Глава 10
Анжел
Блондин перебирал пальцами. Низкие потолки надавливали, будто забирая кислород. Холодная квартира Женнифер и Уильяма, в кухне с потолка постоянно протекала вода. Уют присутствовал только в личных комнатах, но сейчас они собрались в зале. Тем не менее, группа здесь не должна была надолго задерживаться. Однако теперь концерт переносится на неопределенный срок.
Анжел зажмурился. Позавчера ночью, будто в кошмаре, позвонила Женнифер. Навзрыд плакала и просила спуститься, чтобы помочь.
Дэвид был в отключке. Лужи расплывающейся крови на полу застыли воспоминанием в голове. Ощущение железа на кончике языка. Руки в чужой горячей крови Женнифер шептала:
— Анжел, не плачь... Каждая минута на счету. Пожалуйста, соберись.
Он никогда бы не подумал о том, что навык зашивание глубокие раны душевнобольных понадобится.
Блондин сжимал короткую иголку в дрожащих пальцах. Неуверенность сдавливала грудь. Сидя коленями в крови, смытой водой, Анжел держал одну из трех колотых ран. Рядом валялись все тряпки из квартиры и некоторая одежда, чтобы остановить кровь. Все пропитано ею. Анжел не мог взглянуть в бледное лицо без сознания. Антисептиком для иглы стал какой-то алкоголь... лучше, чем ничего.
Тем не менее, три раны зашиты, кровь не идет. Таилась надежда, что Дэви проснется из горячки. Выживет...
Кристофер выглядел действительно удивленным переносом. Джон же хмыкнул и начал задавать интересующие вопросы. Крис с Джоном вместе пришли сюда, а Анжел вообще не хотел приходить, — не хотел оставлять Дэвида. Последний разговор наедине висел в голове. Джон на дне рождении рассказал, чем хвастался Дэвид — о насилие, безответственности. После того, как Дэвид поведал о своей истории, Анжел не уходил, пока не услышал объяснений.
Он не хотел принимать извинения, но сейчас Анжел надеется, чтобы тот разговор не стал последним.
Ребята разошлись, как обсудили вопрос о дате. Уилл настаивал на том, чтобы скорее отсюда уехать. Женнифер сказала, что важнее узнать, кто ранил Дэвида и отталкиваться от ответа. Поэтому группа ждет, когда он проснется — там и будет решение.
В течении месяца, блондин видел в зеркале мешки под глазами. Бессонница не дает покоя. Анжел не может избавиться от назойливых мыслей, которые просятся в голову. Глаза стало тяжело держать открытыми. Анжел заблудился в размышлениях, что ему противно от себя. Что он ненавидит себя за бесхребетность. Что он ненавидит себя. Что он ненавидит себя. Что он ненавидит себя. Что ненавидит наркотики за то, что они делают с ним. Что его отец отказался от него. Что Джона тошнит от его существования. Что Дэвид тогда...
Анжел не знал никогда Джона действительно хорошо. Поэтому в день, после похорон Джоэля, когда все ушли, Анжел завел разговор о том, что сожалеет о множестве вещей жизни, и одна из них – узнать Джоэля, как друга, а не как его коллегу-музыканта.
— А ведь правда... Тебя же привел Дэвид. — Анжел усмехнулся и приподнял уголки губ.
— Давно ли это было, Джонни? Будто пару месяцев назад. Так много событий, так много эмоций.
Анжел легко нахмурился, стараясь сохранить улыбку на лице. Он прикрыл глаза, вспоминая Джо. Джон поправил рукав водолазки из-под куртки и застыл, разглядывая его. Брюнет мягко спросил, скрещивая руки на груди:
— А... Ты помнишь какие глаза были у Джо? Они так хорошо сочетались с зеленым оттенком Женнифер.
Анжел изогнул бровь.
— Карие. Как у тебя. — блондин моргнул. Джон продолжительное время не отводил от него глаз, и Анжел начинал переживать. Пальцы нашли предплечье другой руки.
Анжел решил игнорировать неловкость. Шагнул и пролепетал комплимент:
— Карие глаза самые прекрасные. Твои — тоже.
Джон улыбнулся и блондину почудилось, что ясную улыбку он видит от него впервые. Анжел пожал плечами и отступил на поляну, выбираясь из крыши веток ёлки. Он не услышал того, как Джон подошел:
— А я всегда хотел глаза, как у тебя.
Блондин вздрогнул и с этого же легко усмехнулся, показывая ряд зубов:
— Да ну, Джонни? Как у меня? — Анжел обернулся и вгляделся в расширенные зрачки.
Джон мягко прислонил ладонь на щеку и прислонился губами к его. Брюнет не смыкал глаз, пока Анжел не притянул его.
Обычный сухой поцелуй. Да, долгий и нежный, но Анжел ничего не почувствовал. Джон, как отпрянул, пригладил по шее и склонился лицом к его плечу, вдыхая запах. Он его обнял, и пальцы стискивали куртку. Анжел стоял рядом.
Впоследствии этого больше не повторялось. Анжел думал о том, что это — своего рода утешение и не больше. Вернее, надеялся, ощущая взгляды. Когда группа впервые увидела свежие порезы Джона, стало страшно. Анжел боялся его и избегал возможностей для разговора наедине. Джон до поцелуя уже не раз видел, как он целуется с парнями после концертов. Да, кажется, об этом знала вся группа. И всем все равно.
Когда приходили мысли о влюбленности Джона, Анжела тошнило.
Блондин наконец вернулся домой. Хотелось прилечь, после кучи дел. Анжел навещал одного человека, ощущая ответственность за сохранность жизни. Не снимая верхнюю одежду, он взглянул на Дэви.
— А, Дэвид...!
Морщинки на лице, делали его не на удивление помятым, но глаза открыты. Анжел бросил куртку в холле. Он подошел ближе, и пальцы сместили блеклые волосы с лица Дэвида. Он тяжело простонал, выдыхая:
— Сколько я пролежал в отключке? — Дэви зажмурился. Анжел ответил:
— Пару дней. С понедельника до среды.
Дэви попытался приподняться, и Анжел помог ему уложить корпус. Диван чуть скрипнул от махинаций, и вместе с ним пол. Глаза Дэвида забегали по комнате:
— Анжел, я тебя могу кое о чем попросить? Это важно.
— Дэв, я сегодня посещал твоего отца. С ним все в порядке.
Дэви застыл на его глазах. Анжел усмехнулся, усаживаясь на колени перед диваном. Половицы снова дали знать о своем возрасте. Взгляд зацепил старые шрамы на теле. Один большой и старый у пупка, видимо от ножа, другой на плече тоже от ножа. Мелкий шрам от пули находился на левом ребре. Анжел впервые подробно рассмотрел их и, как загипнотизированный, промычал:
— Ты в кармане всегда держишь записку о подъезде, квартире и иногда доме. А об улице ты мне говорил. С ним все в порядке, тем более, он меня уже знает.
Дэвид молча покивал. Блондин оглядел бинты и прикинул, что скоро снова нужно будет их менять. Анжел, заглянув в его напряженное лицо, спросил:
— Что случилось? Там... — Дэвид уставился на него. В зале сейчас единственным источником освещения был свет из коридора, выглядывающего из приоткрытой шторки. Он, попадая в глаза Дэвида, делал их голубее.
Он долго молчал, но ответил, прошептав:
— Пришел мой дядя Стэнли мстить за мать. Это все, что я понял.
Анжел перебрал свои отросшие волосы и хмыкнул.
— Вот уж я не думал, что окажусь в твоей квартире снова, Анжел. Прости, что вот так и без предупреждения, Анж, — Дэвид позвал его. Анжел осмотрел ободок темных ресниц и наклонил голову, — Спасибо тебе.
Блондин расплылся в легкой улыбке и пожал плечами:
— Чая?
Дэвид молча кивнул и лег на щеку. Анжел, уходя с зала, провел по шторке рукой, щурясь от улыбки. Конфликт из прошлого позади.
В последнем разговоре Анжел рассказал, почему он убил человека. О том, что он грешник, но не сожалеет об этом.
В ту долгую и дождливую ночь, Дэвид поведал откуда он, и почему женщина искала Давида.
— Мое настоящее имя с правильным акцентом — Давид. Однако, не смейте меня так называть.
Моя родная мать ушла после рождения моего младшего брата от другой женщины. Мой отец не стал пререкаться и отпустил её, взял под крыло любовницу и поженился с ней. Потом мы из Франции переехали в США. ...Будучи мелким это было странно принимать. Да и к новому члену семьи я лишь со временем привык. — Дэвид сидел на столе и все ещё мог отпить из бутылки алкоголь. Это место — заброшенная церковь в хорошем виде и без охраны. Отсюда слышен только звук капели на улице. — Моего младшего брата звали Адам. Тот был младше меня на три года. Был блондином, и ...непутевым, неуклюжим, но с чистой душой ребёнка.
Адам рос, как и я, всё нормально. Но наша новая мама стала психически неуравновешенной. Например, когда к ней приходила паника, она била посуду и вопила. Мой отец твердил, что любим мы не за оболочку. Мама оставалась нежной и спокойной, но при малейшем стрессе готова была вскрыться или спрятаться, заставляя нас прятаться с ней. А отец был занятым человеком, пусть и свободное время проводил с нами. «Мы ж семья» — твердил он. Также, у моего отца был синдром Бабочки, и он фактически передаётся по наследству. Но передалось лишь моему брату, — он пожал плечами, — не знаю почему.
Синдром мешал жить жизнью любопытного ребенка. У него выступали синяки всюду, даже просто от резинки на одежде. Ему и так была предписана не долгая жизнь. Моему отцу тоже.
Дэвид нахмурился и поджал уголки губ. За весь рассказ он ни разу не поднял глаз.
— Переломный для всех момент — то, что случилось двенадцать лет назад. Угадайте, что произошло? — риторический вопрос, и Дэвид начал тараторить, — Моя мать перерезала горло моему брату, как свинье. Она кричала, что мы всё равно умрём. Вопила, что, — Дэвид поднял лицо наверх, вдыхая затхлый воздух. Он посмеялся, маскируя боль воспоминания, — А затем хотела меня заколоть этим же ножом... и да, она правда воткнула мне в живот его, но после пришёл мой отец и застрелил. Он думал, что эта какая-то сумасшедшая бабка, ведь она поседела.
Темно-рыжие волосы поблескивали от луча мерцающего фонаря на улице. Удивительно, что лампу ещё кто-то не забрал себе. Дэвид замолчал, не в силах продолжать рассказ. Все остальные — тоже, если и были вопросы, то Дэв попросил огласить в конце. Джон стоял у побитого окна с решёткой, Женнифер с Уильямом сидели на скрипучем диване, визави стола, на котором сидел Дэв. Анжел же стоял позади стола, прислоняясь к стене.
— Я долго не мог покинуть тело моего брата. Не мог так проститься, не мог отпустить часть себя, что пришлось взрослеть.
Мы с отцом были вместе всегда и везде, но когда у него закончились его препараты для уменьшения последствий синдрома, мы стали просить помощи у единственного живого родственника. Моя мать, та, что ушла, была из Флориды, а мы жили на тот момент в Калифорнии, а это больше тысячи мили по автодорогам. Я бы не смог его оставить. Никогда. Отец бы не пережил это путешествие, если бы с машиной возился он. Тогда, я впервые своровал огромную сумму налички и научился заводить машину без ключа. В путешествии при себе было заряженное двустворчатое ружьё. Во время поездки я не отдыхал, мне было важно скорее приехать до места назначения, и иногда меня рубило.
Мы знали адрес и, передохнув, отправились к ней. Мы, конечно, ничего сказочного не ожидали, но я её умолял. Долго упрашивал нам помочь, и быть вместе, пережить бедствие вместе. Я не хочу сильно вспоминать. Спустя время я нашел нормальную работу, и мы спустились к спокойной жизни. Когда я встретил Джоэля я почти бросил идею существования, а он мне подарил надежду.
Затем он сухо посмеялся и добавил:
— После меня Джоэль нашел себе свою бестию, — Дэвид обвел глазами Женнифер, — а потом, вы уже знаете, что было.
В основном возникали вопросы от Уильяма. Анжел, когда слышал их думал о том, что Уилл проверяет правдивость истории. Большинство на них он ответил, но к концу было видно, что он устал. Дэвид попросил одиночества, и все ушли. ...Кроме Анжела.
— Дэв, нам бы поговорить.
— Я понял. ... Тебе обо всем рассказал Джон, да? — Анжел кивнул, а Дэв присвистнул.
Он повертел головой и надавил пальцами на виски. Зажмурив глаза, Дэвид застонал:
— Да... Я тогда не знал, что твой дядя тебя насиловал, Анж. Для меня все было по приколу. Я не думал и не хотел думать. Я же тоже был под дозой, — его губы затряслись.
— О чем ты сейчас, Дэв? Ты мне расскажи: зачем ты это сделал, — Анжел чувствовал, как тяжелеет голова. Блондин держал руки крест-накрест и ждал хоть чего-то, что могло бы пояснить поведение Дэва.
— Да, я тогда не смог уследить за своей головой, и я извиняюсь. Прости меня, Анж, — руки Дэвида рухнули, но он смог поднять глаза к блондину.
— Дэвид, бери ответственность за свои поступки... — Анжел схмурился и взмыл руками, — Почему тебе всё так легко, Дэв?!
— Анжел, я же всё сказал. Прости, — они встретились глазами. Дэвид шагал к нему поближе, но Анжел отходил.
— «Прости» — это всё, что ты хочешь сказать? Серьезно? Дэвид, мне больно, что человек, которому я доверял, так со мной поступил. И не разу не поговорил об этом! И даже сейчас ничего не хочет объяснять.
— Извини.
— ...Достаточно! — Анжел вскинул руками и отвернулся от него, стискивая кулаки. Ладони заболели от впившихся ногтей, а костяшки побелели. Дэв накрывает лицо ладонями:
— Анжел, не бойся меня. Я не сделаю тебе больно, обещаю.
— Джон сказал, что ты меня ненавидишь. И сделал это из ненависти, — блондин закрыл глаза, мгновенно ослабшие руки просто опустились в карманы джинс.
Он убрал темные волосы назад и прошептал, что не хочет ничего на это отвечать. Анжел почти преодолел желание закатить глаза, но все же уточнил:
— Дэвид, что это значит?
— Для меня это уже ничего не значит, что было — прошло. С чего ради ты вообще веришь Джону, Анж? Только потому, что он тебя любил? Думаешь, от вранья у него уши зеленеют?
Блондин вмазал звонкую пощечину. Дэвид зажмурился, тут же трогая его руку и наклоняя голову. Пальцы вцепились в его, не отпуская:
— Анжел, я правда сожалею, что так поступил. Я был не в своём уме.
Анжел перестал дергаться и выдохнул. Дэвид погладил вену, проходя рукой на кисть.
— Ты теперь знаешь мою историю. Я хочу узнать твою. Ты мне уже говорил, что от того, что твой дядя пользовался тобой в детстве, и ты не понимал, что это сексуальное насилие, — Анжел сжал губы, когда Дэвид крепче взялся за руку, — Я тогда не знал этого. Я бы не поступил, как он, Анж.
— Ты – не он! — блондин толкнул его, — Но и ты, Дэв, и он понимали, что вам за это ничего не будет!
— Так избей меня за это, — воспротивился Дэв.
Анжел вдарил кулаком в грудь. Вначале он думал, что на этом и остановится, но видя перед собой грушу для битья, ударил ещё и ещё: в живот и по скуле. Анжел трясясь, крикнул:
— Дурак! — на глазах появились слезы, — Я его простил, потому что я его убил!
Дэвид замолчал, не понимая, что сказать, но ничего говорить и не нужно было.
— В монастырь я попал из-за того, что обычные средние школы в нашем городке — закрыли, а другие были в районах трех часов езды, — блондин глубоко вздохнул, — Мне было одиннадцать, с дядей мы «играли» почти три года. Со смерти матери, мой отец не мог работать и ухаживать за мной, поэтому брат моей мамы решил ему помочь. В монастыре, спустя несколько лет при воскресенском исповедовании я рассказал об этом, и ...пожалел. Реакция взрослых была ужасна, а я не понимал почему. — Анж моргнул, выдыхая:
— А когда я, повзрослев, — осознал, то сам пришел в ужас. Мы проходили на тот момент предмет «Половое воспитание».
Дэвид нахмурился. Он не собирался задавать вопросы сейчас. Он скрестил руки на груди, ссутулившись. Анжел сморгнул слезы, продолжая рассказ:
— В монастыре мы в свободное время помогали меньшинствам. Мне казалось, что я будто бы отравлен ядом, который с годами перерастает в неизлечимую болезнь, а накрывалось это тем, что случилось, когда мне было одиннадцать. И даже зная, что люди просто так умирают и пытаются добиться свободы слова и музыки, я страдал от собственного горя, мне на них было все равно. Я три года молчал, затем шесть лет пытался простить. Но всё, что стояло перед глазами, это его улыбка, смешки и член.
Губы Анжела затряслись, а на глаза упала тень.
— Вернувшись с образованием медсестры, наконец домой, я не мог радоваться. В родном доме мои глаза видели лишь горькие воспоминания. А когда он приехал... Так случилось, что мы оказались одни в доме. Он начал наседать, уговаривать и ... — он нервно выдохнул, — предложил ещё разок развлечься. Я схватил нож и воткнул в горло.
Анжел долго держал глаза закрытыми, жмурясь. Руки были плотно стиснуты на груди.
— Потом пришел мой отец. У меня была истерика, ...но я смог рассказать, почему я это сделал. Мой отец взял с собой все важное, и мы, уезжая, подожгли дом. Так получилось, что наши пути с папой разошлись: я остался работать медсестрой в штате Огайо, где ты меня и нашел, а он уехал дальше – в Канзас, потому что там предложили должность с хорошей зарплатой. У него, когда мы с Джоэлем, попросили профинансировать пару штатов для нашей группы, уже была другая семья. Дети, жена...
Понимая, что Анжел завершил рассказ, Дэвид погладил блондина по плечу:
— И ты с этого решил, что ты ему не нужен? Он же присылает тебе деньги, значит точно про тебя не забыл, — Дэвид заглянул в глаза и увидел отторжение:
— Лишь бы я его не докучал звонками, на которых нет ответа. Он же знает, что мне не нужны его деньги. Мы достаточно получаем с концертов. Да и у нас есть парочка небольших спонсоров.
Здесь Дэвид не понимал, что лучше сказать, поэтому приобнял его. Анжел медленно поставил свои руки на плечи. Они замолчали и погрузились в звон тихой капели на улице. И лишь новая тема разговора Дэвида сломала атмосферу уюта:
— Я думал у вас с Джоном может что-то получиться. Вы же поцеловались разок, тогда в лесу.
Анжел оттолкнул от себя Дэвида и застыл, рассматривая его недоумевающее лицо. Глаза Дэвида забегали по темноте, когда он понял, что раскрыл информацию, о которой никто не знал, кроме него. Он неуверенно начал, махая руками:
— Я не видел, что было потом. Я просто хотел дождаться Джона для того, чтобы уговорить его встать на мою сторону, когда Уилл решил искать нам барабанщика. Я увидел, что у вас все нормально и сразу ушел.
Анжелу показалось, что он смеется над ним. Блондин нахмурился и спрятал лицо за ладонями, выдыхая.
— Я никогда не искал себе партнера на работе. Ужасно, что ты это видел...
— Поцелуй с Джоном — ужас? — Дэвид постарался усмехнуться, чтобы облегчить тяжелую атмосферу. Анжелу показалось, что он готов вырвать ему язык, — А ведь ты ему разбил сердце.
— Только не с Джоном... Его порезы и самоповреждение отсылают меня в воспоминания с такими же, как он, только в центре душевнобольных. Меня от вида большого количества крови тошнит. А я бы хотел все оттуда забыть, — он ссутулился и сомкнул руки на груди, Анжел медленно зашептал, — Я думаю, я ему сердце разбил, когда ты ему рассказал о моей настоящей личности и продемонстрировал этот факт, поцеловав меня с коксом на языке. ...Или тем, что я не оттолкнул тебя, — глаза снова покраснели от слез.
Дэвид притянул его в свои объятия.
— Анжел, я никому не скажу. И я обещаю, что не дам тебя в обиду. Прости, что поставил тебя в неловкое положение. Я больше не буду.
Что бы эти слова не означали, Анжел обнял его в ответ и прошептал ласковое:
— Я тебя прощаю.