Вечер, который лечит
Комната встречала тишиной. Здесь не играла музыка, не тикали часы. Пространство было будто вырезано из самого мрака — тёмные стены, глубокие оттенки серого и угля, ровный свет от потолочной лампы, дающей едва заметное золотистое сияние, словно солнце сквозь пыль в библиотеке, где хранят запретные знания.
На полу — ковёр цвета засохшей крови, приглушённый, но мягкий. Он глушил шаги, как будто пространство само не любило шума. В центре — массивный стол из чёрного дерева, с вырезанными вручную узорами по краям. На его поверхности — абсолютный порядок. Папки, аккуратно уложенные стопкой. Чёрный ноутбук. Потёртый блокнот в кожаной обложке. Письменный прибор, в котором ручка будто кинжал.
Позади — высокий стеллаж, доверху заставленный книгами, ящиками, закрытыми коробками. Ни одной яркой детали — всё строго, выверено. Всё дышало хищной элегантностью.
На стене — старая карта города в рамке под стеклом. В уголке — фотографии, чёрно-белые, выцветшие. Лица, которые уже никто не зовёт по именам. В другом углу — оружейный шкаф: не ради показухи, а как напоминание, что власть, прежде всего, держится на стали и точности.
Кресло хозяина — кожаное, тяжёлое, с глубокими вмятинами, как следы от долгих ночей решений. Оно стояло спиной к двери, и часто, входя, гость не знал — ждут ли его, или он уже опоздал.
А воздух... воздух здесь был особым. Сухой, немного пахнущий кожей, чернилами и железом. Запах власти, к которому привыкаешь — или от которого хочется сбежать, если сердце не выдержит.
Это было место, где рождались приказы и подписывались судьбы. Где молчание весило больше слов, а один взгляд мог стать приговором.
- Что там с нашим человеком, - спросил мужчина в кресле обратившись к своей правой руке.
- Его схватили люди Креда, вкололи препарат и он выдал для чего он приходил
- А девчонка оказалась не промах, — с уважением сказал главный, — жалко даже ее убирать, из нее бы вышел неплохой агент. Тогда переходим к плану Б. Сказал он и перевел взгляд на меня.
- Надеюсь ты нас не подведешь и выполнишь задание, сказал босс.
Кивок
- Отлично, можешь приступать.
Поклон
И человек исчез из помещения, оставив главаря с его правой рукой в кабинете.
- Думаете это сработает?
- Самое страшное, это когда удар приходит оттуда, откуда не ожидал, — сказал главарь с усмешкой
Рината. Настоящие
Наступило утро, но оно не принесло ни света, ни облегчения. Я чувствовала себя разбитой. Будто ночь прошлась по мне тяжелыми сапогами кошмаров — снова и снова. Сон был клочковатым, а тревога пульсировала в груди, как поломанный метроном, сбивший ритм дыхания и мыслей. От этого мутило, внутри всё сжималось в тугой узел.
С усилием, будто преодолевая водоворот, я поднялась с кровати. Движения — автоматические, отстранённые. Натянула что-то из одежды, даже не вглядываясь в цвет и ткань, и босыми ступнями спустилась вниз.
После вчерашней сдачи экзамена, я лишилась оставшихся сил.
На кухне пахло чем-то тёплым и обыденным, но даже это не вызывало эмоций. Руслан сидел за столом, уткнувшись в экран телефона. Он не поднял головы, не сказал ни слова — будто меня и не было. И, честно говоря, я не была уверена, что действительно существую в этот момент. Всё казалось будто в тумане: приглушенным, далеким, как сцена из фильма, который смотришь без звука.
Я села напротив, положив руки на колени. Пульс все ещё отдавался в пальцах. А внутри — пусто. Даже страх куда-то отступил. Осталась только апатия — вязкая, будто топь. И я позволила ей затянуть меня без сопротивления.
Он молчал. Не перебивал, не оправдывался — просто сидел, глядя в мою спину. И я чувствовала этот взгляд кожей, будто прожигал насквозь.
Вода в чайнике зашумела, как будто пытаясь заглушить всё, что происходило между нами. Только не вышло. Потому что тишина была не внешней — она была внутри. Между мной и Русланом выросла стена. Не кирпичная, нет. Стена из обид, недосказанности и того нового, что поселилось в нём и отдалило от меня.
— Ты изменилась, — наконец сказал он.
Я усмехнулась. Горько.
— Или ты просто начал видеть меня не такой, как раньше? — ответила я, обернувшись. — Или тебе просто не нравится, что я больше не маленькая, не молчу, когда ты считаешь, что знаешь, как лучше?
Он посмотрел в сторону, как будто мои слова были слишком колкими. Слишком правдивыми.
— Я просто хочу для тебя нормального будущего. А не... этого.
— Этого? — переспросила я, делая шаг вперёд. — Ты даже не произносишь его имени. Как будто он — грязь, пятно на моей жизни. Но он — мой выбор. Моя жизнь. Не твоя. Понимаешь?
Руслан поднялся со стула. Его фигура нависла надо мной, но я не отступила.
— А если ты ошибаешься, Рин? Если всё это — иллюзия, в которую ты поверила?
— А если нет? — спокойно ответила я. — Тогда ты просто будешь тем, кто не поддержал меня, когда я нуждалась в этом больше всего.
Мы стояли в двух шагах друг от друга. Слишком близко, чтобы быть чужими. Слишком далеко, чтобы оставаться по-настоящему родными.
И в этот момент я поняла — иногда родственные связи рвутся не из-за катастроф, а из-за мелких, незаметных трещин, которые никто не чинит. И тогда ты просто смотришь в глаза человеку, с которым делил детство... и не узнаёшь его.
Чайник щёлкнул отключившись. А я просто стояла и молчала.
Как и он.
— Ты никогда не понимал меня. И, наверное, уже не поймёшь, — сказала я, не пряча голоса, не сглаживая углы. — Знаешь... иногда я завидую Авроре.
Я посмотрела прямо на него, не отводя взгляда. Он чуть нахмурился, но ничего не сказал.
— Что бы ни происходило в её жизни — Денис всегда рядом. Не осуждает. Не лезет с нравоучениями. Просто есть. Надёжный, как якорь во время шторма. Плечо, за которое можно держаться, когда всё рушится.
Я отвернулась, медленно налила себе чай. Пар от кружки обжигал лицо, но он был реальнее, чем всё, что происходило в этой кухне. Реальнее, чем мы с Русланом.
— Знаешь, чего не хватает больше всего? — произнесла я, почти шёпотом, — Просто... быть не одной.
Я повернулась и направилась к лестнице, сжимая в ладонях горячую кружку, будто спасаясь от холода, который рос внутри.
Он всё ещё сидел и смотрел мне вслед. В его взгляде не было злости. Только что-то тревожное. Словно он впервые услышал меня по-настоящему... но уже слишком поздно.
Руслан.
Я сидел в кабинете отца, уставившись в кипу бумаг, что передала тётя Полина. Информация о банде, которую смогли найти — всё это казалось сейчас бессмысленным, как шум дождя за закрытым окном. В голове снова и снова всплывал утренний разговор с Ринатой на кухне.
— Ты никогда не понимал меня...
Каждое её слово оставило царапины внутри. Горькие, болезненные. Я ведь всегда хотел для этой маленькой фурии только самого лучшего. Хотел уберечь, направить, защитить от ошибок. Но, кажется, вместо этого стал для неё чужим.
Мы действительно отдалились. Не в один день — исподволь, незаметно. Завал на работе, затянувшийся ремонт в квартире, постоянные встречи . Всё это съедало моё время, вытягивало силы. И пока я пытался справиться с миром, она отдалялась.
Я поднял глаза и посмотрел на фотографию, стоявшую на отцовском столе. Старое, потёртое фото. Мне — десять, ей — пять. Рината в платье с забавными птичками, с косичками и широкой, беззубой улыбкой, держалась за мою руку. А я — в майке с каким-то супергероем, смотрел в камеру так, будто уже тогда знал, что буду за неё горой.
Тогда всё было проще. Тогда я знал, кем должен быть: братом. Старшим. Надёжным. Тем, кто всегда рядом. Кто первым набьёт нос обидчику и последним отпустит руку.
Когда я перестал быть этим человеком для неё?
Я прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Память вернула ту утреннюю тишину. Её голос — спокойный, уставший, но в каждом слове была обида, накапливавшаяся неделями. Возможно, я правда не замечал её. Не слышал. Не слушал.
А теперь... она искала надёжное плечо не во мне. И, может быть, была права.
Фотография дрожала в пальцах. Я поставил её обратно и опустил взгляд в бумаги. Но в голове продолжала звучать её последняя фраза:
— Просто не хватает надёжного плеча рядом...
И, как ни старался, я не мог отделаться от ощущения, что это плечо должен был быть я.
Сейчас на моём месте оказался он.
Денис. Бывший друг детства. Тот, с кем мы прошли огонь и воду, драки за гаражами, безумные катания на мотоциклах, первые тайны и первые предательства. Мы были как братья — пока не выросли. Пока не встали по разные стороны.
Он выбрал Ринату. Мою сестру.
И, как бы горько это ни звучало, я даже уважаю его за это. За то, что остался. За то что готов ради нее пойти на это. Он стоит рядом — несмотря ни на что. А я... я смотрю со стороны. Слишком поздно понял, что потерял.
Я откинулся в кресле и позволил себе уйти в воспоминания.
Подростковые годы. Летняя жара, прилипшая к коже, дворовая пыль, шумные компании. Денис — тогдашний ветреник, вечно окружённый девчонками, всегда с ухмылкой и парой дерзких шуточек наперевес. Он не думал о последствиях. Жил, как хотел. Свободно. Безответственно.
И даже тогда... я замечал, как Рина смотрела на него. Не как на друга. В её взгляде было что-то особенное — что-то, чего не должно было быть. Она была ещё совсем ребёнком, но я, чёрт побери, видел. Чувствовал.
Она не знала, кто он на самом деле. Не видела, как он обращался с другими — с теми, кому давал надежду, а потом бросал без оглядки. И мне хотелось уберечь её от всего этого. Не потому, что я считал себя лучше. А потому, что она заслуживала большего. Чистого. Настоящего.
И тогда я не мог — не хотел — увидеть в Денисе того, кто достоин моей сестры.
Сейчас он изменился. Повзрослел. Остепенился. Или просто научился прятать свою дикость глубже. Но сомнение всё ещё гложет меня. Что, если он всё тот же? Только маску сменил?
Я провёл ладонью по лицу, чувствуя, как на висках стучит тяжёлая усталость.
Быть братом — значит стоять на границе. Между желанием отпустить и необходимостью защитить.
И иногда — это самая сложная роль в мире.
Иногда мне кажется, что быть братом — это бесконечная борьба с собой.
Ты не имеешь права на ревность, не можешь запретить, не должен вмешиваться. Но ты видишь. Видишь, когда что-то идёт не так. Когда человек рядом — не тот. Или, наоборот, тот самый. Только больно это осознавать, потому что тогда ты — лишний.
Я наклонился к столу, медленно перебирая листы, но перед глазами всё ещё стояла та детская фотография. И та девочка с заплетёнными косичками — моя Рина.
Не Фурия. Не гонщица. Не упрямая взрослая девушка с глазами, полными огня и упрёка.
А моя младшая сестра, которая когда-то пряталась за мою спину, если слышала гром.
Сейчас она прячется от меня.
Почему?
Я задаю себе этот вопрос уже не первую неделю. Может, потому что я начал относиться к ней, как к проблеме, а не как к человеку. Как к риску, а не как к родной душе.
И пока я занимался «правильным» — она ушла к тому, кто просто был рядом. Не учил, не упрекал, не контролировал. Просто держал её за руку, когда ей было страшно.
Может, я в чём-то и прав. Может, Денис и правда не идеален.
Но в этой истории я — не судья. И даже не герой.
Я всего лишь брат, который однажды подумал, что сможет всё удержать под контролем.
Но любовь не контролируют. И выбор — не отнимают. Даже если он тебе не нравится.
Даже если он — олицетворение всех твоих страхов.
Я откинулся назад, прикрыв глаза, и тяжело выдохнул.
Просто не хватает надёжного плеча рядом... — всплыли в голове её слова.
И я понял: если я ещё что-то значу для неё, хоть немного — я должен быть этим плечом.
Даже если она уже выбрала не меня.
Даже если я больше не её опора.
Хоть издалека — но рядом.
По-братски. Без условий. Без контроля.
Просто рядом.
Из мыслей меня вырвал резкий, металлический звук домофона.
Рината давно закрылась у себя в комнате — ни стука, ни шороха. Она будто растворилась, замуровавшись в тишине. Так что пришлось идти самому.
Я открыл дверь — и на пороге стояли они.
Аврора и Миша. Как всегда — вместе. Как будто ветер и пламя в одном кадре.
— Вы? — удивлённо спросил я, делая шаг в сторону, чтобы впустить их в дом.
— А кто ещё? Бабайки? — усмехнулся Миша и, не теряя привычной лёгкости, помог Авроре снять куртку. Он всё такой же — с шуточками наперевес и улыбкой, за которой порой пряталась острота.
— Как я тебя давно не видел, паразит, — с ухмылкой сказал я и потянулся к нему в братском приветствии.
— Я тоже по тебе скучал, коп, — фыркнул он, пожимая руку крепко, с силой, как в старые добрые.
— Привет, — прозвучало чуть мягче от Авроры. Мы обменялись лёгкими похлопываниями по плечу, но в её взгляде сквозила внимательность, почти рентгеновская.
Словно она уже что-то знала. Или догадывалась.
— Где Рината? — спросила она, оглядывая пространство позади меня, будто ожидая увидеть сестру прямо здесь, у лестницы.
— В комнате, — выдохнул я, тяжело, как будто эти два слова весили тонну. Аврора не отвела взгляда. Её глаза — яркие, холодные, как лёд над бушующим морем — пристально всматривались в меня, будто что-то сверяли внутри.
— Я тогда к нашей храброй красавице, — весело заявил Миша и направился на второй этаж, ступая легко, словно в этом доме он бывал чаще, чем я за последние месяцы.
Я остался с Авророй.
Она не двинулась с места. Только сложила руки на груди, выпрямилась чуть строже.
— А ты не пойдёшь к подруге? — спросил я, немного неловко. В её взгляде было что-то тревожное.
— Сначала поговорить надо со старшим братом подруги, — сказала она. Голос звучал спокойно, но в нём уже чувствовалась сталь.
И в следующую секунду её голубые глаза буквально обожгли меня.
Я вдруг ощутил, будто стою не перед девчонкой, а перед кем-то, кто давно понял, что к чему. Кто не собирался ходить кругами.
Мы прошли на кухню с Авророй.
Тишина будто уплотнилась, повиснув между нами вязкой дымкой. Я машинально поставил чайник, просто, чтобы занять руки, отвлечься хоть на миг. Но Аврора не отводила взгляда — стояла у стола, не садясь, с тем самым выражением, от которого у меня закрадывался нехороший предчувствие.
— Ты злишься, — сказал я, нарушив молчание.
Это не был вопрос. Это было очевидно.
— Нет, Руслан, — ответила она спокойно, но отчётливо. — Я разочарована.
Она сделала паузу, а потом продолжила:
— Знаешь, когда у человека в жизни начинается полная жопа, он всегда смотрит на самых близких. Родители, братья, сёстры, друзья... И если хотя бы один из них остаётся — становится легче. Даже если молчит. Даже если просто сидит рядом.
Я почувствовал, как что-то сжалось внутри.
Она не повышала голос. Не читала нотации. Просто говорила — и в её словах было больше правды, чем я хотел бы слышать.
— А ты не рядом, Рус. Ты отстранился. От Рины. От всех. Ты закрылся в своих делах и забыл, что ей может быть страшно, больно, одиноко.
— У меня не было цели её обидеть, — выдохнул я, чувствуя, как глупо звучит эта защита.
Но Аврора только покачала головой.
— Я знаю. Ты не плохой. Ты просто начал бояться сильнее, чем сам того осознаёшь. И чтобы защитить её, ты выбрал холод. Дистанцию. Контроль.
Она подошла ближе и мягко добавила:
— Но Рината не просит, чтобы ты за неё решал. Она просто хочет знать, что ты за неё всё ещё борешься. Что ты по-прежнему — её брат.
Чайник вскипел, но я даже не пошевелился.
Аврора смотрела в глаза — спокойно, прямо, по-взрослому. И я почувствовал, как внутри что-то трескается. Как будто обнажается заново то, что я сам же пытался закопать под усталостью, под «здравым смыслом», под обидами.
— Она нуждается во мне? — спросил я, почти шёпотом.
Аврора улыбнулась уголками губ. Грустью.
— Она никогда не переставала.
Вопрос лишь в том... будешь ли ты рядом, когда она снова постучится.
И с этими словами она развернулась и пошла наверх, оставив меня одного.
С чайником, что давно закипел. С тишиной.
И с ноющим чувством в груди, которое не отпускало.
Я остался стоять у кухонной стойки, глядя в пустую чашку, которую даже не налил.
Аврора ушла — тихо, без драм, но внутри меня что-то грохнуло. Словно кто-то снял последние заплаты с раны, которую я упорно не хотел замечать.
Она никогда не переставала нуждаться во мне...
Это больно.
Больно понимать, что своим молчанием, своей «зрелостью» я отталкивал не врага, а сестру.
Я хотел уберечь её от боли, от плохого выбора, от Дениса.
Но забыл главное — никто не может прожить жизнь за другого. Даже брат.
Память выдала один из последних наших разговоров — она тогда уже злилась, но всё ещё тянулась. Хотела, чтобы я услышал.
А я... я просто поставил точку. Как в документе, где что-то не совпадает с планом.
И вот теперь в её жизни остался Денис.
Друг, которого я считал недостойным. А оказался ли я сам достойным быть рядом?
Я сел за стол, сжав ладонями виски.
В голове крутились обрывки: её голос, чуть дрожащий от обиды.
Улыбка — натянутая, с болью в уголках губ.
И взгляд, в котором больше нет детского доверия. Только стена.
Я так долго думал, что защищаю её, что упустил момент, когда сам стал тем, от кого приходится защищаться.
Рината
Я лежала на кровати, уткнувшись в экран телефона, и переписывалась с Денисом.
Он спрашивал, как я.
«Как ты?»
Простой вопрос, на который сложно честно ответить.
Можно написать: «нормально» — и не врать, но и не говорить всей правды.
Можно: «живу» — и это будет ближе к истине.
Можно: «устала» — но он начнёт волноваться, и мне придётся объяснять, от чего именно.
А я и сама не знаю.
Пальцы зависли над клавиатурой.
Глаза щипало от недосыпа. Сны были рваными, тревожными. В голове — каша. На душе — как будто кто-то пролил тёмную воду и не потрудился вытереть.
Наконец я написала:
«Пока дышу. А ты?»
Он почти сразу ответил. Как будто ждал.
«Тоже. Думаю о тебе.»
«Я рядом, если что.»
Я невольно улыбнулась. Горько, но всё же улыбнулась.
Он всегда так пишет. Без громких слов. Без обязательств. Но я знаю: если позову — приедет. Даже ночью. Даже на край города. Даже в ад.
Снизу послышались шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Я затаила дыхание.
Сердце кольнуло ожиданием.
Неужели Руслан?
В дверь постучались.
- Входи, — сказала я и в мою комнату зашел Миша. Я не ожидала его увидеть.
-Миша!, — удивленно и радостно вскочила с кровати и отбросила телефон и обняла друга, очень крепко.
— Привет, фурия, — сказал он, и я утонула в его объятии, как будто это был якорь, не дающий мне окончательно утонуть в этой неделе.
Я крепко вцепилась в него, уткнувшись лбом в его плечо. На пару секунд мир будто застыл. Без звонков, мыслей, обид. Только тёплый, настоящий, живой Миша.
— Я не знала, что вы приедете, — выдохнула я, отстраняясь чуть-чуть, чтобы посмотреть на него. — Ты с Авророй?
Он кивнул:
— Как ты? Я слышал о нападение, ты большая молодец, сказал оосматривая меня, чтобы убедиться, не пострадала я или нет.
— Все хорошо, спасибо за беспокойство, Миша, - сказаал я садясь на кровать. Друг сел вместе со мной и настороженно на меня посмотрел.
Миша смотрел внимательно, без лишней суеты, без улыбки, которую обычно носил как щит. Он молчал, но его молчание было не пустым — оно было внимательным, принимающим, почти тёплым.
И от этого мне вдруг стало ещё тяжелее.
— Ринка... — начал он, немного сдавленно. — Я тебя знаю с детства. Знаю, когда ты врёшь. Особенно себе.
Я отвернулась, уставившись в край покрывала. Молча. Потому что если скажу хоть слово — сорвусь.
— Ты как будто не здесь, — продолжил он. — Словно оболочка твоя двигается, а сама ты где-то внутри забаррикадировалась и смотришь из-за стекла. Хочешь — отмахнись, хочешь — пошли меня к чёрту, но я это вижу.
Я сжала пальцы в кулак.
— А что ты хочешь услышать? Что мне страшно? Что я не сплю ночами? Что мне будто не дают дышать — ни дом, ни улица, ни даже собственная тень? — голос сорвался, но я не остановилась. — Что я боюсь за каждого, кто мне дорог? Что я не узнаю своего брата, а Денис... Денис меня любит, но я боюсь, что он сгорит в этом всём быстрее, чем я успею что-то сделать?
Слова посыпались, как из треснувшего сосуда, и Миша не перебивал. Только сидел рядом, чуть ближе, чем было можно, и смотрел на меня так, как смотрят не просто друзья — а те, кто остаётся, когда рушится всё.
— А ещё, — прошептала я, уже тише, — я устала. Просто... до дрожи, до тошноты, до боли в костях.
Миша протянул руку и мягко положил её мне на плечо. Не утешая, не жалея — просто был рядом.
Это было лучше, чем любые слова.
— Ты имеешь право на усталость, Ри, — тихо сказал он. — Но ты не одна. Ни в этом доме. Ни в этом городе. Ни в этой войне, в которую вас втянули. Поняла?
Я кивнула. Молча. Сжав зубы, чтобы не заплакать.
Потому что если и заплакать — то только не перед ним. Перед ним — только сильной. Только Фурией.
Он посмотрел на меня, слегка улыбнулся, и уже привычным, лёгким тоном добавил:
— Я с тобой и не только я, - сказал он.
Я обернулась на звук шагов, и сердце болезненно сжалось — в дверном проёме стояли Аврора и Руслан.
Они выглядели по-разному: Аврора — уверенной, собранной, как будто шла в бой с чётким планом. Руслан... он смотрел на меня немного иначе. Не так, как раньше. Но и не так холодно, как вчера.
Он держал в руках кружки, Аврора — чайник. Оба будто пришли с перемирием.
— Мы подумали, что тебе нужен нормальный чай, — спокойно сказала Аврора, заходя первой. — И не из пакетика, а с лимоном и мёдом. Настоящий. Успокаивающий. Как ты любишь.
Я прикусила губу, чтобы голос не дрогнул. Слова застряли где-то в горле, как несказанные признания, которые уже не вернёшь назад. Миша аккуратно отступил, оставив место на кровати.
Руслан подошёл ближе. Поставил кружку на тумбочку рядом со мной.
— Я не сразу понял, как с тобой говорить, Рин. Наверное, забыл, что ты уже не пятилетняя девчонка, которую можно спрятать от мира. Ты выросла. И мне... трудно с этим смириться.
Его голос был хриплым, и я впервые за долгое время увидела в нём не строгого контролирующего брата, а просто — уставшего мужчину. Слишком уставшего.
Как и я.
— Я тоже многое забыла, — сказала я тихо. — Например, как это — просто пить чай с братом.
Он кивнул. Медленно.
Аврора поставила чайник на столик у окна и села рядом.
— Вот и вспомним, — спокойно сказала она. — У нас ещё много чего впереди. И плохого, и хорошего. Но если мы хотя бы за столом сможем быть одной командой — это уже будет победа.
Руслан уселся рядом с Мишей. Протянул мне кружку.
— За нашу фурию, — сказал он. — Которая, даже когда падает, умудряется греметь как гроза.
Я взяла чашку.
— За нас, — выдохнула.
И в этот момент я почувствовала, как воздух в комнате стал теплее.
Как будто впервые за долгое время... я снова дома.
Аврора подлила мне чаю, не спрашивая. Она всегда знала, что в такие моменты лучше просто быть рядом. Молча. Без советов, без давлений.
Я сидела, держа горячую кружку в ладонях, словно она могла согреть не только пальцы, но и что-то гораздо глубже — замёрзшее внутри.
— Расскажешь, что случилось? — тихо спросила она.
Я не сразу ответила. Только сделала глоток. Медленно. Пытаясь выровнять дыхание, удержать дрожь.
— Он вошёл в дом, — наконец сказала я. — Было тихо. Слишком тихо. Я услышала шаги. Сначала подумала, что это Руслан. Потом... поняла, что нет. Всё внутри перевернулось. Страх — он был почти осязаемым.
Руслан сжал кулаки, но не перебил.
— Я была в кабинете, достала из сейфа пистолет, — продолжила я. — Он как будто знал куда он идет, словно была известна планировка дома и он направлялся к кабинету
А потом...
Потом я сделала то, чего не ожидала от себя. Я угрожала ему, попала в плечо. Потом приехал Денис
Миша осторожно положил руку мне на плечо.
— Горжусь тобой.
Я слабо улыбнулась.
— Спасибо. Только страшно, что они снова придут и...
И теперь... теперь я каждую ночь слышу шаги. Даже когда их нет.
В комнате повисло молчание.
Но оно не было давящим. Оно было уважительным. Наполненным пониманием.
— Мы не дадим тебе остаться с этим наедине, — твёрдо сказал Руслан. — Ни тебе, ни Авроре, ни Денису. Это моя ошибка, что я сразу не встал рядом. Исправлю.
— Уже исправляешь, — тихо заметила Аврора. — Мы одна команда, Руслан. И в этой войне, как бы её ни называли, выстоять можно только вместе. По одиночке нас просто сожрут.
— Вы же понимаете, на сколько они умеют собирать информацию?, — сказала я. —Они смогли раздобыть ключ карту, про планировку дома я молчу
— "17-й круг" перешол в наступление, — бросил Миша. — Они посеяли панику теперь будут выжидать.
— Папа с мамой уже начали действовать, — кивнула Аврора.
— Нужно всё систематизировать, — сказал Миша, деловито. — Кто, когда, где, что слышал. У кого есть подозрения. С кем можно выйти на контакт. Они прячутся в тенях, но мы вытянем их наружу.
- Надо подробнее допросить того человека, - сказал Аврора. - То что он раскрыл их план и мотив это хоть что-то.
- Это надо будет связываться с ФБР, - сказал брат и хмыкнул, — у меня дружок там работает, может подсобит
— Ты серьёзно? — я удивлённо вскинула брови, посмотрела на Руслана. — ФБР?
Он пожал плечами, как будто речь шла о каком-нибудь знакомом из спортзала, а не о федеральном агенте.
— Мы с ним пересекались на учёбе, — пояснил он. — Сейчас в отделе по анализу организованной преступности. Долги у него передо мной есть. Думаю, один звонок — и он хотя бы даст доступ к базе, может, поможет с распознаванием лиц или пробьёт активность по номеру.
— Отлично, — кивнула Аврора. — Но нужно всё делать аккуратно. Если "17-й круг" поймёт, что мы ищем союзников, — нас просто выключат из игры. Или хуже.
Я смотрела на всех и чувствовала, как тревога сменяется сосредоточенностью. Почти как перед гонкой: когда страх есть, но в груди — стальной стержень. Его нельзя сломать.
Уже был поздний вечер, и тусклый свет от настольной лампы разливался по комнате, окрашивая стены в мягкое янтарное. Я устроилась с ноутбуком у окна, укутавшись в плед, с кружкой чая в руках. На экране — мама. Родная, светлая, сейчас живущая у родственников со стороны дедушки, далеко за границей.
— Ты опять не ела вовремя, да? — строго сказала она вместо приветствия, щурясь, будто бы могла разглядеть сквозь пиксели, что я скрываю.
— Мааам... — протянула я, скосив глаза. — Ну чай же пью.
— Чай — не ужин, — отрезала она, и я не удержалась от улыбки.
— Всё, всё. Завтра исправлюсь. Клянусь лапкой Авроры.
— Вот и не надо впутывать Аврору в свои пищевые преступления, — усмехнулась мама.
В это время в комнату заглянул Руслан, зевая. Увидел экран — и в ту же секунду оживился.
— Мам, ты что, нас в Zoom вызвала на отчёт? — хмыкнул он и подошёл ближе.
— Ага. Проверка на живучесть и адекватность. Сдавайте показатели, — весело ответила она, и мне на секунду стало легче. Как в детстве. Как будто ничего этого — "17-го круга", угроз, страха — не было.
Руслан плюхнулся рядом на диван, прихватив печенье с подноса.
— Я нормально живу. Работаю. Готовлюсь стать агентом ФБР.
— Агентом чего? — приподняла бровь мама.
— ФБР. Фронт Братской Ревности. Контролирую всех, кто к Ринате приближается ближе, чем на пять метров.
Я фыркнула в чай.
— Тебе бы комиксы писать.
— Зато весело, — вмешалась мама. — Пусть шутит, значит, не сломался.
Она посмотрела на нас с экрана с такой нежностью, от которой в горле тут же застрял ком.
— Вы — моя гордость. Оба. Даже когда притворяетесь, что вам ничего не страшно.
— Нам страшно, — тихо сказал Руслан. — Но мы вместе. Это лечит.
Мама кивнула. В её взгляде было и тепло, и боль, и сила. Та самая, что передалась нам от неё.
— Я обязательно вернусь. Как только всё устаканится. А пока — звоните чаще. И, пожалуйста, не забывайте... вы — моя семья. Моя опора. Моя Фурия и мой защитник.
Я прижалась к плечу брата, чувствуя, как в комнате становится теплее, даже несмотря на опасности снаружи.
— Мы справимся, мам, — сказала я. — Обещаю.
Мы ещё немного поговорили с мамой — о мелочах, о старых рецептах, о тёплых вечерах в доме у дедушки. Я слушала её голос и старалась впитать каждое слово. Потом к экрану подошёл папа. Он присел рядом, обменялся с ней парой фраз, и вдруг в его взгляде появилась та самая мягкость, которую он всегда прятал под хмурым лбом. Он просто сказал:
— Береги себя, Дилара. И нашего ребенка.
И в тот момент я почувствовала — всё будет хорошо. Мама и ребёнок внутри неё в порядке. Где-то там, за тысячами километров, жизнь продолжалась, и это давало мне силу.
Когда звонок закончился, стало неожиданно тихо. Спокойно. Мы с Русланом переглянулись, и я впервые за долгое время не увидела тревоги в его глазах.
Папа собрал нас на ужин. Без торопливости, без телефонов. Просто мы — трое за круглым столом на кухне. Я, Руслан и он. Пахло запечённой курицей и травяным чаем с мёдом. В тарелках пар, в окне — фиолетовый закат. Мы ели, говорили о чём-то простом — про вкус хлеба, про шутки из детства, про то, как Руслан однажды попытался сварить суп из конфет.
— Ты до сих пор мне это припоминаешь? — возмутился он, откусив кусок хлеба.
— До конца жизни, — хихикнула я. — Там был "Твикс", "Барни" и... макароны.
— Я экспериментатор, не признанный гений.
— Ага, в токсикологии.
Папа улыбался, тихо, по-своему. И я увидела, как напряжение на его лице немного растворяется.
На какой-то миг всё исчезло — и тени, и страх, и "17-й круг". Я просто ела, слушала, смеялась. На какой-то миг я забылась. Почувствовала себя в безопасности. Дома. Среди тех, кто любит меня — несмотря ни на что.
И пусть за стенами всё ещё была угроза, пусть сердце всё ещё хранило тревогу, но в этот вечер я позволила себе маленькую роскошь: верить, что всё не зря. Что у нас есть шанс. Потому что мы вместе.
После ужина мы не спешили расходиться. Руслан уселся в кресло, раскинувшись, как будто наконец-то выдохнул. Папа мыл кружки, а я стояла рядом, вытирая их полотенцем.
— Ты опять за моим фронтом следишь, а? — с улыбкой спросил он, передавая мне чашку.
— Конечно. У тебя техника "ополоснул — значит чисто", а я потом второй раз перемываю.
— Это семейное. От деда досталось.
Я усмехнулась и посмотрела на него. Он выглядел усталым, но спокойным. Как будто после звонка с мамой внутри него что-то немного встало на место. Может, как и у меня.
— Ты сегодня был другим, — тихо сказала я, ставя чашку в сушилку.
— Каким?
— Не бронёй. Настоящим.
Папа посмотрел на меня, чуть склонив голову.
— А ты всё чаще — Фурия, — сказал он. — Говоришь спокойно, но внутри пульс, как в гонке.
— Потому что это и есть гонка, — ответила я. — Только без финиша и без зрителей. Сами по себе. На грани.
Он стёр с рук воду и прислонился к столу.
— Ты испугалась, когда он вошёл в дом? — спросил он, глядя прямо в меня.
Я чуть сжалась от прямоты вопроса, но всё же кивнула.
— Да. Очень. Но я не позволила этому страху взять верх. Не знаю, как... но я просто действовала.
— Именно поэтому я тобой горжусь.
— Серьёзно?
— Абсолютно, — сказал он, и в его голосе не было ни капли сомнения. — Потому что ты не убежала. Потому что защитила себя. И потому что говоришь об этом вслух. Это не слабость, Рината. Это сила.
Я почувствовала, как ком в горле поднимается, но сдержалась.
— Я просто боюсь, что если ещё раз... я не успею. Что это повторится. И кто-то пострадает. Или мама...
— Тогда мы должны быть на шаг впереди. — Он подошёл ближе и крепко обнял меня. — Ты не одна. Мы не дадим им сделать это снова.
В этот момент в комнату заглянул Руслан.
— Ну что, душевно посидели? А я думал, вы уже политикой занялись или тактикой боя.
— Нет, это будет завтра, на утреннем брифинге, — отозвалась я, улыбаясь сквозь слёзы.
— Отлично. Только я требую кофе и круассаны, если уж быть серьёзными.
Папа рассмеялся.
— Обжора.
— Реалист, — парировал Руслан, усаживаясь обратно в кресло. — Кстати, кто-то обещал рассказать, как маму впервые на свидание звал.
— А вот это уже classified, — фыркнул отец, но сел рядом с нами.
Мы болтали ещё долго. Про старые времена. Про то, как мама гоняла на мотоцикле по дачным дорогам, и папа за ней пешком через кусты. Про то, как Руслан когда-то перепутал шампунь с кремом для бритья. Смех становился настоящим. Впервые за долгое время.
Когда настали поздние часы, и мы разошлись по комнатам, я задержалась в дверях. Посмотрела на них. На семью. Живых, родных, настоящих.
И сказала:
— Спасибо, что вы есть.
Папа просто кивнул. А Руслан сказал:
— Ну, ты давай, наша гроза. Завтра день новый, а значит — снова можно побеждать.
Я ушла в комнату.
Я уже почти легла. Свет в комнате был выключен, только мягкое сияние от ночника освещало край кровати. За окном мерцали редкие огни — тихо, спокойно. Казалось, ночь впервые за долгое время не пугала, а обнимала. Я читала детектив «Убийство на улице Морг»
Старая книга. Когда-то я взяла её у деда. Она пахла временем и чуть-чуть дымом. В ней был ритм, который всегда помогал мне — не расслабиться, нет, — сосредоточиться. Погрузиться. Уйти от настоящего в чужие мысли, в логические выкладки, в мрак рассудка.
Я села на кровать, облокотившись на подушки. Открыла книгу.
"Само по себе имя Дюпен очаровало меня..."
Строчки потекли легко. Как будто голос По пробирался сквозь ночь, рассказывая не просто детективную историю, а что-то гораздо более глубокое — как темнота тоже может быть аналитичной. Как ум может быть острее страха.
Я перелистнула страницу, чувствуя, как дышу всё ровнее. Мозг наконец переключался — от воспоминаний к загадке. От напряжения — к наблюдательности.
"Детективный процесс — это не просто наука, это искусство."
Я усмехнулась. Мысленно представила Дюпена. В тумане, в тени, с глазами, читающими мир, как я читала эти строчки. Я даже не заметила, как начала шептать некоторые фразы вслух.
— "...преступление кажется невозможным, а значит — именно в невозможном и скрывается ключ..."
В комнате было по-настоящему тихо. Только шелест страниц и дыхание.
Тихий стук в дверь.
— Зайдёшь? — спросила я, не вставая.
— Если не спишь, — отозвался голос Руслана.
Он вошёл осторожно, будто боялся нарушить это хрупкое спокойствие. В пижамной футболке и с чашкой чая в руках. Подошёл, поставил её на тумбочку рядом с моей и сел на край кровати. Я отложила книгу, загнув страницу, вместо закладки.
— Не мог уснуть, — сказал он. — Мозг крутит, как пластинку: лица, шаги, планировки...
Он усмехнулся, но взгляд у него был внимательный, нешуточный.
— И твой голос. В голове. "Он вошёл в дом".
— Прости, — прошептала я. — Я не хотела, чтобы ты это представлял.
— Зато теперь представляю, как ты в него стреляешь. И всё внутри гордостью сжимается, как будто... — он на секунду замолчал, — как будто я не просто брат, а зритель у самой границы арены, где сражается моя маленькая сестра.
Я усмехнулась сквозь ком в горле.
— Это не была арена. Это был дом. Мой. И я не хотела, чтобы он туда вообще входил.
— Знаю. — Он кивнул, провёл рукой по волосам. — Знаешь, я... раньше злился. На тебя. За то, что ты всё скрывала. Была где-то далеко. В гонках, в тайнах, в своих решениях.
— А я злилась на тебя, — призналась я. — За то, что ты как будто перестал быть рядом. Как будто выбрал быть братом по крови, но не по выбору.
Руслан посмотрел на меня. Долго. Взгляд был тёплый, но с лёгкой болью.
— Я просто боялся. Что если влезу, всё только хуже станет. Что я не тот, кто нужен тебе рядом. А теперь... понимаю, что, может, нужен был как раз я. Тот, кто просто сядет и скажет: "Я рядом. Даже если ты падаешь. Даже если молчишь".
— Мне и правда нужен ты. — Слова вырвались сами. Без маски. Без брони.
Он протянул руку, лёгонько коснулся моей ладони.
— Тогда считай, что я здесь. Официально. Без отговорок. Без условий. Если ты — Фурия, то я — твоя гроза на заднем плане. Гром, который вовремя накроет.
Я усмехнулась сквозь влажные глаза.
— Не слишком ли поэтично?
— Возможно. Но ты же любишь поэзию боли и скорости. Так что привыкай.
Он встал, уже собираясь уходить, но замер на пороге.
— Завтра утром встанем раньше. Вместе. Заварим кофе. И, может, просто поболтаем о чём-то нормальном. Без "17-го круга", без страха. Просто о жизни.
— Договорились.
— Спокойной ночи, сестрёнка.
— И тебе, Руслан.
Он закрыл дверь, и тишина снова окутала комнату. Но теперь в ней не было одиночества. Брат снова стал братом. Лёд треснул. А я, впервые за долгое время, поверила, что мы справимся.
Вместе.