения, отвечаю на жаркие поцелуи. Совсем отключив мозг, и отдавшись своим ощущениям, я не замечаю, как из груди вырывается стон, и Дэн, контролирующий ситуацию гораздо лучше, чем я, накрывает мои губы своими, но при этом начинает двигаться все быстрее...

Конечно, мне хотелось бы оказаться подальше от людей, с другой стороны — это заводит нас обоих, и Дэну вскоре становится трудно сдерживаться. Как и мне.

Затеяла бы я все это, зная, что в конце мои руки вспыхнут огнем? Скорее всего нет, но пламя тухнет мгновенно, и я даже не успеваю ничего сжечь. Я тяжело дышу, не зная от чего, от нашей близости, или от испуга. Дэн меня успокаивает и обещает, что в следующий раз будет лучше. А потом мы, так и не одевшись, ложимся в спальник и прижимаемся друг к другу. Прежде чем уснуть, он заглядывает мне в глаза и говорит, что ничего красивее в жизни не видел. И я ему верю.