Телохранитель | +18

От автора: я очень радуюсь комментариям и звёздочкам =)

С головы резко сдёрнули чёрный мешок, и я зажмурилась — глаза тут же резануло ярким светом лампы над головой. Свет от неё пульсировал в такт боли. Порез на лице горел как кислота. Каждое движение губ давалось с трудом — даже не шевелясь, я чувствовала вкус своей крови.

Я в какой-то комнатушке без окон и дверей. Глаза фокусируются на знакомых лицах бандитов — среди них Бандана. Но были и другие. Уже не те, что в майках и с автоматами. Нет, эти выглядели чище: двое в рубашках с принтами, ещё один в холёном коричневом пиджаке. Они стояли надо мной, привязанной к стулу.

— ¿Ella? ¿No lo es? (исп. Она? Не она?) — спросил один из них, разглядывая экран смартфона. Он щурился, пытаясь прочитать текст на экране.

— Как зовут тебя? — спрашивает мужичок в пиджаке. Над его губой усики, на шее висит золотая цепочка. Похож на гангстера.

Я едва слышно выдохнула. Даже попытка шевельнуть губами отозвалась судорогой боли.

— Аврора... — продолжил вчитываться бандит. — Шрёд... Шрёдин... Вандир...хорп... Блять! ¡No puedo leer esto! (исп. Я не могу это прочитать!)

— Дай сюда, — другой выхватил у него телефон. — Аврора Шрёдар... — прищурился, поднёс ближе. — Шрёдинг... Вандер...

— Как с такой apellido (исп. фамилия) вообще живёшь?

— Con su dinero ella vive bien. (исп. С её бабками — припеваюче), — фыркнул кто-то из угла. Послышался смешок.

— ¿Está bien de la cabeza? ¿O le cortaron la lengua? (исп. Она нормальная вообще? Или вы ей ещё и язык рубанули?) — Гангстер смотрит на меня оценивающим взглядом.

— Está bien. (исп. Нормальная), — отозвался Бандана, зная, что я слышу и всё понимаю. — Hasta me mordió la mano hasta la carne, la perra. (исп. При мне лабала только так. Даже прокусила мне руку до мяса, сучка), — он дёрнул перевязанной ладонью. — Casi me arranca los dedos. (исп. Чуть пальцы не отгрызла.)

— Личико опухло и всё в кровище, — склонил голову, разглядывая меня. — ¿No podrías haber tenido más cuidado? (исп. Не мог поаккуратнее?) — бросил через плечо Бандане.

— ¿Y yo cómo iba a saber que esta tipa era una muñeca de oro? Andaba por la selva con ese toro como si fuera un maldito comando. (исп. А я откуда знал, что эта бабёнка — золотая кукла? В джунглях с тем быком шарилась, как сраный командос.)

— No se le ve bien la cara. (исп. Не разглядеть её.)

— Vamos a arreglarlo. (исп. Сейчас исправим)

И мне в лицо вылили ушат воды. Порез адски заныл раскалённым пламенем, слёзы брызнули из глаз и стало ещё больнее.

Гангстер опустился передо мной на корточки. От него шёл резкий запах дорогого парфюма, вперемешку с марихуаной и потом. Кислая смесь, от которой мутило не меньше, чем от боли.

— Знаешь, почему ты всё ещё тут трепыхаешься, а не валяешься в борделе или не уехала по частям в холодильнике? Потому что ты не ширпотреб. Ты — товар высшего сорта. Премиум.

Он достал нож, и мне показалось, будто холодное лезвие скользит по позвоночнику. Лапы страха  ползут по телу, цепкими когтями вонзаясь под кожу.

— Николас Шрёд... Короче, твой батя ввалил кучу бабла в один очень, очень серьёзный проект, — он провёл краешком лезвия по своему виску, будто вычерчивал схему. — «Фантом». Слышала о таком? — ножичек в его руке сделал ленивый выпад в мою сторону. — Ну? Знакомо?

Я отрицательно дёрнула головой.

— Уверена? — переспросил скорее для пафоса. — «Фантом» — это хреновина, которая превратит кого угодно в призрака. Пуф — и нет его. — он щёлкнул пальцами в воздухе. — Не отследить ничем в любой точке мира. Ни с земли, ни с неба.

Гангстер фыркнул.

— Я так нашим наверх и сказал — это не фантастика, это уже почти реальность. И угадай что? «Фантом» действительно вот-вот запустят. Вопрос в другом — кто получит к нему доступ первым.

Нож теперь смотрел прямо мне в грудь.

— А ты, куколка... — он склонил голову вбок, изучая меня с едким интересом. — ...наш ключик.

Гангстер поджал губы и причмокнул.

— Я сначала не поверил, когда мне нашептали, что в нашей скромной деревушке затесался такой козырь. Да ну нахрен, быть не может! Тебя узнала одна из наших на какой-то там твоей fiesta. Ну, ты, видать, не особо пряталась.

Придвинул лицо ближе. Вижу его расширенные зрачки и моё отражение в них.

— А когда я приехал на тебя поглядеть, ты уже смылась. Шустрая, м-м. — Он прищурился. — А ты вообще же с Манхэттена, да? — вдруг он резко сменил тон: — Дженнифер Лопез знаешь?

Я молчала. Меня трясло.

— А Сальму Хайек? Наши женщины — самые горячие. Латинос, — с гордостью под кивки остальных "Sí-Sí".

Он сунул мне в лицо экран телефона. И там не Сальма, а я. Моя старая инста. Фото с красной помадой на губах, с бокалом в руке и улыбкой, о которой сейчас можно было только мечтать.

— Это ты, а? Богатая чика? — на лице Гангстера расплылась победная улыбка. Он уже знал ответ. — Хочу удостовериться на все двести процентов, — он глубоко вздохнул. — Работа такая.

— Г...где — Гоуст — ...он? — выдохнула я, едва шевеля губами сквозь боль. Внутри уже давно дребезжала паника, бил леденящий душу страх... А что если....

Теперь мне в лицо уткнулся острый нож.

— Я тебе вопрос задал, тупая ты сука! Говори!

— Где он... — прошептала я.

Хлёсткий удар тыльной стороной ладони по щеке. Я захлебнулась собственными слюнями и кровью, которая брызнула на пол.

— Ещё раз спросить? Хочешь, вторую щёку срежу? — Гангстер обернулся. — Дайте мне другой нож. Нет, не этот. Тот, охотничий. Мой любимый Его, да, — подмигнул мне. — Он остренький.

— Я...

— Не слышу!

— Это я, — с подбородка капает кровь.

— Пусть она выговорит свою apellido, — усмехнулся кто-то за спиной. — Проверим врёт или нет.

Гангстер хмыкнул.

— Произнеси свою фамилию, куколка, — вкрадчиво, почти ласково пропел. И внутри меня всё вскипело разом: страх, боль, унижение и невероятная злость.

— Аврора дер Шрёдар-Вандерхорпсен, сраные вы лохи.

Повисла гробовая тишина. Кровь с водой всё также капала с лица. Затем раздался оглушительный, победный смех Гангстера, потом подхватил Бандана. Затем заржали остальные.

— Ух, блядь! — Гангстер от души хлопнул по бедру, выпрямляясь. — Вот это apellido, мать твою! Ты глянь, как смачно она это выдала.

Он убрал нож за пазуху.

— Пусть сидит здесь. Развяжите руки. Принесите ей воды. И ведро — если блевать захочет. Она ж, не привыкла, — хмыкнул.

— ¿Debería coserle la cara? (исп. Лицо ей зашить?)

— No urgente. No parece que esté sangrando. (исп. Не срочно. Вроде кровью не истекает.) — он зыркнул на меня. — Но Джоли тебе больше не стать, чика. Ему спасибо скажи, — кивнул на Бандану, тот дёрнул плечом, но промолчал. — Придурок.

А Гангстер ценитель женской красоты. Вонючий ублюдок.

— ¿Y qué hacemos con ese toro? (исп. А с тем быком что делаем?) — спросил Бандана.

И смешки моментально стихли. Лица вытянулись. Я рванулась вперёд, верёвки больно впились в запястья. В висках стучало, грудь сдавило паникой.

— ¡Mató a diecisiete de los nuestros en diez minutos! ¡Déjame cortarle la garganta yo mismo! (исп. Он убил семнадцать наших людей за десять минут! Позволь мне лично перерезать ему глотку!) — зашипел один из бандитов и со злостью сплюнул на пол. Я беззвучно закричала.

— ¿Le quitaron la máscara o no? (исп. Маску-то с него сняли или нет?)

— Tres lo intentaron cuando lo llevábamos. (исп. Трое пытались, когда его везли.)

— ¿Intentaron? (исп. Пытались?)

— A dos les clavó un lápiz en el ojo. Y al tercero lo mató a golpes con una cantimplora. (исп. Двоим он вонзил карандаш в глаз. А третьего забил насмерть флягой.)

— Что?! Как это возможно? Откуда у него карандаши и фляжка, блять?! Вы что, его не обшмонали?! — взревел Гангстер и почему-то не по-испански.

— Карандаш, — его поправили не на родном.

— А?!

— У него был один карандаш. Он сначала одному в глаз, вытащил и второму засадил, тот даже крикнуть не успел и ...

— А третьего?

— Флягой. Забрал прямо из руки. У второго. У Марио. Он был уже мёртв, — торопливо пояснил тот же голос, чуть дрогнув.

— Этот ублюдок из чего вообще сделан, а?

— Это не человек. Это грёбаный demonio. (исп. демон.) — суеверно пробасил кто-то рядом, и в комнате повисла напряжённая тишина.

Гангстер оскалился.

— ¿Averiguaron quién es? (исп. Узнали, кто это может быть?)

— Todavía no. (исп. Пока нет.)

— Pues caven. Y profundo. (исп. Копайте. И глубже.) — бросил он, ткнув пальцем в воздух. — Tenemos que saber si nos sirve o no. (исп. Надо понять, нужен он нам или нет.)

— Los gringos no negocian por sus soldados. No hacen intercambios. (исп. Американцы своих не обменивают и не ведут переговоры.)

— Ese no es un gringo cualquiera. (исп. Это не американский гринго), — заметил Бандана. — Es británico. (исп. Британец), — все слышали его рёв в джунглях. И акцент.

— И этот точно из элитного спецназа, — протянул Гангстер, медленно проводя пальцем по толстой золотой цепочке на своей шее, не отводя от меня взгляда. — И что ты с ним делала, куколка?

Мне очень страшно. В конечном счёте меня, наверное, убьют. Из горла выходят жалобные всхлипы. Вот только я ничего не скажу про Саймона. Не выдам его. Разве что... если это сможет его спасти. Понять бы только, что говорить и не перепутать одно с другим.

— Да. Он... он из элиты, — выдохнула я глухо, но они всё услышали.

— Откуда? Какое подразделение?

— Не знаю. Я в этом... — я закашлялась. — ... не разбираюсь.

Бандана уже шагнул ко мне, но Гангстер приподнял ладонь, останавливая его.

— Погоди. Девка вполне может не знать. Да и нам, по большому счёту, похер. Телохранитель, наверное. Батёк его прислал, как запахло жареным. Если он и правда из элитки — это двойной куш. Они будут договариваться. Посчитают цену. А этот бычара стоит дорого, пиздец как дорого. Отвечаю. Им проще будет нас выслушать, чем хоронить такую машину.

— Ну это если ты его расколишь.

— А если нет?

— Убью. Но сначала... — в его руке блеснул нож. — Я сниму с него маску. Вместе с кожей.

— Гоуст! — выкрикнула я и тут же скривилась от боли.

Гангстер резко наклонился ближе, его лицо почти упёрлось в моё. Глаза — лихорадочные, алчные.

— Повтори, — прошипел. — Это его позывной?

— Да, — прошептала я, с трудом выдыхая.

— Умница, куколка, — он прошёлся пальцами по моей не порезанной щеке.

***

САЙМОН \ ГОУСТ

Они висели на цепях под потолком. Ножевых ранений — четыре. Одно — в бок. Второе — по внутренней части бедра. Ещё два по спине — неглубоко. Пулевое — по касательной к голени, прошило насквозь. Кровь с тела стекала медленно.

Боль? Была, но не мешала. Насрать. Всё, что гремело в их голове — это:

Рори. Рори. Рори...

Её имя пробивало больнее.

Когда их разъединили, они слышали, как ублюдки узнали в ней дочку Шрёдар-Вандерхорпсена. Это означало, что её оставят в живых и не тронут. У неё есть время.

"Держись, маленькая... Держись, наша девочка" — пульсировала мысль.

ОТГ-141 на подходе. Они уже были рядом, когда началась бойня. Гоуст заранее вызвал свою группу и вертушку. К тому же в амуниции был маячок. Прайс уже знал, где искать логово Лас-Альмос.

И когда они войдут... сдохнут все. Но до этого момента — Гоуст и Саймон будут их адом.

Сукиии... полоснули Рори ножом прямо по лицу. Их девочка кричала от боли!!! МАТЬ ВАШУ! За это — рвать зубами, разрывать пальцами, выдирать кишки, вывернуть череп, снимать кожу живьём. Сделать всё.

Сделать что угодно. И чтобы оставили её в живых — рухнуть на колени. Ради неё хоть сдохнуть. Но перед этим... забрать с собой как можно больше.

Гоуст и Саймон сжали руки, скрученные цепью, выгибая запястья до хруста. Боль была вкусная. Была ясная, как цель.

Саймон внутри уже считал. Уже метил цели. Пятеро держали их под прицелом. Один из них — ублюдок в майке с татуировкой скорпиона. Он хохотал, когда Рори выла. В его руках палка с током на конце. Ещё один с сигарой, стоит к стене, мнит из себя босса. Четвёртый и пятый — винтовки М1, оба правши.

Гоуст вцепился в цепь над головой. Металл звякнул.

Конвоиры переглянулись:

—¿Qué está haciendo? ¿Está doblando las cadenas? (исп. Что он делает? Он что, гнёт цепи?!)

— No jodas. Es acero. No las va a doblar. (исп. Не ссы. Это сталь. Не погнёт.)

— Ese cabrón pesa más de cien, está todo hecho de músculo. (исп. Да он весит за сотку, на массе весь.)

— ¿Y qué? Si se mueve, le metemos corriente. Pero no hasta matarlo. No nos dieron esa orden. (исп. Ну и? Дёрнется — пустим ток. Но не до смерти. Такого указания не было. )

Дверь со скрипом открылась и вразвалку вошёл мужик в пиджаке и с золотой цепью на шее, подбрасывая в руке нож.

— Так значит, ты — Гоуст, да? — не спросил. Утвердительно сказал. Но близко подходить не стал. Держит дистанцию. Боится, сука.

— Сейчас мы тебя потрясём малость. Узнаем, из какой ты дырки выполз, какой у тебя спецназ, кто за тебя платит... Может, даже кто-то выкупит. А может, и нет. Но особо не надейся.

Он блеснул золотыми зубами.

— А потом мы тебя кастрируем. Интересно, без яиц также быстро бегать будешь?

Медленно пошёл ближе. Остальные за его спиной заржали.

— А взгляд у тебя зверский, да... Жгёшь меня глазами. Куколка твоя сама мне всё рассказала. Почти всё. Мы с ней по-доброму поболтали... О том о сём.

Он показушно развёл руками.

— Заметь, какой я джентльмен, británico. А ведь мог вколоть ей геру и выебать. Ведь ты её явно в целках не оставил.... аааа....

Хруст шеи под резким движением ног. Голова его дёрнулась вбок, и тело обмякло между коленей Саймона. Ублюдок рухнул на бетон.

Секунда тишины. Кто-то ахнул. Они не сразу поняли, как это произошло.

А затем начался ор и все пятеро кинулись на них.

Первый вогнал ток — ударом в бок и Гоуст выгнулся дугой от боли, мышцы свело, каждый нерв взвыл. Саймон зарычал, поглощённый вспышкой боли, а следом ещё один разряд — в грудь. Тело дёрнулось снова, запахло палёной кожей. Они сжали цепь и зубы, чтобы не перекусить собственный язык.

Сбоку кто-то потянулся к маске — и Гоуст, не глядя, ударил ногой в пах. Визг, хруст — и в следующее мгновение лезвие вошло под рёбра. Вытащили и вогнали снова. В другое место. Глубже.

Чёткие звуки выстрелов. Пули бьют не по ним, а где-то снаружи. Лопасти вертолёта рубят пространство, стены дрожат. О, да...

Сто сорок первые здесь.

Рори спасена.

"Наша девочка. Красивая. Единственная. Живая..."

— Любимая... — выдохнул Саймон, когда кровь снова хлынула из раны, заливая грудь и пол.

А Гоуст, блядь, он уже сам не знал, кто из них одержим ею сильнее. Кто из них тонет в ней. Кто на самом деле ревёт внутри, рвёт себя на куски, мечтая сдохнуть рядом с ней — с пастью черепа, сжатой на чьей-то вырванной глотке, с руками по локоть в крови, защищая Рори.

А цепи всё так же сжимают запястья. Металл режет кожу. Они висят, их тянет вниз.

И вот оно — возвращение.

Крюк, вбитый под рёбра. Мясо рвётся с хрустом, и его поднимают. Дёргают вверх — как тушу. Он висит на пало-верде — проклятом мексиканском дереве, зелёном даже в засуху, колючем как сама смерть. Дереве, на котором когда-то ацтеки приносили свои кровавые жертвы.

Зубы стирают жёлтый песок с горькой примесью пепла.

Должно быть, он умер. Снова.

А где-то выстрелы, сирены воют, лопасти рубят воздух. Но он не здесь, он там... Саймон на крюке.