13.
Когда мы поднимаемся по ступеням станции, Том завязывает мне глаза. Интересно - для чего? Почему бы мне не смотреть нормально по сторонам?
- Я, вообще-то, знаю, где мы.
- Ты знаешь, где мы, но не знаешь зачем, - отвечает Том, ведя меня за руку.
Я мотаю головой:
- Надеюсь, ты не заставишь меня сегодня играть на перроне? А то в тот раз, когда мы с тобой встретились, было ужасно неловко...
Том смеется:
- Помню-помню. Разве я могу забыть кота, чье погребение ты собиралась организовывать?
Мы останавливаемся. Мои глаза снова открыты, и я вижу, что стою прямо перед окошком кассы. Фред с улыбкой протягивает мне два билета. Я перевожу взгляд с него на Тома.
- Куда мы едем?
Том пожимает плечами и улыбается. Тогда я обращаюсь с тем же вопросом к Фреду. Он отвечает еще более энергичным пожатием плеч:
- Ничего не знаю.
- Ну, Фред... - упрашиваю я, состроив милое и невинное лицо.
- Даже не пытайся, - говорит он, изображая, что закрывает рот на замок и выбрасывает ключ.
Подходит поезд, который повезет нас навстречу приключениям, не знаю куда. Я так взволнована! Двери открываются, и кондуктор приветствует меня улыбкой до ушей. Раньше, когда я играла здесь на гитаре, мы с ним здоровались, но пассажиром я никогда не была.
- Все на борт! - командует он.
Мы с Томом заходим. В вагоне почти пусто. Только мы, тусклый свет и стук колес. Парень указывает мне на пустой ряд:
- Ваше место, мадемуазель.
Я опускаю гитару и проскальзываю к окну. Том садится напротив и начинает раскладывать на столике салфетки, бумажные тарелки и пластиковые приборы.
- Весь день ради этого пахал, - говорит он, доставая из рюкзака большой пакет еды из моего любимого китайского ресторана.
Я качаю головой. Подумать только: сколько ему пришлось хлопотать, чтобы устроить для меня этот идеальный ужин! Здесь все мое самое любимое: лапша ло-мейн, курица в апельсиновом соусе, жареный рис.
- Что это было? Ты достал китайскую еду из рюкзака? - смеюсь я. - Ты всегда носишь с собой горячие блюда?
- У нас романтический пикник, - поясняет Том, стараясь сохранять серьезное выражение лица, но это ему совершенно не удается. - Внести еду в поезд можно только в рюкзаке.
- Я раньше никогда не ездила на поезде, - говорю я.
- Я тоже.
- Серьезно?
Мне казалось, я одна такое ископаемое! Прикольно, что эта поездка для нас обоих первая. Мы «чокаемся» палочками и принимаемся за дело.
- Знаешь, о чем я часто думаю? - спрашивает Том, когда еда почти вся сметена. - Поразительно, что мы с детства живем рядом, но я ни разу не видел, как ты катаешься на велике или, например, продаешь лимонад. Я бы купил у тебя лимонад!
Сердце мое замирает. О том, из-за чего мы до последнего времени не встречались, мне сейчас совсем не хочется говорить. Хочется просто наслаждаться этим ужином, этой поездкой, этим свиданием. Пусть все как можно дольше остается так, как есть. Но при расставании я ему обязательно скажу. Когда он высадит меня из машины перед дверью моего дома, я сразу выпалю: «У меня редкая болезнь: мне нельзя выходить на солнце. Именно поэтому я встречаюсь с тобой только поздно вечером. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях». Вот так. Раз - и все. Без тягомотины. Не могу себе представить, чтобы после этих слов Том с воплями убежал, оттолкнул меня или просто перестал со мной разговаривать. Мои опасения не должны оправдаться. Такой хороший человек не может струсить из-за какого-то дефекта ДНК. Ну а сейчас я говорю ему:
- Я не люблю лимонад.
Том пристально смотрит на меня, поджав губы:
- Ты ведь знаешь, что я знаю правду, да?
Вот тут я перехожу в режим панической атаки. Ясное дело: это Кэтрин до него добралась. Что мне сейчас делать? Сразу извиняться или сначала ждать, когда он подтвердит мои подозрения? Энергично набивая рот лапшой, я пытаюсь придумать, как ему объяснить, почему я до сих пор молчала. Он не заслуживает этого. Он заслуживает, чтобы я была с ним правдива.
Том слегка наклоняется вперед, смотрит влево, вправо, потом опять на меня и шепотом говорит:
- Вы с твоим папой действительно в программе защиты свидетелей. Давали показания против гангстеров или что-то вроде того.
Я с облегчением вздыхаю: он просто шутит. Но до настоящего разговора осталось совсем недолго. Не исключено, что он состоится еще до того, как закончится этот вечер. Может, содрать пластырь прямо сейчас - и будь что будет. Реальность есть реальность, ее не изменишь.
-Это не так уж далеко от истины. На самом деле...
Я снова пытаюсь представить себе, как Том воспримет новость, и замолкаю. Моя уверенность в том, что он выслушает меня совершенно спокойно, куда-то исчезает. Возможно, он в самом деле скажет: «Все нормально, твоя болезнь не помеха нашим отношениям». Но потом мы начнем встречаться все реже, пока не окажется, что теперь он свободен днем, а по ночам занят. Так закончатся лучшие дни моей жизни.
Я подаюсь вперед, опершись на локти, прощупываю почву. Выдаю половинчатый ответ:
- Моя цель - ты. Мне строжайше запрещено показываться на людях, особенно при свете дня, но я много лет слежу за тобой из укрытия. То есть из своей комнаты.
Проходит секунда. Том моргает. Потом улыбается мне:
- Так я и знал! Классическая легенда для свидетеля!
Собрав и выбросив пустые коробки из-под китайских блюд, Каулитц садится рядом и обнимает меня за плечи. Поезд едет, а мы смотрим на звезды, проплывающие в небе.
- Так, значит, тебе было пять лет, когда умерла твоя мама? - спрашивает Том мягко.
Я часто думаю о том, что случилось с мамой, после того как она попала под машину. О чем она подумала? Увидела ли свет? Спустились ли ее бабушка с дедушкой, чтобы проводить ее на небеса? Придет ли она за мной, когда настанет моя очередь? Или я просто провалюсь в огромную черную дыру? Занавес опустится, и все - меня как будто никогда и не было. Этого я боюсь больше всего, хотя и не могу объяснить почему. Прежде чем покинуть этот мир, я должна оставить в нем след. Чтобы жизнь была прожита не зря.
- Ужасно, - говорит Том, прерывая мои мрачные размышления. - Ты помнишь, как это произошло?
Пару секунд я молчу. Смерть мамы мы с папой переживали в общем-то так же, как нынешнюю ситуацию: улыбку на лицо - и вперед. Можно подумать, беда рассосется, если делать вид, что ее нет.
- Главным образом я помню папу. Я смотрела, как он притворяется счастливым, чтобы я была счастлива. А я притворялась счастливой, чтобы был счастлив он. И знаешь, в какой-то степени мы действительно делали друг друга счастливыми. Мы вместе научились тосковать по ней так, чтобы горе не захлестывало нас с головой.
Том кивает:
- Да. Мне кажется, вы с твоим папой действительно очень близки.
- Да. Временами мне даже хочется, чтобы он знал меня не так хорошо, - говорю я.
Это не совсем правда. Я понимаю, как мне повезло, что мой папа так меня любит и понимает. Но мне не хватает любви и понимания других людей, моих сверстников. Я бы очень хотела тоже поехать осенью в колледж, вместо того чтобы просто смотреть, как чужие вселенные расширяются, а моя сжимается. Мое положение угнетает меня, особенно в последнее время. Недавно я поняла, что из-за моей болезни даже самые близкие люди никогда не будут относиться ко мне как к взрослому человеку. Никогда не перестанут пасти и нянчить меня.
- Ну? Теперь десерт? - спрашивает Том.
Я киваю.
- Протяни руки и закрой глаза.
- Только не это! - вздыхаю я, но все-таки выполняю команду.
Том высыпает что-то мне в ладони.
- Можешь смотреть.
Это разноцветное драже из такой же пачки, которую Том несколько раз подбирал и возвращал мне в день нашего знакомства, перед тем как я убежала хоронить несуществующего кота. Я улыбаюсь.
- Почти приехали! - сообщает он.
Я выглядываю в окно и вижу на горизонте небоскребы Сиэтла. Даже не знаю, чего я ожидала, но это потрясло меня до глубины души: впервые в жизни я приехала в большой город!
- Сиэтл?! Круто!
Поезд останавливается, мы выходим. Куда мы идем, не знаю. Думаю, у Тома тоже нет определенного плана. Наверное, он решил: «Приедем, а там видно будет. Сориентируемся по ходу». Мы просто гуляем и оказываемся у моря. Здесь все так ново, так интересно!
Улицы вьются бесконечным лабиринтом, на каждом шагу кафе. Я кручу головой, разинув рот. Детям, по-моему, уже пора спать, но многие до сих пор сидят за столиками вместе с родителями.
Но что меня особенно поражает, так это количество уличных артистов. В нашем городке я была одна. Здесь, в Сиэтле, чуть ли не у каждого второго какой-нибудь талант.
Ну и конечно же, здесь много певцов. Причем с прекрасными голосами. Если бы я жила здесь, мне приходилось бы выдерживать жесткую конкуренцию. Наверное, следовало бы радоваться, что я от этого избавлена, но мой мозг сверлит мысль: «Давай! Доставай гитару! Покажи, что тоже умеешь дергать струны!» Я вдруг почувствовала себя так, словно оказалась в кругу своих. Среди людей, с которыми можно до рассвета петь, играть, разговаривать о музыке и о стихах. Все это ждет меня здесь!
Мы с Томом, не скрывая восхищения, осматриваем парк скульптур. Потом находим притулившуюся в уголке старенькую фотокабинку, уютно устраиваемся, и аппарат щелкает четыре раза: мы улыбаемся, корчим рожи, ставим друг другу рожки и наконец целуемся. Лента со снимками появляется через несколько долгих минут, но оно того стоит! Я сразу же присваиваю фотографии.
- Буду хранить их вечно! - заявляю я совершенно серьезно.
Том берет меня за руку, и мы идем по какой-то людной улице, а потом по пустынному переулку. Останавливаемся перед ветхим зданием. Никакой вывески, никакой афиши. Ничего не понимаю. Том смотрит на меня, улыбаясь от уха до уха.
- Что это за место? - спрашиваю я.
- Твой сюрприз, - отвечает он, подавая человеку у входа два билета и деньги.
Вообще-то, на двери написано, что вход разрешен только лицам старше двадцати одного года, но он не спрашивает у нас документов. Это хорошо. Ведь фальшивых у меня нет, а настоящее удостоверение я оставила дома на кухонной столешнице. И там указано, что мне всего восемнадцать.
- Я думала - Сиэтл и есть сюрприз!
Том мотает головой и улыбается еще шире. Мы входим. Он отдает гитару и мою лёгкую куртку гардеробщице. Другой охранник открывает перед нами следующую дверь. Внутри музыка, вспыхивают огни. Помещение, которое раньше, похоже, было складом, набито зрителями. А на импровизированной сцене - одна из самых моих любимых групп, играющих альтернативный рок. Потная и счастливая толпа движется в такт музыке.
- Это закрытый концерт! - кричит Том мне в ухо. - Я вчера о нем узнал и взял для нас билеты. Ты вроде говорила, что тебе нравятся эти ребята!
- Еще как!
- Твое первое живое шоу!
- Боже мой! Здесь так здорово!
Само по себе это огромное, продуваемое сквозняками помещение ничем не примечательно, но люди, но атмосфера... Я никогда еще не видела столько разноцветных шевелюр, столько татуировок, столько серег на разных частях тела. Такое ощущение, будто я попала на страницы одного из тех музыкальных журналов, какими я зачитываюсь у себя в комнате.
Вокруг полно того, чего мне не хватало в четырех стенах, в моем маленьком городке, в моей маленькой жизни! Здесь все настоящее, и это гораздо интереснее, чем те замечательные композиции, при помощи которых мой любящий папа пытался знакомить меня с миром: саванна в подвале или пляж на чердаке, где вместо моря горячая ванна, резиновые игрушки, огромные фотографии чаек, дельфинов, акул и китов. Сейчас же, не сходя с места, даю себе клятву хвататься за все, что предлагает жизнь. Больше я ни дня не буду заложницей болезни.
Мне становится ясно: я не только с Томом должна поговорить. Я уже давно должна была поговорить с отцом, причем очень серьезно. Теперь я знаю, что мне доступно гораздо больше, чем я представляла себе до этого вечера. Может быть, даже настоящий колледж вместо лекций онлайн.
Пока я обдумываю грандиозные планы, наслаждаясь картинами и звуками этого потрясающего места, Том пробирается сквозь толпу, таща меня на через толпу. Так мы вскоре оказываемся прямо перед сценой.
Оборачиваюсь к Тому. Он кладет руки мне на бедра, и мы танцуем что-то вроде школьного танца, который он показывал мне на вечеринке, только еще круче. Вокруг все меняется, как в калейдоскопе, но вижу я только Тома. В этот момент больше никто и ничто не имеет для меня значения.
Музыка заканчивается гораздо раньше, чем я бы хотела. Забрав в гардеробе куртку и гитару, мы возвращаемся на набережную. После концерта я как пьяная. Кажется, что под ногами не тротуар, а вода.
- Это было потрясно! - кричу я, пожалуй, чересчур громко: в ушах все еще гудит и мне трудно регулировать звук.
- Знаю, - улыбается Том.
Я запрокидываю голову и ору еще сильнее:
- Живая музыка - это супер!
Том смеется.
- Да! - кричит он в ответ.
Я останавливаюсь и беру его за руку. Трудно выразить, до какой степени этот парень изменил мир вокруг. Еще недавно мне не верилось, что больная девушка вроде меня может понравиться парню, а теперь я возлагаю на будущее огромные надежды! Пытаюсь найти нужные слова и в итоге просто говорю:
- Спасибо.
Том подправляет свою бандану и смотрит на меня - смотрит так, как не смотрел никто ( ну не удивительно). Он не может прочесть мои мысли, но как будто знает, о чем я думаю.
- Пожалуйста. Теперь твоя очередь.
Том бережно ставит мою гитару на землю и раскрывает хитроумные замочки. Потом укладывает открытый футляр, чтобы в него можно было бросать монеты, а инструмент передает мне. Я делаю шаг назад и выставляю перед собой ладони:
- Что? Нет!
- Ты задолжала мне песню.
Я мотаю головой:
- Не могу... играть здесь.
Мы ведь не в нашем городишке. К дебюту в большом городе я не готова. По крайней мере, сегодня. Сейчас.
- Давай! - не успокаивается Том. - Сама же говорила: живые концерты лучше всего!
- Ты есть не хочешь? Я хочу, - говорю я, похлопывая себя по животу. - Помнишь, сколько симпатичных кафе мы видели?
- Виола, - произносит Том так искренне и серьезно, что я замолкаю. - Мы в новом для нас городе под звездным небом. Для того чтобы эта ночь стала лучшей в нашей жизни, не хватает только твоей песни.
Он пожимает плечами. Боже! Какой же он милый! Я начинаю колебаться. Вообще-то, я обязана ему гораздо большим, нежели трехминутным пением под гитару. Так что останусь должна, даже если спою.
- Подумай о себе, - продолжает он. - Забудь об остальных. Не важно, чего хочу я или хочет кто-нибудь еще. Важно только то, чего сейчас хочешь ты.
Я хочу одного: доставить радость этому потрясающему парню. Так и быть. Взяв гитару, набрасываю на шею ремень. Вот инструмент уже ждет, когда на нем заиграют. Ждет и Том. Его лицо так и светится. Я перебираю струны и подкручиваю колки. Гитара настроена. Том включает камеру в телефоне и направляет на меня. При мысли о том, что эти несколько минут будут запечатлены навсегда, я начинаю смущаться и нервничать.
- Том, не надо...
Он улыбается, указывая на несуществующую толпу. На самом деле поблизости нет никого, кроме какого-то стремного чувака, который остановился завязать шнурки.
- Мы ждем!
Я понимаю: терять нечего. Позориться не перед кем. Здесь только Том и я. А когда мы вдвоем, для нас нет ничего невозможного. Итак, я начинаю наигрывать. Сначала тихо, неуверенно. Но потом включается что-то вроде мышечной памяти, и я совершенно забываю про камеру, которая меня снимает. А если бы я оказалась сегодня не в толпе фанатов моей любимой группы, а прямо на сцене? Что бы я чувствовала? Смущение сменяется уверенностью.
Закрыв глаза, запеваю свою новую песню - ту, которую на днях показывала Кимберли. После того как мы обсудили ее отношения с Биллом, она несколько успокоилась и все-таки послушала мое творение. Сказала, что это моя лучшая вещь. Надеюсь, подруга больше на меня не сердится. Когда вернусь домой, надо будет обязательно извиниться. Ну а сейчас я пою от всего сердца: для Тома, для Ким, для папы, но в первую очередь для себя самой.
Открываю глаза и вижу улыбающегося Тома с телефоном в руках. Этот парень - мой талисман. Для успеха мне нужен лишь он один. Однако, взяв последний аккорд, обнаруживаю, что не только Том оценил мое исполнение. Я и не заметила, как вокруг собралась целая толпа. Раздаются аплодисменты и возгласы одобрения. Конечно, мне еще очень далеко до того, чтобы мои фанаты заполонили какой-нибудь ангар, и все-таки как здорово, что моя музыка нравится не только папе, доктору Дэвис и Кимберли. Успех воодушевил меня, и я обязательно буду продолжать в том же духе.
Какой-то чувак до сих пор хлопает, хотя почти все уже разошлись. Том обнимает его за плечи:
- Давай, дружище! Поддержим Виолу! У-у-у-у-у!
Он тормошит беднягу, будто тот из команды, только что выигравшей чемпионат. Парень озадаченно смотрит на Тома, бросает пару баксов в мой гитарный футляр и уходит. А я смотрю на него и улыбаюсь.
На обратном пути ничего не происходит, но нам очень хорошо. Всю дорогу мы целуемся. В вагоне, кроме нас, никого нет, никто на нас не смотрит, и мы рады уединению.
По сравнению с Сиэтлом наш городок кажется мне крошечным, еще меньше, чем на самом деле. Стою на перроне и понимаю, что еще не готова прощаться с этой ночью.
Как и обещала, отправляю отцу Sms:
«Мы приехали. Скоро буду дома».
«Как поездка?» - спрашивает он.
«Лучше быть не может!» - отвечаю я.
К моему удивлению, папа пишет:
«Гуляй сколько хочешь, Орешек. И правда, ты уже взрослая. Я верю, что ты будешь осторожна. А Том - везучий парень».
Со слезами на глазах отвечаю:
«Спасибо».
Мы с Томом садимся в его машину. Я переключаю телефон в беззвучный режим и выхожу из приложения, при помощи которого папа отслеживал, где я. Наконец-то я завоевала его доверие и обрела независимость. Сегодня ночью я поняла: именно к независимости надо стремиться.
Я должна сама принимать решения, сама делать ошибки, сама искать свой путь в этом огромном мире.
Подъезжаем к морю, Том паркует машину. Медленно идём по пляжу. Нам некуда торопиться.
- Сегодня ты была великолепна, - говорит Том.
Видимо, он решил потеснить папу с должности моего фаната номер один. Это мило и в то же время немного обидно.
- Серьезно, - продолжает он, не замечая моей досады. - Я не просто так говорю. Мне правда кажется, что тебе надо что-то делать с твоими песнями.
Я и сама все время думала о том же. У меня стал складываться грандиозный план: я переезжаю в большой город, поступаю в колледж (может, хожу только на вечерние занятия, а может, пользуюсь уловками, к которым прибегают другие ребята, больные ПК, чтобы вести более или менее нормальную жизнь и учиться, как все остальные). Я стану играть на каждом свободном углу и участвовать во всех шоу, куда приглашают непрофессионалов. Если повезет, меня заметят, а если нет, останется возможность так же кайфовать, как час назад, во время моего дебюта на набережной Сиэтла.
Ну а самая прекрасная часть моего плана связана с Томом. Надеюсь, он все-таки получит стипендию и поедет в Беркли. Звучит смело, но почему бы и мне там не учиться? У меня высокие школьные оценки и баллы по тестам, у них обалденные программы обучения и условия для занятий музыкой. Наверняка там учтут мои потребности и что-нибудь придумают. Идеальный план.
- Готов? - спрашиваю я, останавливаясь.
- К чему?
- К тому, чтобы поплавать.
Том удивленно моргает:
- Что? Нет, я больше не плаваю.
- Плаваешь, просто у тебя был перерыв. А вот я действительно никогда здесь не купалась, поэтому ты должен меня поддержать.
- Я правда не хочу, - мотает головой Каулитц.
Так легко он от меня не отделается. Я не позволю ему испортить эту прекрасную ночь.
- Ты же заставил меня петь, а я сначала тоже не хотела.
- Это другое, - бурчит Том, глядя в песок.
Я топаю ногой:
- Как раз таки наоборот.
- У меня нет плавок, - говорит Том и усмехается, думая, что выиграл бой.
- А у меня нет купальника.
Я стягиваю футболку и остаюсь в джинсах и лифчике. Том смотрит на меня круглыми глазами, но с места не двигается. Я сбрасываю кеды и вылезаю из джинсов. Отступать поздно. Раз уж начала, нужно сделать так, чтобы он согласился.
- Идешь? - спрашиваю я и бегу к воде в одном белье.
Волна коснулась пальцы ног, они сразу онемели. И как я сумею войти в воду целиком? Ну не знаю. Однако придется. Я оборачиваюсь. Том уже снял футболкуи теперь воюет с джинсами. Я смеюсь, видя, какой энтузиазм вдруг в нем проснулся.
Делаю глубокий вдох и с разбегу погружаюсь. Волны сразу же подхватывают меня и начинают подбрасывать. Я теряю ориентацию в пространстве и уже не соображаю, где верх, где низ. Море накрывает меня ледяным одеялом, придавливает и куда-то тянет. Я начинаю паниковать, потом заставляю себя расслабиться. Я много раз слышала, что нужно стараться плыть по течению, а не бороться с ним. Меня охватывает странное чувство неземного покоя: плавать, как в невесомости, под водой - это по-своему умиротворяет. Я моргаю. Соль щиплет глаза. Вдруг я вижу ее - русалочку. Она берет меня за руку, и я выныриваю на поверхность.
Глотаю воздух, радуясь, что осталась жива, и поражаясь тем глубинам, которые показало мне море вместе с моим собственным воображением. «Русалок не существует», - твержу я сама себе. Мои легкие благодарно поглощают кислород. Внезапно рядом появляется Том: он весь мокрый, глаза расширены.
- Ты меня напугала! Я потерял тебя на несколько секунд.
- Все нормально, - говорю я, брызгая на него. - Меня спасла русалка.
- Ну разумеется, - отвечает он, тоже окатывая меня брызгами.
- Холодно! - взвизгиваю я.
- Знаю! - кричит Том, запрокинув голову.
Шум моря отвлекает нас.
- Любишь плавать? - спрашивает Том. - Я - да. По крайней мере, раньше любил.
Я пожимаю плечами:
- Наверное. А вообще, у меня опыта маловато.
Том раскрывает рот, не веря, что я до сих пор лишала себя такого удовольствия.
- Так давай это исправим. Прямо сейчас. Я покажу тебе несколько движений.
Мое сердце начинает биться учащенно.
- Это такая форма приставания?
- Нет, честное слово, - обещает Том.
Он хватает меня, укладывает на воду и держит нежно, но крепко. Поверить не могу: раньше я себе даже не представляла, как это классно - ощущать одновременно физическую и духовную близость с кем-то. Иногда, когда мы с Томом лежим рядом и целуемся, мне кажется, что мы оба готовы растаять и слиться друг с другом. Этого еще не произошло, но, пожалуй, если когда-нибудь в недалеком будущем возможность представится, я не скажу ему «нет».
- Ну вот, это называется вольным стилем, - говорит Том, показывая, как нужно грести. - Основное движение такое.
Я пытаюсь повторить, но, вместо того чтобы скользить по воде, беспомощно барахтаюсь на месте.
- Правильно?
Том смеется:
- Это у нас называют «плавать по-собачьи».
- Ладно. Тогда покажи что-нибудь еще.
Том показывает:
- Погружаем руки, разводим вот так, вытягиваем вдоль бедер. Это баттерфляй.
Когда Том проводит ладонями по моему телу, я могу думать только об одном: о том, чтобы мы вылезли из воды, развели огонь, завернулись в одеяло и «когда-нибудь» случилось сегодня. Но я еще не выполнила задачу, которую себе поставила. Нужно сосредоточиться.
- Слишком сложно. Поехали дальше!
- Гладим воду грудью.
- Все-таки пытаешься меня соблазнить? - кокетливо спрашиваю я.
- Нет, - отвечает Том, притягивая меня к себе. - Впрочем, может быть.
Я обнимаю его за шею и улыбаюсь:
- Видишь? Все не так плохо. Водобоязни у тебя нет.
Он смотрит на меня так, как будто тонет в моих глазах.
- Рядом с тобой я вообще ничего не боюсь, - говорит он.
Я отвечаю ему таким же долгим взглядом. Я верю ему, верю всему, что он говорит.Губы Тома тянутся к моим губам, и мы целуемся так, будто всю жизнь тосковали друг по другу. Мое влечение к нему становится сильнее и сильнее, жар разгорается. Кажется, стать ближе уже невозможно. Невозможно удовлетворить нашу взаимную жажду. И все-таки это происходит.