19
- Так, давай его сюда и не суй туда нос. Чёрт меня дери. От кого же оно?
Поскольку ответа не предполагалось, мальчик, фыркнув, поехал по боковой стороне дороги и поездка продолжилась в тишине, пока они не подъехали к железнодорожной станции. У них ещё оставалось более 10 минут до прибытия поезда и Альберт водил дружбу с начальником станции, так что их пригласили зайти в кабинет погреться у огня.
- Не хочешь открыть письмо? – спросил Майк. – Не обращай на меня внимания.
- По правде, я не очень-то разбираюсь в этих каракулях. Я лучше с печатными. Может прочтёшь мне?
- Господи, там же может быть что-то личное.
Альберт усмехнулся:
- Только если о том, что за мной едут копы. Валяй уже.
Альберт, не имевший никаких запретов на упоминание тюрьмы Тувумбу или на чтение своей личной переписки вслух, продолжал удивлять и будоражить. Дома, письма членов семьи аккуратно выкладывались дворецким на круглом янтарном столике и имели почти божественное право на неприкосновенность. С чувством, будто собирается ограбить банк, Майк взял письмо, открыл его и начал читать.
- Написано в отеле «Галлефас».
- Ничего не понимаю. Где это?
- По крайней мере, похоже, что его там написали, а отправили позже из Фримантла.
- Давай без всего этого, просто скажи о чём там и я сам дома пораскину мозгами.
Письмо было от отца Ирмы Леопольд, благодарившего мистера Альберта Кранделла за участие в поисках и спасении его дочери на Висячей скале. Я понимаю, что вы простой неженатый парень и мы с женой будем очень рады, если вы примите прилагаемый чек в знак нашей вечной благодарности. Поверенный сообщил мне, что в настоящее время вы работаете по частному найму кучером... если у вас есть желание сменить в ближайшее время ваше место, пожалуйста, без колебаний пишите мне на адрес банка, указанный ниже...
- Чёрт!
Последующие комментарии, если таковые и были, перекрыл рёв прибывшего на станцию поезда, и Майк, сунув письмо в казалось замороженную руку Альберта, подхватил чемодан и впрыгнул в ближайший вагон, как раз когда поезд тронулся с платформы. Пять минут спустя, Альберт всё ещё стоял перед камином начальника станции, глядя на чек в 1000 фунтов.
Гостиницы в посёлке ещё были закрыты, но мистера Донована из «Железнодорожной гостиницы Донована» разбудил настойчивый стук. Всё ещё в пижаме, он подошел к боковому входу закрытого бара с захлопнутыми ставнями.
- Какого лешего...а, это ты Альберт! Чёрт, мы открываемся через час.
- Мне без разницы открыты вы или нет. Двойной бренди поскорее. Чёртов коб сейчас задубеет...
Добрая душа мистер Донован, привыкший к людям, отчаянно нуждавшимся в выпивке до завтрака, открыл бар и достал бутылку со стаканом, ничего не спросив.
К этому времени Альберт находился в примерно таком же состоянии души и тела, как и в памятный день, когда вылетел в 10 раунде от руки «Каслменского чуда». Возвращаясь домой, на полпути вниз по главной улице он увидел ирландца Тома из колледжа, управлявшего крытой повозкой на противоположной стороне дороги. Альберт был не настроен разговаривать ни с Томом, ни с кем-либо ещё, и лишь поприветствовал его взмахом кнута. Однако, Том потянул лошадь за узду с такими настойчивыми кивками и мимикой, что тот с неохотой приостановил коба. После чего Том спрыгнул с повозки, перекинул поводья через шею спокойной коричневой кобылы и перешел через дорогу.
- Альберт Кранделл! Не видел тебя с того воскресенья на скале вместе с Джонсом. Видел утреннюю газету?
- Ещё нет. Я не особо их читаю, только о гонках.
- Значит, ты не слышал новость?
- Чёрт подери! Только не говори, что нашлись те девчонки?
- Нет, ничего такого. Бедняжки! Смотри-ка сюда – прямо на развороте: «Пожар в городском отеле. Насмерть сгорели брат и сестра». Боже упаси! Какой конец. Как я говорю Минни, сейчас ни одно, так другое.
Альберт поспешно взглянул на колонку, в которой говорилось, что пара ехала в Варрагул, и что предыдущий адрес мисс Доры Ламли внесён в реестр гостиницы как «Колледж Эпплярд, Бендиго-роуд, Вудэнд». Альберту было очень жаль всякого, кому не посчастливилось сгореть заживо, но в данную минуту его волновало другое, более важное дело.
- Что ж, мне пора. Тоби не любит застаиваться.
Однако, Том был настроен поговорить и придержал колесо экипажа рукой.
- Хороший у тебя коб, Альберт.
- Быстрый, - ответил тот. – Побереги руку, он не любит, когда его в упряжи трогают за хвост.
- Понимаю. Там в колледже есть точно такой же. Кстати, ты не знаешь кого-нибудь в посёлке, кому нужна пара? Мы с Минни собираемся пожениться в понедельник после Пасхи. Потом станем искать работу.
Всё ещё под впечатлением от письма мистера Леопольда, кучер едва мог дождаться, когда вернётся к себе в чердачную комнату, чтобы снова его перечесть. При упоминании о работе в его голове звякнул колокольчик, и он начал перебирать поводья.
Том продолжал болтовню:
- Тётка Минни хочет, чтобы мы немного помогли ей с пабом в Пойнт Лонсдейл. Я уже рассказывал куда мы собираемся в медовый месяц? Хотя я и сам-то не дурак с лошадьми. А Минни, ты не знаешь мою Минни, порхает по дому как фея. Никогда не видел, чтобы кто-то так управлялся с серебром!
- Я спрошу на счёт тебя, Том. Может как раз выгорит после Пасхи, но не обещаю. Бывай.
И он потарахтел на поворот до верхней Маседонии.
Так, за меньшее время, чем понадобилось Тому, чтобы вернуться к своей повозке, была решена его с Минни счастливая семейная жизнь, превосходящая все их самые смелые мечты. Ещё одна часть истории, связанной с Висячей скалой близилась к завершению, на этот раз c эффектным росчерком, украшенным нежданными радостями будущего, включая уютный домик, который возведут за конюшнями «Лейк Вью» и который позже наполнится веселоглазыми детьми, вылитыми копиями ирландца Тома. Один из них впоследствии станет помощником тренера конюшни в Колфилде и добьётся бессмертной славы для себя и своих родителей, заняв второе место из двадцати семи в Кубке Колфилда. С этого места, мы больше не станем задерживаться на судьбе Тома и Минни, являющихся лишь незначительными ответвлениями загадки колледжа, сделавшей вскоре новый и непредсказуемый виток, в котором к счастью они не участвовали.
Как только Альберт распряг Тоби, он сел в кресло-качалку и достал конверт от мистера Леопольда, жёгший ему правое бедро всю дорогу от станции. После тщательного и многократного изучения он знал адрес и прочее на память - благо, пожалованное не читающему братству и обеспечивающее безопасное хранение любой необходимой информации. Неграмотному фермеру, что сеет и жнёт согласно временам года, не нужно записывать даты в блокноте. Так, Альберт всегда с точностью знавший день, когда Тоби подстригли гриву и когда подковали кобылу в Вуденде, аккуратно сложил чек от Леопольда в жестяную банку под кроватью, и не имея больше необходимости обращаться к письму, сжёг его над огарком свечи и присел всё обдумать. Так же, как он сам сегодня утром несколькими обронёнными словами сильно повлиял на судьбы Тома и Минни, так и отце Ирмы, в порыве щедрости, изменил весь ход жизни Альберта. Вероятно, это полезно для нашего душевного равновесия, что подобные изменения в личной судьбе обычно замаскированы под простые повседневные события, как выбор на завтрак яйца всмятку или в крутую. Молодой кучер, устроившийся после чая в кресле-качалке этим вечером понедельника, понятия не имел, что уже отправился в долгое и роковое путешествие без возврата.
Альберт чувствовал, что нуждается в небольшом отпуске. Он всегда хотел взглянуть на Квинсленд и теперь, наверное, как раз время? Это решение далось легко и было не столь обременительным, как необходимость написать по меньшей мере три письма этим же вечером, что значило просить у кухарки бумагу, три конверта и отыскивать ручку, густо облепленную засохшими фиолетовыми чернилами. Несмотря на эти незначительные неудобства, он знал, что именно хочет сказать каждому из трёх своих собеседников, что не всегда случается даже с теми людьми, которые пишут грамотнее и разборчивее Альберта Кранделла. Итак, дочиста облизав кончик ручки, прежде чем приступить к письму номер один, он довольно гладко начал с: Уважаемый мистер Леопольд, ваше письмо и чек, сэр, каторые я получил сегодня утром (23 марта) пришлись мне как снег на голову. После чего сочинитель остановился, поразившись, что до сегодняшнего чудесного дара, кроме обычных чаевых и соверена от полковника на рождество, никогда на своей памяти не получал подарков. Кроме одного раза в приюте, когда один благожелательный старый дурак вручил ему Библию. И поскольку казалось необходимым сказать что-то ещё, кроме как «Спасибо за чек на 1000 фунтов» (да, целёхонький лежит в жестяной банке), он решил рассказать мистеру Леопольду как продал Библию за пять шиллингов, в надежде когда-то купить себе скакуна.
Что ж, сэр, тагда я был совсем мальчуганом и, конечно, никагда его так и не купил, хатя начал работать, как стукнуло 12. Теперь я присмотрю себе каго помаститей – хэндов26 в 14. Здесь есть много хароших лошадей фунтов за 30 наличными, каторые у меня теперь есть благадаря вашей щедрости, сэр. Остальные деньги могут пока полежать в банке, пака я не придумаю, куда лучше их приспособить. Так что, мистер Леопольд, я всё ещё сам не свой от вашего щедрого подарка и уже буду кончать, сэр, так как почти полночь. Ещё раз большое спасибо и желаю долгой и процветающей жизни вам и вашей семье.
С благодарностью,
Альберт Кранделл.
Осталось ещё кое-что добавить в постскриптум, что заняло столько же времени на составление и написание, как и всё письмо.
На самам деле я никак не памог вашей дочери на скале. Вам все вокруг скажут. Это всё мой друг. Вашу дочь спас паренёк по имени д.27Фитцхьюберт. Не я. Альберт Кранделл.
Письмо номер два полковнику Фитцхьюберту далось намного легче. Кучер назвал дату, подходящую для обеих сторон и порекомендовал Тома из колледжа, как человека «очень харашо ладящего с лошадьми», и закончил: Вы были мне отличным хазяином. Я это ценю и, если вам нужно до весны новое седло для лансера, оно висит на гвозде в моей комнате. Держите его сухим в такую пагоду. С уважением, Альберт Кранделл.
Последнее письмо для Майка он накропал с головокружительной скоростью, полностью отбросив всё правила правописания. Старый добрый Майк знал, что чёртова ручка ему никак не даётся.
Дорогой Майк. Чорт, от этого чека мне савсем голову снесло.
Остальное не представляет особого интереса, кроме возможно последнего абзаца:
Увидимся в любой день кагда будешь в городе. Ты же знаешь отель при почте на Берк-стрит? Выпьем там пива и абсудим кагда ехать в К-ленд? Написал твоему дяде что ухажу. Всё в парядке, так что говори день. Альберт.
Воскресным утром 21 марта колледж Эпплъярд представлял обычную картину суетливой подготовки девочек к походу в церковь Вуденда. Умышлено отрезанные от ненужных контактов с внешним миром, все пребывали в неведении в течение всего скучного воскресенья относительно шокирующих новостей, от которых у всех бы зачесались языки, запрещено это правилами или нет. Воскресных газет не было и обед потребили в то время, когда обугленные брёвна отеля Ламли тлели под тусклым осенним солнцем. Констебль Бамфер в тот день взял выходной для рыбалки в Кинетоне и вернулся радостным к полуночи с одной чёрной рыбой, пошедшей на жарку к завтраку в понедельник. Эту трапезу грубо прервал приход молодого Джима с запросами из мельбурнских газет: неожиданная смерть неизвестной гувернанточки незамедлительно связалась в сознании журналистов с почти похороненной загадкой колледжа.
Этим воскресеньем в колледже не хватало рук и Мадмуазель с мисс Бак попросили прийти на помощь. Несмотря на то, что в этот день у Минни был выходной, после отъезда мисс Ламли всё лежало в беспорядке, и добродушная горничная осталась на рабочем месте. Натирая столовое серебро в кладовой, в узком окне она видела двух воспитательниц, рассаживающих в ожидающие экипажи девочек в перчатках и шляпках, и уже сидящих в повозке Тома, Элис и кухарку. Минни только вышла через оббитую сукном дверь, ведущую в переднюю, как к своему удивлению увидела почти бегущую вниз по лестнице директрису, держащую в одной руке что-то похожее на корзинку. При виде горничной та остановилась и схватилась за перила так, подумала Минни, словно у неё закружилась голова, и подозвала её:
- Минни! У тебя же сегодня выходной?
- Ничего страшного, мэм, - ответила Минни. – У нас всех много дел после вчерашнего.
- Зайди ко мне в кабинет на секунду. Элис сегодня работает?
- Нет, мэм. Том повёз её и кухарку в церковь. Она вам нужна?
- Как раз наоборот. Ты выглядишь уставшей, Минни. Почему бы тебе не прилечь?
(А на Томе с четверга вообще лица нет и ни слова сочувствия).
- Я сначала разложу посуду, мэм, к тому же кто-то может прийти.
- Вот именно. Я как раз собиралась тебе сказать, что жду этим утром мистера Косгроува. Опекуна мисс Сары. Я увижу его в окно, и сама ему отворю.
- Но, мэм, так ведь не принято, - колеблясь сказала Минни, почувствовав лёгкий болевой толчок в животе.
- Ты хорошая девушка, Минни, и на тебя можно положиться. Я дам тебе пять фунтов к свадьбе. А сейчас делай, что я говорю и уходи. Мне ещё нужно разобраться с некоторыми деловыми письмами перед приходом мистера Косгроува.
- И господи боже, Том, - рассказывала той ночью Минни, - старушка выглядела ужасно – белая как полотно и дышит как паровоз. Пять фунтов? Как снег на голову!
- Ну и ну, чудесам таки быть, - сказал Том, с чмоком обвивая рукой её талию. И он был прав. Чудеса будут всегда.
Как только Мадмуазель вернулась из церкви, сняла вуаль и шляпу, то нанесла soupçon 28бесцветной пудры и бальзама для губ, и предстала у дверей кабинета. Было около часа дня и они по обыкновению были заперт на ключ.
- Входите, Мадмуазель. Что у вас?
- Мадам, могу я переговорить с вами перед déjeuner29 a propos de 30Сара Вейбурн?
Хотя воспитательница знала, что Сара точно не была любимицей директрисы, её удивило как исказилось лицо пожилой женщины, словно по нему пробежал ветер зла.
- Что на счёт Сары Вейбурн?
Графитовые глаза были внимательными, почти настороженными, размышляла потом Диана, будто она боялась того, что я собираюсь сказать.
- Давайте лучше я скажу, Мадмуазель. Вы тратите моё и своё время. Сара Вейбурн уехала этим утром со своим опекуном.
Воспитательница не удержалась от восклицания:
- О, нет! Как же так! Когда я вчера вечером видела бедняжку она была совсем не готова для путешествий. На самом деле, мадам, я как раз хотела поговорить с вами о здоровье Сары.
- Сегодня утром она выглядела вполне нормально.
- О, pauvre enfant... 31
Директриса резко на неё глянула:
- Смутьянка. И была ею с самого начала.
- Она сирота, - смело сказала Мадмуазель, - Таких одиноких нужно прощать.
- Я как раз думаю, принимать ли её назад в следующем семестре. Но это может обождать. Мистер Косгроув настаивал на том, чтобы забрать девочку немедленно. Это вышло весьма неудобно, но у меня не было выбора.
- Странно, - сказала Мадмуазель, - ведь мистер Косгроув очаровательный человек с прекрасными манерами.
- Мужчины, Мадмуазель, часто эгоистичны в таких вопросах. Вы сами скоро узнаете.
Лёгкий мрачный смешок противоречил неизменно настороженному взгляду.
- А её вещи, - сказала Диана, вставая. – Я бы так хотела помочь ей собраться.
- Я сама помогла Саре упаковать некоторые вещи, которые она непременно хотела взять в свою крытую корзинку. Мистер Косгроув нетрепливо ждал внизу. Он был на крытой повозке или экипаже.
- Возможно мы разминулись с ними, когда возвращались из церкви. Как бы я хотела помахать ей на прощанье.
- Вы сентиментальны, Мадмуазель, в отличии от большинства ваших соотечественников. Однако, факт остаётся фактом – девочку забрали.
Воспитательница всё ещё стояла у дверей. Она больше не боялась женщины, чья воскресная блестящая тафта прикрывала стареющее тело, требующее отдыха, горячей ванны и маленьких женских хитростей.
- Вы ещё что-то хотели, Мадмуазель?
Вспомнив свою элегантную бабушку, лежавшую каждый день по два часа в шезлонге, Диана, набралась смелости спросить, не стоит ли Мадам попросить у доброго доктора МакКензи что-нибудь успокаивающее? Начало осени... Вся эта усталость...
- Благодарю... но нет. У меня всегда был отличный сон. Который час? Вчера я забыла завести часы.
- Без десяти час, Мадам.
- Я не пойду на обед. Будьте любезны, скажите, чтобы на меня не накрывали.
- И на Сару, - непроизвольно добавила Мадмуазель.
- И на Сару. Мадмуазель, это что, румяна у вас на щеках?
- Пудра, миссис Эпплъярд. Я нахожу что, мне идёт.
Как только наглая девка вышла из комнаты, директриса поднялась и склонилась над шкафом у стола. Руки у неё так сильно дрожали, что она едва могла открыть дверцу. Она с силой ударила по ней округлым носком чёрного тапочка. Та распахнулась и оттуда выпала крытая корзинка.
Директриса оставалась у себя весь день и рано удалилась ко сну. Следующим утром грустное удовольствие, присущее некоторым сердечным людям, находящим определённое утешение первыми приносить плохие новости, досталось ирландцу Тому – он лично доставил миссис Эпплъярд газеты, переполненные яркими описаниями трагедии Ламли. К разочарованию Тома, новости в кабинете главы почему-то встретили каменной тишиной, сопроводив повелительным:
- Дай сюда!
В то время, как в окрестностях кухни театрально сбросили фартуки, сняв их через перепуганные головы с пронзительными и недоверчивыми криками, как подобное могло случится всего через два дня после того как мисс Ламли с братом были в этом самом доме, что каким-то образом подчёркивало и усиливало ужас произошедшего, делая пламя ближе и реальней.
Вторник выдался без происшествий. Розамунд организовала общую прощальную телеграмму для Ирмы, которую следовало отправить сегодня, когда Леопольды отбывали на корабле в Лондон, в сопровождении служанки, секретаря, конюха и шести лошадей для поло. Упразднение мелких дисциплин Доры Ламли привнесло радостное чувство свободы. Призрачное присутствие фигурки в коричневом серже развеялось, во всяком случае для учениц, оживлёнными приготовлениями к общему уезду на пасхальные праздники. Уже давно в колледже Эпплъярд не было слышно столько шушуканий, обсуждений и даже изредка смеха. К атмосфере благополучия добавились ещё несколько дней бабьего лета, осветившие сад и мистер Уайтхед был вынужден поставить разбрызгиватели на клумбы с гортензиями, чьи тяжелые синие и фиолетовые головки всё ещё цвели под окнами западного крыла. В газете обещали безоблачную тёплую Пасху с постепенным похолоданием в понедельник.
Две будущие невесты обсуждали своё приданное и Диана радостно и нескромно поведала изумлённой горничной историю о браслете с изумрудами.
- Это мои единственные драгоценности, - сказала ей гувернантка. – Свадьба будет очень скромной. У нас совсем немного денег и никаких родственников, кроме тех что во Франции.
Минни захихикала.
- Моя тётушка устраивает для нас свадебный приём и Том считает, что она позвала столько родственников с обеих сторон, что в церкви не останется места для жениха и невесты.
За краткий срок своих полномочий мисс Бак оказалась неспособной ни на что, кроме передачи зачатков эвклидовой геометрии и арифметики, и Мадмуазель большую часть дня занимаясь всеми мелкими вопросами по хозяйству. Все, даже кухарка и мистер Уайтхед, обращались к французской гувернантке за указаниями.
Утром, она взбегала по лестнице за коробкой булавок, когда на проходе появилась Элис, вооруженная ведром и мётлами.
- Минни сказала, что нужно прибраться в большой комнате с двумя кроватями, но там так много разбросанной одежды и вещей, что я не знаю с чего начать.
- Я тебе помогу, - сказала Мадмуазель. – Австралийские школьницы, по-моему, очень неопрятны. Мне много пришлось повозиться с упаковкой их платьев.
- Мисс Ирма была из таких! – восхищенно произнесла Элис. - Да уж! Расчёски с золотыми ручками среди обуви, и броши, приколотые к панталонам. Веди себя так мисс Сара, мадам задала бы ей жару! Вот что значит быть наследницей.
Бывшая комнаты Миранды, которую раньше наполняли свет и ароматы сада из двух больших окон, стояла почти в темноте, когда они открыли двери. Ставни были закрыты, кроме одного маленького окна над всё ещё разобранной и смятой кроватью Сары.