Глава 12. «Жертва»
Откуда-то сверху доносились крики. Десятки приглушённых впечатлительных голосов резали уши. Там, на палубе, зверолюдям было вполне даже хорошо, они бесчинствовали и откровенно веселились.
Но Жану было не до веселья.
Он уже в очередной раз за вечер разочаровался в том, что очнулся.
Руки с особой жестокостью заламывала острая, ни с чем не сравнимая боль. Когда в последний раз Жан ощущал боль? Наверное, в глубоком неосознанном детстве. И то спорно.
А вдобавок к этому, горло сухо сжала непрошеная жажда, как бы насмешливо оборачиваясь в крупную и сочную вишенку на горьком торте его страданий. Многочисленных, по его мнению, мучений.
Рейд на «Золотые Пашни» был настолько неожиданным, что отец парня, герцог Дон Нуаре Де'Поль, даже и не подумал подстраховаться на подобный случай. В поместье отсутствовали любые виды стражи или хоть каких-нибудь хранителей их аристократической безопасности. Ни «охотников», ни примитивных рыцарей. Абсолютная, концентрированная пустота.
Жан снова и снова переигрывал в голове момент своего поражения этим тварям, выматывая этим не только своё тело, но и помутневший к этому часу разум. В тот миг, когда его безвыходно окружили захватчики и грубо перекрыли все пути к отступлению, семья парня, ведомая голым и неотёсанным инстинктом самосохранения более походила на диких, неприрученных животных, нежели сами полузвери, они рвались и метались, спасая свои драгоценные шкуры, и неистовые мольбы Жана о помощи были ими попросту не услышаны, или же, во что голубоглазому верить отнюдь не хотелось, проигнорированы.
А зверолюди всё веселились.
Прямо над его головой то и дело, под ногами неспокойной толпы, со скрипом прогибались доски. Голоса не умолкали, вторя однообразной, повторяющейся уже четвёртый раз за ночь, мелодии баяна.
Сквозь небольшой, размером с обыкновенную тарелку, иллюминатор, покрытый будто бы вековым слоем грязи и пыли, просачивался прозрачный, эфемерный свет полной луны, в котором чарующим танцем кружили крупные пылинки. Жан старался находится ближе к этому, пусть и почти бесполезному окошку, оно придавало некой уверенности, ведь под ним, в этой непроглядной тьме, можно было разглядеть хотя бы такой же грязный, как и всё вокруг, деревянный пол.
Полузвери, как уже успел догадаться парень, не блистали особой чистоплотностью. В таком, с виду, могущественном и величественном галеоне изнутри царствовал абсолютный хаос и беспорядок. Кажется, товарищи Окрылённого так и не определились с ролью местных уборщиков, или же и вовсе об этом не задумывались.
Этот спёртый и пропитанный пылью воздух сдавливал лёгкие.
Хоть матушка и прожила с семьёй не самый продолжительный срок, кое какие нормы порядка сыновьям она всё же успела привить. Мадам Луиза сама по себе являлась воплощением всего до идеала зачищенного и ярым противником любой грязи в её глазах. Вместе с ней дом Нуаре Де'Поль процветал и, в какой-то степени, блистал. Жан просто обожал её привычку наполнять любые ровные поверхности поместья разномастными вазами со всевозможными свежими цветами. Этот сладковато-приторный запах в какой-то момент стал неотъемлемой частью их владений.
Сейчас Жан понимал, что чрезмерная тяга его младшего брата, Феанора, к стопроцентному идеалу, этот перфекционизм - всецело черта матушки.
Феанор...
Совсем недавно, ещё до разрушения той деревушки отшельников, когда отец вызывал двух сыновей к себе на короткий разговор, Феанор с особым рвением принял на себя борьбу с Окрылённым.
Он точно спасёт Жана. Рано или поздно Феанор точно нападёт на след этого звериного безумца.
Мысли об этом обнадёживали.
Неожиданно прямо у входа в каюту раздался странный резкий звук. Кто-то приближался.
Парень тотчас нахмурился. Все мечты и надежды на спасение, только что приятно ударившие в его лицо свежим прохладным ветерком, внезапно с грохотом разбились об этот злосчастный грязный пол. Это точно Клеа, его недавняя вполне даже приятная знакомая из таверны. Снова пришла подкрепиться его мучениями и жалкими, скулящими мольбами о пощаде.
Скрипучая дверь медленно приоткрылась и в комнату проник почти неразличимый во мраке силуэт. Аккуратными, нерешительными шажками он приблизился к жертве, что было крайне не похоже на крольчиху, шаги которой были по умолчанию уверенными и не осмысленными.
Фонарь в руках вошедшего медленно зажёгся, разливая по стенам коморки золотые, мерцающие блики. И в буйстве ослепительной желтизны на Жана проницательно взглянули два больших, округлых винно-алых глаза.
Два слишком знакомых глаза.
Было совсем не ясно, какие чувства выражает этот отчасти пустой, блеклый взор.
Двое ещё долго неразрывно глядели друг на друга, боясь моргнуть, хоть на секунду потерять друг друга из виду. Ожидать от находящегося напротив существа можно было чего угодно.
Огонёк в фонаре, который крепко сжимала Ибис, переменно вспыхивал из секунды в секунду, беспорядочно отражаясь в красных глазах девушки. Жану даже почудилось, что в них у неё стоят настоящие слёзы.
В какой-то момент Ибис тихонько опустила светильник на пол и робко присела прямо напротив пострадавшего, всё так же не давая ему и малейшего шанса вырваться из её поля зрения.
- Ну, здравствуй, мадемуазель. - Первым решился нарушить свинцовую тишину парень, незаметно даже для самого себя отдаляясь от пришедшей.
Но девушка предпочла промолчать на данное сухое приветствие и принялась рыться в только что замеченной Жаном набедренной сумке, откуда в тот же миг изъяла достаточно подозрительную баночку с крайне не привлекательным горчично-жёлтым содержимым.
- Знайте, что я делаю это не для вас. - Тихо, но ёмко выплюнула в парня Ибис, торопливо открывая крохотный сосуд в её руках и рассеивая тем самым по душной каюте приятно щекочущий нос травяной аромат, какой можно повстречать в любой лекарственной лавке.
Девушка нехотя прикоснулась к ослабленной руке Жана, щедро украшенной неизвестно каким образом оставленными ожогами, и так же через силу принялась накладывать на эти изощрённые ранения принесённую мазь.
- И для кого же тогда? - Сквозь жгучую боль, противно сжавшую израненную кожу, криво улыбнулся Жан.
Девушка, смахнув с лица слегка завитые золотые локоны, прострелила парня ненавистным взглядом:
- Для себя. Я себе не прощу, если рядом со мной кто-то будет страдать, а я буду сидеть, сложа руки.
На это голубоглазый многозначительно промолчал, скорее попросту не найдя на это достойного ответа. Кажется, Ибис оказалась намного сложнее, чем показалась ему на первый взгляд. В этот момент он осознал, что совсем не понимает её.
- И... Откуда у тебя это? - Взглядом указав на пахучую субстанцию, осторожно поинтересовался парень.
- Одолжила у друга. - Равнодушно и как-то на автомате выдала блондинка, но, спустя мгновение, уже напористее продолжила, - Зака. Которого вы убили.
- Я? - Искренне изумился Жан, внезапно отдёрнув руку от своей спасительницы, как от огня.
- Здесь есть ещё один якобы "не человек", который обманул и без того дурную девушку и сравнял её дом и всю её жизнь с землёй?
Дрожащий голос выдавал её. Она выдавливала из себя эти чересчур наигранные уверенные слова, которые, возможно, незадолго до этого несколько раз отрепетировала. Жан читал окружающих, напористо проникал в их души и даже глубже, желая постигнуть самую их суть. Ибис приятно удивляла: она не умела виртуозно скрывать свои истинные чувства, как это обычно делал сам Жан за лучшим средством - улыбкой. Она даже для самых не проницательных глаз была будто-бы прозрачной и, на первый взгляд, всецело понятной.
Такое мнение об Ибис, как дважды-два легко, сложилось у парня за всё то время, что она прожила в его поместье, но... Сегодняшняя её выходка с таким неподдельным добром к собственному главному врагу - попросту привело его в ступор. Хоть она явно делала это с тяжестью переступая через себя, она всё же это делала. Облегчала ему мучения.
- Я не лишал жизни никого из твоей деревни, поверь. Всё, что там происходило, исключительно дело рук «охотников».
- Возможно вы никого и не убивали, но это именно вы привели тех монстров! Если бы не вы, деревня была бы цела!
- Это был мой долг, как сына. - Раздражённо процедил сквозь зубы обвиняемый, - Моему отцу это действительно важно.
- Какой же вы мерзкий. - Кажется, и Ибис не выдержала того давления, что с каждой опрометчиво брошенной фразой всё усиливалось и сжималось в воздухе, сдавливая собой и без того крохотное пространство каюты, и резко отвернулась, пряча внезапно поступившие слёзы. Но плакать нельзя. Только не при этом уроде.
- Мадемуазель... - На выдохе устало протянул Жан, - Ты многого не...
- Умолкните! Замолчите вы, умоляю! - Надрывным криком перебила парня красноглазая, - Чёрт, как же я ненавижу, когда вы так меня называете!
- Ибис, послушай, даю свою честнейшую клятву, как аристократ, у меня действительно не было выбора.
- Почему?..
Она всё ещё не смотрела ему в глаза. Отвернувшаяся, она судорожно утирала глаза руками, поистине мужественно сдерживая слёзы, эту постыдную слабость. Лишь небольшой фонарь освещал её хрупкий, миниатюрный силуэт, дрожа и хаотично мерцая в своей желтизне.
- Мой отец невообразимо многого от меня ожидает. И я чувствую за это ответственность.
Жан говорил тихо и мягко, спокойно, будто опасаясь спугнуть ослабевшую жертву, обмякшую в этой почти непроглядной тьме, свернувшуюся в дрожащий, сутулый комочек. Он протяжно замолчал, обдумывая, стоит ли произносить следующие опасные, обжигающие горло слова, пришедшие ему на ум, которых он сам в душе страшно боялся, но не был готов признать этого. Но, всё-таки, вдохнув несколько раз для спокойствия, продолжил:
- Я не желаю снова его разочаровывать.
На этот раз замолчала Ибис. Продолжительно, явно намеренно, но не придавая этой тишине свинцовой, убийственной тяжести. Это мирное безмолвие скорее напоминало блаженное затишье после мучительной, пугающей бури. Словно желанная передышка.
- Если для того, чтобы стать сильнее, вам необходимо обезоруживать окружающих, то вы глубоко заблуждаетесь.
Произнеся это, Ибис медленно поднялась с места и неспеша направилась к выходу, прихватив с собой потускневший, догорающий фонарь.
Жан провожал удаляющийся силуэт чувственным, блуждающим взглядом. В его голове, где-то под черепом, всё ещё эхом отзывались серьёзные, отдающие открытой, простосердечной истиной, слова девушки.
- Прости.
- Что?
- Я действительно желаю загладить перед тобой свою вину.
Когда в последний раз Жан искренне извинялся? Что-то ему саркастично и надменно подсказывало, что никогда. Ни перед кем. И, к слову, это оказалось намного сложнее, чем он когда либо себе представлял. Всё-таки его гордость оказалась тем ещё свирепым противником.
Красноглазая на мгновение остановилась, прямо у самой двери. Её рука неестественно замерла в нескольких сантиметрах от резной дверной ручки и тут же крепко сжалась в напряжённый, не по-девичьи сильный кулак. Ногти блондинки сейчас явно болезненно впились ей в кожу. Хоть Жан и не видел её лица, он всё же мог смело предположить, что сейчас она в свойственной себе манере нахмурила свои тонкие светлые брови, образовывая между ними едва заметную ямочку.
Постояв так секунду, Ибис негромко проговорила:
- Мне ничего от вас не нужно.
И беззвучно, словно призрак, покинула каюту.