По ту сторону нас

Рината

Порой сказка заканчивается быстрее, чем она успевает начаться...

Мы сидели в гостиной все вместе. Воздух был плотным, будто наполненным электричеством перед бурей. После прихода Полины и Димы отец изменился — лицо стало жёстким, черты напряжёнными, взгляд отстранённым. Он выглядел сосредоточенным, как перед операцией, где цена ошибки слишком высока.

— Но, дорогой... — голос мамы дрожал от растерянности. — Почему я должна уехать? Что случилось? — Она искала его взгляд, словно в нём можно было найти ответы.

— Дилара, — он повернулся к ней мягко, но твёрдо, — оставаться в городе опасно. — Бережно поцеловал её руку. — Дима и Полина принесли информацию. Они вышли на след банды, называющей себя «Семнадцатый круг». Это... серьёзно.

Мама побледнела. Мы все молчали, будто боялись спросить лишнего. Но я не выдержала:

— Чем они опасны? — спросила я, глядя на отца.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Что тебе известно?

Меня передёрнуло, но скрывать уже не имело смысла.

— Мы были на нелегальных гонках, — сказала я и перевела взгляд на Руслана. Он сидел спокойно, словно статуя. Такие профессии, как у него, делают из людей машины — собранные, готовые почти ко всему. — Денис участвовал в заезде и должен был встретиться с... Вандалом, кажется, в VIP-зоне.

— Рината... — вздохнула мама. — Скажи, что ты была там только как зритель?

Я лишь покачала головой. Отец посмотрел на меня тяжёлым взглядом.

— Мы это позже обсудим, — сказал он холодно.

— Что нам известно? — спросил Руслан. — Есть у них связи? Как они пробивают адреса, как проявляются? Что вам передали тётя Полина и дядя Дима?

Отец тяжело вздохнул, опустил взгляд, будто собирался с мыслями. Потом заговорил. Его голос был низким и глухим, будто он произносил приговор:

— «Семнадцатый круг» — это не просто уличная банда. Это замкнутое сообщество людей, связанных криминальным прошлым и человеком по имени Захар. По сути — семья, где каждый кому-то что-то должен. Бывшие партнёры, дети преданных и предателей. Они не забывают. И не прощают. Случайных людей у них нет.

Он сжал кулак.

— Захар, один из их старших, когда-то работал с отцом Димы. Но тот предал его. Спустя годы, выйдя из тюрьмы, Захар решил отомстить — и бывшему напарнику, и его семье. Не успел. Его снова посадил Кред — Виктор, наш старый знакомый. У Виктора погибла семья в самолёте, где отцом Полины управлялся борт. И это была вина Захара. Его закрыли, и он погиб в тюрьме. С тех пор... «Семнадцатый круг» начал мстить. Сначала убрали сотрудников полиции, потом юриста... потом отца Димы. А теперь круг сузился до нас.

У меня пересохло во рту. Мама крепче сжала мои пальцы, и я — её. Ей нельзя было нервничать. И нельзя было становиться мишенью в этой игре.

— Так, — сказал Руслан, — а мы им зачем? И как они действуют?

— Они не действуют безрассудно. Они выжидают. Бьют по самым уязвимым местам: через страх, через близких, через слабости. Именно это и выяснили Полина с Димой. Им удалось выйти на утечку — информация шла из частной клиники. Один из врачей продавал сведения: адреса, графики, личные дела. Всё, что касалось нас. Через него нашли связного с «Кругом».

— И что дальше? — спросила я. Голос дрожал, но я старалась держаться.

В комнату зашли Полина и Дима. Одеты как агенты: куртки с потайными карманами, на поясе — кобура. Мама обняла тётю Полину и села рядом.

— Что там? — спросил папа у крёстного. Тот сел рядом с ним.

— Всё чисто. Подставных гражданских не обнаружено, — ответил Дима.

— Тёть Полин, — обратился Руслан, — какой дальнейший план действий? Мы будем просто ждать?

— Мы начинаем действовать первыми, — уверенно сказала Полина. В её взгляде не было ни страха, ни сомнений. — Мы с Димой уже запустили первую фазу. Вандал, наш старый напарник, тоже подключился. Он знает их схемы.

Дима кивнул:

— А Кред собирает старые связи. В том числе бывших коллег из спецслужб — тех, кто ушёл в тень, но не продался. Он помогает вычислить, где сейчас логово «Круга», кто ими руководит и какие у них ресурсы. Мы уже знаем, что они двигаются через автосервис на окраине. Это один из их пунктов.

— А ты? — спросила мама у отца. У меня голова шла кругом. Казалось, я вот-вот отключусь.

Отец посмотрел на неё, и в его глазах сверкнул лёд.

— Я собираю оружие и документы. Если всё пойдёт плохо — вы должны быть как можно дальше. Мы с ребятами перекроем им путь. Но нам нужно время.

— Мы уедем, — твёрдо сказала мама, — но только если ты пообещаешь не геройствовать в одиночку.

Отец кивнул. Я заметила, как у него дрогнули пальцы. Только сейчас я по-настоящему осознала, насколько всё серьёзно.

Но уезжать я не хотела.

— Я не смогу уехать, — тихо сказала я, и все посмотрели на меня. — У меня учёба... и сессия.

— Ты серьёзно? — Руслан резко повернулся ко мне. — Ты сейчас всерьёз ставишь зачётки выше безопасности?!

— Руслан... — начала мама, но он поднял ладонь, не отводя от меня взгляда.

— Нет, мам. Она должна это услышать. — Его голос стал твёрдым. — Ты видела, с кем мы имеем дело, Рина. Это не просто страшилки. Это реальная угроза. Ты — уязвимая цель, и я не позволю тебе быть наживкой.

— А когда это всё закончится, то я потеряю учёбу! — крикнула я, чувствуя, как голос срывается. — И моё будущее пойдёт на смарку! Я всю жизнь к этому шла, понимаешь?! К нормальной жизни! Вы хотите, чтобы я просто... всё бросила?!

— А если ты не доживёшь до защиты диплома, тебе он будет сильно нужен? — рявкнул Руслан. В его голосе не было злобы — только страх. Брат смотрел на меня так, словно я держала гранату без чеки.

— Руслан! — вмешалась Полина, шагнув между нами. — Не так. Её страхи — тоже реальные. Ты хочешь защитить сестру, но не дави. Это не спор, кто громче крикнет.

Я отвернулась, слёзы подступили к глазам. Горло сдавило так, будто меня душил собственный страх. Я не была наивной — знала, что всё может сорваться, что ставки высоки, что в этой игре гибнут не пешки, а семьи. Но от этого желание сохранить своё хоть какое-то «нормальное» становилось ещё отчаяннее.

— Она остаётся, — вдруг сказал отец. Его голос был спокоен. Даже странно спокоен. — Но под нашей защитой. Без самодеятельности. Руслан и я будем тебя отвозить в университет и домой. Поняла?

Я подняла глаза. Впервые за всё время он смотрел на меня не как на ребёнка. Не как на свою маленькую девочку. А как на человека, который сделал выбор. И несёт за него ответственность.

Я кивнула. Медленно. Словно подписывала внутренний договор с самой собой.

— Тогда решено, — сказал Дима. — План корректируем. Уезжают только Дилара. Временно. Вы — наш тыл, наша страховка. Рината останется здесь — но под наблюдением.

— Полиция может чем-то помочь? — спросил Руслан, глядя на Диму и Полину.

Полина усмехнулась — горько, почти устало:

— Официально — нет. В лучшем случае они притормозят расследование, в худшем — сольют информацию «Кругу». Мы не можем рисковать. У них есть люди внутри, и мы до конца не знаем, кто именно.

— Но ты ведь говорила, что Кред ищет старые связи, — уточнил Руслан. — Среди них кто-то остался чистым?

— Остались, — кивнул Дима. — Но действуют только в тени. Без формы, без погон. Они — как мы. Семья тех, кого уже пытались сломать. И они помнят, кто враг. Сейчас они собирают данные: сливы, связи, транспорт, точки пересечений. Всё, что можно.

— И если всё пойдёт по худшему сценарию? — тихо спросила мама.

— Тогда у нас будет план «Б», — твёрдо ответил отец. — Безопасный выезд, заранее подготовленные маршруты, запасной дом за городом. Я уже всё уладил.

Мама кивнула, но я видела по её глазам: она до последнего надеялась, что до этого не дойдёт.

— Ладно, — Руслан прошёлся по комнате, будто проверяя выходы. — Я подключу друзей с прежней службы. Есть один хакер, которому я доверяю — если мы найдём электронные следы, он вытащит их на свет. Без доступа к базам, но со своими способами.

— С этого и начнём, — Полина взглянула на часы. — У нас мало времени. Они двигаются. Пока — медленно. Но это ненадолго.

— Тогда выдвигаемся, — Дима достал из кармана наушник. — Кред должен быть уже на связи. Сегодня ночью — первый ход. И на этот раз мы не даём им преимущества.

Отец перевёл взгляд на меня.
— Ты остаёшься с нами. Но ты должна быть готова ко всему. Не просто как студент. А как часть команды. Ты готова, Рин?

Я смотрела ему в глаза. Боялась. Колени подгибались от страха, от неизвестности, от этого «готова ко всему». Но внутри что-то горело — не страх, а упрямство. Глубокое, яркое, упрямое.

— Готова, — ответила я.

День прощания начался с тишины. Не той, что бывает ранним утром — а гулкой, тяжелой тишины, словно дом затаил дыхание вместе с нами. Всё казалось ненастоящим. Даже свет, просачивающийся сквозь шторы, был каким-то тусклым, выцветшим.

Мама ходила по комнатам, проверяя, не забыла ли что-нибудь. Я наблюдала за ней, как в замедленном фильме. Каждый её жест — как будто навсегда. Каждый взгляд — как последнее касание.
Она поправила шарф, бросила взгляд в сторону кухни, где ещё вчера пекла пирог, а потом остановилась напротив меня.
И в этот момент в ней что-то дрогнуло.

— Готова? — спросила я глухо, хотя знала: никто из нас не готов.

Она не ответила сразу. Только посмотрела — так, как умеют смотреть только матери. С нежностью, с тревогой, с болью, которую невозможно выразить словами.

— Я не знаю, — наконец прошептала она. — Как можно быть готовой оставить часть себя?

Я опустила глаза. Потому что в груди что-то ломалось. Хрустело тонкой стеклянной болью.

Она подошла ко мне и вдруг обняла так крепко, как в детстве, когда мне снились кошмары. Её руки пахли домом. Спокойствием. Любовью. Я вцепилась в неё, уткнувшись в её плечо, и сдерживать слёзы больше не было сил.

— Мамочка... — прошептала я срывающимся голосом. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. 

— Я знаю... — Она гладила меня по волосам, словно хотела унять мою дрожь и свою собственную. — Мне больно так же, как тебе. Но я должна... Мы должны. Ради него. Ради нас всех.

Я почувствовала, как горячая слеза скатилась по её щеке и упала на мою. Эта соль — наша общая. Общая потеря. Общий страх.

— Как я буду без тебя?.. — выдохнула я. — Что, если мне станет плохо? Что, если я не справлюсь? Ты ведь всегда рядом, ты всегда держала меня... А теперь...

Она отстранилась, чтобы взглянуть мне в глаза. В её взгляде была такая бесконечная любовь, что я снова не выдержала.

— Ты справишься. Потому что ты моя дочь. Потому что я верю в тебя, даже когда ты сама в себя не веришь. И потому что ты не одна. Руслан рядом. Миша. А главное — я всё равно с тобой. Всегда. Внутри тебя.

— Но я боюсь... — я задыхалась. Слова вылетали сами. — Боюсь, что всё пойдёт не так. Что мы не встретимся... Что я не успею сказать тебе, как сильно тебя люблю...

Мама положила ладонь на мою щеку. Её рука дрожала.
— Тогда скажи сейчас, Рина.

— Я люблю тебя, мам... Больше жизни... Ты — всё, что у меня было настоящего. Всегда.

— Я тоже тебя люблю, девочка моя. Больше всех на свете. Ты — моё сердце. Моё солнце. Моя Рината.

Она прижала меня к себе, и я почувствовала, как её дыхание сбивается. Как она, взрослая и сильная, тоже не выдерживает. Мы плакали вместе — беззвучно, горько, как будто знали: после этого ничего не будет прежним.

— Ты расскажешь ему про меня? — шепнула я, глядя на её живот. — Когда он родится?

— Я расскажу, что у него есть сестра, которую стоит любить всем сердцем. Что она осталась — ради него. Ради нашей семьи. Что она — героиня, хоть и не чувствует себя такой.

Мы стояли долго. Я боялась отпустить. Боялась, что если отпущу — она исчезнет. Исчезнет навсегда. Как исчезают запахи детства, как забываются родные голоса.
Но всё равно пришлось.
Автомобиль уже ждал. Папа стоял рядом, готовый ехать.

Мама поцеловала меня в лоб — долго, бережно, будто ставила на мне печать любви.
— Не прощай, Рина... Просто жди. Мы обязательно увидимся. Обязательно.

Я смотрела, как она садится в машину. Как закрывается дверь. Как машина отъезжает.

И когда она скрылась за поворотом, внутри стало пусто. Беззвучно. Но я стояла. С разбитым сердцем. Со слезами на щеках.
И с единственной мыслью, за которую теперь держалась:

"Я должна выстоять. Ради неё. Ради нас."

Всю ночь я не могла уснуть. Кошмары наваливались с новой, пугающей силой, как будто пустота, оставшаяся после отъезда мамы, проросла в мои сны. Я металась под одеялом, задыхалась, просыпалась в панике и снова проваливалась в беспокойную дрему, где всё было не так: дом — чужим, голоса — далёкими, а мама — где-то за стеклом, и я не могла до неё докричаться.

Папа заглянул ко мне ближе к полуночи. Сел на край кровати, молча погладил меня по волосам и, будто всё понимая без слов, протянул таблетку.
— Просто немного поспать. Ты нужна себе, Рина, — тихо сказал он.
Я молча кивнула и проглотила успокоительное, не споря. В ту ночь у меня не было сил ни на что, даже на слёзы.

Сон всё же пришёл — не мягкий, не спасительный, а какой-то тугой, вязкий. И утро тоже не принесло облегчения.
Я открыла глаза и сразу ощутила эту гнетущую тишину, как будто весь дом дышал по-другому. Без неё. Без её шагов на кухне, без её голоса, зовущего на завтрак.

Я лежала, уставившись в потолок, не чувствуя тела. Казалось, я осталась где-то в пустоте, между ночью и днём, между сном и реальностью. Подушка была влажной — от слёз, которых я не заметила.

Сквозь приоткрытую дверь в комнату проникал слабый утренний свет. Он был тусклым, мутным, словно мир тоже тосковал вместе со мной. Где-то внизу звякнула посуда — это папа что-то делал на кухне. Обычно это делала мама. И это звяканье разбивало сердце сильнее, чем тишина.

Я села на кровати, обхватив себя руками. В груди — пустота. Никаких мыслей. Только тихий голос внутри, повторяющий:
"Её нет. Она уехала. А ты осталась."

Я подошла к зеркалу. Лицо было бледным, глаза покрасневшими. Незнакомая, уставшая девочка. Это я?

Я провела пальцами по раме зеркала, как когда-то мама вытирала с него пыль, приговаривая: «Зеркала любят, когда за ними ухаживают. Тогда в них отражается не только лицо, но и душа.»

И сейчас мне казалось — в отражении моей души не было. Только потерянность и боль.

Я выдохнула и направилась вниз. Не потому что хотела, а потому что так надо. Потому что она уехала, а значит теперь я должна держать этот дом.

Хотя бы попытаться.

Послезавтра — статистика.
Экзамен, который должен был бы быть просто контрольной точкой в учебной жизни, но теперь он ощущается как край пропасти, за которой — неизвестность.

Я сижу за письменным столом, в комнате, где ещё недавно пахло маминым кремом и корицей, а теперь — пылью, тревогой и усталостью. Снаружи вечер. Тонкая, чёрная, как тушь, растёкшаяся по небу. За окном тихо.

На столе — тетради, конспекты, принтерные листы с формулами, графиками, распределениями. В голове — шум.
Не от музыки. От мыслей.

𝜎, μ, выборка, доверительный интервал, гипотеза, уровень значимости...
Слова перестают быть словами. Они становятся воздухом, в котором я пытаюсь дышать. Но каждый вдох — с усилием.

Я пишу. Читаю. Выписываю.
Потом смотрю в потолок. И снова пишу.

Иногда мне кажется, что всё это бессмысленно — эти графики, задачи, попытки понять, чему равна вероятность. Потому что, если быть честной, мне сейчас важнее совсем другая вероятность — того, что мы выберемся. Что никто больше не пострадает. Что мама и малыш будут в безопасности. Что мы не проиграем.

Я вытираю глаза тыльной стороной ладони. Тихо. Так, чтобы никто не услышал.
Слёзы не от слабости. От того, что я всё ещё борюсь.

Рядом — чашка с холодным чаем. На ней след от губ.
Рядом — плед, сползший на пол.
Рядом — фото, где мама держит меня за руку, а я — смеюсь. Мы тогда не знали, как всё обернётся. Но может, именно это и придаёт силу — воспоминания о днях, когда всё было спокойно.

Я твержу себе: ты сможешь. ещё немного. ты же уже дошла до сюда. значит, не зря.

Пишу задачу. Ошибаюсь. Исправляю.
Делюсь мыслями с пустотой комнаты, потому что мама уехала, а Руслан... Руслан злится, переживает, молчит.
Он сильный, но я знаю — ему тоже тяжело. Просто он не показывает. Как и я.

Часы тикают.
Я повторяю формулу по Байесу.
И в какой-то момент замечаю, как пальцы замирают над клавиатурой. Я больше не могу. Но... всё равно продолжаю.

Я не имею права сдаваться.
Слишком многое поставлено на кон.

Эта сессия — не просто экзамены. Это мои попытки сохранить нормальность, хоть какую-то. Зацепиться за прошлую жизнь. Не раствориться в страхе.

Пусть я сейчас одна, но я не одна совсем.
Пока в груди сердце, пока в голове формулы, а в душе — упрямство... я иду дальше.

Выучив материал настолько, насколько позволяли усталость и разбегающиеся мысли, я решила сделать перерыв. Глаза уже почти не фокусировались на тексте, цифры расплывались в светлых кругах.
Тихо поднявшись из-за стола, я спустилась на кухню, надеясь отвлечься хотя бы чашкой чая. Но стоило ступить босыми ногами на холодный кафель, как чувство пустоты в доме окутало меня липкой тишиной.

Говорили — я под их защитой.
Ага, осталась... Как же.

Дома никого.
Папа — то ли на работе, то ли снова с Димой и Полиной, где-то между пунктами тревожных звонков и непонятных дел. Руслана тоже нет — он не появлялся с вечера. Видимо, остался у друзей или задержался на смене.
Классная защита у меня. Надёжная, как дырявый зонт в ливень.

Я фыркнула себе под нос и, вместо того чтобы нырнуть обратно в свои графики и распределения, развернулась в сторону папиного кабинета.

Дверь открылась со знакомым поскрипыванием. Внутри — полумрак.
Шторы плотно задёрнуты, лишь тонкая полоска света из-под двери ложится на ковёр. Пахнет деревом, кожей и слегка — табачным пеплом. Здесь ничего не менялось годами. Книги в строгом порядке, в рамке на столе старое фото мамы, стопка бумаг, аккуратная ручка на подставке, и тот самый массивный сейф в углу.

Я подошла к нему почти автоматически.
Пальцы сами набрали код — я его запомнила с первого раза.
Глухой щелчок. Холод металла. И — оружие.

Небольшой, чёрный, матовый Glock 26.
Лёгкий, как для тренировок. Ложится в руку так, будто был создан под мои пальцы. Минималистичный, но с характером. С таким меня когда-то и учили обращаться, когда я в пятнадцать решила, что должна быть сильной. Тогда, правда, быстро сдалась — руки дрожали, не получалось прицелиться, а в ушах стоял только стук сердца. Но позже...
Позже я училась сама. Тайком. На поле возле заброшки, с дрожащими руками и бешеным упорством.
И, к своему удивлению, не прострелила себе ни колено, ни воздух рядом.
Я выжила. Я научилась. Я не испугалась.

— Ну что, старый друг... — тихо прошептала я, кладя палец вдоль корпуса. — Надеюсь, ты мне не понадобишься.

Но в мире, где даже стены шепчут тревогу, лучше быть готовой.
Потому что сейчас я не просто студентка, готовящаяся к статистике.
Я — дочь. Сестра. Девушка, оставшаяся одна в слишком большом доме.
И я не позволю, чтобы страх сделал меня жертвой.

Я аккуратно спрятала пистолет под свитер. Не потому что ждала чего-то. А потому что чувствовала — приближается что-то.
И я должна быть готова.

Я уже собиралась закрыть сейф, когда услышала шорох за дверью.
Не стук. Не шаги. А будто кто-то тихо провёл пальцами по поверхности, словно проверяя — на замке ли она.

Я замерла.
Сердце дернулось в горло.

«Руслан?» — мелькнула первая мысль. Или папа? Может, просто ветер толкнул входную?
Но в доме не сквозило.

Сжав пистолет, я осторожно подошла к стене и включила монитор камер. Папа когда-то поставил их по периметру, на случай «если что». Ну вот — «если что» наступило.

Картинка дрогнула, переключаясь с угла на угол, и на экране я увидела фигуру в капюшоне. Он стоял у крыльца и будто бы подбирал что-то в замке.

Я была в ужасе, какой то неизвестный тип стоит прямо за моей дверью. Я перемотала камеры на пару минут назад и увидел ,как он открывает калитку, ключом! Ключом мать вашу, такие есть только у нашей семьи. Вот черт!

Я закрыла кабинет изнутри и посмотрела на окно. Оно было большим и было недалеко до гаража. Смогу быстро завести байк и уехать.

Я достала телефено и быстро искала контакты. Сначала позвонила папе. Сработал автоответчик. Проклятье.

Позвонила Русу, долгие гудки и звонок сбросился. Второе проклятье.

Выбора не оставалось и я позвонила Денису. Он взял на первой секунде.

— Как раз хотел тебе позвонить, — в трубке раздался голос Дениса, всё ещё лёгкий, с оттенком его обычной насмешки. Как будто ничего не происходило. Как будто я не сидела в темноте с пистолетом в руках, в ожидании неизвестного.

Я прижала телефон к уху, чувствуя, как начинает неметь ладонь — то ли от страха, то ли от напряжения.

— Денис... он здесь. У двери. — Голос дрогнул, сорвался почти на шёпот. — Какой-то мужчина. Он в капюшоне. Он... он открыл калитку ключом. Понимаешь? Ключом. А такими обладаем только мы.

На экране, выхватываемом камерой, он стоял прямо перед входом. Тёмная фигура, почти силуэт, чужая тень на фоне моего дома. Он возился с замком, двигая пальцами, будто точно знал, что делает.

— Что?! — моментально сорвалась маска с его голоса. Он стал другим — резким, напряжённым, будто в нём включился инстинкт. — Где ты сейчас, Рина?

— В папином кабинете. За дверью. На замке. С пистолетом. Камеры работают, я всё вижу. Он... он трогает замок. Он точно знает, что я одна. Я чувствую это. Он двигается слишком уверенно.

— Я выезжаю. Сейчас же. Не выходи. Не издавай ни звука. Если войдёт — стреляй. Не думай, не медли. Ты всё поняла?

— Да... — выдохнула я, прижимая пистолет к груди, будто в нём — всё, что способно спасти. — Только, пожалуйста... не опоздай.

— Ты же знаешь, как я умею водить. Я лечу. Четыре минуты — и я у тебя. Держись.

Он сбросил звонок. И в ту же секунду — щелчок.

Металлический, жутко чёткий.

Мир замер.

На экране — как в замедленной съёмке — дверь медленно распахнулась. И незнакомец, весь чёрный, будто вытканный из дыма, скользнул внутрь дома. Легко. Хладнокровно. Как будто был тут не в первый раз.

Я перестала дышать.

Он внутри.

Он рядом.

Он знает, что я одна.

Колени предательски задрожали, и я опустилась на пол, прижимаясь спиной к прохладной стене. На экране он прошёл через холл, вглядываясь в темноту. Его шаги были почти неслышны — только мягкие тени двигались по ковру. Он двигался как хищник.

Я судорожно глотала воздух, но он казался вязким как сироп.

Всё тело будто замерло в капкане страха.

Я не должна поддаваться панике. Я умею стрелять. Меня учили. Я Рината — я не жертва.

Я дочь своего отца. Сестра Руслана. Я выросла среди риска и моторов, среди скорости и боли.

Я знаю, как бороться. И если придётся — я стреляю первая.

Но несмотря на все мантры, сердце билось в груди, как пойманная птица.

Каждый его шаг — как гвоздь в виски.

Я краем глаза метнула взгляд к окну.

До гаража — рукой подать. Мой байк — наготове. Могла бы успеть... могла бы, если бы он не был где-то там. Если бы не знал каждый угол в этом доме.

Я здесь. В мышеловке.

И весь дом, когда-то — родной, тёплый, — теперь стал чужим, опасным, как поле боя.

Каждый шорох теперь звучал как выстрел.

Пальцы крепче сжали рукоять. Я почти не ощущала их — будто они стали частью оружия, выросли из стали. Холод металла был единственным, что оставалось твёрдым в этом зыбком, дрожащем мире.

«Спокойно, Рина. Дыши. Считай. Один... два... три...»

Я закрыла глаза на миг. В темноте под веками — вспышки воспоминаний: как папа учил держать равновесие на льду, как Руслан с ухмылкой объяснял, как защищать себя. Как я стояла, целясь в жестяную банку на том поле, рука дрожала, но взгляд был как лезвие.

Я снова открыла глаза. Они уже не были испуганными. Они были точными.

Шаг. Ещё шаг. Я приблизилась к двери.

Тот мужчина двигался вглубь дома. Он шёл к лестнице. К этой части. К мне.

Он знал, куда идти.

Я слышала, как доски пола тихо скрипят под его шагами.

Медленно. Методично. Как будто он сам не боялся.

Но, чёрт возьми, и я — больше не боялась.

Я сняла предохранитель. Глухой, короткий щелчок.

Он будто запустил всё.

Я распахнула дверь резко, уверенно — как будто всё происходящее было частью тренировочного сценария. Как будто я не дрожала минуту назад в папином кресле.

Мужчина обернулся.

Наши взгляды встретились. Его — тёмный, нечитаемый. Мой — прямой, полный ярости и решимости.

Он не ожидал. Не рассчитал. Не знал, что здесь — не девочка. Здесь — огонь.

— Стоять, — сказала я чётко, без надрыва. Губы почти не двигались, но голос звучал как выстрел.

Он сделал шаг ко мне.

Я выстрелила.

Пуля прошла мимо головы — специально. Я не хотела убивать. Я хотела, чтобы он знал: это серьёзно.

Стена позади него содрогнулась от удара. Мужчина резко отпрянул, но не убежал. Застыл. Оценивал.

Он бросился вперёд.

Я отшатнулась, но не растерялась. Тренировка включилась в реальность. Он потянулся к моей руке — я ударила коленом, как учили. Больно. Метко. Он согнулся — и тогда я локтем резко в челюсть. Раз — и второй.

Он пытался схватить меня — но я вывернулась, ловко, как Руслан показывал, вытянув пистолет из-под его руки. Он дёрнулся, а я ткнула стволом в его грудь.

— Лежи. — Голос хрипел, но не дрожал. — Или я стреляю не мимо.

Он посмотрел на меня. И я увидела — он удивлён.

Я — не та, кого он ожидал найти. Не жертва.

— Кто тебя послал? — прошипела я, удерживая дистанцию, пульс стучал где-то в ушах. — Говори.

Но он молчал. Только ухмыльнулся. Сквозь кровь на губе. Словно знал что-то. Словно наслаждался этой игрой.

И вдруг — из кармана его куртки что-то блеснуло. Я поняла это за секунду до того, как он рванулся в сторону.

Выстрел.

Я не думала. Не колебалась. Снова — не в сердце, но в плечо.

Он рухнул на пол. Зашипел от боли. Попытался подняться — но я нависла над ним, пистолет у виска.

— Шевельнёшься — будет второй. — Это уже не угроза. Это факт.

Фары вспыхнули за окном. Знакомый рев двигателя. Я узнала бы этот звук среди тысячи.

Денис.

Дверь распахнулась.

Он влетел в холл, глаза — дикие, лицо — напряжённое.

И замер, увидев меня. С пистолетом. С дрожащими руками. С человеком в черном у ног.

— Ты жива? — Его голос глухой. Словно пробивает сквозь страх.

Я кивнула.

— Кто ты, чёрт тебя дери?! — прошипел Денис, и в его голосе больше не было ни капли насмешки, только ледяной контроль.

Денис прижал мужчину в капюшоне к стене. Тот держал руки на виду, но дышал быстро, неровно — как зверь, которого загнали в угол.

— Я... я просто грабитель, — прохрипел он, не поднимая головы. — Я не хотел никому зла...

Денис скривил губы в усмешке, такой же холодной, как сталь в его взгляде.

— Ага, "грабитель". У нас такие вот теперь с ключ-картами к калиткам, да?

Я сделала шаг ближе, пистолет всё ещё в руке, и сказала, сдерживая дрожь:

— И грабители теперь отлично ориентируются в чужих домах? Он знал, куда идти. Знал, как открыть вход. Он ни разу не оглянулся. Он не искал — он шёл точно.

Мужчина замер. Молча.

— На кого ты работаешь? — голос Дениса стал тише, опаснее. Он сжал плечо мужчины сильнее, и тот зашипел от боли.

— Я не... — начал тот, но в следующую секунду резко рванулся, ударив Дениса локтем. Всё произошло за миг.

Но Денис был быстрее.

Один чёткий удар — и мужчина осел на пол, без сознания.

— Блин... — только выдохнула я, опуская пистолет. — Он правда хотел сбежать.

— Потому что знал, что мы уже поняли, — сказал Денис, не отрывая взгляда от поверженного тела.

— Я пока его обыщу, — сказал Денис, присев рядом с мужчиной. Но в этот момент зазвонил его телефон. Мелодия в тихом доме прозвучала оглушительно — громче любой сирены.

— Да? — ответил он на звонок, а я, не теряя бдительности, на всякий случай направила пистолет на поверженного. Не хотелось бы, чтобы у него вдруг оказалось преимущество.

— Да, пап, успел, — голос Дениса был спокойным, но в нём слышалось напряжение. — Рина и сама неплохо справилась, — добавил он и, чуть повернувшись, подмигнул мне.

— Приезжайте скорее, — сказал он напоследок и сбросил звонок.

— Денис, надо ему обработать, — сказала я, указывая дулом пистолета на его плечо. — Он живой будет полезнее.

— Ты права, — кивнул он, вздохнув, и поднялся. — Хотя, если бы я бил чуть сильнее, он бы уже точно никому не понадобился.

Он достал из внутреннего кармана куртки маленькую аптечку — кто бы мог подумать, что у него она будет с собой — и опустился рядом с телом. Разорвал рукав на куртке мужчины и быстро обработал ссадину, из которой медленно сочилась кровь.

— Пульс ровный, дыхание есть, — пробормотал он. — Очнётся, и мы с ним поболтаем.

Я, не опуская оружия, сделала шаг ближе. Сердце всё ещё колотилось, в висках стучало от адреналина.

Я достала телефон. Руки дрожали, но теперь — не от страха. Адреналин плыл по венам, как яд, заменяя усталость острым, колючим напряжением. Пальцы промахивались по экрану, но наконец — дозвон.

Папа.

— Алло! — сорвался его голос, взволнованный, громкий. — Рина?! Ты в порядке?

— Пап... — я сглотнула. — Он пробрался в дом. Но... мы с Денисом... мы справились. Он без сознания. Ты едешь?

— Уже в пути, — отозвался он быстро. — С Русланом, с полицией. Мы недалеко. Дима с Полиной с нами. Держитесь. Понял?

Я кивнула, будто он мог это увидеть.

— Поняла. Папа... поторопись.

Он сбросил, и я снова посмотрела на Дениса. Он выпрямился, отряхнул рубашку и, не глядя, взял меня за запястье — быстро, крепко. Проверяя, не дрожу ли. Я дрожала.

— Всё хорошо, малышка, — тихо сказал он, глядя в глаза. — Ты сделала всё правильно. Ты справилась.

Я выдохнула.

— А ты, как всегда— в последний момент. Почти герой боевика.

Он усмехнулся, но глаза оставались серьёзными. Он посмотрел на лежащего мужчину и снова нахмурился.

Приехал Папа, дядя Дима, тетя Полина и Руслан со своими знакомыми из полиции.

Гудок машины оборвал тишину. Сразу за ним — хлопки дверей, быстрые шаги, крики.

— Рината! — знакомый голос ударил в грудь как выстрел. Папа.

Я опустила оружие. Пальцы отказывались разжиматься. И вдруг — он уже рядом. Папа. Родной. Настоящий. Он обнял меня так крепко, будто боялся, что я исчезну.

— Жива. Ты жива... — прошептал он, пряча лицо в моих волосах. — Прости, что не успел...

— Всё хорошо, — выдохнула я. — Мы справились.

За ним вбежал Руслан — глаза горели, челюсть сжата. Его взгляд метнулся к лежащему мужчине, к пистолету в моей руке, потом — к Денису. Они смотрели друг на другом волком

— Как он сюда попал? У нас же охрана, камеры, коды! - говорил папа зло

— Он знал, куда идти, — сказала я, возвращая голосу твёрдость. — Он ни секунды не колебался. У него был ключ. Или код. Или оба.

— Взлом? — подключился дядя Дима, уже осматривая дом, позади него — двое полицейских в форме и тётя Полина и другие люди, видимо люди этого... Креда. Она сразу подошла ко мне и аккуратно тронула за плечо.

— Всё хорошо, солнышко. Всё уже хорошо.

Я снова кивнула, хотя сердце всё ещё бешено стучало.

Пока полицейские проверяли мужчину, Денис отошёл в сторону, вытирая руки платком, а Руслан продолжал метаться по холлу, как тигр в клетке. Я чувствовала, что он злился не только на мужчину, но и на себя — за то, что нас не было рядом.

Один из полицейских поднялся с колен рядом с телом.

— Жив. Потеря крови не критичная. Мы вызовем скорую, но сперва — допрос. До приезда ФСБ он наш.

— У него в кармане флешка, — сказал Денис, передавая её. — Похоже, хотел что-то найти. Или передать. Он развернул флешку. Цифра семнадцать на ней. Это их знак

Мы все вздрогнули

Флешку выхватили из рук Дениса, словно это была граната с выдернутой чекой. Один из людей Креда — мрачный мужчина с гладко зачесанными назад волосами и взглядом, способным прожечь бетон, — вытащил перчатки, надел их и вставил носитель в переносной планшет.

— Смотрим. Быстро.

Пока он разбирался с файлами, второго мужчины — всё ещё связанного, но уже приходящего в себя — усадили в кресло. Он закашлялся, плюнул на пол кровь и усмехнулся.

— Поздно. Вы ничего уже не остановите.

— Заговорил, — скривился Руслан. — Ну-ну, валяй. Сейчас запишут всё, даже.

— Кто тебя послал? — холодно спросил отец. Он больше не выглядел растерянным — в нём была та самая сталь, которую я помнила из детства. Он был в гневе. Опасен. Спокоен.

Мужчину в чёрном усадили в кресло посреди холла. Его лицо было бледным, с вырезанным на скулах презрением. Он молчал, упрямо глядя в одну точку, будто вообще никого не замечал. Из его губ не вырвалось ни звука, даже когда дядя Дима тихо, почти дружелюбно сказал:

— Мы оба знаем, что у тебя времени немного. Лучше бы тебе использовать его разумно.

В ответ — тишина.

Он смотрел сквозь нас, как сквозь стекло. Даже когда один из людей Креда — широкоплечий, с лицом без эмоций, как у хирурга — достал из сумки небольшой футляр, защёлкнул замок и вытащил прозрачный шприц с чуть фиолетоватой жидкостью внутри.

— Что это? — спросил Руслан, мрачно.

— Препарат, отключающий фильтры в мозгу, — спокойно ответил тот. — Его использовали ещё в закрытых операциях в девяностых. Пять минут — и человек говорит правду, даже не осознавая, что говорит. Не под пыткой. Без боли. Просто... как есть.

— Мы это используем? — настороженно переспросила Полина.

— Только когда всё остальное бесполезно, — кивнул второй. — А сейчас — именно такой случай.

Мужчина в кресле понял, что происходит, только когда шприц блеснул в свете лампы. Его глаза резко расширились.

— Нет! Я ничего не скажу! Вы не смеете! Знаете, с кем вы связываетесь?!

— Уже знаем, — холодно бросил один из агентов. — И нам надо знать больше.

Он сделал укол быстро и точно. Тонкая игла почти не оставила следа.

Сначала ничего не происходило. Мужчина лишь зажмурился, напряг шею, стиснул зубы. Он боролся. Видно было — из последних сил. А потом... пальцы на его руках дёрнулись. Мышцы расслабились. Он откинулся в кресле и открыл глаза. В них не было страха. И не было воли. Только странная, мутная пустота.

— Что ты искал на компьютере?

— Досье. На Барсовых. На семью Креда. На Виктора Кострова. На Захара. Сканированные архивы, распечатки показаний, доступы. Всё, что может подтвердить участие старшего поколения в ликвидации "Семнадцатого круга" и его лидера.

— Зачем тебе Рината?

— Как заложница. Чтобы выйти на сына Барсовых. Через него — на родителей. Девочка — наживка. Эмоциональная привязка. Знали, что он не оставит. Никто бы не оставил. А дальше — обмен или принуждение. Или смерть.

Он говорил всё ровно. Почти ласково. Как будто рассказывал сказку на ночь.

Я стояла, сжав кулаки до боли. Денис рядом почти не дышал.

— Назови главаря ,кто тебе дал доступ к этому дому?, — ровно спросил человек Креда.

Но человек в черном уже отключился. Его пытались растрясти, били по лицу я закрыла глаза и прижалась к Денису и он обнял меня

— Достаточно, — произнёс один из агентов.

— Что с ним будет? — спросила я тихо, не в силах оторвать взгляда от этого бледного, выжатого, как лимон, человека.

— Его увезут. На наш объект. Он больше не будет опасен. И не нужен "Кругу".

Дверь открылась. Вошли двое в чёрном. Не из полиции — из других, чьих имён не называли. Они молча подняли мужчину, он даже не сопротивлялся. Он ушёл легко, будто забыл, зачем пришёл.

Только я не забуду. Никогда.

— Мразь, — процедил Денис и резко шагнул вперёд, но я схватила его за руку. Он дрожал. Он увидел страх у меня и прижал еще крепче к себе.

На какое-то мгновение стало тихо. Мы все просто дышали.

— Пойдём, — сказал папа, обращаясь к Диме и Полине. — Надо обсудить, что делать дальше.

Они скрылись в кабинете. Дверь мягко закрылась.

Я уже собиралась повернуться к Денису, как вдруг...

— Вот и доигрались! — взорвался Руслан. — Это всё из-за него! Если бы ты держалась от него подальше, Рината, этого бы не случилось! Никаких ночных визитов,  никаких покушений!

— Ты не имеешь права! — выкрикнула я. — Если бы не Денис, меня бы уже не было! Он пришел на помощь, понял?! Он рисковал собой ради меня!

— На помощь? Это он притащил всё это за тобой! Это из-за него тебя хотели похитить! — Руслан шагнул ближе, грудь его вздымалась, как у разъярённого пса. — Ты вообще понимаешь, во что вляпалась?

— Я давно вляпалась, если ты не заметил! — крикнула я. — И мне не пятнадцать, чтобы ты решал, с кем я общаюсь!

— Нет! — рявкнул он. — С этого момента ты с ним не встречаешься. Ни звонков. Ни сообщений. Я запрещаю!

— А я не прошу разрешения! — отрезала я, чувствуя, как внутри всё горит. — Это моя жизнь, Руслан!

— Нет, пока ты под этой крышей, это наша жизнь. И если ты не видишь, куда тебя ведёт эта "любовь до гроба", то я увижу за тебя.

Я стиснула зубы, готовая вцепиться в Руслана, но вдруг рядом раздался голос, спокойный — слишком спокойный для этой бури:

— Хватит.

Мы оба обернулись. Денис стоял, как тень как стена. Взгляд — ледяной, будто он сдерживал ураган внутри.

— Хватит, Руслан. Хочешь обвинить кого-то? Обвиняй меня. Кричи, бей, плюйся ядом — я приму. Только не на неё. Она сейчас и так дышит сквозь дым.

Руслан вскинулся, шагнув к нему:

— Да ты хоть понимаешь, кого втянул?! Это не игра! Это люди, которые убивают! Похищают! Это не школьный роман на заднем сиденье!

— Я знаю, с кем мы имеем дело, — отрезал Денис. Его голос был твёрдым как лезвие. — Я знаю, на что они способны. Я знаю, потому что они уже пытались добраться до моей семьи. И до неё. И если ты думаешь, что, отстранив меня, ты её защитишь, то ты ничего не понял. Они уже пришли. Сегодня. В этот дом. И если бы я не был рядом или их бы было больше — она бы не стояла здесь. Не спорила бы с тобой. А исчезла. Навсегда.

Руслан замер. Я видела, как в его глазах гаснет ярость, уступая место страху. Он отвернулся, будто не мог на нас смотреть.

— Значит, теперь ты её герой? — прошипел он. — Думаешь, любовь — это бронежилет?

— Нет, — спокойно сказал Денис. — Но я точно знаю, что брошу всё, лишь бы спасти её. И я никуда не уйду. Пока она сама не скажет: "Уходи".

Я сделала шаг к Денису. Встала рядом. Мы были вдвоём — против стен, против подозрений, против страха. Но я чувствовала себя сильной. С ним — сильнее.

— Я не скажу, — прошептала я. — Никогда.

Руслан смотрел на нас с болью, которую не знал, куда деть. Он сжал кулаки, закрыл глаза.

— Делайте, что хотите. Но не думай, Денис, что я когда-нибудь тебе доверяю. Не после всего.

— Я и не жду, — ответил Денис. — Мне достаточно, что она доверяет.

Тишина в зале гудела, как после выстрела. А потом Руслан развернулся и ушёл, будто стены давили на него больше, чем на нас. Я выдохнула и наконец позволила себе упасть лбом к плечу Дениса.

— Мы только начали, — прошептал он, обнимая. — Но я ни за что не отступлю.

— Я знаю, — прошептала я. — И я тоже не отступлю. Теперь — никогда.