он его сломал
Арсений прекрасно осознает, что это неправильно — снова сидеть здесь, на краю кровати, легко сжимать тонкое запястье и осознавать, что проиграл. В этой равной битве между Ангелом и Демоном впервые добровольно сдается. Он смотрит на умиротворенное лицо Антона и не понимает, как сразу не разглядел эту утонченную, почти нежную красоту, его до безобразия симпатичное тело, то, как эстетично тени отражаются на коже, а волосы отливают золотом.
— М-м, — слабо мычит юноша в подушку, сжимая руками простынь, и Арсений думает, что нужно уйти отсюда, что Антон не должен его видеть, но не может банально отвести взгляд от того, как трепещут черные ресницы, и как медленно парень открывает глаза, которые кажутся еще более изумрудными при таком освещении. Его сущность противится против любых эмоций, но что-то внутри словно заставляет его остаться на месте. Его глаза непроизвольно темнеют, становятся темно-синими, как штормящее море, и парень, заглянув в них, слабо дергается всем телом, а с приоткрытых губ слетает тихий стон. — Не надо… — он едва мотает головой из стороны в сторону, сжимая ноги, еще не замечая того, что мужчина поглаживает его большим пальцем по выступающей округлой косточке на запястье. — Пожалуйста, — и Арсений почему-то начинает злиться. Он не сделал ничего такого, из-за чего Ангел должен бояться, и хочется выкрикнуть «Заткнись!», но он смотрит в эти искренние глаза, и все, чего хочется — извиниться за всю причиненную боль.
Ангел замирает, трепещет в его слабой хватке и не смеет пошевелить и пальцем. Дьявол, чуть склонив голову, смотрит на его бледную ладонь в своей руке, а после резко переводит взгляд на изумрудные глаза.
— Как ты оказался здесь? — голос звучит слишком громко в такой тишине, отчего заставляет Антона непроизвольно заглянуть в его темные, как грозовое небо, глаза.
— Что?.. — поначалу не понимает юноша, но находит в себе силы, чтоб собраться с мыслями и сформулировать более четкий ответ. — Я… я сбежал на Землю, но меня нашли спустя три года, — стараясь не показать слабины в голосе, произносит он, поглядывая на свою руку, сжатую в ладонях Арсения. Тот совсем перестал поглаживать ее, просто удерживал в своей хватке, как будто забыв про нее вовсе.
— Зачем? — заинтересованно продолжает задавать вопросы тот, чей взгляд пробирал до мурашек. Такой глубокий и властный. Он четко ощущает свою власть и силу — так думал Антон. Он еще совсем не осознавал, что ненамеренно Дьявол угасал с каждым днем, словно отдавая этому Ангелу всю свою мощь вместе с выжженным сердцем.
— Надоело, — так же коротко, но только боязно отвечает Антон, опустив голову.
— На Земле тебе нравилось больше? — парень кивает почти мгновенно.
— Там интересно, — изнутри так и рвется «Почему ты спрашиваешь об этом?!», «Какого черта происходит?», но Антон не смеет перечить: ни словом, ни взглядом. Правда о том, кем является Арсений, окончательно сломила его силу духа.
Арсений почему-то не произносит больше и слова. А когда Антон решается поднять взгляд, вздрагивает от неожиданности: в комнате никого нет. Он исчез так же тихо, как и появился здесь. От этого было немного жутко. Ангел не знал, как ему быть дальше. Казалось, что он больше никогда не увидит солнечного света, который так полюбился ему за недолгое время, проведенное «наверху». Откинувшись на подушку, он запускает обе руки в грязные, но все такие же темные у корней и русые на кончиках волосы, прикрывая глаза. Он старается внушить себе, что шанс есть всегда, что эта клетка — это не навсегда, но какой-то отчаянный вопль так и застревает глубоко в груди, отчего внутри словно покалывает и саднит. Бледные губы слегка дрожат, и он спешит закусить нижнюю зубами.
***
Арсению не нравится то, как на него начал искоса поглядывать Сергей. Демон словно зол, но не смеет сказать и слова поперек, и немо вымещает на нем свое недовольство. Его и без того темно-карие глаза кажутся черными, точно смола, и взгляд часто замирает неподвижно.
— Хочешь что-то сказать? — холодно и раздраженно бросает на ходу мужчина, вышагивая вдоль мраморного коридора, от стен которого глухим эхом прокатывались их шаги, отзываясь далеко впереди.
— Хочу, — выдержав паузу, подтверждает его догадки собеседник, несущий в руках большой сверток. Он знает, куда они идут и кому он предназначен, и это злит до безумия. Он не нанимался в курьеры, да и в няньки тоже, он здесь не для того, чтоб помогать Ангелу. Он терпеть не может этого несуразного и долговязого парня с его мерзкими крыльями и некрасивой рожей. Он не понимает, что такого в нем разглядел Хозяин, чего не увидел он. В прошлый раз мужчина забавлялся с довольно симпатичной девочкой, которая на тот момент попала в его руки уже без одного крыла, а позже лишилась и второго, правда, уже от рук Дьявола. Хозяин развлекался с ней какое-то время, а после вышвырнул на растерзание тому скоту, что ошивался у кабаков, и они знать забыли о той, которая не смогла зацепить его внимание даже на пару недель. Арсений питал к Ангелам нездоровую любовь, которую Сергей понять никак не мог, но увлечения всегда заканчивались разочарованием и изгнанием, но Антон, по его мнению, слишком задержался здесь. — Почему он? — Арсений, постепенно сбавлявший шаг, останавливается совсем, поворачиваясь лицом к помощнику. Его ставшие черными глаза отлично сочетаются с черным пиджаком и галстуком, которые он надел для Антона. Сергей бесится. Он ненавидит все, что связано с этим парнем. Он начинает ненавидеть Арсения.
— А кто? Ты? — усмехается мужчина. Он смеется над ним, над его чувствами. У Сергея руки чешутся ударить, но это стало бы последним, что он сделал бы в жизни, а умирать пока не хотелось.
— Хочешь сказать, я хуже какого-то Ангела? — последнее слово он буквально выплевывает с отвращением, как будто пресную, полностью потерявшую вкус жвачку, которая начала горчить во рту. Он не замечает, как переходит на «Ты», перед глазами словно красная пелена, и он нарочно сильно сжимает пакет в руках, желая испортить то, что там находится, потому что это для А н т о н а. Арсений окидывает его нарочно-оценивающим взглядом, от макушки до пят, с таким лицом, будто выбирает в магазине свежие фрукты.
— Да, — и, не желая более наблюдать перед взором раздражающего Демона, он подцепляет пальцами шелестящую упаковку, беря ее в руку, а в следующее мгновение растворяется в воздухе. Будучи Ангелом, он умел так же, но перемещение всегда сопровождалось шелестом крыльев. Он скучает по этому шелесту до сих пор…
Сергей застывает посреди коридора. На лице не дрогнул ни один мускул. Он разворачивается на пятках и вышагивает обратно в большой зал, где все так же кипит жизнь: Демоны в строгих костюмах носятся от стола к столу, что-то документируют, зачем-то поддерживая порядок там, где ему быть несвойственно. Он выглядит умиротворенно, когда замахивается, и с тем же каменным спокойствием на лице сшибает со стола большую стопку бумаг, которые взмывают вверх и медленно оседают на пол. Другие смотрят на него с недовольством, когда их работа оказывается под его ногами в буквальном смысле, но ни один не выражает истинных эмоций вслух: он выше всех их вместе взятых. Он — правая рука Дьявола. Перед ним трепещут едва ли меньше, чем перед Хозяином.
***
Арсений недолюбливал перемещения сквозь пространство. Это все, конечно, очень здорово — в одно мгновение оказаться там, куда ты направлялся, но эти бесконечно долгие секунды «полета» отдавались нестерпимой болью в висках и сильным головокружением, которое сбивало его на небольшое количество времени, и вызванное им промедление могло стоить иногда запредельно дорого. Но он все же не пренебрегает своим умением — совершает это снова и снова. Он не должен проявлять слабину ни на секунду. Этот почетный трон Короля Ада достался ему потом и кровью, особенно кровью.
Арсений оказывается за спиной Антона, в противоположном конце его новой комнаты. Ему хотелось, чтоб условия Ангела были лучше, чем прежде. Это было просторное помещение с искусственным белым освещением, излучающее холод и строгость. Белый плиточный пол, серые стены, бежевый диван почти в центре, стол с парой аккуратно сложенных стопок книг на нем… Одну из них и листал парень, упираясь рукой о стену для удержания равновесия. Его крыло выглядело откровенно плохо, и Арсений почувствовал внутри что-то смутно-знакомое, какую-то внутреннюю горечь, словно… чувство вины. Хотелось схватить чертового «ангелочка» и в одно движение перерезать ему горло, чтоб кровь густо залила белый пол, окропила стены и заполнила помещение запахом металла. Чтоб эти зеленые глаза больше никогда в жизни не взглянули на него с болью и страхом. Нет Ангела — нет проблем.
Парень, словно читая мысли, опасливо оборачивается назад, как будто заметив какое-то движение, и тут же разворачивается всем корпусом, боковым зрением разглядев очертания силуэта. Под глазами залегли тени, а кожа кажется бледной. Он не вздрагивает, не дергается, а как-то обреченно склоняет голову набок и просто смотрит в его слишком голубые, слишком яркие, совсем не подходящие к интерьеру комнаты глаза.
Мужчина молча бросает на диван перевязанный бечевкой мягкий сверток, и делает шаги в направлении к парню.
— Что там? — тихо спрашивает парень, бросив взгляд на упаковку.
— Сам потом посмотришь, — голос кажется таким неестественно громким на фоне тишины и шепота Антона, который больше походил на какой-то тихий шум, чем на голос. Ослабший и подавленный, он был таким блеклым, и Арсений никак не может понять: что в нем его зацепило? Мужчина собственнически кладет ладонь на спину парня, рывком притягивая к себе, и у Ангела не остается вариантов, как плотно прижаться к телу Дьявола. Он чувствует его горячее дыхание на шее, и не предпринимает попытки увернуться, когда чужие губы жестко касаются его шеи, впиваясь, как в кусок мяса, и втягивая кожу, словно стараясь выпить из него всю кровь. Широкие ладони перемещаются ниже, оттягивая старые джинсы, которые Антон зачем-то напялил на себя. Они слишком широкие для его узких бедер и смотрятся просто комично. Мужчина не церемонится, когда одним движением срывает с них болтающуюся на поясе пуговицу, тем самым позволяя ткани безвольно упасть и остаться болтаться где-то на щиколотках.
Парень не сопротивляется совсем. Безвольной куклой падает на диван, куда его и толкнули, и позволяет свободно развести свои ноги. Только шипит, когда чувствует, как его грубо растягивают на сухую. Складывается ощущение, будто он не здесь, а где-то далеко, в другом месте, а не прогибается под таким же падшим, как и он, некогда ангелом. Арсений злится. Ему нравилось, когда пацан отбивался, сопротивлялся, умолял его о пощаде… Ему нравилось, что, несмотря на беспомощность, он не впадал в отчаяние, но трепетал перед его силой, как и все подчиненные.
Грубые укусы и насильно сжатые в руках запястья Антона приводят лишь к синякам, а никак не к желаемой реакции. Хочется видеть, как он мучается, хочется, чтоб он показал ему, как, на самом деле, больно. Хочется чувствовать, что он все еще контролирует ситуацию.
Арсений бросает взгляд на бледное лицо парня, и застывает на мгновение. В изумрудных глазах застывают слезы. И это вовсе не от боли. И он понимает, что наделал. Мужчина резко отстраняется. Он не может получать от этого процесса удовольствие. Ему каждую чертову секунду кажется, что он делает что-то не так, поступает неправильно, и это сомнение, поселившееся внутри — оно выбивает из-под ног почву. Он никогда не позволял себе сомневаться. Не позволял терять контроль над ситуацией. Никогда не позволял себе в л ю б л я т ь с я.
Арсений, поправив на себе одежду, бросает короткий взгляд на своего Ангела. У того дрожат губы и в уголках глаз блестит влага. Руки, покрытые вдоль сине-красными пятнами, лежат на животе, а голова чуть запрокинута и повернута в сторону. В нем словно не осталось никаких сил.
Он. Его. Сломал.
***
—… не подскажешь, где его найти?.. — привязывается к Сергею местный врачеватель — Дмитрий, увязавшись по пятам. В ответ мужчина смотрит на него хмуро и с нежеланием отвечает на вопросы.
— У святоши поищи, — рыкает он, вынимая из внутреннего кармана пиджака сигарету. Вообще-то, Арсений не любит, когда кто-то из его окружения курит, но Сергею теперь так похуй, честное слово. Он много чего не любит. И много кого тоже.
— Прости? — слишком учтиво для Демона вопрошает его собеседник.
— У крылатика, блять, — отплевывается он, не желая даже вспоминать эту ангельскую рожу. Дима в ответ хмурится. — Частенько он теперь с ним, да? — хмыкает Сергей, заметив реакцию мужчины.
— Да, не редко, — признает вслух врач, оглядываясь через плечо, словно бы побаиваясь, что Владыка может их услышать.
— Недолго ему на троне осталось, — как-то мстительно шепчет под нос брюнет. Дима делает вид, что не расслышал.
***
Арсений всю неделю на взводе. Он не контролирует свою злость. У них начались небольшие проблемы, которые как и всегда легли на его плечи, и все, кто попадался под горячую руку, отчетливо ощущали, что дела в Аду, как не удивительно, действительно пошли не очень. Да, здесь, в этом отдельном мини-мире, все было относительно хорошо, но за Чертой начинался настоящий Ад.
Арсений брезгует появляться в этом месте. Именно здесь грешники откупаются за грехи насущные. Воздух тут спертый, раскаленный и пыльный, пропитанный металлом и смрадом, отчего дышать совсем тяжело. Если бы Антон побывал здесь хоть день, — думает он, — то научился бы ценить его гостеприимство. А что? Действительно! Пускай побывает в настоящем Аду. Нервы на пределе, хочется принимать резкие и необдуманные решения, да и какая-то звериная дикость настигает его.
Топор, крепко сжимаемый обеими руками, вонзается точно поперек живота привязанного к прогнившей деревянной доске человека, и тот захлебывается кровью почти моментально. Лезвие проходит насквозь, впиваясь в дерево и каким-то чудом не переламывая его пополам. Кровь обильно стекает на и без того красную землю, а нижняя часть тела сползает по уклону вниз, и кишки вываливаются следом. Прекрасно успокаивает нервы.
— Я одолжу, — бросает он через плечо, обращаясь к Палачу. Великан, чье лицо закрыто железной маской, покорно кивает. Звон клинка и лезвие впивается четко в лицо бегущего на встречу с каким-то осколком металла человека, разделывая череп пополам. Очередное восстание жалких людей против бесконечных пыток. Все смешано в кучу — высокие, широкоплечие Палачи, Демоны, люди… Почему эти рабы все еще не смирились со своей участью?
Арсений злится, и это никогда не приводит к добру. Он растворяется в воздухе в мгновение ока, чтоб в следующее мгновение оказаться в нескольких сотнях метров от сражения. Мужчина, набрав в грудь раскаленного воздуха, от которого внутри все словно обжигает, замахивается, сколько есть сил, и бьет по плотному металлическому замку, расположенному на двери, которая выступает прямо у подножья вулкана, который дымит и обжигает нещадно. Из-за двери слышится рычание и хрипы. С какой-то преувеличенно-довольной ухмылкой мужчина тянет на себя тяжелые створки.
— Фас, малыш, — с недоброй улыбочкой произносит он. Звенит цепь, и слышатся тяжелые шаги.
Трехглавый цербер, во много раз больше самого Арсения, команде подчиняется беспрекословно. Дьяволу хватает одного щелчка пальцами, чтоб оказаться восседающим на чудном зверьке. Он берет в руки тяжелые цепи, сковывающие все три головы, и задает существу направление. Скорости Цербера можно лишь позавидовать.
Острые клыки рвут плоть и кости, как бумагу, а громкий хруст до сих пор стоит в ушах.
Антон шарахается, когда видит перед собой растрепанного брюнета, половина лица которого окроплена чужой кровью, а рубашка, которую он поначалу принимает за бордовую, изначально была белой.
— Собирайся, — низко рычит Дьявол. Ангел непонимающе хлопает глазами. Что собирать? У него и вещей-то нет. Точнее, немного есть. В свертке, который ему преподнес Арсений, нашлись рубашка, темные джинсы и какая-то толстовка по размеру, но эти вещи и так были на нем. Его руку сжимают в хватке так больно, что, кажется, намереваются сломать.
В висках пульсирует, а голова болит, и он не сразу понимает, что только что переместился. Вот только… куда?
Первые несколько секунд он не может понять, почему вокруг столько красного, и отчего такой едкий запах. Из-за дыма видно все довольно плохо, и этот шум в голове…
Когда парень находит в себе силы подняться на ноги, они тут же подкашиваются. В глазах застывает ужас. Вокруг люди. Много людей. Очень много мертвых людей. От сильнейшего шока не получается даже закричать.
— Наслаждайся свободой, — раздается насмешливый голос за спиной. Обернувшись, Антон никого не застает.