17
- Всё она прекрасно знает, только не говорит. Кукольное лицо Бланш было разъярённо-красным под взъерошенными кудрями. – Ирме нравится иметь взрослые секреты. Всегда нравилось.
Большая голова Эдит закивала, как китайский болванчик.
- Тогда я скажу, раз она не хочет. Слушайте все! Они мертвы... мертвы. Миранда, Мэрион и мисс МакКроу. Мертвы-мертвёшеньки в гадкой старой пещере на Висячей скале, полной летучих мышей.
- Эдит Хортон! Ты глупая лгунья!
Рука Мадмуазель лихо ударила Эдит по щеке.
- Пресвятая Богородица, - взмолилась вслух француженка.
Розамунд, не принимавшая в этом всём участия, тоже молилась. Святому Валентину – единственному известному ей святому. Миранда любила святого Валентина, она верила в силу любви ко всему живому.
- Святой Валентин. Я не знаю, как правильно тебе молиться... дорогой святой Валентин сделай так, чтобы они оставили Ирму в покое и любили друг друга ради Миранды.
К доброму святому Валентину, традиционно занимавшемуся довольно легкомысленными романтическими делами, бесспорно, не часто обращались с такими срочными и невинными молитвами. И кажется справедливым отнести на его счёт такое быстрое и практичное решение: улыбающийся посланник небес в облике ирландца Тома. С разинутым ртом, победоносно крепкий и мужественный он стоял в дверях гимнастического зала. Милый, счастливый беззубый Том, только что вернувшийся от дантиста из Вуденда, был очень обрадован, несмотря на ноющую челюсть, увидеть маленьких бедняжек хоть немного оживлёнными. Почтительно улыбаясь во весь рот Мадмуазель, Том ждал подходящего случая вклиниться в оживление (с чего бы они ни было) и передать мисс Ирме сообщение от Бена Хасси.
Появление Тома вызвало секундную заминку, головы повернулись в его сторону и Ирме удалось высвободиться. Розамунд встала с колен, Эдит прижала руку к горящей щеке. Посланник передал любезный привет от мистера Хасси и что, если мисс Леопольд хочет успеть на мельбурнский экспресс ей стоит поторопиться, добавив от себя лично: «Удачи вам, мисс, от меня и всех на кухне». Вот так, просто и быстро, всё кончилось. В былой организованной манере девочки расступились, дав Ирме пройти, и Мадмуазель слегка поцеловала её в щеку.
- Твой зонтик висит в холле, ma chérie21. Au revoir22, мы ещё встретимся.
(Ах, но так никогда... больше никогда, моя голубка)
В её сторону раздавались безразличные слова прощаний, когда она шла с прежней запоминающейся грацией в сторону дверей гимнастического зала. Переполненная бесконечным состраданием к печали о неразгаданном и так никогда и не объяснённому, она обернулась, махнула ручкой в перчатке и слабо улыбнулась. Так, Ирма Леопольд покинула колледж Эпплъярд и их жизни.
Мадмуазель посмотрела на часы.
- Девочки, сегодня мы задержались.
Всегда слабоосвещённый гимнастический зал быстро темнел.
- Сразу же идите в свои комнаты и смените эти ужасные спортивные штаны на что-нибудь более милое к сегодняшнему ужину.
- Можно мне надеть розовое? – спросила Эдит.
- Ты можешь надеть всё что пожелаешь, - резко глянула на неё воспитательница.
Задержалась одна Розамунд.
- Мадмуазель, мне помочь вам прибрать в классе?
- Нет, спасибо, Розамунд. У меня разболелась голова и мне хотелось бы побыть немного одной.
Дверь в пустую комнату затворилась. Только сейчас она вспомнила, что Дора Ламли так и не привела директрису.
Непросто с достоинством выйти из согнутого положения, находясь в узком чулане с глазом у замочной скважины. Миленькое дельце! Посчитавшая разумным наконец выйти из убежища, Дора Ламли не могла поверить своим ушам.
- Вот так-так! Храбрая гадинка вылезла из норы!
На сухих губах Доры Ламли выступила капля слюны.
- Мадмуазель, это оскорбительно!
Диана, тщательно собирая ноты, бросила на младшую воспитательницу презрительный взгляд.
- Стоило догадаться! Вы ведь даже не пытались передать директрисе моё сообщение, не так ли?
- Было слишком поздно! Кто-то меня бы заметил... казалось, лучше остаться здесь и переждать.
- В шкафу? Какая мудрая гадинка!
- А почему нет? Девочки постыдно себя вели. Я ничего не могла сделать.
- Вы можете что-то сделать сейчас – помогите мне привести в порядок эту ужасную комнату. Не хочу, чтобы завтра утром слуги заметили что-то необычное.
- А что мы скажем миссис Эпплъярд?
- Ничего.
- Ничего?
- Вы меня слышали! Ничего не скажем.
- Вы меня поражаете! Их следовало бы высечь.
- Во французском языке есть слово, которое вам подходит à merveille, 23Дора Ламли. Malheureusement,24 порядочные люди его не используют.
Желтые щеки покраснели.
- Как вы смеете со мной так разговаривать? Как вы смеете! Я сама сообщу обо всём этом непотребстве миссис Эпплъярд. Этим же вечером.
Диана де Пуатье взяла с пола булаву.
- Видите это? У меня очень сильные запястья, мисс Ламли. Прежде чем покинуть эту комнату, вы дадите мне обещание, что ни слова не скажете о произошедшем днём... Или я вас очень сильно ударю. И никто не заподозрит французскую воспитательницу. Вы меня поняли?
- Вас нельзя подпускать к невинными девочками.
- Согласна. Меня воспитывали, ожидая чего-то более интересного. Alors! C'est la vie.25 Вы обещаете?
С отчаяньем глядя на закрытую дверь, Дора Ламли решила, что излишняя лихость – это слишком для её уставшей спины и слабого дыханья. Француженка лениво покачивала булавой.
- Я говорю совершенно серьёзно, мисс Ламли, хотя и не собираюсь вам объяснять причины.
- Обещаю, - выдохнула та, затрясшись и побелев, когда Мадмуазель спокойно положила булаву груду других.
- Господь милосердный! Что это за звук?
Из дальнего угла комнаты, теперь почти охваченного темнотой, раздался резкий крик. Мисс Ламли, от волнений пренеприятного дня, забыла отстегнуть кожаные ремни, которыми привязала малышку Сару к горизонтальной доске.
Можно лишь догадываться, были ли описанные события в конечном итоге доведены до сведения миссис Эпплъярд. Маловероятно, что при определённых обстоятельствах Дора Ламли нарушила обещание, данное Мадмуазель. В тот же вечер, во время ужина, на котором по своему любимому обыкновению восседала директриса, ученицы вели себя тихо и послушно, хотя и не проявляли особого аппетита. Установилась небольшая отрывочная беседа, и, насколько могла судить Диана де Пуатье, не происходило ничего необычного, кроме отсутствия из-за головной боли Сары Вейбурн и Эдит Хортон, жалующейся мисс Ламли на небольшую невралгию на правой щеке. Эдит предположила, что её продуло в гимнастическом зале.
- В гимнастическом зале часто сквозит, - согласилась Мадмуазель со своей стороны стола.
Директриса, мрачно атакующая котлету из ягнёнка на противоположном конце, вполне могла стать умелым расчленителем акул-людоедов. Однако, её ждала рыба покрупнее: котлета была не более чем символом внутреннего конфликта, касающегося двух писем – одного от мистера Леопольда и второго от отца Миранды, - по-прежнему лежавших на её столе без ответа. Но она считала необходимым, в целях поддержания боевого духа продолжать поддерживать разговор и заставила себя спросить сидевшую по правую руку Розамунд, на корабле какой компании отправится Ирма Леопольд в Англию?
- Не знаю, миссис Эпплъярд. Ирма побыла так недолго, мы почти с ней не говорили.
- Нам с сестрой она показалась немного усталой и бледной, - внезапно ожила более внятно говорящая из новозеландских сестёр.
- В самом деле? Ирма уверяла меня, что прекрасно себя чувствует.
Золотой замок на тяжелом браслете директрисы загремел по тарелке. Она вздрогнула и подумала, что французская гувернантка на другом конце стола странно на неё смотрит; отметила сверкающие на её запястье изумруды и спросили себя не слишком ли они большие для настоящих. Вид драгоценностей вновь напомнил ей о Леопольдах, владевших алмазными приисками в Бразилии. Она злобно ударила ножом по котлете и решила при необходимости просидеть всю ночь, но отправить в пятницу утром с Томом ответы на оба письма.
Сразу по окончанию ужина и благодарности господу за рисовый пудинг со сливовым вареньем, директриса поднялась из-за стола, ушла в кабинет, села за стол и взяв ручку, приступила к постылому делу. Большинство женщин, столкнувшись с такой рискованной ситуацией, связанной с тысячей сопряженных осложнений, давно бы выбрали самый простой выход. Например, можно было бы сослаться на срочное дело в Англии и с прискорбием закрыть коллеж навеки вечные. Или даже продать его, пока он остаётся действующим предприятием. Как это называют в бизнесе? «Фирма с репутацией». Она заскрипела зубами. Теперь без репутации! Про колледж уже ходили слухи, что он населён призраками и бог весть ещё какая чушь. Она могла сидеть в кабинете за закрытыми дверями большую часть дня, но у неё были глаза и уши. Только вчера кухарка весьма небрежно рассказала Минни, что в деревне «поговаривают» о странных огнях, появляющихся на территории колледжа с наступлением темноты.
В прошлом, миссис Эпплъярд и её Артур рука об руку скользили по чрезвычайно тонкому льду. Но никогда раньше они не попадали в положение, столь пропитанное личной и общественной катастрофой. Взять меч и броситься на врага средь бела дня – вопрос физической стойкости, а удушение невидимого неприятеля в темноте – требует совсем других качеств. Сейчас всё её существо жаждало решительных действий. Но каких действий? Даже Артур не смог бы разработать верного плана, пока проклятая тайна Висячей Скалы остаётся неразрешенной.
Прежде чем сесть за письма, она во второй раз за день достала из нижнего ящика бухгалтерскую книгу и внимательно её изучила. По текущим подсчётам выходило, что только девять из двадцати бывших учениц вероятно вернутся в колледж в новом семестре после Пасхи. Она ещё раз пробежала глазами список. Последней выписавшейся была Эдит Хортон, чья несносно глупая мать только сегодня написала о «других планах» для своей единственной дочери. Несколько месяцев назад эту новость приняли бы с радостью, легко взяв на место школьной дурочки кого-то другого. Без Эдит оставалось ещё девять других имён, включая Сару Вейбурн. Позади стола в шкафу стояла бутылка коньяка. Она отперла его и до половины наполнила стакан. Огненная нить напитка запустила механизм чёткой и ясной мысли. Она снова села за стол и сделала несколько заметок безличным каллиграфическим почерком, не говорившем ничего о характере и железной воле писавшей. Было почти три утра, когда она запечатала последний конверт и потащила уставшее тело наверх.
Следующий день обошелся без инцидентов. От констебля Бамфера пришла записка с почты, где он не мог сообщить ничего нового, но писал, что один человек с Рассел-стрит хочет с ней встретиться на следующей неделе, когда ей будет удобно. У него один или два вопроса относительно школьной дисциплины до дня пикника, которые по мнению некоторых родителей следует выяснить... Погода была спокойной и ясной, и мистер Уайтхед попросил долго откладываемый выходной, который провёл за чтением журнала о садоводстве, сняв ботинки. Том занялся своими обязанностями, оторвавшись от юбки Минни, а Сара Вейбурн, по особым указаниям Мадмуазель провела большую часть дня в постели. В остальном, всё шло как обычно.
Субботу по обыкновению посвящали мелким домашним делам и занятиям. Ученицы чинили одежду, писали домой (их письма строго осматривались директрисой при помощи спиртовой лампы), играли в крокет или в хорошую погоду в теннис, или бесцельно бродили по территории. Возле клумбы с георгинами Том через силу поддерживал беседу с мисс Бак, когда к входной двери подъехал экипаж мистера Хасси и освободил его. Багажа не было, - только жалко выглядевший молодой человек его возраста, с таким же жалко выглядевшим чемоданчиком, который попросил извозчика отъехать от окон и подождать. По его невзрачному виду Том сразу распознал в нём заносчивого братца мисс Ламли. Это был первый визит Рэджа Ламли к сестре за несколько месяцев. Почему, святые небеса, он решил сделать это именно сегодня? – думала директриса, глядя как он натягивает перчатки и отряхивает потёртое пальто, готовясь позвонить в дверь.
Миссис Эпплъярд, тайно гордившаяся своим умением отделаться от нежелательного посетителя за три минуты (при необходимости со всей обходительностью) – с первого рукопожатия распознала в Рэдже прилипчивого и упёртого гостя. Коротко говоря, такого же дурака и зануду, как и его сестра Дора. Однако, он уже здесь, или точнее его не очень чистая визитная карточка с рабочим адресом в посёлке Варрагул.
- Вы можете впустить мистера Ламли, Элис, и скажите ему что я очень занята.
Неприятно влажный, напыщенный и глуповатый Рэдж Ламли работал клерком в кампании «Джиппсленд» и имел «взгляды и мнения» по любому вопросу на свете, от женского образования до некомпетентности местной пожарной команды. Что на этот раз? - думала директриса, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Что вообще могло его привести из Варрагула без предупреждения?
- Доброе утро, мистер Ламли. Жаль, что вы не предупредили о своём приезде. Сегодня я очень занята и ваша сестра тоже. Вы можете положить шляпу на этот стул, если она вам мешает, и зонт тоже.
Рэдж, пролежавший без сна полночи, представляя, как он выставляет свой ультиматум с возвышающейся позиции власти, неохотно уселся на стул с зонтиком между колен.
- Я не собирался приезжать к вам сегодня, Мэм, пока вчера вечером не получил телеграмму от своей сестры Доры. Она меня очень расстроила.
- В самом деле? Могу я спросить, почему?
- Потому что она подтвердила моё мнение о том, что колледж Эпплъярд больше не подходит моей сестре для работы.
- Меня не интересует чисто личное мнение. У вас есть причины для такого необычного заявления?
- Да, есть. Целый ряд причин. По сути, - он пошарил руками в своих лоснящихся карманах, - у меня есть письмо, на случай если вы не в курсе. Мне прочесть?
- Спасибо, не стоит.
Она посмотрела на часы за его плечом.
- Скажите мне, что собирались сказать, как можно короче.
- Ну, во-первых, эти все истории о колледже в газетах. На мой взгляд, их слишком много с того...эм... несчастного случая на Висячей скале.
- Не припоминаю, чтобы вашу сестру когда-либо упоминали в прессе...? – с едкой миной заметила директриса.
- Что ж, возможно, не сестру... но вы знаете слухи. Сейчас ни одну газету не откроешь, чтобы не прочесть об этом деле. Я считаю, неправильно, что такая уважаемая молодая женщина как Дора хоть как-то связана с этим преступлением и всем прочим.
(Если бы молодое сердце Ламли можно было бы выставить на показ как поэту, на нём было бы выгравировано слово «Благоприличие». По мнению Рэджа, заметки в прессе не были благоприличными, если вы только не кто-то ужасно важный, как лорд Китченер).
- Поосторожнее в выражениях, мистер Ламли. Не преступление. Загадка, если хотите. Совсем разные вещи.
- Хорошо, загадка. И мне это не нравится, миссис Эпплъярд. И моей сестре тоже.
- Мои поверенные уверяют, что в ближайшее время найдётся решение, независимо от того, что вы и ваши друзья в Варрагуле об этом думаете. Это всё что вы хотели мне сказать?
- Дора сказала, что хочет прекратить у вас работать, с сегодняшнего дня – субботы, 21-го марта. И снаружи у меня стоит экипаж, чтобы её забрать. Будьте столь любезны, скажите, что её брат здесь, и что она может собираться. За тяжелым багажом мы пришлём позже.
В тот момент, как молодой человек позже отмечал сестре в поезде, он заметил, что по шее миссис Эпплъярд под сетчатым воротником поползли странные пятна. Её глаза, в которые он каким-то образом никогда не смотрел раньше, округлились как мраморные шарики и казалось вылезут из орбит. В следующую минуту старушка слетела с катушек. «Пффф, Дора, ты бы это слышала! К счастью, я полностью контролировал ситуацию и не пытался с ней спорить». Беспристрастный свидетель заметил бы, что и сам посетитель приобрёл оттенок восковой зелени и заметно дрожал.
- Ваша сестра дурочка с розовыми глазками, мистер Ламли. Я собиралась рассчитать её до Пасхи и без вашего вмешательства. К счастью, вы избавили меня от издержек. Вы, конечно, понимаете, что своим странным поведением и за подобное нарушение договора лишаете её зарплаты?