Глава 2.
Холодный, колючий ветер гнал по серому, до противного ровному асфальту сухие листья каких-то деревьев, и резко остановился. Небо было затянуто серыми тяжелыми тучами. Да и вообще, невозможно понять, тучи это или же скопился в небе дым от фабрики, которая возвышалась где-то там, на окраинах города. Фабрика эта вызывала достаточно сильную дрожь в теле, мурашки вдоль хребта и искреннее желание находиться где-то подальше от нее. Фабрика, казалось, создала все облака, которые огибают эту крохотную планету. Ее идеально ровные, а потому устрашающие, светлые серые стены стремились куда-то вверх, высоко, а оттуда - то есть сверху - смотрели на простых смертных с неподдельным презрением. Две длинные, относительно узкие трубы выпускали в воздух клубни белых облаков. Детям в городе говорили, что на этой фабрике и производят облака, которые защищают город от палящего солнца. Что же, в таком случае фабрика функционирует в полную силу своего потенциала - горожане не видели солнца казалось уже сто лет. Летом не становилось тепло, разве что не так холодно, как поздней осенью и зимой. Декабрь был особенно отвратительным месяцем, особенно холодным и максимально депрессивным. Сейчас только начинался ноябрь, а в воздухе уже висел леденящий душу запах предстоящей зимы.
Джон в своем черном пальто, застегнутом на все пуговицы, привычным размашистым шагом шел вдоль стен фабрики. Джон не обращал внимания на то, насколько эта фабрика высокомерна. Не обращал он внимания и на застывший от холода воздух, на то, что не видел за сегодняшнее утро ни одного человека, ни единой живой души. Джон уже привык к такому раскладу событий. К чему думать о каких-то зданиях, а тем более о каких-то людях. Стоит думать лишь о тех, которые влияют на ход событий жизни не только Джона, но и всего человечества...
От последней мысли Джон отмахнулся резким поворотом головы. Он уже подошел к высоким белым воротам фабрики, которые казались одно слитой стеной, и нажал на черную кнопку. Ворота разъехались в стороны. Его ждут.
Джон прошел в широкий двор фабрики, где была лишь одна большая фура и множество различных дверей в разные помещения. Ворота бесшумно закрылись и теперь выглядели так, словно никогда и не открывались. Дверь 1.01, дверь 1.02, дверь 1.03... Джон дошел до нужной ему 1.08 и дернул за ручку. Дверь осталась неподвижной. Массивная, стальная, хотя узкая, она, как и все остальные, не вызывала ни малейшего желания входить внутрь. Джон, когда только начинал работать, первые два с половиной года точнее, испытывал много негативных ощущений рядом с этой дверью. Тогда он вспоминал грустные статистики о склонности к суицидам у населения города, а также у работников этой фабрики. Статистика была весьма печальной и сводилась к тому, что если человек хочет выжить - ему лучше просто уехать отсюда. Сейчас Джон не тратит время на такую ерунду. Сейчас он уже вот двенадцать лет занят своим делом. Его работа важна. Его работа нужна. Его работа должна быть тщательно скрыта от всех.
Джон еще раз нажал на дверную ручку. Дверь не поддалась. Это случалось не так уж редко, но и не так уж часто. А учитывая, что сюда Джон приходит два раза в год - можно было бы уже придумать что-то во избежание подобных ситуаций. Джон выждал десять минут, а затем снова нажал ручку двери. Ничего.
Внезапно послышался резки неприятный звук скрежета - сигнал, что дверь открылась. Джон с силой дернул ручку и наконец-то вошел в длинную и запутанную вереницу коридоров и лестниц. Этот лабиринт с единственным входом и выходом вел лишь прямо и лишь обратно. Джон шел уверенно. Он знал, зачем он здесь.
Пройдя узкую тропу из стен, пола и потолка, Джон вышел в большой закрытый холл, где невысокий седой мужчина о чем-то говорил с юной девушкой. Джон знал ее.
Ирма Смит, двадцать три года. Она всегда смотрела на Джона с каким-то восхищением, ужасом и с тем выражением, какое бывает у детей, когда они узнают у родителей, зачем людям разные половые органы. Ирма воспитывала сама свою младшую сестру. Между проституцией и законной честной работой она выбрала второе. Джон сомневался, что такой выбор можно назвать правильным, учитывая, чьей секретаршей является Ирма. У нее были светлые волосы и серые глаза. Худое лицо, тонкие губы, длинные ноги с широкими щиколотками. Достоинства фигуры она подчеркивала юбками и блузками, стараясь скрыть не такой уж плоский живот, родимое пятно чуть выше обратной стороны левого колена, выпирающие ребра из-за широкой грудной клетки и усыпанное родинками левое плечо.
Начальник Ирмы, а также управляющий работой на фабрике, Майкл Холланд был человеком в возрасте, невысоким, седым и лысеющим. Фабрика вообще принадлежала городу, а город - негласно - принадлежал Холланду. Он носил клетчатые рубашки, темные джинсы и строгие ботинки. Смотрелось это простовато и ни капельки не изысканно, но ведь Холланду не перед кем красоваться. Людям в городе уже плевать, кто в чем ходит. Им плевать и на то, в чем ходят они сами.
- Джон, здравствуй! - громко приветствовал Холланд гостя.
Ирма со страхом и вожделением посмотрела на Джона. Он ей нравился. Джон бы испытывал к ней какие-то теплые чувства, если бы Ирма не была обычной девочкой, которой крайне не хватает мужского внимания. Ее жизнь вертится вокруг сестры и работы, из мужчин наиболее близкие контакты лишь с Холландом и Джоном. Ее можно понять. О начальнике она не думает, а вот таинственная и холодная личность Джона ее привлекает. И только это ее привлекает.
Ирма быстро пискнула под нос слова приветствия и покинула мужчин. Джон остался вместе с хозяином фабрики.
- Джон, и вот ты снова здесь, - улыбаясь и пожимая Джону руку, сказал Холланд. - Крайне рад тебя видеть. Перед тем, как ты заберешь бумаги, я бы хотел с тобой кое-что обсудить.
Джона заинтересовали эти слова. Такое случалось редко, крайне редко. Джон просто приезжал сюда раз в шесть месяцев, забирал крайне важные документы с именами и фамилиями, которые обозначались кодом 039, а затем уезжал. Код 039 присваивался спискам лишь в четырех фабриках мира: две в Китае, одна в Америке и одна здесь. Список должен был иметь в себе не более пятнадцати имен для фабрик с количеством работников до десяти тысяч, и не более пятидесяти для фабрик с количеством работников свыше десяти тысяч. Имена людей, точные адреса, места работ, состояние здоровья. Люди даже не подозревали об этом; а тем, кто значился в списках было уже абсолютно все равно. Их ведь больше нет.
- Что? - коротко спросил Джон.
- Видишь ли, - хозяин замялся, - как бы тактичнее сказать. Я связался с вами ради процветания города и ради общего блага. Но все, что мы имеем в итоге - списки мертвых людей. Мои предшественники имели дело с организациями, подобными той, что держит Фердинанд, и все они были вполне довольны их работой.
Джону не понравилось, к чему ведет Холланд. Очень не понравилось. Эта тема - хождение по раскаленному лезвию туда сюда. Будто веселиться с петлей, не зная, когда же она сработает по назначению.
- Джон, ваше дело благое. Но лишь для вас. Развитие города застопорилось. Люди умирают не от болезней или старости. Они мрут от тоски. Я пересмотрел старые дела более древних организаций. Их результаты были не лучше. Не значит ли это, что лучше мне пока прекратить сотрудничество с вами?
Джон не выражал эмоций. Он не был поражен, он не был подавлен. Он просто немного помолчал, а затем сказал:
- Вопросы такого масштаба должны быть решены с организатором наших работ. Я здесь лишь для того, чтобы забрать список.
Джон замолчал внезапно. От этого в холле резко зазвенела тишина. Холланд тяжело вздохнул. Он надеялся на продолжение, но Джон молчал, и чем дольше он молчал, тем тяжелее становился камень на плечах владельца фабрики. Фердинанд МакНеш был человеком старой закалки, достаточно жестким и непоколебимым. Холланд попытался поговорить в Джоном, но последний слишком хорошо знает свои обязанности. Он ведь пришел забрать список.
Когда Джон и Холланд подошли к тумбе, стоящей у стены, владелец фабрики открыл один ящичек, в котором лежала аккуратная белая папка. Джон открыл ее. Белоснежный лист А4 с семью пунктами. Отлично. Джон развернулся к выходу, но Холланд внезапно сказал:
- Но неужели вы не сможете повлиять на ход событий?!
Джон застыл, стоя спиной к владельцу фабрики. А последний продлжил:
- Вы сами должны понимать, что кроме бессмысленных смертей ваша деятельность пока не привела ни к чему хорошему. Вы работаете с Фердинандом около десяти лет. Вы заметили чтобы что-то изменилось? Я работаю с ним тридцать лет! Результат за все время такой же, как и за последние двенадцать лет - никакой. Джон, поймите...
- Мистер Холланд! - громко сказал Джон, прерывая разговоры старика, а затем быстро вернул себе прежний тон: - Я делаю свою работу.
С этими словами, Джон развернулся к выходу из фабрики. Худая, высокая фигура мужчины ровным быстрым шагом устремилась вглубь узких и запутанных коридоров и лестниц. Он знал, что делает свою работу. И знал, что делает ее хорошо. Люди, которые плохо делают свою работу всегда оказываются в списках. Списках на отчисление, увольнение, списках судебных процессов, в списках 034, 037, 038, 039...
Идя по улице с папкой в руках он думал, что исход для Холланда остался только один. Новый список следующего полугодия будет пополнен фамилией владельца фабрики.