Когда зародилась любовь

Пять лет назад

С каждым годом, каждым днём, каждой секундой развлечений становится всё меньше. Всё вокруг кажется серым, однообразным, и от этого мне становится невыносимо тоскливо. Порой я просто закрываюсь в своей комнате и тихо плачу, надеясь, что это хоть как-то облегчит душевную боль.

Конечно, смешно говорить, что я страдаю. У меня есть всё, что можно пожелать, и мне ни в чём не отказывают. Но постоянное ограничение свободы... оно душит меня. И самое страшное — я боюсь, что это никогда не изменится.

Марио, как всегда, встречает меня с тёплой улыбкой и забирает сумку из моих рук. Он что-то спрашивает, но я не слышу — чересчур погружённая в свои мысли. Он приехал, чтобы отвезти меня от Розы. Вечера у нас с ней проходят всегда по одной схеме: либо я у неё, либо она у меня. Других вариантов не бывает. Если мы и выходим куда-то за пределы домов, то исключительно под присмотром пяти или даже больше охранников.

— Вы поссорились с Розой, Киара? — вопрос Марио я услышала только когда уже села в машину на заднее сиденье.

— Нет, — верчу головой. — С чего ты взял?

— Выглядите очень грустной. Обычно после ваших ночёвок вы менее надутая.

Марио пытается своей улыбкой подбодрить меня, но, когда не выходит, понимает, что бесполезно. Он прекрасно всё понимает. И даже порой пытается уговорить моего отца отвезти меня в какой-то развлекательный центр.

Я ни разу не была в кинотеатре. Только в домашнем. Я никогда не была в том развлекательном центре, где обычно дети катаются с горки и прыгают на батутах. И я не могу даже пожаловаться на это, потому что понимаю, что ничего не изменится. Папа не сможет отпустить, потому что всегда опасно, а мама ничего не сможет с этим сделать.

— Просто устала, — уклончиво ответила я, пристёгиваясь.

— Не спали до утра?

— Нет, Марио, не от этого я устала. Ты понимаешь отчего именно.

— Киара... — мужчина обернулся через плечо и устало вздохнул. Наверное, он тоже задолбался слушать моё вечное нытьё про заточение. — Вы должны понимать, что ваш отец делает это ради вашей безопасности.

— Почему Ривену позволено выходить постоянно куда-то?

— Потому что он будущий мужчина, наследник, и он умело обращается с любым оружием, несмотря на свой юный возраст. Вы сами это знаете.

— Так дайте мне пистолет, чтобы я могла выходить, куда захочу! Или это стереотип, что девушкам нельзя давать в руки пистолет, а?

Марио гортанно смеётся, а я обиженно складываю руки на груди.

— Частично стереотип.

— Мужчины, — вздыхаю и закатываю глаза.

Машина трогается с места. Всю дорогу я агрессивно переписываюсь с Розой, делюсь всем, что случилось. Она тоже поражена! Почему только парни должны уметь защищаться? Мы тоже не хотим быть беспомощными. Я тоже хочу быть сильной, уметь постоять за себя.

На улице начался ливень. Я завороженно наблюдала за погодой через окно, слушала расслабляющую музыку, что играла в машине, и потихоньку начинала засыпать. Да, Марио, конечно, был прав. Мы заснули только после рассвета. На то это и ночёвка!

За окном начинается ливень. Я завороженно наблюдаю за тем, как капли стекают по стеклу, музыка в машине звучит расслабляюще, и мне понемногу начинает клонить в сон. Да, Марио был прав — мы с Розой уснули только на рассвете, как и положено на ночёвке.

Мои глаза скользят по пейзажу за окном, по силуэту водителя. Я была так погружена в это спокойствие, что, когда случилась катастрофа, ничего не успела понять. Внезапно раздаётся громкий бабах, машины сталкиваются, я слышу шум на водительском сиденье, а затем — выстрелы. Всё вокруг заполняет резкий писк, который затмевает сознание. Острая боль в плече доходит до меня не сразу — страх, похоже, подавил её.

При столкновении окна разлетелись вдребезги. Несколько осколков впиваются в плечо, предплечье, и ещё ниже. На сиденье проступают пятна крови. Только теперь до меня доходит, что произошло: нас кто-то подрезал, и началась перестрелка.

Точнее, нет — стреляли не по нам. Перед машиной я замечаю две чёрные машины, между ними разгорается перестрелка. Мужчин почти не видно, но становится ясно: это не просто случайные люди. Мафиози, такие же, как мой отец.

Марио не двигается. Меня охватывает паника, я кричу его имя, но он не отвечает. Вокруг только усиливаются взрывы выстрелов. Тогда я почти прощаюсь с жизнью.

Не устраивало то, как жила? Тогда не живи совсем. Кажется, это ещё один закон.

Не знаю, что со мной будет дальше и чем это закончится. Может, так действительно выглядит смерть? 

Мои веки закрылись, а перед глазами возникла кромешная тьма.

♆♆♆

Произошедшая ситуация заставила меня немного дёрнуться. Немного напрячься. Когда один ублюдок подрезал меня, я вывернул руль в сторону, еле удержав машину. Должно быть, он хочет отомстить мне за ту дамочку, которую я пару дней назад украл для своих потребностей. Наверное, он первым её пометил, но разве меня это волнует?

Сзади ехала ещё одна машина, которая тоже пострадала. Я не видел, кто был за рулём, потому что сразу достал пушку, чтобы сказать Ксавьеру, что некрасиво так внезапно подрезать меня, совсем не предупредив. Вечные перепалки с этим неудачником меня всегда забавляют. Он ненавидит меня и всеми силами пытается доказать своё превосходство, а я просто ловлю с этого кайф и веселье.

Несколько пуль просвистели с другой стороны. Это удивило меня — водитель той машины был явно не простым смертным, а кто-то из какого-то клана. Теперь я понял, что влип по-крупному.

Я всего на пару секунд отвёл взгляд в сторону незнакомой чёрной иномарки, а когда повернул обратно к Ксавьеру — его уже не было. Гандон удрал к своей машине и быстро скрылся с места происшествия. Его машина была едва задета — я успел вывернуть руль и затормозить. А вот моя превратилась в простую груду метала, потому что в меня впечаталась другая машина.

Пока я отвлёкся на чёрную иномарку, Ксавьер успел скрыться. Его машина почти не пострадала, а вот моя была превращена в груду металла после удара. Я убрал пистолет и направился к незнакомой машине. Каково же было моё удивление, когда я узнал лицо водителя: это был Марио, водитель клана Риччи. Он был без сознания, с его плеча текла кровь. Пулевое ранение — и точно не с моей стороны, ведь я находился в другой стороне. Ксавьер подгадил мне вдвойне.

Какой мелочный... ну забрал его тёлку, подумаешь! Зачем так сильно мстить-то?!

Я поднял взгляд к небу, размышляя. Уехать — не вариант. Я обязан что-то предпринять, только вот что? Маттео Риччи определённо снесёт мне голову за это. Но виноват ли я в этой аварии? Отец тоже по голове не погладит.

Чёрт, угораздило же...

Шагнув чуть дальше, стараясь что-то придумать, я замер. Правая рука сжалась в кулак и задрожала. На заднем сидении сидела маленькая девочка — заметил её только сейчас, увидев через разбитое окно. И она тоже была в крови. Кажется, её не задели пули, только осколки.

Не знаю, что делаю. Да я и не должен этого делать. Не то что не должен, это вообще запрещено!

С трудом осознавая, что делаю, я открыл заднюю дверцу, игнорируя стекло, посыпавшееся мне на ботинки. Я аккуратно вытащил её из машины и положил на траву, а потом вернулся за Марио. Но теперь я не мог оторвать взгляд от ребёнка. Её плечо кровоточило, и если я ничего не предприму, она потеряет слишком много крови.

Киара. Так её зовут.

Сейчас она беззащитная, но я запомнил её другой — смелой и дерзкой.

Где же твоя жестокость, Асмодей? Отец учил не проявлять нежность. Но, кажется, я пошёл отнюдь не в него. Мне невыносимо смотреть на раненого ребёнка и ничего не делать. Как можно развернуться и уйти, сделать вид, что меня это не ебёт?

Да, я знаю, что она враг. Знаю, что в будущем она потреплет мне нервы. Знаю, что она ещё покажет себя и все от этого пострадают. Но бросить на смерть не могу.

Без лишних раздумий я срываю с себя рубашку, отрываю кусок рукава и обматываю его выше раны, туго затягивая ткань. Кровотечение должно хоть немного остановиться. От моих действий девочка начинает приходить в себя, что, если честно, плохо для меня.

Киара хмурит брови и медленно открывает глаза. Смотрит на меня. Вздрагивает.

— Привет, — наверняка это самое тупое, что я мог ляпнуть. 

— Это ты... ты это сделал? — трудно шепчет она, и я в последний раз затягиваю ткань. — Ай!

— Знаю, что больно, но я спасаю тебе жизнь вообще-то. Я не виноват, клянусь. Твоё право не верить мне, но я говорю правду. Сейчас я вызову скорую. Пообещай, что, когда тебя спросят об этой аварии, ты скажешь, что не знаешь.

— Но это же ты...

— Это не я! — перебиваю её.

Доказывать что-то ребёнку бесполезно. А в таком состоянии — тем более.

— Помощь за помощь, ладно? Как взрослые люди, Киара. Договорились? Я спасаю, а ты молчишь.

Её глаза снова закрываются; она слишком слаба, но мне хочется верить, что она запомнит мою просьбу.

— Я помогу тебе, не бойся, — говорю, подхватывая её на руки и перенося в свою машину. Водитель всё ещё лежит на траве. Пора звонить в скорую и валить отсюда...

♆♆♆

«Я помогу тебе, не бойся».

Резкий и назойливый писк пробуждает меня. Сразу морщу нос от неприятного запаха медикаментов. Я не сразу осознаю, где нахожусь. Вокруг белые стены, и никого из людей. Я одна — и это страшно. Немного дёргаюсь и замираю, когда замечаю, что лежу под капельницей.

Сначала страх, потом непонимание. И после попытки вспомнить какие-то события, которые помогут мне понять, как я сюда попала.

Голос, который я помню, принадлежит Асмодею. С последнего раза он изменился. Стал грубее. А сам парень повзрослел и стал мужественнее.

В голове не укладывался только один вопрос: «Зачем он помог мне?»

Оставил бы там — и меня бы уже не было в живых. Он не только привёз меня сюда, но и наложил повязку, которая остановила кровь. Зачем он это сделал? Он явно не должен был, но... помог.

За дверью больничной палаты были слышны глухие крики мамы. Не трудно догадаться, на кого она кричала. Папа тоже, должно быть, в полном шоке и ярости.

В голове возникли последние слова Асмодея. Он не виноват. Не знаю, правда или нет. Если бы это был он, стал бы помогать? Наверное, парень сказал мне правду. И я чудом помню его просьбу. Не говорить никому о нём.

Крики стихли, и дверь палаты открылась. Мама вбегает в комнату и, увидев, что я очнулась, бросается ко мне.

—  Киара, господи! Слава богу, ты в порядке!

Папа заходит следом и заметно выдыхает. Не показывает на лице беспокойства, но я знаю, что он переживает.

— Кто это был, ты видела?

— Маттео! Твоя дочь только пришла в себя, а ты сразу опрос проводишь?!

Мне не нравится, что их ссоры происходят слишком часто. Такое вряд ли должно быть у людей, которые любят друг друга.

— Мама, всё нормально, я чувствую себя хорошо.

Не знаю, насколько это было правдой, потому что моя рука адски болела.

— Ханна, мне надо поговорить с Киарой. Это важно.

Мама смерила папу злым взглядом, но кивнула, нехотя выпуская мою руку из своей.

— Ты видела, кто это был? — снова спрашивает он.

— Нет. Что Марио сказал?

— Он не видел. Не помнит. Ему досталось сильнее, чем тебе, но он будет в порядке. Ты точно не знаешь, Киара?

Папа сканирует моё лицо, но я уверенно качаю головой.

— Не знаю. Не видела даже. Я ведь сзади сидела...

— Хорошо, принцесса, отдыхай, — он погладил меня своей большой ладонью по голове и пошёл на выход.

Когда осталась только мама, я спросила:

— А кто меня привёз?

— Никто.

Удивляюсь, но стараюсь не подавать виду.

— А как я тут оказалась?

— Какой-то мужчина вызвал скорую. За тобой приехали и привезли — всё.

Асмодей всё равно помог. Сдержал слово. Тогда я своё тоже сдержу.