Сломанные, но живые
Мотоцикл ревел подо мной, вырываясь вперёд, будто чувствовал — я спешу. Я неслась сквозь апрельскую ночь. Улицы были почти пусты, фонари отбрасывали длинные тени, а в воздухе стоял терпкий запах весны и чего-то тревожного. Свет фар рвал темноту, ветер хлестал по щекам, но я не чувствовала холода. Только гул в груди, сбивчивое дыхание и имя, которое повторяла про себя снова и снова — Аврора.
Мне всё ещё было больно. От неё. От того, как в самый сложный момент своей жизни я осталась одна. Как она отдалилась, когда я любила без ответа, когда плакала ночами в подушку, теряла себя, забывала, как улыбаться. Я помню, как сидела на полу в своей комнате, укутанная в одеяло, с кружкой холодного чая, не в силах ни есть, ни думать. А она в это время растворялась в нём. В Олеге. В его фразах, в его взгляде, в его правилах.
Он лепил её под себя. Менял. А она позволяла. Потому что влюбилась. Первая любовь — самая настоящая и самая опасная. Когда ты не видишь, что тебя уже не слышат. Что тобой управляют. Что всё, что было до, — дружба, смех, клятвы — тонет где-то в глубине.
Я злилась. Да. Всё это время. И сейчас, сжимая руль до боли в пальцах, я ни могла не вспоминать, как её не было рядом, когда я нуждалась. Но всё это ушло на второй план, стоило мне услышать ее плач, мольбу и осознание ее действий разбил во мне весь гнев. Потому что ей сейчас плохо. И пусть всё поломано, пусть между нами холод и тени — я ни могла не приехать.
Мотоцикл вильнул на повороте, и знакомые дома начали мелькать один за другим. Я замедлилась. Дышала чаще. Не знала, увижу ли в её глазах боль, сожаление или всё ещё ту самую любовь, в которой она тонула. Но я знала одно — я должна быть рядом. Не из-за слов. Не из-за прошлого. А потому что настоящих не бросают. Даже если ранят.
Подъехав к тринадцатиэтажному дому, я увидела на лавочке возле подъезда Аврору. Я стояла на краю тротуара, прижавшись к стене дома, и тихо смотрела. Она сидела на скамейке у подъезда — одна, ссутулившись, как будто тяжёлый день придавил её к земле. Аврора всегда была лёгкой, яркой, как летний день. Но сейчас... её волосы, обычно такие светлые и живые, лежали беспорядочной массой, распущенные, как-то грубо, без всякой заботы. Даже блеск в её карих глазах потускнел. Я видела, как она вытирает слёзы, но это было не просто отчаяние. Нет, это было что-то большее. Это было чувство, когда ты всё теряешь и не знаешь, куда идти дальше.
Её губы дрожали, и она молчала. Дышала тяжело, как будто каждое вдохновение причиняло ей боль. Я стояла в стороне, стараясь понять, что сейчас творится в её душе. Она сидела сжимающимися руками на коленях, а я чувствовала, как её боль заполняет всё вокруг. Это была не временная слабость — это была пустота, которая наполнила её изнутри.
Она как будто не замечала меня, даже не смотрела в мою сторону. Или, может быть, просто не хотела видеть. Я знала, как она любила скрывать свою слабость, как часто прятала за маской независимости свои переживания. Но теперь маски не было. Она сидела настоящая. Такая, какая есть. И эта её уязвимость, эта потерянность, заставила моё сердце сжаться.
И в этот момент я поняла, что несмотря на всё, она всё ещё была для меня важна. Сильно важна. Даже если меня раздирало ощущение предательства, я не могла оставить её одну. Потому что она нуждается в поддержке. А я не могла остаться в стороне.
Аврора подняла голову и увидела меня. Глаза её расширились от удивления, а губы дрожали, когда она попыталась что-то сказать.
— Ты... — её голос сорвался. Она посмотрела на меня, а затем на мой мотоцикл, припаркованный неподалёку. — Давно ты ездишь на мотоцикле?
— С того момента, как ты отдала мне свой мотоцикл на сохранение, — ответила я спокойно, пытаясь скрыть нервозность. — Училась на твоем, потом приобрела свой. Это не важно сейчас, — сказала я, опускаясь рядом с ней на лавочку и заправляя ей прядь волос за ухо. — Что случилось? Почему ты не дома в такое время?
Она как будто не могла собраться с мыслями, её губы дрожали, и она не успела сказать ни слова, как снова расплакалась. Я растерялась, но быстро обняла её, прижав к себе. Она уткнулась в моё плечо и начала рыдать. Я нежно гладила её по спине, чувствуя, как её тело вздрагивает от каждого рыдания.
— Не сдерживайся, поплачь, — прошептала я, обнимая её крепче, — слёзы — это нормально. Всё будет хорошо.
Я продолжала гладить её волосы, пока она не успокоилась не много, а затем она шепотом произнесла:
— Рината... — её голос едва слышен, но я разглядела всё, что ей было нужно сказать. — Он мне изменил...
Я сжала её в своих объятиях, понимая, что сейчас самое важное — просто быть рядом.
Я продолжала сидеть рядом с ней, чувствуя, как её тело постепенно расслабляется, но в воздухе всё ещё витала тяжесть её боли. Я не могла больше молчать. Всё, что я держала в себе все эти месяцы, вырвалось наружу, и я не собиралась скрывать недовольство.
— Ты же знала, что с ним что-то не так, — сказала я, мой голос звучал жёстко, несмотря на всю заботу, которую я пыталась ей дать. — Я ведь предупреждала тебя, помнишь? Олег... он не такой, как ты думала. Ты же видела, как он с тобой обращался. Он постоянно пытался тебя изменить. Ломал тебя под себя, заставлял подстраиваться под его правила. А ты верила, что это любовь, что он просто заботится.
Аврора молчала, её глаза были опущены, и я могла видеть, как её лицо меняется, как она всё больше осознаёт то, что я говорила. Она начинала понимать.
— Он не хотел тебя. Он хотел свою собственность. Он пытался сделать из тебя кого-то другого, кто бы подходил только ему. И ты это чувствовала. Только не хотела верить, — продолжала я, пытаясь не уронить голос, несмотря на злость и боль, которую я всё ещё чувствовала. — Он пытался разрушить то, что в тебе было уникального. Он не принимал тебя такой, какая ты есть.
Я сделала паузу, позволив этим словам проникнуть в её сознание. Она смотрела на меня, и в её глазах появилась та искорка понимания, которую я так долго ждала.
— Настоящие любящие люди не поступают так. Они принимают тебя, как бы ты ни была, — сказала я, мой голос стал мягче, но от этого слова звучали даже громче. — Они ценят твою индивидуальность, а не пытаются её стереть. Любовь не может быть основана на контроле. Она должна быть свободной, без условий. Ты заслуживаешь такого человека. Не того, кто заставляет тебя терять себя.
Аврора наконец-то подняла глаза. В её взгляде было не только сожаление, но и осознание того, что она действительно упустила важное. Её губы едва заметно дрожали, но теперь в них не было боли от того, что она была обманута. Были только пустота и понимание.
— Я не... я не видела этого, — прошептала она, как будто впервые осознав, что ей пытались сказать все эти месяцы. — Я думала, это любовь.
— Ты думала, потому что тебе было больно смотреть на правду, — ответила я, смотря на неё с мягкой, но твёрдой решимостью. — Но это не любовь, Ава. Не тогда, когда ты теряешь себя. Ты заслуживаешь настоящего.
Она молчала, но я чувствовала, как каждое слово врезается в её душу. И я знала, что она запомнит эти слова. Запомнит надолго. Надеюсь, что они станут тем светом, который поможет ей начать заново, даже если это будет сложно.
Когда она снова взглянула на меня, её взгляд был полон благодарности и тихой решимости. Она наконец-то начала понимать, что всё, что было с Олегом, не было настоящим, что она не была виновата в том, что любила, но что теперь ей нужно двигаться вперёд, отпустить всё, что её тянуло назад. И, возможно, в её глазах я увидела что-то новое — какую-то надежду. Надежду на то, что она сможет стать снова собой.
Я сжала её руку и продолжила сидеть рядом, давая ей пространство, но всегда готовая поддержать. И когда она, наконец, подняла глаза, я поняла, что ей стало немного легче. Она снова заговорила.
— Он был не тем, кем казался... — её голос всё ещё дрожал, но в нём уже не было того безнадёжного отчаяния. — Я не знала, что могу быть такой глупой...
— Не глупой. Просто любящей, — тихо ответила я. — И это в какой-то степени нормально. Первая любовь как ни как. Но все равно так хочется придушить тебя, вот честно!
Аврора слабо, но улыбнулась ,а мне стало легче видеть ее улыбку.
Мы молчали ещё немного. Всё вокруг, город, ночь, казались такими далекими, когда находишься рядом с тем, кто важен, даже если ты не знаешь, как сказать всё, что хочешь.
Я сидела рядом с Авророй, и она, всё ещё обнимая колени, тихо, почти вполголоса спросила:
— Рината... как ты научилась кататься?
Я сразу поняла, что она не знала. В её глазах читалась искренняя заинтересованность, будто она впервые слышала об этом. Мне не хотелось скрывать, но я всё же могла почувствовать, как это знание добавляет ещё одну трещинку в наши отношения.
— Когда ты отдала свой мотоцикл на сохранение, я начала кататься на нём. Это не было сразу легко, ты же помнишь, как я боялась. Но потом как-то привыкла. Сперва, наверное, просто хотелось почувствовать свободу, что-то контролировать в своей жизни. А потом это стало частью меня. Я даже не заметила, как это стало важным.
Она молчала, внимательно слушая, а затем, не отрывая взгляда, спросила:
— А кто ещё знал? Ты не говорила, правда?
Я почувствовала лёгкое напряжение в её вопросе. Это было как будто она ожидала услышать, что я скрывала это от неё. Но я не могла сказать, что поделилась этим с кем-то другим. Я опустила взгляд на свои руки, пытаясь подобрать слова.
— Только самые близкие. Папа, Руслан, Миша... - ответила я ей прямо. Для меня они были самые близкие люди.
Аврора замолчала. Я видела, как её глаза начали меняться, как что-то начало приходить в её голову. Она как будто осознала, что пропустила все эти перемены, пока была поглощена своими отношениями с Олегом. Я могла чувствовать её растерянность, и она спросила, как будто боясь услышать мой ответ:
— Я... я уже не близкая тебе, да?
— Была бы близка, то не стала сегодня говорить про Дениса, — сказал я зло, — Я пыталась, Ава, — сказала я тихо, но уверенно. — Я пыталась достучаться до тебя. Каждый раз, когда я пыталась поговорить, ты... ты не слышала меня. Ты была поглощена им, Олегом, и я это понимала. Но ведь ты даже не слышала, как мне было тяжело. Когда ты даже не заметила, как я переживала из-за Дениса, как пыталась отпустить его, как не могла забыть. Ты помнишь, как я страдала из-за него? Я пыталась быть сильной, но я не могла. Я не могла отпустить его просто так. И ты даже не заметила этого. А когда я пыталась тебе рассказать, как мне было, ты была занята своими чувствами. Ты была занята им, а я оставалась в тени.
Я посмотрела на её лицо и увидела, как оно меняется. Она слушала меня, но я чувствовала, как боль внутри меня усиливается. Аврора не могла понять, как тяжело мне было. Она не видела, что я теряла себя, что я пыталась быть рядом, но её мир был закрыт для меня. Она говорила мне, что всё будет хорошо, но сама не могла этого увидеть, потому что в её жизни был только Олег.
— Я долго отпускаю Дениса, Ава. Долго пыталась забыть. Но ты не знала этого. Ты не была рядом, когда мне нужно было это отпустить. Ты была с ним, а я... я оставалась одна. И даже когда я пыталась говорить тебе о своём, ты не слышала. Ты не видела, как мне больно. Как я пытаюсь найти опору в мотоцикле, потому что в тебе не было этого внимания. Ты потеряла меня, а я... я потеряла тебя.
Её лицо потемнело, и я видела, как она начинает понимать. Эти слова, эти чувства, наконец, дошли до неё. Она не просто осознавала, как много я потеряла, но и как много она сама упустила. Она понимала, что потеряла меня, когда я больше всего нуждалась в ней. И, возможно, в этот момент она начинала осознавать, как сильно изменилась и почему это произошло.
Аврора опустила голову, сжав руки на коленях. Её плечи подрагивали, но в этот раз она не плакала — просто сидела в тишине, будто собираясь с силами.
— Прости меня, — прошептала она. — За всё. За то, что не услышала, за то, что упрекнула, когда ты и так держалась из последних сил. Я была ужасной подругой... слепой, глупой. И я это знаю. Мне так жаль.
Её слова отозвались эхом в груди. Что-то внутри меня оттаяло, словно весна наконец пришла в моё сердце после долгой, холодной зимы. Я медленно выдохнула, и злость начала отпускать.
Я наклонилась вперёд и обняла её. Тихо, крепко, по-настоящему. Она вздрогнула от неожиданности, а потом обняла меня в ответ — осторожно, как будто боялась, что я исчезну, если сожмёт слишком сильно.
— Возможно ли... начать всё с начала? — чуть слышно спросила она, прижавшись ко мне.
Я сделала паузу, думая. В груди всё ещё болело, воспоминания были свежими. Но, несмотря на это, я почувствовала — в ней ещё есть что-то настоящее. Что-то, что можно спасти.
— Это будет трудно, — честно ответила я. — Мы обе уже не те, что были. Но... постараемся.
Аврора усмехнулась сквозь слёзы, немного иронично, немного горько.
— Смешно, правда? — сказала она, вытирая глаза. — Мы действительно поменялись местами. Я теперь сентиментальная, а ты у нас — холодный разум. Никогда бы не подумала, что скажу это тебе.
Я хмыкнула, едва заметно улыбнувшись.
— А я никогда не думала, что ты будешь признаваться в своих ошибках. Но знаешь... всё меняется.
Она посмотрела на меня, и я увидела в её взгляде то, чего давно не видела — искренность. Может, у нас и правда получится начать сначала. Шанс всё же был.
Ночь была по-прежнему тёплой, тихой, как будто город специально затаился, чтобы не мешать нашему маленькому миру. Когда мы с Авророй вышли к припаркованному у дома мотоциклу, она посмотрела на него с лёгкой настороженностью — но в её глазах уже не было той прежней тяжести. Только любопытство и... лёгкий трепет.
— Ты точно уверена? — спросила я, поднимая шлем.
Аврора вздохнула и кивнула.
— Если не попробую сейчас, то потом точно пожалею. Заодно оценю твое вождение.
Я передала ей второй шлем, и она медленно натянула его, чуть неуверенно застегнула ремешок. Села сзади, обняла меня за талию — сначала осторожно, будто боялась помешать, но через несколько секунд крепче, доверчиво.
Мотор загудел, и мы сорвались с места. Асфальт под нами словно исчезал, мимо проносились огни редких фонарей, чередовались тени деревьев и очертания домов. Ветер свистел в ушах, поднимая волосы, отбрасывая прочь всё ненужное.
Я чувствовала, как Аврора крепко держится, как её пальцы чуть дрожат на моей куртке — от страха, от волнения, от того, что это было новым. Но стоило нам проехать чуть дальше, свернуть с двора на пустую улицу, как её смех — лёгкий, искренний — прорвался сквозь гул мотора. Я почувствовала, как она чуть наклонилась вперёд, будто хотела сказать что-то, но не могла — только смеялась, сжимая меня крепче.
Я прибавила скорость, ветер стал ещё сильнее, ночь — ещё глубже. Мотоцикл был нашим убежищем, нашей свободой. Аврора запрокинула голову, глядя в звёздное небо, и в этот момент я поняла — она жива. Снова жива.
После всего, через что она прошла, после слёз, обид, предательств — она оживала на моих глазах. И в этом было что-то волшебное.
Когда мы остановились у озера за городом, где городские огни почти не достают, она спрыгнула с мотоцикла, сняла шлем и глубоко вдохнула.
— Чёрт... — прошептала она, — я забыла, как это — чувствовать. Просто... чувствовать, а не жить в боли.
Я тоже сняла шлем, присев рядом с ней на мотоцикл, положив руки на руль.
— Это называется быть живой, — сказала я спокойно.
Она посмотрела на меня — уже не с отчаянием, а с лёгким сиянием в глазах.
— Спасибо тебе, Ри. За это. За то, что всё-таки пришла.
— Мы договаривались постараться, — ответила я. — И это только начало.