Опиоид

Бан Чан ворвался в комнату, где он держал Чонина. Дверь распахнулась с глухим стуком, и взору открылась картина: Чонин, прикованный к батарее, отчаянно мычал, силясь освободиться. Повязка плотно стягивала глаза, лишая его зрения, а кляп перекрывал путь любому звуку, кроме приглушенного стона. Цепь, туго обхватившая его запястье, противно скрежетала о металл, вторя его безмолвному крику о помощи.

Чан присел на корточки, нависая над Чонином, словно хищник над добычей. Усмешка кривила его губы, когда он выдернул кляп.

- Хах, мелкий сученыш, - прошипел Бан Чан, небрежно похлопав Чонина по щеке. В этом прикосновении сквозила насмешка и пренебрежение.

- Освободи меня! Пусти! - отчаянно взвизгнул Чонин, но его крик лишь эхом отразился от стен.

- Думаю, скоро я тебя выпущу, - протянул Чан, обхватив ладонью нижнюю часть лица Яна. Его пальцы грубо сжали щеки, открывая рот. Он закинул на язык Чонину маленькую таблетку. - Не вздумай выплюнуть, - прорычал Чан, плотно закрывая ему рот ладонью, не давая и шанса на сопротивление.

Чонин яростно мычал, отчаянно дрыгая ногами, пытаясь вырваться из цепких рук. Но постепенно сопротивление угасало. Через полминуты борьбы его тело расслабилось, а в глазах появилось странное, затуманенное выражение. Внутри разливалась теплая волна, парализуя волю. Он понял... ему действительно хорошо.

- Повязку с тебя снимать не буду, - прошептал Чан, любуясь преобразившимся Чонином. - Ты такой намного соблазнительней.

Тем временем Минхо, обуреваемый неистовой жаждой, срывал с Джисона футболку. Джисон, хоть и опьяненный наркотическим дурманом и смутно желавший наслаждения, сохранял проблески сознания. Он отчаянно пытался вырваться из-под власти Минхо, но вскоре, обессилев, поддался наркотическому забытью и воле насильника.

Жаркие поцелуи обжигали шею, плечи, грудь. Минхо метался, словно зверь, терзаемый голодом, не внимая слабым протестам, тонущим в пелене наркотического бреда. Его пальцы грубо скользили по телу Джисона, вызывая скорее боль, нежели удовольствие. Сознание Джисона меркло, уступая место липкому, дурманящему кошмару.

Мир сузился до ощущений - давящей тяжести, обжигающих прикосновений, тошнотворного запаха пота и страха. Он пытался оттолкнуть Минхо, кричать, молить о пощаде, но из горла вырывались лишь невнятные стоны, заглушенные напором чужого тела. Реальность расплывалась, превращаясь в хаотичный калейдоскоп образов и звуков.

В голове мелькали обрывки воспоминаний, хороших воспоминаний. Они казались такими далекими, нереальными, словно принадлежали другой жизни, жизни, которую он, возможно, навсегда потерял. Слезы текли по вискам, смешиваясь с потом, но Минхо не замечал их, поглощенный собственной похотью.

Джисон чувствовал себя сломанной куклой, лишенной воли и возможности сопротивляться. Его тело, еще недавно такое живое и энергичное, теперь было лишь оболочкой, безвольно подчиняющейся чужой, жестокой воле. Он ждал, когда этот кошмар закончится, когда тьма поглотит его целиком, избавив от боли и унижения.

Надежда, словно тонкая ниточка, еще теплилась в глубине сознания. Он верил, что кто-нибудь придет, спасет его из этого ада. Но время тянулось мучительно медленно, и с каждой минутой надежда угасала, уступая место отчаянию и безысходности.

- Х...хватит... - простонал Джисон, вцепившись пальцами в волосы Минхо, отчаянно пытаясь отстранить его лицо от своей дрожащей плоти.

- Я предупреждал, - прорычал Минхо, срывая с него джинсы одним грубым движением.

Джисон задохнулся от резкого порыва холода, пронзившего распаленное тело. Он почувствовал, как зубы Минхо стискивают его бедро, оставляя жгучий след. Внутри все сжалось от новой волны желания, смешанного со страхом. Он попытался вырваться, но сильные руки держали его крепко, не давая ни единого шанса.

- Пожалуйста... - прошептал он, голос дрожал и срывался. Он не знал, чего именно просит - пощады или, наоборот, продолжения этой безумной пытки. В его голове клубились мысли, перебивая друг друга, но ни одна из них не могла оформиться в четкое слово.

Минхо поднял голову, в его глазах плясали темные огоньки. Он смотрел на Джисона сверху вниз, словно хищник на свою добычу. В его взгляде не было ни нежности, ни сочувствия, только голод и необузданная страсть. Он провел пальцем по влажным губам Джисона, заставляя его вздрогнуть.

- Ты сам этого хотел, - прошептал Минхо, и его дыхание опалило щеку Джисона. Он снова склонился к нему, и Джисон почувствовал, как его разум окончательно покидает его, оставляя лишь место для безумных ощущений и дикого желания. Он больше не сопротивлялся, отдавшись во власть Минхо, как волна отдается во власть шторма.

Минхо щедро сдобрил свой возбужденный член лубрикантом, его пальцы тщательно распределили скользкую прохладу по всей длине. Затем, с порывистой страстью, он вошел в податливое тело Джисона, чей громкий стон наполнил комнату.

Джисон обвил ногами его бедра, притягивая Минхо еще ближе. Их тела слились в едином ритме, движения становились все более интенсивными, а дыхание - прерывистым. Каждый толчок отзывался сладостной болью внизу живота, заставляя Джисона извиваться и стонать громче.

Минхо нежно целовал его шею, оставляя легкие засосы, пока его руки крепко сжимали талию Джисона. Он чувствовал, как тот дрожит в его объятиях, и это лишь подстегивало его собственное возбуждение. Он ускорил темп, стремясь к пику наслаждения, которое уже маячило на горизонте.

Комната наполнилась их стонами и хриплыми вздохами. Каждый звук был пропитан страстью и желанием, создавая интимную симфонию двух тел, отдающихся друг другу без остатка. Джисон царапал спину Минхо, его ногти оставляли красные полосы на коже, но тот не обращал на это внимания, полностью поглощенный моментом.

И вот, когда казалось, что они уже не выдержат, их накрыла волна оргазма. Минхо почувствовал, как Джисон сжался вокруг него, его тело забилось в конвульсиях от удовольствия. Он сам извергся в него, ощущая, как сладостная истома разливается по всему телу.

Они лежали, тяжело дыша, прижавшись друг к другу. Сердцебиение постепенно приходило в норму, а в воздухе витала атмосфера нежности и удовлетворения. Минхо приподнялся и нежно поцеловал Джисона в губы, благодаря его за эти прекрасные мгновения.

- Зачем? - прохрипел Джисон, кутаясь в одеяло, словно пытаясь спрятаться от холода, пронзившего не только тело, но и душу.

- Пока ты здесь, ты в моей власти, сучка, - промурлыкал Минхо, грубо потрепав его по растрепанным волосам. В этом жесте не было и тени нежности, лишь зловещее предвкушение.

Он спешно начал натягивать на себя одежду, торопясь уйти в кабинет, пока сумерки не сгустились окончательно. Джисон взглянул на свои руки, покрытые запекшейся кровью - уродливые багровые кляксы на бледной коже. Минхо заметил это. Он подошел, словно хищник, почуявший добычу, и резко схватил его за запястье.

- Что это? - прошипел он, его взгляд стал острым и опасным.

- Упал... с лестницы... - пробормотал Джисон, отводя взгляд, боясь выдать истину.

- Пошли в медпункт, - сухо приказал Минхо. Джисон, подчиняясь чужой воле, принялся лихорадочно одеваться, ощущая себя марионеткой в чужой жестокой игре.

В медпункте Минхо тщательно осмотрел раны, его прикосновения были неожиданно бережными, контрастируя с его предыдущей грубостью. Он обработал порезы, наложил тугую повязку, не проронив ни слова. Джисон молча наблюдал за ним, не понимая, что творится в голове этого человека. Неужели в нем действительно промелькнула капля сочувствия? Или это всего лишь часть какой-то изощренной игры, в которой он - пешка?

Когда Минхо закончил, он окинул Джисона долгим изучающим взглядом. В его глазах читалась сложная смесь эмоций: гнев, любопытство, и, возможно, даже что-то похожее на... сожаление? Но это могло быть лишь плодом разыгравшегося воображения Джисона, отчаянно ищущего хоть какую-то надежду в этом кошмаре.

- Иди, - коротко бросил Минхо, отворачиваясь.

- Что?.. - переспросил Джисон, словно не веря своим ушам.

- Я сказал, проваливай. Ты свободен, - отрезал Минхо, не поднимая взгляда. Его голос звучал глухо, словно из-под толщи воды.

На самом деле, Минхо скрывал от Джисона ужасную правду: этот отель - смертельная ловушка для тех, кто должен умереть. Но Джисон... Он пробудил в нём что-то давно забытое, человеческое. Жгучий укол сострадания пронзил его сердце.

- Но... Ты же...

- Я сказал, проваливай! Хватит! Не могу больше! - взорвался Минхо, заслоняя лицо руками, словно от невыносимой боли.

Джисон опустил взгляд, словно пристыженный, но затем, собравшись с духом, подошёл к Минхо. Нежно, но уверенно взяв его лицо в ладони, он впился в его губы отчаянным, прощальным поцелуем. И, словно опалённый, вырвался из кабинета, оставив Минхо в оцепенении.