Связанные душой

Мелисса сидела в огромной, сумрачной гостиной поместья Блэк, погруженной в гнетущий мрак. Этот мрак был не просто отсутствием света – он был холодным, нежеланным, каким-то въевшимся в самые стены, чужим. От его ледяного дыхания кожа девушки покрывалась мелкими, колючими мурашками, а сердце сжималось в тревожном предчувствии. Она с ногами забралась на широкий, обитый темным бархатом диван, судорожно обнимая себя за колени, и ощущала, как все ее тело пробирает мелкая, неуемная дрожь. Гостиную, казалось, поглощенную тьмой, освещал лишь беспокойный, трескучий огонь в массивном камине. Его языки пламени плясали по стенам, отбрасывая причудливые тени, и этот огонь, пожалуй, был единственным, что выглядело сейчас по-настоящему теплым, каким-то мягким, почти утешительным в этом царстве холода.

Мелисса тяжело, прерывисто дышала, и каждый ее вздох рвал гробовую тишину, которой была окутана старинная гостиная. Ее длинные, почти неестественно белоснежные волосы, словно лунный шелк, растрепанными прядями свисали по хрупким плечам и спине, едва прикрытой тонкой белой ночнушкой на еле заметных лямках. На душе было не просто паршиво – было тоскливо, муторно, словно кто-то скребся там острыми когтями. Шрам на шее неприятно покалывал, будто оживая вместе с ее страхами. Она ощущала, как невидимый обруч сдавливает грудь, мешая вдохнуть полной грудью, заставляя ловить воздух ртом.

Внезапный шорох за спиной заставил ее вздрогнуть всем телом, и новая волна мурашек пробежала по ее молочно-белой коже. Она медленно, с опаской, словно боясь увидеть нечто ужасное, обернулась. В полумраке, освещенные лишь неровным светом каминного огня, на нее смотрели два знакомых зеленых глаза. Гарри. Он молча, стараясь не шуметь, прошел ближе и опустился рядом с ней на диван. Парня тотчас окутал тот же пронизывающий холод, что царил в комнате, и он невольно поежился, плотнее запахивая старую, немного великоватую ему пижаму.

— Ты почему не спишь? — его голос, хриплый и низкий после недавнего сна, прозвучал неожиданно громко в застывшей тишине.

Поттер не сводил глаз с ее аристократически красивого профиля, который четко вырисовывался на фоне пляшущих теней. Она еще сильнее прижала острый подбородок к коленям, словно пытаясь спрятаться от всего мира. Глаза ее, обычно живые и яркие, сейчас были непривычно пустыми, застывшими, какими-то чужими – совсем не такими, какими он привык их видеть. Мелисса даже не взглянула на него; ее взгляд был прикован к огню, она гипнотически вглядывалась в его изменчивые языки, будто надеясь, что это живое пламя сможет согреть не только ее озябшее тело, но и замерзшую душу.

— Кошмар приснился, — едва слышно, почти беззвучно прошептала она, и ее голос дрогнул.

Она ощутила, как в память, непрошеный и жестокий, вновь врывается тот самый кошмар, от которого она и проснулась в холодном поту. Сириус... Он выглядел таким живым, таким свежим и гордым, как прежде. Он с кем-то яростно сражался, его рука уверенно метала заклятия, а с губ срывался звонкий, немного дерзкий смех, когда его чары достигали цели. Но буквально через долю секунды яркий, слепящий зеленый луч ударил его в грудь, и он... он просто растворился, рассыпался, словно горстка пепла, подхваченная порывом невидимого ветра, исчез в окутавшем его плотном, клубящемся тумане, который унес его далеко-далеко, без малейшей возможности вернуть, забрать обратно.

Смерть. Такая непредсказуемая, неотвратимая. Коварная вещь, которая, казалось, всегда незримо шагает с тобой где-то рядом, за спиной, будто ехидно напоминая о своем неизбежном существовании. Она – тот самый незваный гость, что может настигнуть тебя в любой, самый неожиданный момент, и ты никак не сможешь спрятаться, никак не сумеешь уйти от ее цепких объятий. Лишь получишь от нее ледяной смешок прямо в лицо, а после – окутывающие, всепоглощающие холодные объятия, из которых нет возврата.

— Ты боишься смерти? — еще тише, словно боясь, что ее услышит кто-то еще, кроме огня и Гарри, прошептала Мелисса, по-прежнему не отрывая взгляда от пламени. — Как думаешь... это больно? Умирать?

Она наконец медленно перевела на Гарри свои огромные, полные затаенной боли глаза, сталкиваясь с его пристальным взглядом, который, казалось, все это время неотрывно следил за каждым ее движением, каждым изменением в лице. Внезапно осознав, в каком виде она перед ним – в тонкой ночнушке, с растрепанными волосами, – она инстинктивно обхватила свои оголенные плечи, немного смущаясь своему столь откровенному, неподобающему для чистокровной волшебницы наряду.

Гарри тяжело сглотнул вязкую слюну и, словно против собственной воли, отвел глаза, уставившись на узоры старого ковра. Он медленно снял очки и потер переносицу, будто этот простой жест мог помочь ему собраться с мыслями, или, возможно, он хотел дать Мелиссе понять, что так он уж точно не увидит ничего лишнего, как бы ему, может быть, этого и не хотелось в глубине души. Поттер откинул голову на высокую спинку дивана и устало вздохнул.

— Думаю, да... очень, — наконец хрипло ответил он, и в его голосе прозвучала глубокая, выстраданная уверенность.

Мелисса едва заметно пожала плечами. Умирать... Скорее, невыносимо страшно, особенно когда этого совсем не ждешь, когда это так нежеланно, так несправедливо. Боль физическая, возможно, и приходит, но страх перед неизвестностью, перед окончательным исчезновением – вот что по-настоящему терзает. Смерть, эта безжалостная жница, иногда приходит за теми, кто меньше всего этого заслужил, врывается в их жизни без стука, снося все двери с петель, оставляя после себя лишь пустоту и горе.

— Я... я не боюсь самой смерти, — ее голос стал тверже, но в нем все еще слышалась дрожь. — Я боюсь ее увидеть. Вновь.

Мелисса ощутила, как на ее хрупкие плечи словно опустился невидимый, но невероятно тяжелый груз, заставляя ее сидеть еще прямее, еще более напряженно, словно она пыталась удержать на себе всю тяжесть этого мира. Она снова перевела взгляд на Гарри, который все так же отрешенно глядел в высокий, украшенный лепниной потолок, словно ища там ответы на невысказанные вопросы.

— Седрик... — имя вырвалось у нее почти стоном. — Он ведь... он ведь совсем не заслуживал смерти, правда?

Гарри медленно, тяжело кивнул, не отрывая взгляда от потолка. Его вновь окутали липкие, неприятные чувства, тягучие воспоминания о том страшном дне на кладбище – боль, вина, бессильная ярость. Пожалуй, Блэк была единственной, по-настоящему единственной, кто мог его понять. Понять каждое его чувство, каждое болезненное переживание, каждую ночную кошмарную дрожь. Они оба несли на себе этот груз – груз потерь и несправедливости.

— Правда, — глухо, подтверждая ее слова и свои собственные мысли, ответил Гарри.

Между ними повисла тяжелая, гнетущая тишина, наполненная невысказанной болью и общими воспоминаниями. Оба думали об одном и том же – о своих родителях. Гарри с пронзительной ясностью осознал, что их родители – Джеймс, Лили и мама Мелиссы – умерли в один и тот же роковой день, возможно, с разницей всего в несколько минут, от рук одного и того же безжалостного человека. И никто из них этого не заслужил. Смерть в тот страшный Хэллоуин забрала не только жизни молодых, полных надежд людей, но и украла безвозвратно родительскую любовь из крошечных, еще не понимавших ничего сердец двух младенцев. Ведь Мелисса, он был почти уверен, тоже никогда не ощущала на себе этого всеобъемлющего, безусловного чувства родительской любви и заботы. Гарри поймал себя на внезапной, но отчетливой мысли: они были похожи. Ужасно, до боли похожи в своем горе, в своем сиротстве, в своей постоянной борьбе с тенями прошлого.

В этот момент Гарри ощутил, как ее холодная, почти ледяная рука осторожно коснулась его ладони, лежавшей на диване. Мелисса невесомо, едва ощутимо коснулась его кожи своими длинными, тонкими пальцами, которые слегка подрагивали. Он почувствовал, как внутри у него что-то мучительно скрутилось, перехватило дыхание, словно весь воздух в огромной комнате внезапно закончился. Но в ответ, преодолевая внутреннее смятение и неожиданный прилив эмоций, он крепко, почти судорожно, сжал ее тонкую руку в своей.

Она вздрогнула от его прикосновения, но не отстранилась. И тут же почувствовала тепло. Его руки, в отличие от ее собственных, были теплыми, почти горячими, и это живое, уверенное тепло быстро начало согревать подушечки ее замерзших пальцев, прогоняя леденящий холод и даря мимолетное, но такое необходимое сейчас чувство защищенности.

Тихий, почти интимный контакт их рук принес Гарри неожиданное, но такое желанное успокоение. Он физически ощутил, как напряжение, сковывавшее его тело ледяными тисками, медленно отступает, уступая место хрупкому, едва уловимому чувству расслабления. Этот момент близости, такой редкий и драгоценный, казалось, мог бы длиться вечность, но Гарри, словно боясь разрушить его неосторожным словом или движением, сам же и подтолкнул его к завершению.

— Ты ведь сейчас растворишься, вновь, — его голос прозвучал хрипло, почти сдавленно, в нем смешались горечь предчувствия и затаенная надежда. — Уйдешь, как всегда любишь делать, оставляя меня одного с этим холодом и своими мыслями.

Мелисса ощутила, как в горле мгновенно образовался тугой, душащий ком. Слова Гарри, такие точные и болезненные, ударили по самому больному. Она тут же, словно обжегшись, отдернула свою руку, будто это невинное прикосновение было каким-то постыдным проявлением слабости с ее стороны, непозволительной потерей той ледяной гордости, которую она так тщательно выстраивала вокруг себя годами, как неприступную крепость.

Блэк с неприятной ясностью поймала себя на мысли, что он прав. Она и вправду сейчас уйдет. Ведь минутное волнение, вызванное кошмаром, уже начало утихать, сменяясь привычной отстраненностью. Уходить, исчезать, растворяться в тени – это было ее излюбленным способом справляться с трудностями. Она сама того не замечая, или, возможно, замечая, но упорно игнорируя, действительно любила сбегать от проблем, от сложных разговоров, от собственных чувств, не решая их, не пытаясь разобраться, а лишь оставляя все в привычном, застывшем виде, наивно надеясь, что оно как-нибудь разрешится само собой, без ее участия.

— И вправду, — ее голос прозвучал на удивление робко, почти виновато, в нем не было и следа обычной холодной уверенности. — Зачем нарушать устоявшиеся традиции, не так ли?

Она медленно, почти нехотя, опустила ноги с дивана на холодный пол, готовясь подняться и в очередной раз исполнить свой привычный ритуал исчезновения.

Гарри мысленно обругал себя последними словами за сказанное. Какая же муха его укусила? Зачем он это ляпнул? Быть может, если бы он промолчал, если бы просто наслаждался этим хрупким, мимолетным моментом их близости, тишиной, нарушаемой лишь треском поленьев в камине, то она бы и не ушла? Оставила бы свою прохладную, но такую желанную ладонь в его руке, позволяя его сердцу и дальше пропускать эти частые, взволнованные удары, которые отдавались гулким эхом в груди. Он бы мог еще немного погреть ее замерзшие пальцы своим теплом, почувствовать ее присутствие рядом.

Но она вновь уходит. Неизбежно, как восход солнца после темной ночи. Он слышал ее тихие, почти невесомые шаги босыми ногами по холодному каменному полу гостиной. Затем едва слышный, протяжный скрип старой деревянной лестницы, ведущей наверх, в ее комнату, в ее уединение. И потом – всепоглощающая, звенящая тишина. Лишь ее тонкий, едва уловимый, но такой знакомый и волнующий аромат – сладкий, как летние цветы, нежный, как лепесток розы, и одновременно какой-то неуловимо терпкий, приятный, ласкающий обоняние – остался витать в прохладном воздухе комнаты, как единственное, хрупкое напоминание о ее недавнем присутствии. И этот аромат еще долго будет будоражить его мысли, не давая уснуть, заставляя снова и снова прокручивать в голове этот короткий, но такой значимый ночной разговор.

***

Утром, когда настало время завтрака, в доме разлился приятный запах свежей, домашней выпечки. Этот аромат окутал помещение, мгновенно наполнив его теплом и уютом, создавая атмосферу радости и семейного счастья. Молли Уизли, которая всю утреннюю пору усердно вертелась на кухне, с любовью накрывала на стол множество вкусностей: золотистый яблочный пирог, румяные пирожки с картошкой, и поджаренные тосты с разнообразными джемами. Все жители дома с удовольствием уплетали домашнюю еду, хваля кулинарные способности миссис Уизли. Каждый кусочек, который они вкушали, заставлял Молли самодовольно улыбаться, а в её сердце теплилась гордость за свои кулинарные таланты.

Однако среди общего оживления и веселья сидел Кастор Лестрейндж, пятилетний мальчик, который совсем не привык к таким громким застольям. Он скромно расположился на одном из стульев из темно-коричневого дерева, стараясь не привлекать к себе внимания. Его темно-шатеновые кудри были аккуратно уложены домовым эльфом Кикимером, который с радостью согласился выполнить приказ своей многоуважаемой госпожи Адары. Эльф, проживший много лет в этом поместье в полном одиночестве, был безмерно счастлив выполнять заказы любимой госпожи, которая покорила его сердце не меньше, чем её мать, Вальбурга Блэк.

Кастор нервно сминал пальцами идеально выглаженную молочную рубашку, снизу на нём были строгие темно-коричневые брюки. Он не привык к такой домашней выпечке – в поместье Лестрейндж, где он провёл всю свою жизнь с матерью, всегда готовили домовые эльфы, и еда явно отличалась от той, что щедро предлагалась сейчас, как по внешнему виду, так и на вкус. Все эти запахи вызывали у него одновременно интерес и смущение.

— Дитя, почему ты ничего не ешь? Что тебе наложить? — добродушно спросила Молли, наклоняясь к мальчику и заглядывая в его большие карие глаза, полные юной невинности и трепета.

— Он не привык к такой еде, — раздался знакомый холодный голос, и на кухню грациозно вошла Адара.

Её волосы были собраны в тугой хвост, а фигура обрамлялась винным платьем, на которое был завязан черный корсет, подчеркивающий её тонкую талию. Адара, холодно осматривая обстановку, тихо фыркнула под нос. Она не могла не заметить, как в этой гостиной царила совершенно иная атмосфера, не вяжущаяся с её представлениями о порядке и стиле.

Рыжие волосы детей Уизли были взъерошенными, сами они ещё не до конца проснулись и зевали. Мальчик, сидящий около Гарри, кажется, Рон, что-то рассказывает своему другу с полностью набитым ртом. Если бы Вальбурга Блэк была здесь, она просто потеряла бы сознание от увиденного.

Адара вдруг вспомнила, как за этим самым столом, сейчас усыпанным домашней выпечкой, сидела маленькая она, окружённая братьями. Чета Блэк всегда держала осанку, словно они были обучены военным манерам. Казалось, что их позвоночники могли треснуть от напряжения. Острые подбородки были слегка вздернуты, а на столе всегда стояло множество разных блюд, сервированных в красивом антикварном сервизе. На завтраке нужно было выглядеть безукоризненно: уложенные волосы, свежий вид, аккуратная одежда — всё под стать чистокровным волшебникам. Разговоры с полным ртом еды строго запрещались. Вальбурга с раннего детства обучала своих троих детей правилам этикета, умению пользоваться столовыми приборами, которые всегда блестели, как новые. Поэтому такая атмосфера совершенно не подходила для поместья Блэк.

Адара встретилась взглядом с Сириусом, который сидел на одном из стульев, потягивая кофе, несомненно, с молоком и двумя ложками сахара – именно так он всегда предпочитал. Сама же Адара пила лишь чистый крепкий кофе, без каких-либо добавок, и от напитка, которым наслаждался Сириус, её просто воротило. Брат привычно держал спину ровно, одетый в роскошную коричневую мантию. Он, казалось, прочитал мысли своей сестры, усмехнулся в кружку, и от этого Адара слегка вздернула подбородок.

— Что он у тебя тогда ест? — спросила Молли.

— Мой ребёнок привык к еде, приготовленной домовыми эльфами, — холодно отозвалась Адара, лишая своего голоса всяких эмоций, как бы защищая своего сына от этого неожиданного и, казалось, хаотичного застолья. Она знала, что в такой атмосфере ему будет трудно адаптироваться, и это вызывало у неё беспокойство. — Кикимер!

С хлопком, старый эльф тут же появился перед хозяйкой, восторженно взмахивая ушами, радуясь, что был вызван именно к ней.

— Кикимер здесь и готов выполнять приказы многоуважаемой Хозяйки! — пискнул эльф, кланяясь Адаре в ноги, его длинный острый нос коснулся пола.

Он был исполнен рвения и готовности помочь, чувствуя гордость за то, что удостоен чести служить такой изысканной госпоже.

Сириус, наблюдая за происходящим, закатил глаза от недовольства. У него никогда не складывались тёплые отношения с этим домовым эльфом. Адара относилась к Кикимеру как к простому слуге, хотя ему это, похоже, безумно нравилось. Эльф был по-настоящему одержим своими Хозяйками, любовно преданный женской чете Блэк, и такая преданность всегда приносила свои плоды. Конечно, он непокорно служил и мужской части семьи — властному Ориону Блэку, не менее любимому им Регулусу, и не всегда угождая, Сириусу, но именно женщины занимали особое место в сердце эльфа. Каждый раз, когда он выполнял их заказы, он излучал радость и гордость, словно выполненная просьба была для него величайшим достижением.

У Регулуса с Кикимером отношения были мягче. Маленький Реджи, несмотря на частые ругани своей матери, обожал домового эльфа. Кикимер всегда приносил ему сладости в комнату и укрывал мальчика пушистым пледом, если тот засыпал под открытым окном.

Однако Сириуса Кикимер, похоже, всегда недолюбливал — настолько, насколько это было возможно.

— Приготовь завтрак для юного мистера Лестрейнджа и налей мне терпкий кофе, — с грацией проводя рукой по воздуху, произнесла Адара, как будто делая волшебное заклинание.

— В доме должна готовить женщина! — бурчала Молли, слегка наклоняясь к стороне, но, несмотря на свои слова, избегала взгляда Адары, которая прекрасно чувствовала, что её присутствие вызывало тревогу.

Лестрейндж одарила Уизли холодным, грубым взглядом, на который способны только урожденные Блэки. Её ледяные серые глаза пронизывали до мурашек, оставляя в памяти отпечаток, который не мог исчезнуть невидимо.

— Вот в своём доме и готовьте, — сухо произнесла Адара, её голос не оставлял сомнений. В нём звучало столько уверенности и решительности, что никто не осмеливался возразить.

Рон сразу же перевёл взгляд с краснеющей от негодования матери на Адару и кривил губы, не скрывая своего раздражения. Женская чета Блэк ему совершенно не нравилась: слишком грубые, слишком надменные, слишком холодные. Куда же Гарри угодил?

— Осквернительница рода хочет забрать обязанности Кикимера на себя! Какой ужас! Какой позор! Моей любимой хозяйке Адаре приходится жить среди этой грязи! — с неприязнью заверещал Кикимер, хватаясь за длинные уши, что придавало его словам оттенок комичности.

Маленький Кастор, прикрывая рот кулачком, тихо хихикал, наблюдая за бурными эмоциями эльфа, олицетворяющего такое абсурдное, невидимое противостояние.

— Вот иди и выполняй указ любимой хозяйки Адары! — грубо шикает на него Сириус.

Адара усмехнулась по-блэковски, повторяя мимику своей матери, и села на свободный стул рядом с сыном. Нежно целуя его теплую щеку с молочной кожей, она чувствовала, как безграничная любовь к сыну заполнили её сердце. Этот жест мгновенно заставил Кастора улыбнуться.

Тем временем Мелисса, только что вставшая после бессонной ночи, медленно спускалась по лестнице. Её легкое белое платье, достигавшее щиколоток, казалось, словно соткано из солнечных лучей. На правой груди были вышиты два листа, символизировавших её имя, что добавляло наряду некой волшебной ауры. Это красивое платье было подарком Нарциссы на одиннадцатый день рождения Драко, который когда-то считался и её.

Тетушка долго выбирала платье и, вручая подарок, сказала, что оно совершенно олицетворяет Мелиссу и идеально подошло бы ей, может, не сейчас, но через пару годиков точно.

Нарцисса оказалась права. Платье облегало её фигуру, подчёркивая тонкую девичью талию. К низу оно немного расширялось в аккуратные белые рюши, которые добавляли образу грациозности и лёгкости, словно сама Мелисса была создана из нежных цветков. Её белоснежные волосы, которые ужасно надоедали в такую жару, оставляя на шее липкий след от пота, были собраны в тугую косу, аккуратно закрепленную заколками по периметру головы.

Когда она аккуратно вошла в оживлённую кухню, полную людей, её присутствие немедленно привлекло всеобщее внимание.

Адара, увлечённо беседуя с Сириусом, нежно гладила кудри сына. Рон, Гарри и Гермиона обсуждали что-то своё, а близнецы, кажется, играли в какую-то магловскую игру, которую узнали от Грейнджер. Они трясли кулаками и одновременно показывали пальцы в виде камня, ножниц и бумаги, а проигравшему следовал смачный подзатыльник. Но как только Мелисса вошла в комнату, все разговоры стихли, и взгляды устремились на неё.

Гарри, отвлёкшись от разговора, приковал взгляд к её фигуре. Платье идеально подчеркивало её изгибы, обвивая тело так, что каждая линия выглядела изящно и привлекательно. Собранные волосы выделяли четкие черты её лица, а в её глазах искрился огонь, притягивающий его внимание. Поттер почувствовал, как жар охватывает его тело, низ живота начинает тянуть, когда в голове всплывает воспоминание о недавнем поцелуе, когда он трепетно целовал её нежные, сладкие губы.

— Всем доброе утро, — вежливо произнесла Блэк.

— Доброе утро, Зефирка! Отлично выглядишь, — откинувшись на спинку стула и окинув её взглядом с безмятежной улыбкой, произнёс Фред. Его губы очерчивала нежная улыбка, и это добавляло ему шарма.

Гарри почувствовал, как сильно сжимает свою челюсть. Ряды зубов соприкасались друг с другом, издавая раздражающий звук. Его ладони произвольно сжались в кулаки, оставляя на ладонях следы от ногтей, словно физическая боль могла уменьшить это внутреннее недовольство. Темные брови налились гневом, сведя вместе, что вызвало на лбу глубокую складку. Во рту ощутилась горечь, такая неприятная и вязкая, а сердце сжалось от волны злости, нахлынувшей мгновенно. Мелисса выглядела действительно шикарно, однако разве это могло оправдать кокетливые слова Фреда?

— Спасибо, Фредди, — с лёгкостью ответила Мелисса, приземляясь на стул рядом с ним.

Гарри ещё больше злится, его уши непроизвольно начинают краснеть. Неужели он испытывает ревность? Это напряжённое чувство, окутывающее каждый сантиметр его тела, заставляло вены бурлить от прилива крови. Нарастающее напряжение внутри него ощущалось, как вулкан на грани извержения. Все его мысли сосредоточились на том, как должно быть приятно Фреду, что он, казалось, принимает такую лёгкость общения с Мелиссой. Даже мысли о том, что они «просто друзья», не могли успокоить его.

Адара, оглядев Поттера, хитро улыбнулась и перевела взгляд на брата. Сириус, подняв одну бровь, пристально смотрел на одного из рыжих отпрысков, того, кто только что сделал нежный комплимент их племяннице. Блэк, ощущая взгляд сестры на себе, встретил его с легкой ухмылкой. Затем она перевела глаза на Гарри и кивнула подбородком в его сторону. Сириус, глядя на крестника, заметил, как тот сильно сжал челюсть, скрестив руки в сжатых кулаках. В этот момент он непроизвольно увидел сходство между Гарри и Джеймсом: он также всегда яростно ревновал свою возлюбленную и был готов сломать челюсть каждому, кто посмел взглянуть на его Лили. Сириус сухо усмехнулся, и уголки его губ немного грустно приподнялись.

Пока шумная компания продолжала свои разговоры, Гарри ловил себя на том, что не может оторвать глаз от Мелиссы. Её улыбающееся лицо, полное нежности и безмятежности, просто завораживало его. Но мысли о Фреде, который что-то ей рассказывал, вызывая эту красивую улыбку на её лице, не оставляли его в покое. В глубине души он понимал, что это чувство ревности становилось нестерпимо сильным. Пока его разум запутывался в сложном клубке эмоций, он не мог избежать осознания того, как важно для него, чтобы она смотрела именно на него, чтобы её улыбка предназначалась только ему. Внутри него разразилась буря, и он уже не знал, каким образом можно справиться с этим переплетением чувств.

***

Когда Мелисса, насытившись после вкусного завтрака, поднималась обратно в свою комнату, она вдруг почувствовала, как её грубо схватили за плечо и развернули к себе. Она зашипела от неприятного ощущения и жестких пальцев, сжимающих её хрупкое плечо. Перед ней стоял Поттер, который, похоже, дико злился. Его уши краснели, ноздри раздулись, а на лбу пульсировала синяя вена. Она даже почувствовала, как его гнев прокатился по её шраму, вызывая болезненное припухание.

— Ты с Фредом тоже целуешься? — громко спросил Гарри, сглотнув и используя хриплый, почти змеиный тон.

Мелисса выдернулась из его хватки, отступив назад. Она гордо вскинула подбородок и прищурила глаза, давая понять, что не собирается сдаваться. Её грудь быстро поднималась от напряженного дыхания.

— А что? Ревнуешь? — прошептала она, наклонившись к его уху и шепча это своим горячим дыханием, словно зная, как это его заденет.

Гарри невольно сглотнул, его раздражало, что она играет с ним и пусть намеренно провоцирует на ревность.

— Интересуюсь, — уклонился он от прямого ответа, стараясь сохранить свою маску спокойствия.

Но в его голосе уже звучал тонкий налет гнева и недовольства, который совершенно не скрыть было от очаровательной юной волшебницы.

— А даже если да, то что, Поттер? — выпрямившись, спросила Мелисса, её голос звучал уверенно.

Её охватило неприятное ощущение. Гарри, который упрекнул её ночью за постоянные уходы, сам не проявлял особой инициативы. После того поцелуя, разговор между ними стал казаться далеко не лишним. Гарри не сказал ни слова, укрываясь в тишине и делая вид, что всё осталось на своих местах, в то время как в сердце Мелиссы нарастало смятение.

— Не припоминаю, чтобы ты подходил ко мне и пояснял, что это всё значило, — холодно осекла она, её голос звучал резко, и Гарри почувствовал мурашки по коже, словно кто-то провёл по его спине холодной рукой.

Его молчание только увеличивало её раздражение, и она не могла не почувствовать, как её гнев и обида накаливаются до предела.

Он не успел ответить, как их вновь прервали. Из комнаты выше вышла Адара, элегантно идя на высоких тонких шпильках, которые заставляли её походку выглядеть грациозно и уверенно. Рядом с ней шагал Римус, который нёс в руках множество книг по темным искусствам, очевидно, помогая девушке. Мелисса и Гарри обрадовались их появлению; разговор между ними совсем не клеился, и, казалось, элегантная Адара вместе с её помощником Люпином стали настоящим спасением от неловкой тишины.

— Прошу прощения, если мы вас прервали. Это уже не в первый раз за моё короткое пребывание здесь, — сказала Адара, откидывая свои кудрявые волосы на правое плечо с лёгкостью, которая говорила о её уверенности в себе. — Гарри, дорогой, в моё время было модно бить сопернику лицо из-за ревности. Тогда пол Хогвартса ходило с синяками из-за нас с Авророй, — хихикнула Лестрейндж, её глаза встретились с Римусом. — Так ведь, Люпин?

Римус улыбнулся, и в его улыбке проскользнула ностальгия. Сейчас это казалось нелепым и детским, но тогда, в юности, это выглядело гордо и отважно. Люпин, казалось, до сих пор помнил ту боль, которая оказывала своё влияние на его лицо ещё несколько дней после грубых ударов Рабастана. Он врал своим друзьям, готовым за него заступиться, придумывая любые отговорки, лишь бы не сказать правду, что на самом деле очень тревожило юного Люпина.

— Помню, помню, — кивнул Римус, и в его глазах отразилась тень воспоминаний.

Гарри почувствовал, как к его лицу подступила краска. Мысль о том, чтобы ударить Фреда, казалась ужасной и неправильной. Семья Уизли всегда принимала его как родного, а близнецы относились к нему с теплотой и дружелюбием. Нет, бить Фреда точно не стоит — эта мысль вызвала у него удушливое чувство вины.

Мелисса оглядела Адару и Римуса. Кажется, в эти моменты они погрузились в ностальгические воспоминания о своих школьных годах, и на губах у обоих мелькали лёгкие улыбки, словно они возвращались в беззаботное время.

— Я думаю, наш разговор окончен, — сказала Блэк с лёгкой иронией, и, не дожидаясь ответа, поднялась наверх, проходя мимо Люпина и Адары, оставляя за собой лёгкий шлейф неудовлетворённости.

***

Мелисса сидела за столом, рассматривая своё отражение в зеркале, её неопределённое выражение лица отражало внутренние переживания. Ей хотелось перемен — дерзких и интересных. Длинные волосы, казавшиеся ей когда-то отражением скромной принцессы, больше не удовлетворяли её. Она стремилась к чему-то огненному, чтобы сделать свой силуэт более строгим и выразительным. Как бы она ни любила свои мягкие, шелковистые волосы, эта мысль о переменах не покидала её уже больше месяца.

— Кикимер! — громко позвала она домового эльфа, решительно настроенная на изменения.

Эльф с хлопком тут же появился рядом с ней, низко поклонившись, его большие уши трепетали от волнения и готовности выполнить её желание.

— Кикимер здесь и готов выполнять приказы юной Госпожи, — пропищал он, искренне радуясь возможности помочь.

— Отрежь мои волосы, — произнесла она, глядя ему в глаза с решимостью.

Вскоре Мелисса смотрела на свой новый, достаточно необычный образ в зеркале. Белоснежные волосы, теперь аккуратно подстриженные по плечи с ровным срезом, кардинально изменили её внешний вид. Новая причёска подчеркивала её выразительные скулы, придавая чертам лица более утончённый и элегантный вид, открывая их с новой, свежей стороны, с которой она никогда прежде себя не видела. Блэк могла с уверенностью сказать, что она обожает свой новый облик; он казался ей как бы продолжением её внутреннего мира, отражающим её истинную сущность.

— Новая прическа очень идёт юной Госпоже! — с восторгом и широко распахнутыми глазами пропищал Кикимер, хлопая ушами от радости и гордости за свою работу.

Эльф всегда чувствовал нужду поддерживать своих хозяев, и вот сейчас, видя, что она так счастлива, он не мог сдержать своей искренней радости. Мелисса самодовольно улыбнулась, переводя взгляд на эльфа, в её глазах засияли искорки благодарности.

— Спасибо, Кикимер, — произнесла она с лёгкой улыбкой, радость от нового образа накрыла её с головой, и счастливая улыбка осветила её лицо.

❗️ Очень жду вашу подписку на тгк, там я делюсь опросами, которые могут повлиять на развитие сюжета, видео с любимыми героями, добавочными зарисовками. Ссылка:

https://t.me/lalala_lalala_h

Название:

lalala-lalala-h