15.
- Простите меня, простите. Я просто чудовище, - шепчу я.
- Никакое ты не чудовище, - отвечает Кимберли.
- Мы любим тебя больше всего на свете, - говорит папа.
Оттого что на меня не злятся, мне становится еще хуже. Легче видеть отца и подругу рассерженными, нежели встревоженными, печальными, измученными. Это все моя вина. Сидим втроем: папа, Кимберли и я - на жестких пластиковых стульях в приемной больницы, где работает мой врач. У меня совершенно нет сил, хотя трудно наверняка сказать, какая это усталость - физическая или скорее эмоциональная.
Лицо горит. Руки пылают. Ким уверяет меня, что со здоровыми людьми бывает то же самое, если они пересидят на солнце. Но мне в это мало верится. У меня дурное предчувствие. И оно только усиливается, стоит мне посмотреть на папу. Зубы стиснуты. Брови сдвинуты так, что слились в одну линию. Он сидит, подперев голову обеими руками, как будто шея уже не выдерживает ее тяжести.
- И почему здесь такие неудобные стулья? - возмущается Хьюз. - Люди ведь приходят сюда лечиться, а не синяки на заднице зарабатывать.
Папа пытается изобразить улыбку, получается гримаса. Я пробую усмехнуться, но вместо этого всхлипываю. Пожалуй, я за всю жизнь столько слез не выплакала, сколько за последние несколько часов.
- Я уверена, что все хорошо. - Кимберли кладет руку мне на колено. - Ты ведь всего пару секунд побыла на солнце. Ничего страшного.
Она хочет успокоить меня, однако обе мы смотрим на другую пациентку, сидящую в приемной. Она примерно моего возраста. Голова и руки у нее трясутся, вся кожа покрыта темными болячками. И мне, и Кимберли ясно, что вскоре я, вероятно, буду выглядеть так же.
Из кабинета выходит моя любимая медсестра и говорит:
- Мы готовы принять тебя, Виола.
Папа привстает со стула, но я его останавливаю:
- Сегодня я пойду одна.
Если я достаточно взрослая, чтобы чуть не загнуться из-за собственного раздолбайства, то его последствия я тоже должна расхлебывать самостоятельно. Папа кивает.
В сопровождении медсестры иду в кабинет, и тут в отделение врывается Билл. Обняв его, Кимберли начинает сотрясаться от рыданий.
- Виола в порядке? - спрашивает он.
Она не отвечает. Просто плачет, уткнувшись ему в плечо. Наверное, я кажусь ей ходячим трупом. Может быть, я действительно почти труп.
Доктор Дэвис обнимает меня, затем отстраняется, чтобы окинуть взглядом, и произносит:
- Давно мы не виделись, Виола. Ты превратилась в красивую девушку.
- Извините, что в последнее время пропускала визиты, - говорю я, на тяжелых, деревянных ногах подхожу к столу и взбираюсь на него.
Доктор понимающе улыбается:
- Иногда мне кажется, что родители переносят ПК еще тяжелее, чем сами больные. Папа просто хотел тебя защитить.
- А я вот так отблагодарила его за все жертвы, на которые он ради меня пошел.
Мне хочется заплакать, но слез как будто уже не осталось.
- Не будем оглядываться назад, Виола. Давай лучше постараемся вместе справиться с тем, что ждет нас впереди.
Кивнув, принимаюсь разглядывать яркие картинки на стене, чтобы не смотреть, как медсестра Амели одну за другой наполняет пробирки моей кровью. За многие годы я усвоила, что мне лучше не видеть ни иглы, ни темно-красной жидкости, которая из меня вытекает.
Следующий этап - кабинет компьютерной томографии. Меня отвозят туда, хотя я утверждаю, что могу дойти сама. Но если честно, ходить мне сейчас действительно тяжело. Под жужжащим светящимся аппаратом я лежу неподвижно, и меня одолевает сон. Просыпаюсь, когда Амели говорит, что пора возвращаться в смотровую.
Там врач и медсестра вооружаются огромными очками, похожими на гарнитуру виртуальной реальности, и начинают изучать каждый дюйм моего тела, зашифровывая все, что видят.
Я слушаю и гадаю, что все это значит. Интересно, о чем в эту минуту думает Том. Простит ли он меня? Увижу ли я его когда-нибудь? Если смотреть на вещи объективно, вряд ли. Во-первых, папа не допустит, а во-вторых, зачем Тому нужно со мной встречаться после того, как я обманула его доверие? «Все! - заключаю я. - Мне повезло, какое-то время мы были вместе. Я испытала то, чего и не надеялась испытать. Но теперь я снова Рапунцель и никогда больше не выйду из своей башни. Как это было глупо - думать, что я могу поступить в колледж и завести серьезные отношения с парнем, как нормальная девушка!»
- Ладно, Виола, - говорит наконец доктор Дэвис. - Ты одевайся, а я пойду позову твоего папу. Как будешь готова, приходи в мой кабинет.
Я натягиваю джинсы и футболку, засовываю ноги в кеды, плетусь по длинному коридору и усаживаюсь перед внушительным столом красного дерева. Папа уже сидит в соседнем кресле, напряженно глядя на доктора.
- Воздействие солнечного света минимальное, - начинает она. - Те последствия, которые видны сейчас, пройдут.
Папа кладет ладонь на мою руку, мы оба улыбаемся. Может, все не так уж плохо.
- Но… - продолжает врач.
На папином лице появляется болезненное выражение. У меня подводит живот.
- Как ты знаешь, Виолы, у тебя особая разновидность ПК. Болезнь не проявляется, пока не произойдет то, что способно сыграть роль спускового механизма. Случилось это или нет, мы сможем понять не раньше, чем будут готовы результаты анализов.
Отец подается вперед:
- А если случилось?..
Я, затаив дыхание, жду ответа доктора Дэвис.
- Не будем торопить события, - говорит она. - Обещай, Виола, что немедленно известишь меня, если заметишь симптомы: дрожание, боль в мышцах, проблемы с моторной функцией.
Я киваю. Руки у меня уже трясутся. Это симптом или просто усталость? Сейчас все кажется дурным знаком.
- Слышно ли что-нибудь о новом препарате?
- Пока нет. Я узнавала на прошлой неделе.
Надеюсь, что в нашем случае отсутствие новостей действительно хорошая новость. Плохих мой папа и так уже выслушал слишком много. Он такого не заслуживает.
Добравшись до дому, я падаю без сил. Проваливаюсь в тяжелый сон без сновидений и теряюсь в нем, как в черной дыре. Словно готовлюсь к настоящей смерти. Если она будет такой, то я сделаю все возможное, лишь бы избежать этой давящей тоскливой темноты.
Просыпаюсь я поздно, вялая и раздраженная. Не хочется ни есть, ни смотреть кино, ни разговаривать. Приходит Кимберли. Она знает: достаточно быть со мной рядом, а приставать ко мне ни к чему. Пусть каждая занимается своим делом. Я рассеянно извлекаю из гитары нестройные звуки, а Ким якобы читает психологическую колонку Эбби, но я-то вижу, что она ни разу не прокрутила текст дальше.
Мой телефон постоянно вибрирует. Я не отвечаю. Все равно ничего хорошего не выйдет. Результат в любом случае известен заранее. Чем тянуть, лучше сразу рубить с концами.
- Конечно, изобразить недотрогу иногда полезно - я сама тебе это советовала, - говорит Кимберли, - но ты хотя бы посмотри, что парень хочет сказать.
Телефон снова вибрирует, я мотаю головой. Кимберли хватает его и начинает читать SMS.
- Он спрашивает, можно ли ему прийти поговорить…
- Не читай, - отмахиваюсь я. - Просто удали.
- Виола…
Я поднимаю голову и смотрю Ким прямо в глаза:
- Если я прочту сообщения, то начну отвечать, он ответит мне, и в итоге мы встретимся, а этого не должно быть. Нет.
- Почему? Ты не обязана становиться мученицей и оберегать его ранимую душу. Он большой мальчик. Уверена, он справится…
Я прерываю Ким на середине фразы. Впервые за все время нашей дружбы она не понимает, что я чувствую.
- Зато я не справлюсь! - кричу я, и слезы градом катятся по моим щекам. - Не могу. Ему будет больно, а я не хочу причинять ему боль. Пожалуйста, просто возьми и удали все SMS.
Ким выполняет мою просьбу с явной неохотой. Вижу, ей тяжело, оттого что тяжело мне. Она прощает меня, хотя я на ровном месте наорала на нее, повела себя как стерва.
- Ладно, - отвечает она тихим голосом. - Удаляю, удаляю и удаляю.
Я, благодарно кивнув, опять беру гитару. Но сегодня она плохо звучит в моих руках. Секунду Ким смотрит на меня, потом снова утыкается в свой телефон. Я понимаю, что тренькаю не по тем струнам, зажимаю не те лады. Даже самые простые аккорды в ре мажоре - их я освоила первыми - не получаются.
Поднимаю руку. Пальцы дрожат. Отпихиваю гитару в сторону, стараясь не привлекать внимания Ким.
Но я уже знаю.
Знаю.