Осквернённые // Незнакомцы из ада

ойй..всем здравствуйте...👀

Извините, что главы не выходили в последнее время. Сами понимаете, май, экзамены и всё такое. Очень сложно совмещать писательство с подготовкой к экзаменам.

Надеюсь на ваше понимание ;)

Приятного чтения! ❤️

Слезы Сухён текли нескончаемым потоком, горячие и жгучие, словно расплавленный металл. Ее тело сотрясалось от рыданий, каждое всхлипывание отдавалось болью в груди. Мунджо стоял неподалеку, наблюдая за ней с нечитаемым выражением лица. Казалось, он не знает, что делать, как справиться с этим бурным проявлением эмоций. Он не привык к слезам, к такой откровенной, обнаженной боли.

– Сухён, – произнес он ее имя, тяжело вздохнув. Его голос, обычно ровный и уверенный, сейчас звучал хрипло, с едва заметной дрожью. Он пристально посмотрел на нее, пытаясь найти в ее глазах хоть какой-то проблеск понимания.

Но Сухён лишь сильнее опустила голову, пряча лицо от его взгляда. Она не хотела видеть его, не хотела слышать его голос. Каждый звук, каждое движение Мунджо причиняли ей невыносимую боль.

– Посмотри на меня, – тихо, почти умоляюще, произнес он, подходя ближе. Опустившись на корточки перед ней, он осторожно убрал прядь мокрых волос с ее лица. Его пальцы, холодные и дрожащие, коснулись ее подбородка, приподнимая его. В ее глазах, затуманенных слезами, он увидел смесь ненависти, страха и бесконечного отчаяния. Этот взгляд, полный боли и обвинения, пронзил его насквозь, заставив вздрогнуть.

– Я не хотел тебя напугать, солнце, – тихо прошептал Мунджо, стараясь найти в голосе нотки нежности, которые могли бы смягчить этот тяжелый момент. Он говорил это с искренним желанием, но в глубине души не мог понять, почему его действия вызвали такую бурю страха в ее глазах. Она была для него вселенной, но теперь его мир, построенный ради них двоих, рушился на глазах.

Он убил преграду, которую считал главным препятствием на их пути к счастью, полагая, что теперь ничто не сможет встать между ними. Но вместо облегчения он увидел лишь ужас в ее взгляде. Сухён боялась его, а это было последним, чего он хотел. В его планах не было места страху, он мечтал о том, чтобы она стала такой же, как он. Чтобы они стали партнерами, соратниками в этом безумном мире.

Тем не менее, страдание и страх, которые она испытывала, заставляли его сердиться на самого себя. «К черту этот замысел», – пронеслось в его мыслях, когда он наблюдал за ней. Он думал о ее брате, Чону, который, как он знал, старательно обходил их стороной. Мунджо понимал, что за его спиной тот проворачивает мелкие делишки: нападает на каких-то хулиганов на улице, выходя из себя от ярости, и калечит их.

Брюнет был не против. Главное, чтобы Чон не попадал в серьезные неприятности и не попадался полиции. Это он мог контролировать, но вот Сухён... Она была другой. Её страхи могли оказаться непредсказуемыми, и это пугало его больше, чем он хотел признать. Мунджо чувствовал, как его желание быть с ней, защитить её, сталкивается с реальностью, в которой она воспринимает его как угрозу, а не как спасителя.

– Что ты хочешь от меня? Ты хочешь убить меня?.. Как и Сок Юна? – прерывистый голос Сухён, полный ужаса и отчаяния, разрезал тишину комнаты, словно удар хлыста. Каждый слог, произнесенный ею, был пропитан болью и страхом. Она смотрела на Мунджо широко раскрытыми, полными слез глазами, ожидая ответа, который, как ей казалось, мог решить ее судьбу.

Мужчина медленно, почти торжественно покачал головой, отрицая ее слова. Это движение было плавным, словно он боялся сделать что-то резкое, что могло бы еще больше напугать Сухён.

– Я бы никогда тебя не тронул, пойми это, – произнес он, его голос звучал глухо и хрипло, словно из него выжали все силы. Он хотел, чтобы она поверила ему, чтобы увидела в его глазах искренность, но понимал, что это будет сложно. Слишком много ужаса он уже принес в ее жизнь.

Его рука легла на ее дрожащую руку, нежно поглаживая. Это прикосновение было призвано успокоить, утешить, но в нем чувствовалась некая напряженность, словно он сам не был уверен в своих действиях.

– Лапуля... я сделаю все ради тебя. Но только не отворачивайся от меня, – прошептал он. Он был готов на все, лишь бы она приняла его, лишь бы она была рядом.

Впервые за долгое время Мунджо ощутил знакомую, но почти забытую слабость. Горло сдавило спазмом, словно невидимая рука пыталась его задушить. Руки мелко дрожали, не подчиняясь его воле. Мир вокруг него словно расплывался, теряя четкие очертания. Все валилось из рук, планы рушились, разбиваясь на мелкие осколки, как хрупкое стекло. Это чувство беспомощности и отчаяния резким, болезненным уколом напомнило ему о детстве. О том страшном времени, которое он так старательно пытался забыть.

Тогда, в те далекие годы, в его душе зародились первые темные мысли, пугающие своей жестокостью, но одновременно странно притягательные. Они шептали ему на ухо, нашептывали ужасные сценарии, подталкивая к действиям, от которых холодела кровь. Эти мысли кричали внутри него, требуя выхода, требуя воплощения в реальность, без капли сожаления, без угрызений совести.

Мысль об Ом Боксун пронзила его сознание, как молния. Что стало бы с ним, если бы не тот роковой день? Кем бы он был сейчас? Возможно, обычным человеком, с нормальными желаниями и стремлениями, без этой темной, садистской стороны, без этой неудержимой, всепоглощающей одержимости, которая теперь управляла им.

И вот теперь под власть этой одержимости попала Сухён, его соседка. Девушка, которая за такой короткий срок стала для него чем-то гораздо большим, чем просто объект желания. Он смотрел на ее слезы, на ее страх, и понимал, что зашел слишком далеко. Его темная сторона, которую он так долго сдерживал, вырвалась наружу, разрушая все.

– Мунджо, выпусти меня, пожалуйста, обещаю, я никому не скажу, – слова Сухён, полные мольбы, дрожали в воздухе. Ее глаза, покрасневшие от слез, были устремлены на него с отчаянной надеждой. Пальцы ее нервно подергивались, выдавая внутреннюю тревогу. Она действительно думала о том, чтобы сдержать обещание, но только для того, чтобы выиграть время. В ее голове уже созревал план побега. Как только она окажется на свободе, то вместе с Чону улетит отсюда, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого кошмара.

На лице Мунджо появилась мягкая, почти ласковая улыбка, которая, однако, не достигала его глаз. Он медленно выпрямился и сделал шаг назад, словно давая ей немного пространства, но в этом движении чувствовалась скрытая угроза.

– Хорошо, докажи мне, что никому не расскажешь, – произнес он, его голос был тихим, но в нем звучала сталь. Эти слова повисли в воздухе, наполняя комнату напряжением.

Сухён поежилась, не понимая, чего он хочет. Ее охватил новый приступ страха. Она пыталась прочесть в его глазах ответ, но видела лишь непроницаемую маску.

– Что я должна сделать, Мунджо? – устало спросила она, опуская голову. Силы покидали ее, она чувствовала себя опустошенной и разбитой. Даже поднять взгляд на него не было сил. Ее голос был едва слышен, он дрожал от напряжения и безысходности.

Гнетущее молчание повисло в комнате, тяжелое и тягучее, как густой туман. Это было молчание невысказанных претензий, не заданных вопросов, молчание, полное скрытого напряжения и страха.

Сухён подняла бровь, наблюдая за Мунджо. Он стоял неподвижно, словно застывшая статуя, и что-то интенсивно обдумывал. Его лицо было непроницаемым, но в воздухе вибрировалп скрытая энергия, предвещая нечто недоброе. Секунды тянулись словно вечность, каждая из них наполненная тревогой и неопределенностью.

Наконец, спустя минуту, которая показалась Сухён бесконечной, Мунджо резко повернулся и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Щелчок замка прозвучал словно приговор.

– Эй! Какого черта! Мунджо! – отчаянный крик Сухён разорвал тишину. Она вложила в него все оставшиеся силы, в надежде, что он услышит, что он вернется. Она не хотела оставаться одна в этом жутком месте, в плену своих страхов и неизвестности.

Но ответа не последовало.

Сухён недолго оставалась в одиночестве. Всего через пару минут дверь снова открылась, и в комнату вошел Мунджо. Но на этот раз он был не один. Рядом с ним стоял тот самый напыщенный придурок, чье присутствие всегда вызывало у Сухён раздражение. Он безостановочно хихикал, словно смакуя ее страх и беспомощность, и этим еще больше накалял и без того напряженную обстановку.

– Я уверен, ты его знаешь, Сухён, – произнес Мунджо, уголки его губ изогнулись в холодной улыбке. – И я точно знаю, что он тебя бесит, не так ли? – продолжил он, бросая на нее многозначительный взгляд.

– Поверь, он мне тоже не нравится, – добавил Мунджо спокойным тоном, словно говоря о чем-то совершенно повседневном, как будто раздражающего собеседника и не было рядом.

– П..Почему? Ха-ха, я хор-роший! Хи-хи, – прохихикал тот своим обычным идиотским смехом, совершенно не понимая серьезности ситуации.

Мунджо сделал несколько шагов в сторону Сухён и, наклонившись к ней, произнес низким, проникающим голосом:

– Ты спрашивала, как ты можешь доказать свои слова... Хм, так вот, лапуля... – он делал паузы между словами, словно наслаждаясь ее страхом, растягивая время, пока сердце Сухён колотилось в груди, как крылья пойманной колибри.

– Убей его. И тогда ты точно никому не расскажешь, так ведь? – слова Мунджо повисли в воздухе, тяжелые и леденящие, как зимний мороз.

Глаза Сухён распахнулись от ужаса, рот невольно приоткрылся в беззвучном крике. Мир вокруг нее словно замер, превратившись в немую сцену из кошмарного сна. Ей нужно было время, чтобы осознать, чтобы переварить услышанное. Но даже без этого понимания, слова Мунджо отрезвили ее сильнее любого алкоголя. Они прозвучали как гром среди ясного неба, разрушая все иллюзии и надежды.

Собрав все силы, она твердо, с непоколебимой решимостью произнесла:

– Я не буду этого делать.-

Мунджо чуть склонил голову набок, его глаза блеснули холодным блеском. Он медленно провел рукой по ее плечу, словно пытаясь успокоить дикое животное.

– Лапуля, у меня нет гарантий, что ты будешь молчать как рыбка, поэтому это того стоит, – произнес он мягко, но в его голосе скрывалась непоколебимая уверенность в своей правоте. Он давал ей понять, что выбора у нее нет, что он уже все решил за нее.

– Чт..что? Хи-хи-хи, вы говорите? – переспросил тот, не расслышав тихо сказанных слов Мунджо. Его бессмысленный смех резал слух, каждое хихиканье словно иглой впивалось в натянутые нервы Сухён, выводя ее из себя еще больше. Беспомощность ситуации, усугубленная этим клоунским поведением, грозила сломать ее напряженное самообладание.

– Выбор за тобой, – твердо и холодно повторил Мунджо, отступая на несколько шагов и доставая из кармана небольшой нож. Даже с расстояния лезвие казалось острым как бритва, отражая мерцающий свет и бросая зловещие блики на стены. Этот простой предмет в его руке приобрел угрожающее значение, символизируя весь ужас ситуации.

Сухён нервно сглотнула, откидывая голову назад, пытаясь сдержать подступающие слезы. Ком отчаяния подкатил к горлу, грозя разразиться истошным криком. Но она заставила себя взять себя в руки. "Нет, Сухён, ты сильная! Ты должна сделать это ради себя, ради брата, черт возьми!" – мысленно приказывала она себе. Мысль о Чону, о его хрупком состоянии, стала для нее последним оплотом в этом кошмаре. Она понимала: если она сломается, если умрет, – Чону этого не переживет.

Медленно, с неимоверным усилием, Сухён повернула голову к хихикающему соседу. Прикрыв глаза, она мысленно прокляла все и вся, себя в первую очередь, за то, что оказалась в этой ловушке, за то, что вынуждена сделать этот страшный выбор. Горькая волна бессилия и ярости захлестнула ее, но она заставила себя подавить эмоции. Открыв глаза, она посмотрела на Мунджо и едва заметно, почти незаметно кивнула.

На лице Мунджо расцвела довольная, хищная улыбка. Это зрелище еще больше разозлило Сухён, но она не подала виду. Она понимала, что сейчас любое проявление эмоций может быть фатальным. Ей нужно было играть по его правилам, чтобы выжить. С холодным спокойствием, скрывающим бурю эмоций внутри, она ждала дальнейших инструкций.

Мунджо, сжимая в своих холодных пальцах нож, подошел к ней и быстрыми, точными движениями разрезал путы, освобождая ее. Он отступил на шаг, давая ей возможность встать. В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая только бессмысленным хихиканьем соседа. Когда Сухён поднялась на ноги, покачнувшись от слабости, Мунджо протянул ей нож. Лезвие холодно блеснуло в свете лампы, словно напоминая о предстоящем ужасе.

– Я... что происходит? – нервный смех мужчины, обычно такой беззаботный, теперь дрожал, выдавая нарастающий страх. – Вы... веселитесь, ребята... без меня? – сквозь хихиканье прорывались нотки настоящего ужаса. Он инстинктивно чувствовал, что веселье приняло зловещий, леденящий душу оборот.

Ноги Сухён словно опутало невидимыми путами. Каждый шаг давался с неимоверным трудом, тело отказывалось слушаться. Она видела, как ее жертва пытается отступить, увеличить дистанцию, и это заставило ее, превозмогая слабость, ускорить шаг. Голова кружилась, перед глазами все плыло, реальность расплывалась мутными пятнами.

– Ребят... а... может, забудем все? – выдавил из себя мужчина сдавленный, полный отчаяния смешок. Комната наполнилась этим нервным, рваным хихиканьем, которое отдавалось в голове Сухён пульсирующей болью, нарастая с каждой секундой. Голоса в ее голове, подпитанные страхом и напряжением, превратились в нестерпимый гул, грозящий разорвать ее сознание.

Когда мужчина в панике прижался спиной к стене, пытаясь найти спасение в ограниченном пространстве, он рванулся бежать. Но попытка оказалась тщетной. Мунджо, словно хищник, ожидающий свою жертву, ловко перехватил его, крепко схватив за руки и обездвижив. В этот момент Сухён подошла ближе. На ее лице отражалась внутренняя борьба. Еще несколько секунд она колебалась, словно взвешивая на невидимых весах свою жизнь и жизнь этого человека. Но затем, словно приняв окончательное решение, резко вонзила острие ножа в шею своей жертвы.

Мужчина издал короткий, хриплый крик боли, который тут же перешел в булькающий звук. Невероятно, но даже в этот момент, столкнувшись лицом к лицу со смертью, он продолжал смеяться. Этот безумный, истерический смех, полный ужаса и непонимания, звучал в комнате, словно издевательская насмешка над абсурдностью происходящего. Но смех быстро стих, сменившись предсмертной тишиной. Тело мужчины обмякло в руках Мунджо, жизнь покинула его, оставив после себя лишь пустую оболочку. Воздух в комнате словно загустел, пропитался запахом крови и тяжестью смерти.

Горячие слезы, словно капли расплавленного металла, покатились по щекам Сухён, обжигая кожу. Они текли нескончаемым потоком, отражая весь ужас и отчаяние, захлестнувшие ее душу. В этот момент мир вокруг нее рухнул, превратившись в груду обломков. Она – убийца. Это слово, тяжелое и клеймящее, эхом отдавалось в ее голове, каждый слог – словно удар молота. Убийца... Мать твою! Мысль о матери пронзила ее острой болью. Мама не учила ее этому. Она, которая вложила в нее всю свою любовь и заботу, даже представить себе не могла, что ее дочь, пусть и не родная по крови, но дочь, которую она вырастила и воспитала, станет убийцей. Резким движением, полным отчаяния и ненависти к себе, Сухён смахнула слезы с лица и, словно бросая вызов судьбе, повернулась к Мунджо. Ее взгляд, полный боли и немой вопрос, встретился с его холодным, бесстрастным взглядом.

– Я впечатлен, – произнес Мунджо, и в его голосе, к изумлению Сухён, послышалось нечто, похожее на... восхищение? "Явно шизоид недоделанный," – промелькнуло у нее в голове. Мысль о том, что она только что совершила убийство по прихоти безумца, вызвала новую волну отчаяния.

– Теперь я дума... – начала было брюнет , Сухён собрав все оставшиеся силы, она резко выбросила руку вперед, целясь ножом ему в живот. Но ее отчаянная попытка оказалась тщетной. Мунджо с невероятной ловкостью перехватил ее запястье, с силой выкручивая руку. Острый нож, который только что был в ее руке, теперь прижат к ее собственной шее, холодное лезвие касалось кожи.

– Тише, тише... я не опасен для тебя, – произнес Мунджо спокойным, почти ласковым тоном, который в данной ситуации звучал особенно зловеще. Он медленно убрал нож от ее горла и сделал шаг назад, словно давая ей возможность отдышаться и осознать всю тщетность сопротивления.

– Ты чудовище! – пронзительный крик Сухён, полный боли и отчаяния, разнесся по комнате. Горячие слезы, словно огненные струи, хлынули из ее глаз, обжигая кожу. Внутри нее бушевал пожар, раздуваемый яростью и бессилием.

– Ты так считаешь? – тихо спросил Мунджо, медленно приближаясь к ней. Его голос, спокойный и ровный, контрастировал с бурей эмоций, бушевавшей в Сухён.

– Да! – выкрикнула она, голос дрожал от напряжения. – Ты – худшее, что случилось в моей жизни! – Эти слова дались ей с трудом, ведь глубоко внутри она знала, что это не совсем правда. Он, этот человек, стоящий перед ней, был тем, кто когда-то дал ей смысл жизни, вытащил ее из бездны отчаяния. Но сейчас, в этот страшный момент, он чуть не стал тем, кто отнял у нее все, превратив ее существование в кошмар. Эта двойственность, это противоречие разрывало ее на части, усиливая и без того невыносимую боль. Каждое слово, произнесенное ею, отдавалось в душе горьким эхом, оставляя после себя пустоту и ощущение безысходности.

– Тогда убей меня, – произнес Мунджо с ледяным спокойствием, которое пробирало до костей. Он медленно опустился на колени, протягивая ей нож, словно предлагая ей вершить его судьбу. Лезвие, все еще влажное от крови предыдущей жертвы, тускло блестело в неверном свете.

– Если ты не хочешь меня больше никогда видеть... – продолжил он, глядя ей прямо в глаза, – ...то тебе стоит меня убить. – В его словах не было ни капли сомнения, ни тени страха. Эта непоколебимая уверенность, граничащая с фанатизмом, парализовала Сухён. Она смотрела на него, на нож в его протянутой руке, и не могла поверить в реальность происходящего. В его глазах она видела не мольбу о пощаде, а вызов, приглашение стать палачом. Мысль о том, что она держит в своих руках жизнь этого человека, этого странного, пугающего, но в то же время так много для нее значащего человека, была невыносима. Сухён понимала, что он не блефует. Он действительно готов умереть от ее руки.

В дрожащей руке Сухён сжимала окровавленный нож. Холодное лезвие, все еще хранящее тепло чужой жизни, казалось, жгло ее кожу. Она могла бы одним движением вонзить его в шею Мунджо, человека, который причинил ей столько боли, который обрек на страдания ее брата. Но что-то ее останавливало. Невидимая сила сковывала ее руку, не позволяя совершить этот роковой шаг.

Мунджо, стоящий перед ней на коленях, был не тем, кого она жаждала убить. Как бы ни был он ужасен в своем безумии, как бы ни была сильна ее ненависть, он оставался ей дорог. Эта мысль, пронзительная и болезненная, пульсировала в ее голове, противореча всему, что она знала и чувствовала. "Черт возьми!" – мысленно выругалась Сухён, пытаясь разобраться в этом хаосе эмоций. Разум кричал, что Мунджо – убийца, чудовище, которого нужно уничтожить. Но сердце... сердце шептало совсем другое. Оно помнило его доброту, его заботу, его поддержку в самые тяжелые моменты ее жизни. Он был тем, кто дал ей надежду, надежду на спасение, на новую жизнь. И эта надежда, хрупкая и едва теплившаяся, теперь стояла на чаше весов напротив жажды мести.

Внезапно, она резко посмотрела Мунджо прямо в глаза. В ее взгляде больше не было ненависти, только глубокая, пронзительная боль и непонимание.

– Зачем? – хрипло прошептала она, голос дрожал. – Зачем ты это сделал? Зачем ты заставил меня...

Она не смогла договорить. Слова застряли в горле, превратившись в надрывный всхлип. Сухён сжала нож еще крепче, костяшки пальцев побелели. Она не знала, что делать. Убить его? Простить? Уйти? Каждый вариант казался невозможным, каждый – тупиком.

Мунджо молчал, продолжая смотреть на нее своими пронзительными глазами. В них читалась готовность принять любое ее решение. Он отдал свою судьбу в ее руки, и теперь только она могла решить, что с ним будет.