Нептономикрон

С наступлением ночи небо окрасилось в бледные оттенки бирюзы. В баре на крыше смотровой площадки было непривычно безлюдно. Вся элита мира технологий, чья изменчивая генетика была улучшена до совершенства, предпочитала общаться друг с другом только за закрытыми дверями деловых переговорных. Звучавшая из многочисленных усилительных динамиков музыка в стиле софт-джаз разносилась по просторной открытой террасе отеля, уносясь куда-то в даль теплых, вечно летних сумерек, проносясь над нео-готическими башнями мягкими струнными звуками, утопала в аккуратно подстриженных зарослях стабилизированных пальм и свисавших с потолка огромных орхидейных лиан.

В бескрайнем бассейне пловцы с жаберными имплантантами общества «Амфибия» по-прежнему продолжали свой марафонский заплыв. Игравшие неподалеку в шахматы дополненной реальности пенсионеры сменились на элегантно одетых молодых дам в вечерних платьях, время от времени тоскливо посматривающих по сторонам то ли в поисках развлечений, то ли кавалеров, которые бы заплатили по счету. Между столиками туда-сюда курсировали уставшие официанты, разнося на своих нагруженных подносах экзотические коктейли, овеянные туманом охлажденного азота. Вдруг звуки музыки стихли в залпах салюта, и небо на горизонте раскрасилось разноцветной радугой сверкающих брызг. Летающие повсюду дроны петляли где-то далеко между облаками. Массивная круглая форма спутника управления погодой вдалеке медленно вращалась, гарантируя, что завтра будет еще один точно такой же идеальный день. Границы между виртуальным и реальным мирами в этом технологическом раю окончательно зарифмовались, размылись до неясности, и каждое твое желание — всего лишь нейронный импульс до его исполнения.

От бесконечного количества впечатлений голова продолжала идти кругом. Некогда спокойная и размеренная жизнь библиотекаря превратилась в хаотичный калейдоскоп событий и шарад. Хотелось бы верить, что я иду в правильном направлении, и что рано или поздно найду ответы на все интересующие меня вопросы, но пока кажется, что каждый новый шаг только все больше спутывает карты. Особенно недавний танец с Марком на балу. Один только его взгляд... Кажется, он проникает через тебя насквозь, полностью лишая воли. Ничего не могу с собой поделать, стоит ему только бросить на меня взгляд своих спокойных, холодных бирюзовых глаз, как я таю, словно плавленный сырок, оставленный на батарее. Почему я должна держаться подальше от Крейга, когда мы вместе работаем? Может быть, все-таки стоило дать ему шанс и выслушать его наедине, как он хотел... Нет. Оставаться с ним наедине я точно не хочу... А может быть, и хочу... Из всех немногочисленных книг про попаданок, что я читала, сценариев у этих историй два: их хотят или соблазнить, либо убить. Меня не устраивает ни один из них, поэтому лучше на всякий случай держаться подальше от них обоих. Кто его знает, может, у него с Крейгом какие-то свои личные счеты. Меня это в любом случае не касается.

Подойдя к краю площадки, я с опаской наклонила голову, всматриваясь в кажущиеся с этой высоты огромными толстыми муравьями машины, припаркованные у отеля. Еще несколько минут водя взглядом вокруг, я почему-то подумала, что машин на парковке собралось уж слишком много, да и даже на уродливую Теслу они больше не походили, а скорее напоминали космические танки, покрашенные черной матовой краской.

— Опасно вот так беспечно высовываться, милая барышня! – Раздался за моей спиной ровный мужской баритон. – Особенно когда не знаешь, кто стоит рядом.

Обернувшись, я увидела стоявшего за моей спиной профессора Барнса. Одетый в безупречно сидевший на нем привычный смокинг, он вертел в руках зубочистку с оливкой из своего бокала с мартини.

— Ну, я думаю, что мне вас можно не опасаться... – постаралась отшутиться я, хотя сердце все равно слегка екнуло.

— Конечно, милая Александра! Конечно! – рассмеялся он. – Но на будущее никогда так больше не делайте. Кто знает, какие намерения у тех, кто стоит за вашей спиной? Не надо давать ни малейшей возможности другим принять за вас неправильное решение.

— Ох, как бы самой найти правильное...

— Я хотел поблагодарить вас за сегодняшний день, – продолжил он, подойдя ближе. – Мне доложили, что именно благодаря вам удалось практически без заминки провести нашу презентацию. Ваша сегодняшняя работа на конгрессе была просто впечатляющей! Выступление прошло так успешно во многом благодаря вам. Я бы хотел предложить вам постоянную должность у меня на кафедре межпространственной лингвистики.

— Спасибо. Я очень польщена... – смутилась я. – Но я ничего особо не сделала... Просто в состоянии форс-мажора мозг, видимо, включает какие-то дополнительные ресурсы, и я просто записала то, что мне первым пришло в голову...

— Вам часто приходят в голову очень умные мысли, – с улыбкой произнес профессор Барнс. – Я рад, что не ошибся в вас, сразу увидев в вас огромный потенциал. К тому же, что немаловажно, вы добрый, открытый человек... Это так редко встречается сейчас в людях... Поверьте мне, старику!

— Мне кажется, что я не заслуживаю столько комплиментов... – еще больше смутилась я.

— Вы заслуживайте их гораздо больше! – с улыбкой воскликнул он. – Ладно, время уже позднее... Не буду вас больше смущать, – добавил он, бросив взгляд на мерцавшие на его руке часы. – День получился очень тяжелым... Как и вся эта неделя... Приму снотворное и лягу спать. Спокойной ночи, милая Александра!

— Спокойной ночи, профессор, – улыбнулась я.

— Тоже особо здесь не засиживайтесь. И на всякий случай не разговаривайте с незнакомцами! – вдогонку крикнул он на прощание, прежде чем затеряться между толпой молодежи, выгрузившейся из подошедшего лифта.

— Никогда ничего не просите... Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас... – почему-то вырвалось у меня в ответ.

Все же странная это вещь — путешествия. Они заставляют тебя терять из виду весь свой привычный быт и друзей, отдавая себя на милость незнакомцев, у которых далеко не всегда бывают благие намерения.

Тебя немного опьяняет комфорт незнакомца в вагоне поезда, у которого есть одно существенное преимущество перед твоими знакомыми — он видит тебя в первый и в последний раз в своей жизни, поэтому с ним можно быть откровенным и поведать о себе абсолютно все, что даже никогда не расскажешь своему психологу. Можно быть кем угодно. Можно говорить что угодно. Можно делать что угодно.

А вдруг этот самый незнакомец подошел к тебе не просто так?

Отнюдь не случайно первая глава «Мастера и Маргариты» Булгакова называется «Никогда не разговаривайте с неизвестными». Черт его знает, чем все это может закончиться.

— Эх, а вот если бы у меня такая возможность, я бы обязательно попросил...

Повернув голову, я вдруг увидела появившегося словно ниоткуда Крейга в своем привычном безупречном черном костюме. В руках он держал два бокала с шампанским.

— Черт, ты меня напугал! – воскликнула я, машинально отойдя от парапета. – Сегодня, что ли, вечеринка неожиданных появлений?

— Неужели я такой страшный? – весело рассмеялся он, в шутку осмотрев себя, повернувшись по своей оси.

— Нет... Я не в этом плане.

— Шампанское? – улыбнулся он, протягивая мне бокал с розовым игристым вином.

— Спасибо, не хочу. Я не пью алкоголь.

— Да ладно!

— Как-то не сложилось у нас с ним.

— Хотя бы чуть-чуть пригубить, – продолжил настаивать он. – Надо же отпраздновать твое боевое крещение на конгрессе! Ты была сегодня просто великолепна!

— Ну хорошо... – нехотя сдалась я, принимая бокал. – Только если один глоток...

— Пусть он тогда будет побольше, – улыбнулся Крейг. – Посмотри, какой красивый букет! – добавил он, поднеся бокал к свету мерцавших с потолка ламп. – Мискатто — очень благородное игристое вино из лучших виноделен Нью-Шампани!

Я из вежливости чуть покрутила бокал, вглядываясь в маленькие сверкающие розовые пузырьки воздуха, которые сразу устремились вверх, весело шипя, после чего сделала небольшой осторожный глоток оказавшегося очень горьким и кислым шампанского.

— Да, неплохое, – стараясь не морщиться, ответила я. – Меня сегодня поразила твоя работа на конгрессе, – добавила я. – Даже не представляла, что это так тяжело...

— Так ведь у меня не было богатеньких родителей, которые бы меня по блату пристроили в престижный университет, как некоторых, – с ироничной улыбкой сказал он. – Мне всю жизнь приходилось пахать, чтобы заслужить свое место под солнцем. Все это... Очень закаляет самодисциплину и силу воли.

В этот момент к нам подошел официант с подносом цветастых пирожных и ежевичных тарталеток.

— Спасибо, – поблагодарила я, взяв две тарталетки. – Я очень люблю ежевику! А ты не будешь?

— Я не ем сладкого, – с легкой гримасой мотнул головой Крейг.

— Как? Вообще никогда? Даже ни грамма? – удивилась я.

— Да, вообще.

— Какая удивительная сила воли!

— Моя мама была врачом, – нехотя объяснил он, бросив созерцательно-отстраненный взгляд в сторону горизонта. – С раннего детства она запрещала мне сладкое, вместо этого рассказывая мне страшные сказки о том, что сахар способен сделать с моими зубами и организмом.

— Не очень похоже на счастливое детство... – улыбнулась я.

— Да. В моем детстве главное было не сдохнуть, – неожиданно признался он. – Поэтому мне все эти страдания современной молодежи из-за того, что родители не купили им последнюю модель робота-помощника мне не понять.

— У тебя была очень строгая мать? – с сочувствием посмотрела на него я.

— Извини, я не очень хочу говорить об этом... Это довольно болезненная тема для меня... – вздохнул он, замечно помрачнев. – Скажем так, у нас были сложные отношения.

Небо на горизонте затянули похожие на лохмотья розовые облака, но все равно было еще достаточно светло, несмотря на поздний час.

— Удивительно светло что-то...

— В Атлантисе сейчас период белых ночей. Темнеет очень поздно, – сделав глоток из своего бокала, произнес Крейг.

— Мне все равно не очень ясен смысл выражения «Что произошло в Атлантисе — остается в Атлантисе», –призналась я, переведя взгляд в сторону бара, где, судя по всему, уже вовсю праздновали делегаты Ассоциации Анонимных Эксгибиционистов, или Общества Романтической Фантастической Литературы, со стороны было не понять.

Крейг странно рассмеялся, тоже оглянувшись в сторону бара, откуда доносились громкие крики и глухие выстрелы. Хотелось бы надеяться, что от откупоренных бутылок шампанского.

— Может быть, у тебя еще будет шанс это узнать, – со странной улыбкой ответил он.

Вдруг я почувствовала как к горлу подошел неприятный сухой вязкий комок. Не придумав ничего лучше, я сделала еще один глоток шампанского, которое стало казаться еще более кислым и прогоркшим, словно с привкусом железа и полыни. Где-то на подсознательном уровне я начала чувствовать все время нараставшую во мне тревожность. В голове продолжали мелькать последние слова Барнса, то ли в качестве совета, то ли предупреждения. В любом случае Крейг незнакомцем не был.

— Странный все-таки вкус у этого шампанского... –наконец сказала я, чувствуя как мой язык немеет и медленно перестает меня слушаться.

— А по-моему это отличное шампанское! – рассмеялся он, делая еще один глоток из своего бокала. – Тебе просто так кажется с непривычки.

Я с удивлением посмотрела на него, и к своему ужасу поняла, что все вокруг меня начинает расплываться мелкой рябью. Вцепившись в стоявший неподалеку от меня огромный рекламный щит в качестве поддержки, я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.

— Извини, у меня что-то разболелась голова, – устало сказала я, чувствуя подступающий приступ головокружения. – Я лучше пойду.

— Да-да, конечно... Может быть, тебя проводить?

— Нет, спасибо, со мной все в порядке...

Поставив свой бокал на поднос проходившего мимо официанта, я направилась по узкому проходу между столиков в сторону сверкающей неоновой подсветкой площадки лифтов, но в этот момент все ушло в абсолютную темноту.