Глава 2
Групповая терапия
Кэмерон 16 / Лейла 14 - 8 лет назад
Кэмерон
– Эм... Привет, меня зовут Лейла, мне четырнадцать.
Я наблюдаю, как она нервно кусает губу, крепко прижав руки к бокам. Руки Лейлы сжимаются в кулаки так, что побелели костяшки пальцев. От нее веет тревогой и страхом, и это разбивает мне сердце. Каждый, кто вырос в Мейплвуде, знает эту историю. Знает ее историю.
Наш психотерапевт всегда говорил нам, что, рассказывая о том, через что мы прошли, нам будет легче двигаться дальше. Лейла выглядит так, будто вот-вот расплачется, когда маленькая кудрявая девочка берет ее за руку и сжимает ее. Присутствие девочки как будто подталкивает Лейлу к дальнейшим действиям.
– Мои родители погибли, когда мне было десять, и меня отдали в... Ну, я тоже была в приемной семье с десяти лет.
Я хмурюсь, внимательно слушая ее приветствие.
– Спасибо, Лейла, спасибо, что доверила нам свою историю.
Терапевт мило улыбается, ее очки в черной оправе, которые в два раза больше ее лица, спадают на переносицу.
Она ходит в нашу группу уже как минимум два месяца, а я так и не наберусь смелости поговорить с ней. Но сегодня будет тот самый день. Я чувствую это всем своим существом.
Родители Лейлы были убиты так, что для большинства это было бы кошмаром. Она переживает эту ночь каждый день, и на ее милом лице написана боль, которую она, должно быть, испытывает.
Я обязан ей своей жизнью, обязан тем, кто я есть, но она не знает меня, а я знаю о Лейле все, что только можно знать. Сегодня тот день, когда наша судьба наконец-то пересечется, мы станем частью жизни друг друга. Я отплачу ей миллионом способов за доброту, о которой она даже не помнит. Но я помню и никогда не забуду.
Я смотрю, как рыжие волосы рассыпаются локонами по ее спине, и не могу не заметить, что у нее действительно красивые глаза. Один глаз у нее арктически-голубой, а другой - бирюзово-зеленый. Я никогда не видел никого красивее нее.
При мысли о том, какой была для нее та ночь, моя спина напрягается, глаза расширяются, дыхание перехватывает, когда меня охватывает страх от того, через что ей, должно быть, пришлось пройти. Я отпускаю это чувство, понимая, что это происходит не сейчас - это случилось так давно. Единственная, кто заслуживает моего внимания, - это она. Я обязан ей всем.
Я видела, как она в школе держится особняком, но это первый раз, когда я слышу, как она разговаривает. Она обычно очень тихая. Но мы все знали ее историю. Ну, я знаю ее историю. Я уже знаю о ней все, что можно найти во интернете. Обещаю, в этом нет ничего странного. Я просто очень люблю узнавать про такие личности, особенно если у них интересные истории.
Я знаю, что она предназначена для большего. Я буду тем, кто поможет ей – только сначала мне нужно с ней поговорить. Папа говорит мне, что мне всего шестнадцать, и я со своими гормонами думаю о большинстве девушек, но ни одна из девочек в школе не похожа на нее. Когда-нибудь я женюсь на ней.
Мы все сидим в кругу, и этот шарлатан-терапевт разговаривает со всеми нами, но мой взгляд не отрывается от Лейлы Кларксон. Она такая чертовски красивая. Остальные парни в группе, очевидно, думают так же, пялясь на нее, как на кусок мяса.
После терапии нас всех распускают, остальные обычно болтают и едят оставшиеся дерьмовые закуски. Я всегда как можно быстрее убегаю, но сегодня я задерживаюсь, ковыряюсь в тарелке, ожидая своей очереди поговорить с ней. Я поговорю с ней. Я подхожу к своим друзьям и наклоняюсь так, чтобы хорошо ее рассмотреть.
– Чувак, она такая горячая штучка. Верно? - говорит Райан, один из парней, отправляя в рот чипсы
– Она не горячая штучка, она красивая, - тихо поправляет Саймон. Мы с Райаном смотрим на Саймона, его лохматые черные волосы, неухоженные и растрепанные, падают ему на глаза, и слышим мелодичный смех, доносящийся с ее стороны. Все в группе знают, что Саймон всегда был одержим Лейлой с того момента, как она присоединилась к ним. Саймон не сводит глаз с Лейлы; иногда, когда он наблюдает за ней, он так сильно прикусывает губу, что она начинает кровоточить. У меня кровь закипает при мысли о том, что кто-то другой смотрит на нее с таким пристрастием.
– Мне пришлось перейти в другой класс по математике, потому что я не успевал.
Голос Саймона эхом разносится вокруг нас, когда он пытается начать разговор, в который мы совсем не хотим вступать.
Лицо Райанна морщится, и он закатывает глаза:
– Разве ты не очень хорош в математике?
Саймон отвечает, его глаза цвета смолы по-прежнему не отрываются от Лейлы:
– Лейла тоже учится в моем классе, мы сидим рядом друг с другом. Она такая умная, поэтому я знаю, что с ее помощью я буду очень хорошо учиться в этом классе.
Мой голос звучит напряженнее, чем хотелось бы, и, прочистив горло, я смотрю на Саймона.
– Ты... поменял классы, чтобы быть с ней в одном кабинете? Саймон, это чертовски стрёмно.
Он пытается отмахнуться от намека, заикаясь:
– Н-нет! Нет... она просто... она просто в том же... в том же классе, что и я!
Саймон проводит рукой по своим беспорядочным черным волосам.
– Ага... Ты такой чертовски криповый.
Мое внимание привлекает вспышка рыжих волос Лейлы на солнце. Она стоит у столика, ее смех переходит в тихую мелодию, когда она разговаривает с другой девочкой. Я делаю вдох, когда слышу это, и позволяю ощущениям поселиться у меня в душе. Она само совершенство.
Как можно бесстрастнее я пробираюсь к ней, уверенный, что все пройдет идеально. Саймон пытается что-то сказать мне, но я уже отворачиваюсь от стола, чтобы подойти к Лейле с этой вновь обретенной уверенностью, которая, кажется, появляется у меня только тогда, когда это имеет отношение к ней.
– Привет, - говорю я, подходя, когда она облокачивается на стол, увлеченная разговором со своей подругой. Ее глаза расширяются, когда она смотрит на меня с удивлением, которое быстро сменяется любопытством. Я вижу, как она морщит лоб, отворачиваясь от меня, чтобы продолжить разговор со своей подругой. Я прочищаю горло, и ее глаза слегка расширяются.
Эти глаза запечатлелись в моей душе. В моей памяти. Моем сердце.
– Я сказал "привет", - теперь я говорю чуть отчетливее, от меня исходит уверенность, которой у меня определенно нет. Возможно, она просто не услышала меня. Она поворачивается ко мне всем телом, приподнимает бровь и скрещивает руки на груди, оценивая меня.
– Э-э, привет?
Лейла смеется, искоса поглядывая на свою подругу Хейзел Матис.
– Я Кэмерон. Не хочешь прогуляться со мной?
Я нервно улыбаюсь, когда говорю с ней, начиная беспокоиться, что окончательно проваливаю этот разговор. Лейла хихикает и что-то шепчет своей подруге, отодвигаясь от меня; и в этот момент мне становится больно. Затем ее подруга шепчет что-то в ответ, и Лейла поворачивается ко мне и пожимает плечами.
– Хорошо, да, я полагаю?
Улыбка на моем лице определенно слишком широкая, чтобы быть случайной. Я ничего не могу с собой поделать, в конце концов, это Лейла. Я нервно провожу рукой по волосам.
– Я Кэмерон.
Лицо Лейлы морщится.
– Да, ты уже говорил.
Она смотрит на меня долгим, почти уничтожающим взглядом, прежде чем обратиться к своей подруге, не поворачиваясь в ее сторону.
– Я поговорю позже, Хейзел.
Лейла
Мы с Кэмероном идем в сторону парка, расположенного неподалеку. Мисс Кира не приедет за мной по крайней мере еще двадцать пять минут, так что что может случиться худшего? Хейзел рассказала мне, что мама Кэмерона тоже была убита и что он тоже был приемным ребенком. Уверена, что на самом деле это не так, но я его не знаю. А мой психотерапевт сказала, что заводить друзей - это то, над чем мне нужно поработать.
Я неловко улыбаюсь Кэмерону. Через несколько месяцев после убийства моих родителей мне поставили диагноз "селективный мутизм", поэтому нормально разговаривать с незнакомыми людьми я не умею. Как будто мой мозг хочет говорить, но слова просто не выходят. Но он кажется достаточно милым, и я могу попробовать.
Мы подходим к качелям и садимся рядом, он смотрит на меня и снова широко улыбается.
– Извини, что был таким неловким. Мой психотерапевт говорит, что мне нужно больше разговаривать с людьми.
Он смотрит на меня так, как будто это может сделать наше общение менее неловким. Тем не менее я улыбаюсь, глядя на парня в очках, который решил, что сегодня я стану его следующей жертвой.
– О, это круто. И как давно ты в группе?
- спрашиваю я, пытаясь завязать светскую беседу.
И тут я замечаю, что в воздухе повисло напряжение. Я не могу понять, в чем дело. Кажется, между нами возникло чувство заряженности, пока мы разговариваем. Как будто каждое слово, произнесенное намеренно и неловко, является значимым и судьбоносным. Очевидно, что он тоже это чувствует, по крайней мере, мне так кажется, поскольку он так пристально наблюдает за мной, а его глаза так широко раскрыты. Волосы на моем затылке встают дыбом.
– Прости, я... прости... - бормочет он, заикаясь, пока я смотрю на него нежным взглядом.
– Тебе не нужно продолжать извиняться, мы можем просто поболтать? Обещаю, я не кусаюсь.
После этого наша беседа проходит без заминок. Он на самом деле довольно забавный и кажется очень милым; возможно, завести друзей - не самое худшее, что могло со мной случиться.
Мы разговариваем еще какое-то время, пока рядом не раздается сигнал машины, и его лицо становится на два тона бледнее, чем я когда-либо видела.
– О-о-о. Это за мной, - увидимся на следующей неделе?
– Да, увидимся на следующей неделе. Найди для меня время.
Возможно, поговорить с Кэмероном не так уж и плохо. Мой психотерапевт сказала мне, что мне нужно "расширить кругозор". Так вот, что я делаю. По крайней мере, это то, что я говорю себе, наблюдая, как он спешит по траве к ожидающей его машине.
Почему у меня горят щеки?