Когда зародилась любовь

Иногда мне просто нужен рядом тот, кто подойдёт ко мне со спины, пока я буду сидеть за этим грёбанным рабочим столом, когда глаза уже выпадают из-за ноутбука и мелкого текста в документах, положит руку на плечо и скажет: «Милый, ты работаешь слишком долго, может, отдохнёшь?». Иначе я сам не могу остановиться — чувствую на себе огромную обязанность, огромный долг, который я пообещал выполнить отцу. Осознание того, что мне немедленно нужен отдых приходит только тогда, когда голова начинает кружиться, в глазах темнеть и прочие признаки переутомления.

Я не чувствую ни ног, ни рук, ни вообще всего тела — иду по коридору, как кукла. Как и сказала Киара — железная, запрограммированная, бесчувственная и безэмоциональная. Ноги медленно плетутся к двери нашей комнаты. Помню, что обещал Киаре не спать сегодня с ней, чтобы ей было спокойнее, — и я не собираюсь нарушать своё обещание. Мне просто нужно забрать одежду, в которую я смогу переодеться и лечь спать на диване в своём кабинете.

Открывая дверь, я пытался сделать это как можно медленнее, чтобы не издать ни единого звука. Если Киара увидит меня посреди ночи в комнате, она точно потеряет сознание. Тихо открыв дверцу шкафа, я вытащил пижаму и, стараясь не шуметь, направился к выходу. Но у самой двери я замер, а потом обернулся. Не знаю, что именно мне пришло в голову — сам ещё не понял, — но вдруг возникло желание посмотреть на спящую Киару. На ту мирную, спокойную Киару, какой она была в эти минуты, а не на ту нервную, какой она была весь день. Может, она и думала, что я не замечаю её тревоги, но я видел всё — уж слишком хорошо умею читать людей.

Одеяло сползло с неё немного, и я заметил, что Киара так и не переоделась. Настолько сильно ей хотелось сбежать от реальности в мир снов, что легла прямо в этом платье. Посмотрев на неё ещё десять секунд, я стал возвращаться на выход.

Я не совсем понимал, что Киара сильнее ко мне ощущает: ненависть или страх?

Пару лет назад она желала мне смерти, утверждая, что я испортил всю её жизнь. По её словам, из-за моего отца и потом из-за меня она оказалась в заточении. Её ярая ненависть очевидна. Но я не могу сказать, что сегодня она проявляла ко мне хотя бы каплю ненависти. В её глазах я видел только страх.

Могу поклясться, что я знал, о чём думала Киара. Я слишком взрослый для неё, а она для меня — ребёнок, и, должно быть, именно это её пугает. Она не понимает, на что я способен; она боится, что я причиню ей боль, что обижу её.

Пару лет назад я мысленно называл её пубертатной язвой — немного глупая, острая на язык, капризная даже. Сегодня же я увидел в ней уже более рассудительную и повзрослевшую девушку, но для меня она всё равно ещё была маленькой. 

В скором времени Киара возненавидит меня ещё больше, когда узнает меня полностью, когда узнает все мои тайны, мои тёмные стороны, когда к ней придёт то самое осознание, что ей придётся провести со мной всю жизнь — без нормального мужа, без любимых детей, без нормальной семьи.

Мне искренне жаль, что её жизнь должна быть такой, но я не виноват в том, что она родилась в мире криминала.

Мой режим херовый, если быть честным. Я сплю всего несколько часов в сутки: ложусь поздно, встаю рано. Но к такому образу жизни хочешь-не хочешь приходится привыкнуть. Поспав всего часа три и проснувшись в шесть утра, я, после того как сходил в холодный душ, чтобы взбодриться, сразу же ушёл работать. Горничная Ана принесла мне крепкий кофе даже без просьбы или напоминания — сама знала, во сколько я просыпаюсь и что мне нужно. Многие люди, которые уже достаточно долгое время работают на меня, читают мои мысли и выполняют всё без моих приказов. Возможно, это просто потому, что я чересчур предсказуем? Или это в очередной раз доказывает то, что я робот, у которого есть чётко запрограммированный план действий на каждый день?

Просидев в кабинете полтора часа и уже сделав пару рабочих звонков, внезапно вспоминаю о Киаре. Что странно — эта девочка не выходит из моей головы, и я всё время не могу понять своих мыслей о ней. Я беспокоюсь о том, к чему ей придётся привыкнуть, живя со мной и сколько всего она потеряла в своей жизни из-за меня. Однако, Асмодей, об этом нужно было думать до того, как ты предложил Маттео эту сделку.

Работать в кабинете стало душно, и мне захотелось переместиться в сад, где комфортно, одиноко и свежий воздух. Проходя мимо нашей комнаты, остановился. Не знаю зачем это сделал, но приоткрыл дверцу и заглянул внутрь — Киара всё ещё спокойно спит, только теперь почти всё её тело свисает с кровати, и, кажется, она в скором времени упадёт.

Я бесшумно вхожу в комнату и так же бесшумно подхожу к кровати. Едва касаюсь её руки и перекидываю её на кровать, то же самое проделываю с ногой. Киара лишь прошептала что-то неразборчивое и отвернулась в другую сторону. Буду считать, что так она меня поблагодарила сквозь крепкий сон. Или, наоборот, даже во сне послала нахер.

Сад — это, наверное, единственное место, которое я по-настоящему люблю. Всем сердцем и душой. Здесь я могу чувствовать себя просто собой — вмиг пропадают негативные эмоции, этот сад словно место духовного очищения, в котором становится хорошо. Наверное, всё потому, что это место любила мама. До смерти она каждый день по несколько часов проводила в этом саду. И постоянно брала меня с собой. Здесь я беззаботно лежал у неё на коленях, и мы просто разговаривали, как мама и сын, у которых простая жизнь. Именно от этих воспоминаний всегда тепло, и именно поэтому это место для меня рай.

Всё это было до того, как она умерла. Никто мне не рассказывал из-за чего по-настоящему она ушла, как это произошло и почему. Мне двадцать восемь лет, а я вот уже как восемнадцать лет не знаю правды. И, полагаю, никогда не узнаю. Эту правду хранил отец, и с этой правдой он умер, не рассказав мне.

По предварительной версии, по вранью отца, она не справилась с управлением машины и умерла на месте. Ещё в десять лет я знал, что это ложь. Мама отлично водила и редко отвлекалась от дороги, и она не могла просто так не справиться с управлением. Это бред сумасшедшего. Я предполагаю, что её кто-то убил. Вернее, не кто-то, а один из врагов отца. У него было слишком много ненавистников, и каждый из них мечтал навредить отцу. И это решили сделать через самый жестокий способ — через любимого человека.

Мне сложно вспоминать отца в тот период, все его эмоции. Потерял единственную любимую женщину. Именно поэтому я не хочу влюбляться, не хочу заводить настоящую семью. Любовь опасна... любить опасно. Любовь делает нас слабыми, из-за неё мы теряем бдительность. Но возможно ли прожить всю жизнь без любви?

 ♆♆♆

Не знаю, сколько часов я проспала, как убитая, но знаю, что проспала бы столько же, если бы не горничная, которая приоткрыла дверь и разбудила меня. Мои глаза медленно и нежеланно открываются и с возмущением смотрят на незнакомую женщину, которая почему-то решила ко мне зайти. Плавно поворачиваю голову к панорамному окну и замечаю, что горничная уже успела раздвинуть шторы: яркий свет ослепляет меня, и я хочу уткнуться лицом обратно в подушку и проспать ещё пару часов, хотя бы, но женщина останавливает меня.

— Босс попросил вас разбудить, мисс, — женщина волнительно улыбается, потому что видит, что я точно не намерена вставать. Но ей ведь был отдан приказ, и я представляю, что с ней сделает этот Босс, если она его не выполнит.

— Скажите ему, что я хочу спать и пусть Босс делает, что хочет.

— Боюсь, ему это не понравится.

Будто меня это волнует: что ему понравится, а что нет. Не моё дело. Мне тоже много чего не нравится. Например то, что я сидела всю жизнь взаперти и просижу столько же, только теперь вместе с ним под одной крышей. Не жизнь, а мечта.

— Пожалуйста, мисс Киара, поднимайтесь и выйдите в сад к Боссу. Он хотел вас видеть.

Я киваю женщине, и она, облегчённо улыбаясь, выходит.

Выйдя в коридор, я направляюсь в ванную комнату, чтобы принять утренний душ. Асмодей включил кондиционер в комнате, что означает, что он заходил в неё и видел меня. И всё равно, несмотря на включённый кондиционер, было слишком жарко. Настолько жарко, что кружилась голова и было трудно дышать.

Я немного удивлена тому, насколько тщательно Асмодей подготовился к моему переезду: в душевой на полках стоят баночки с разными средствами, два розовых полотенца, розовый коврик на мраморном полу и даже розовая мочалка. Не знаю, что это за тупой стереотип, что все девушки любят розовый цвет, однако я должна выразить огромную благодарность ему за то, что он так сильно заморочился. Три шампуня для волос, бальзам, маска, кондиционер, вкусно пахнущий гель для душа с авокадо... не верится, что это всё сделал он для меня.

Из-за невероятной жары, которая внезапно решила прийти на Сицилию, мне не хотелось даже одеваться. Хотелось ходить голой, но ясное дело, что не стану. Поэтому решила обмотать себя полотенцем и собрать во второе полотенце мокрые волосы.

Наверное, глупо идти в таком виде к Асмодею? Но я не виновата, что так жарко!

Горничная Ана — она представилась мне позже, когда спрашивала куда мне нести завтрак, — сказала, что он ждёт меня в саду. Мне было интересно увидеть это место с самого начала, поэтому идти туда было не так уж и плохо.

Асмодея я заметила сразу, как только зашла за особняк, где и начинался сад: мужчина сидел в белой беседке и работал, опустив глаза в бумаги. Пока шла, смотрела только на него. Издалека было заметно, какой он напряжённый.

Лишь услышав мои шаги, которые приближались к нему, поднял голову и моментально нахмурил брови, когда обвёл взглядом моё тело.

— Ты так ходила по дому? — спросил он сразу, хотя я ещё не успела подойти.

— Ходила, и что?

— В доме десятки людей, а ты ходишь в таком виде? Слетела с катушек?

— А что такого?! Мне жарко между прочим!

— Мне насрать, Киара. Иди оденься.

Командовать мною вздумал? Обойдётся.

Хочет показать свой характер, своё превосходство надо мной?

Ну ничего, мне тоже есть, что показать!

Вздёрнув подбородок, я нагло шла к нему. Села рядом с ним в беседку и закинула ногу на ногу. На столике стоял поднос с моим завтраком, который я как раз таки попросила горничную принести сюда. И я стала есть, пока сидящий рядом Босс кипел от моего поведения.

— Не ходи так больше, это ясно? — вздохнул Асмодей, поняв, что я не собираюсь выполнять его требование сиюминутно.

— Что ты там говоришь? — кричу я, прислоняя ладонь к уху, как в детстве. — Я тебя не слышу, говори погромче!

— Я говорю, я надеюсь, ты хотя бы в трусиках?

Моё лицо моментально выражает удивление, а он ликует. Думает, что обыграл меня.

— Значит, и с первого раза ты всё прекрасно услышала. Не веди себя, как ребёнок, Киара. Ты уже не маленькая. Ты взрослая девушка. Ты жена Босса мафии. Или мне тебя воспитывать нужно?

— Ну извините, Ваше Высочество. Не надо было брать меня в свои жёны, ясно? Испортил мою жизнь ещё сильнее.

На это Асмодей больше ничего не ответил — проигнорировал. Он продолжил работать дальше, пока я завтракала и испепеляла его своим максимально грозным взглядом. Но вскоре устала и просто пила чай с тостами.

На улице, несмотря на такую жаркую погоду, было куда комфортнее, нежели дома. Был приятный лёгкий ветерок, от которого жара уходила на второй план. Я не могла оторвать взгляда от Асмодея и не понимала почему. Смотрю на него и хочется злиться, а уже в другой момент он кажется спокойным, когда молчит и просто занят своей работой.

— Интересно? — Асмодей так внезапно повернул ко мне голову и начал складывать свои бумаги, что я вздрогнула и буквально подпрыгнула на месте.

— Интересно что? — озадачено спрашиваю.

— Разглядывать меня, конечно же, — усмехается мужчина, и только тогда я прячу взгляд.

— Я не разглядывала тебя. Мне делать, по-твоему, нечего?

— Я очень не люблю, когда мне лгут.

Мужчина быстро возвышается, и я понимаю, что он собирается уходить. Нет, всё же не уходит. Асмодей просто встал. Он ждёт меня. Он хочет, чтобы я шла с ним.

— Не хочу идти, здесь хорошо.

— Вставай, Киара. Я не собираюсь тебя тащить с силой, но встать ты должна, я не оставлю тебя тут одну в таком виде.

— В каком виде? Я в полотенце, не голая же.

— Ну это смотря под каким углом посмотреть, — карие дьявольские глаза ухмыляются и ползут по моему бедру. Я понимаю, что в том месте задралось полотенце, и моя нога оголённая. И он смотрит туда! — Вставай. На руках нести не буду.

Больно надо.

Поднимаюсь и следом за ним выхожу из беседки. Сначала шатен шёл впереди, но потом замедлился, чтобы идти рядом со мной. И его глаза постоянно бегали по людям, которые были по всей территории дома. Он буквально говорил своим взглядом: «Глаза в пол».

— Не думаю, что тебе это интересно, — начинает Асмодей, пока мы поднимаемся на второй этаж, — но меня не будет целый день. Вернусь поздно, так что ты свободна сегодня.

— Свободна? — не понимаю его.

— Я не идиот, Киара. Всё вижу и понимаю. Когда ты не со мной, то чувствуешь себя свободной. А когда со мной — сжимаешься и думаешь, как скоро я уйду.

Частично он прав, но прямо в данную минуту я не знаю, что ему ответить.

— Я привыкну, — зачем-то говорю я, пытаясь убедить в этом и его, и себя. — Я же согласилась на брак во благо кланов. Я должна соблюдать правила и воспринимать тебя как мужа. Извини. Мне нужно просто чуть больше времени.

Сердце бьётся чаще. Отчего-то становится страшно. От своих слов?

— Сегодня я уже буду спать с тобой. Но я вернусь поздно, как уже говорил, когда ты будешь спать. Ты не заметишь меня.

— Ладно.

Больше ответить мне нечего.

Асмодей заводит меня в комнату и попутно накидывает на себя пиджак. И перед выходом он говорит:

— Переоденься, не ходи так по дому, я серьёзно, Киара. По всему дому стоят камеры, и я узнаю, если ты ослушалась меня, — замедляется и с улыбкой добавляет: — И надень всё же трусики.

♆♆♆

Не скажу, что мне было скучно без него в этом доме. Я, наоборот, пообщалась со многими людьми, что работали здесь. Некоторые, конечно, смиряли меня презрительными взглядами, но были и те, что искренне улыбались мне и даже втягивали в беседу.

За всё то время, что у меня было свободным, я обошла каждый уголок в этом огромном четырёхэтажном доме, но, конечно, кроме западного крыла на первом. Чем чаще я вспоминала настоятельную просьбу Асмодея и Марселя не заходить туда, тем сильнее пробуждалось это запретное желание. Что же там может быть такого? Ну не морг же, верно? Комната с пытками? Других вариантов у меня нет.

После одиннадцати вечера уже начинало клонить в сон. Однако уснуть было невозможно из-за крутящихся в голове мыслей и страха. Стоило представить, что сегодня мне всё же придётся спать рядом с мужчиной, как начинали скрипеть зубы и желание уснуть улетучивалось.

Дабы унять противную тревожность, я решила написать Розе. Мне не было запрещено общаться с кем-то — и это несомненно радовало.

Я: Не спишь?

Ответ от Розы пришёл через три минуты.

Роза: Не сплю. Я обижена на тебя. Ты не попрощалась со мной перед своим отъездом.

Трудно вздыхаю и поджимаю губы, думая, как правильно ей это объяснить.

Я: Роза, извини, но я не хотела плакать перед отъездом. И не хотела, чтобы плакала ты. Я с трудом попрощалась с семьёй.

Роза вышла из сети, и я уже было подумала о том, что она очень сильно обиделась на меня. Настолько сильно, что даже стала игнорировать. Но, как оказалось, подруга вышла из сети лишь для того, чтобы позвонить мне.

И я быстро подняла трубку.

— Хорошо, допустим, я тебя простила. Всё равно не смогу долго на тебя обижаться.

— Потому что на обиженных балконы падают, — вспоминаю фразу папы и усмехаюсь.

— Ривен очень страдает, — говорит Роза, и улыбка с моего лица спадает.

— Ты видела его сегодня? — спрашиваю я, прижимая свободную руку к сердцу, чувствуя, как оно начинает трещать по швам от осознания, что мой брат страдает.

Для меня Ривен был не просто братом, а родственной душой и очень любимым человеком. У нас всегда были хорошие отношения, даже в детстве. Мы очень редко ругались и очень быстро мирились. Во многих семьях дети между собой не ладят, а бывает и вовсе такое, что ненавидят друг друга. У нас же всё было иначе. Поэтому сейчас так сильно тяжело.

Роза медлит с ответом, и по её затруднённому дыханию я могу понять, что она смущается, а может даже улыбается.

— Да, я сегодня весь день с ним провела. Мы сидели в вашей комнате, и он рассказывал о тебе, о том, как ему тяжело после твоего отъезда. Иногда мне даже казалось, что он вот-вот заплачет.

Ещё с детства все вокруг знали, что у этих ребят неровное дыхание друг к другу. Папа с Карлосом вечно шутили, что породнятся. Все знали, что Ривен очень любит Розу. И все видели, как Роза смотрит на Ривена. Я верю, что через несколько лет их влюблённость перетечёт в более крепкое чувство.

— Приходи к нему почаще, ладно, Роза? Я не хочу, чтобы он грустил.

— Конечно. Ладно, не будем больше об этом, и без того тошно. Расскажи лучше, как у тебя там дела обстоят?.. — с осторожностью спрашивает подруга, боясь услышать ответа.

— Не всё так плохо, Роза, — честно отвечаю я.

— Он мудак?

— Асмодей... он...

И я задумалась: какой же он? Хорошим его назвать сложно. Но плохим — пока тоже.

— Он неплохой, — через пару секунд даю ответ. — Не обижает. Я думаю, что через пару недель привыкну к тому, что у меня теперь есть муж.

— Ты только скажи, если он тебя обидит. Мы все приедем и отвесим ему пиз...

— Я поняла! — заливаюсь смехом, но резко замолкаю, когда краем уха слышу громкий разговор на этаже. Это точно голос Асмодея и, вероятно, подчинённого, который в чём-то провинился. — Извини, Роза, буду отключаться, муж пришёл.

От слова «муж» хочется смеяться. Это очень непривычно.

— Спокойной ночи.

— Спокойной, — я бросаю трубку и кладу телефон под подушку. Наверное, будет лучше, если я притворюсь спящей? Не хочу встречаться с ним взглядом или перекидываться фразами.

Всё тело натягивается, как струна, когда голоса стихают, а шаги к комнате нарастают. И, когда по комнате пронёсся скрип двери, я зажмурилась, пытаясь притвориться спящей. Хотя такого мужчину, как он, вряд ли можно обмануть.

Я услышала предварительный вздох, словно он хотел что-то сказать, но слова так и не вырвались из его уст. Должно быть, Асмодей, увидев меня уткнувшуюся в подушку, понял, что говорить ему не с кем. И теперь его движения стали медленными и менее шумными.

Моя голова была повёрнута прямо к нему, и я смотрела на него через едва открытые глаза. Асмодей тихо, будто бы боясь нарушить тишину и мой сон, неторопливо расстёгивал запонки на рукавах, пуговицы на белой, чуть помятой рубашке. Мне было неловко оттого, что я подглядывала за ним. И я задаюсь вопросом: зачем я это делаю?

Когда мужчина развернулся спиной, мне с трудном удалось задержать удивлённое аханье. Его спина — это самая лучшая мужская спина, что я когда-либо видела. Его спина была подобна скале — мощная и незыблемая. Широкие плечи плавно переходили в крепкие мышцы. Даже сейчас, когда он уже был не на людях и мог спокойно расслабиться, его осанка всё равно оставалась идеально-ровной, я даже могу позавидовать. Прямая осанка говорила о безупречной физической форме и явной уверенности в себе, каждый изгиб и линия свидетельствовали о часах, проведённых в спортзале.

Когда Асмодей стал снимать чёрные брюки, во мне проснулась совесть, и я зажмурила глаза обратно.

Ориентируясь лишь на звуки, я понимала, что он надевает лишь штаны — вероятно, пижамные. Верхняя и самая сексуальная часть его тела осталась такой же обнажённой. Я даже буквально ощущала жар, исходящий от него.

Мои мышцы напряглись, почувствовав, как под его тяжёлым весом прогнулся матрас вместе со мной — я немного сдвинулась, даже можно сказать укатилась в его сторону.

А потом его глубокий вздох. Он не касался меня нарочно. Наши тела соприкасались, но он не обращал на это внимание — отвернулся в другую сторону, и на этом всё. А я ещё пару минут лежала, ожидая непонятно чего. И лишь спустя минут десять, поняв, что всё действительно в порядке, уснула.