18.
Вечером Том приезжает за мной ровно в назначенный час. На мне новый наряд, заказанный по Интернету с папиного одобрения. Я причесалась и накрасилась, хоть это было нелегко. Сейчас даже самые простые вещи даются мне все труднее и труднее. Тем более нужно цепляться за каждый шанс почувствовать себя молодой и красивой. Почувствовать себя живой.
Папа опять фотографирует нас, как на выпускном, но на этот раз я не возражаю. И даже не смущаюсь. Я стараюсь хранить благодарность, о которой говорил мистер Каулитц. Тревога, в последнее время ни на минуту не отпускавшая меня, отступает на второй план. Душа уже не стенает, а тихо напевает печальную песню.
Том открывает передо мной дверцу машины, я сажусь. Папа машет нам с крыльца. У меня дрожат руки. Я хочу спрятать их под себя, но Том берет мои пальцы в свои, подносит к губам и каждый по очереди целует. Я тихонько улыбаюсь: только Том умеет устранять неловкость подобных моментов. От его доброты, конечно, не легче мириться с болезнью, зато я понимаю, как мне повезло, что он у меня есть.
Откидываюсь на спинку кресла и с любопытством думаю о том, какой же сюрприз ждет меня сегодня. Через полчаса мы останавливаемся возле непримечательного здания, похожего на склад. Мое лицо расплывается в улыбке:
- Еще один рок-концерт?
Том мотает головой:
- По-твоему, я не умею мыслить творчески? Не угадала. Пойдем, сама увидишь.
- Что увижу? - нетерпеливо спрашиваю я, следуя за ним.
- Придем - узнаешь.
Том вводит меня в помещение, похожее на кабину звездолета из фантастического фильма. На микшерном пульте размером с автомобиль - миллион кнопок и рычажков плюс рекордеры для нескольких звуковых дорожек и цифровые рабочие станции. За стеклом стоят музыканты, настраивающие свои инструменты.
Не верю собственным глазам: неужели сейчас я увижу, как происходит профессиональная звукозапись? Может, я сплю?
- Кого мы здесь услышим? - спрашиваю я.
- Ты имеешь в виду этих парней? - Том указывает большим пальцем на музыкантов.
- Они будут играть для тебя.
Не успеваю я переварить то, что он сказал, ко мне уже подходит какой-то бородатый парень:
- Ты Виола? - интересуется он. - Можем начинать?
- О боже! Нет-нет-нет… - бормочу я, вытаращив глаза.
Мне опять хочется срочно заняться кошачьими похоронами, и я поворачиваюсь к двери, но Том ее заслоняет.
- Да-да-да-да! - заявляет он.
- Что это… Как ты… Ты с ума сошел? - запинаюсь я. - Чем мы будет платить?
Том пожимает плечами:
- Об этом не беспокойся.
Такой ответ может означать только одно: Том потратил на меня все свои сбережения. Все, что тяжелым трудом заработал за это лето, и за прошлое, и за позапрошлое. Я знаю, сколько стоит профессиональная запись. Очень и очень дорого. Я потрясена такой щедростью. Слезы, которые в последнее время вообще не заставляют себя долго ждать, застилают мне глаза.
- Нет, Том! Ты же на новую машину копил! Эти деньги так тяжело тебе достались! Я не допущу, чтобы ты так ими распорядился!
- Дело уже сделано, - улыбается он. - Кстати, многие университеты не разрешают первокурсникам разъезжать по кампусу на машинах.
- Из Беркли звонили? - спрашиваю я, дотрагиваясь до его щеки.
- Пока нет. Но я уверен, что позвонят.
- Позовут ли тебя в Беркли или куда-нибудь еще, ты все равно перевернешь этот мир! Я даже не сомневаюсь, Том!
- А ты уже его перевернула, Виола! А теперь давай, вперед! Ты помогла мне ухватиться за мою мечту. Я просто возвращаю долг.
Он ласково подталкивает меня. Я показываю ему свои руки. Они дрожат.
- Я больше не могу играть, - шепчу я.
Кажется, что внутри у меня все горит от страха и стыда.
- Просто пой. Как будто, кроме меня, здесь никого нет, - говорит парень, глядя мне в глаза и накрывая мои руки своими.
Я киваю, стараясь зарядиться его энергией. Он разворачивает меня и направляет в отгороженную стеклом часть студии. Иду туда. Нервничаю ужасно. Пожалуй, мою трясучку можно списать на волнение и неуверенность в себе, а о настоящей причине помалкивать. Не хочу, чтобы все жалели бедную умирающую девочку и говорили ей, что ее песни классные, даже если на самом деле никто так не думает. Эти люди - профессиональные музыканты. Им виднее, у кого есть талант, а у кого нет. Может, от них я наконец-то услышу объективную оценку.
Парни кивают мне в знак приветствия. Инструменты настроены. Инженер за стеклом включает громкую связь:
- Если ты готова, Виола, поехали.
В принципе, я готова, осталась самая малость - выбрать песню. Я в растерянности.
- А что мы играем?
Гитарист, накачанный парень, весь в татуировках и пирсинге, передает мне ноты. У остальных они уже есть. Я читаю заглавие: «Песня Тома».
- Это же мое! - удивляюсь я.
Том с улыбкой глядит на меня из-за стекла.
- Откуда у тебя эти ноты?
- Опять украл твой блокнот, - отвечает он по громкой связи.
- Песню написала ты? - спрашивает гитарист, а когда я киваю, смотрит на меня с некоторым недоверием. - Неплохо, - улыбается он.
Я тоже улыбаюсь и надеваю наушники. Ударник задает ритм, группа играет. Мою песню, песню Тома. Первые такты звучат даже лучше, чем я представляла. Музыка обволакивает меня. Пора вступать. Я делаю шаг к микрофону и начинаю. Сначала мягко. Потом, с каждой нотой, во мне крепнет уверенность, какой я в себе даже не подозревала.
Закрыв глаза, я пою для всех, кого люблю. Я вижу папу: он проявляет потрясающие фотографии из путешествия, которое ждет его в недалеком будущем. Вижу Кимберли и Билла: они разъехались по разным колледжам, но не расстались. Том легко скользит по воде огромного бассейна в Беркли. Здесь он тоже бьет рекорды, как и в нашем маленьком городке. А вот моя мама. Она играет свою любимую песню.
Музыка смолкает, и я понимаю: это было супер! Том снимал меня на айфон. Он подталкивает сидящего за пультом инженера, тот кивает. Кажется, в их глазах я вижу изумление. Да я и сама изумлена. Даже не знала, что могу так петь!
***
Мы с Томом едем обратно. Оба очень взволнованы и еще не совсем пришли в себя. Как всегда, нам не хочется, чтобы ночь заканчивалась. Задолго до въезда в наш городок Том сворачивает с шоссе.
- Куда мы едем? - спрашиваю я, положив голову ему на плечо.
Мне сразу становится уютно и спокойно, как дома. Кажется, что в мире все хорошо, все правильно, хотя моя жизнь и катится под откос.
- Я покажу тебе место, куда иногда приезжаю, чтобы подумать.
Машина ползет вверх, пока Том не съезжает на обочину и не глушит мотор. Выскочив из кабины, он обходит ее, открывает дверцу и помогает мне вылезти. Потом показывает на небо. Я раскрываю рот от восхищения: прямо на нас смотрят миллионы звезд. Как будто мы стоим на пороге неба.
В кузове приготовлены подушки, одеяла и термос с горячим шоколадом. Том наполняет две чашки, накрывает их крышечками и одну подает мне. Я удобно устраиваюсь, прислонившись к нему, и, сделав глоток, указываю на небо:
- Знаешь, как называется вот та звезда?
- Чарлиниум, - смеется он. - Потому что это светило большое и мощное.
Я закатываю глаза и показываю на другую звезду:
- А вон та?
- Бурриториум. По форме похожа на буррито.
- Это Процион, дурачок. Одиннадцать световых лет от нас.
Том заглядывает мне в лицо:
- Значит, нам было по семь, когда загорелся этот свет?
Я киваю:
- С математикой у тебя хорошо. В том году тебе подарили первый скейтборд, верно?
Глаза Тома расширяются:
- Откуда ты знаешь?
Пора рассказать ему правду. И на этот раз всю. Потому что нам недолго осталось быть вместе.
- Том, в тот вечер, когда мы встретились на железнодорожной станции… я тебя уже знала.
Хотелось бы понять, что он сейчас чувствует. Ему просто странно слышать мои слова или они ему неприятны? По лицу не поймешь. Он смотрит на меня так невозмутимо, будто я сказала что-то совершенно невинное, например: «Завтра пойдет дождь».
- Как это?
Я поднимаю глаза к небу:
- В начальной школе ты каждый день рано утром шел мимо моего окна в бассейн. - Украдкой поглядев на Тома, я вижу, что он вроде бы не шокирован. Можно продолжать. - В четвертом классе ты начал кататься на скейте. В шестом целый месяц не вылезал из бейсбольной формы. А потом резко поменял свой образ. До сих пор помню твои дрэды.Я сидела у окна и ждала. Те несколько минут, когда я тебя видела, были главным событием моего дня. Еще до того, как мы встретились, ты стал частью меня.
Заканчиваю свою исповедь и сижу затаив дыхание. Несколько секунд Том молчит. Я не тороплю его: разумеется, то, что я сейчас сказала, нужно сперва переварить. Наконец он говорит:
- Не могу поверить! Ты видела меня не в самых лучших видах - и я все равно тебе нравлюсь?
Я смеюсь. Да, Том такой. Он может рассмешить меня, когда мне тяжело, как теперь. Он не судит меня, а просто любит такой, какая я есть. И его чувство не изменится, даже если я признаюсь в том, что следила за ним, как самый стремный в мире маньяк.
- Жаль, что я не заглядывал в твое окно. Тогда мы были бы вместе все те годы.
Том пока не понимает той истины, которую я поняла уже давно…
- А мы и так были вместе. - Я делаю глубокий вдох и бросаюсь в омут с головой. - Я люблю тебя, Том.
Он дотрагивается до моего лица. Заглядывает мне в глаза. У него самого в глазах стоят слезы, но это слезы счастья.
- Я тоже тебя люблю.
Он привлекает меня к себе и целует. Столько раз, сколько на небе звезд. Мы сейчас потратим все те поцелуи, которых лишимся в будущем. Я знаю, что ночи мои сочтены, а дни становятся все короче. Нужно хвататься за каждую оставшуюся минутку. Я прижимаюсь к Тому изо всех сил, какие у меня еще есть.