12
Было решено, что доктор МакКензи присмотрит за пациенткой вместе с Майклом Фитцхьюбертом, чья медсестра, будет при необходимости всегда доступна.
- Но она не понадобится, - улыбнулся доктор МакКензи, - зная вашу миссис Катлер, полковник. Она отлично с этим справится. Радуйтесь этому. Отдых. Это главное. И, по возможности, когда девочка придёт в сознание, не тревожьте её.
В сумерках, доктор Кулинг уезжал весьма довольным.
- Всё хорошо, что хорошо кончается, доктор. Спасибо за помощь. Дело легко могло принять более серьёзный оборот. Думаю, скоро мы прочтем обо всём в газетах.
Однако, доктор МакКензи был не столь самонадеян. Он вернулся в спальню и стоял там, задумчиво глядя на бледное, в форме сердца лицо на подушке. Трудно предугадать, особенно у юных и хрупких, как поведёт себя сложный механизм мозга, столкнувшись с эмоциональным потрясением. Чутьё подсказывало ему, что она должно быть сильно страдала, если не телесно, то духовно, независимо оттого что произошло или не произошло на Висячей скале. Он начинал подозревать, что это не обычный случай. Но насколько он необычен, ещё не знал.
Для Майка лишенные времени дни неуловимо таяли в таких же безвременных ночах. Спал он или бодрствовал, - не имело значения в туманных серых краях, где он нескончаемо искал какую-то неизвестную безымянную вещь. Стоило ему приблизиться, как она неизменно исчезала. Порой он просыпался, казалось уже коснувшись её, но она проносилась мимо и ему оставалось лишь цепляться руками за покрывало. Жгучая боль в ноге уходила и возвращалась, постепенно ослабевая, когда в его голове прояснялось. Иногда он чувствовал запах дезинфицирующего средства, иногда – одурманивающий запах цветов из сада. Когда он открывал глаза, в комнате всегда кто-то присутствовал: обычно это была незнакомая девушка, одетая, казалось, в белую бумагу, хрустящую при движениях. На третий или четвёртый день, он наконец забылся глубоким спокойным сном. Когда он проснулся в комнате было темно, за исключением слабого света, исходившего от белого лебедя, сидящего на медных перилах изножья его кровати. Майкл и лебедь без удивления смотрели друг на друга, пока прекрасная птица медленно не расправила крылья и не улетела в открытое окно. Он снова заснул и проснулся от солнечных лучей и запаха анютиных глазок. Рядом с кроватью стоял пожилой мужчина с бородкой.
- Доктор, - произнёс Майкл, наконец узнавая свой голос, - что со мной?
- Вы неудачно упали и повредили лодыжку, и кое-где ушиблись. Сегодня уже намного лучше.
- Как долго я болел?
- Дайте подумать. Где-то пять или шесть дней с того времени, как вас привезли сюда с Висячей скалы.
- Висячей скалы? Что я делал на Висячей скале?
- Поговорим об этом позже, - ответил доктор МакКензи, - Волноваться не о чем, мой мальчик. Волнения ещё никогда не приносили больному пользы. А теперь давайте посмотрим на вашу лодыжку.
Пока Майклу перевязывали ногу, он спросил:
- Я упал с арабского пони? – и снова заснул.
На следующее утро, когда медсестра принесла завтрак, пациент сидел и громко требовал Альберта.
- О! Вы быстро поправляетесь! А сейчас выпейте чаю, пока он вкусный и горячий.
- Я хочу видеть Альберта Кранделла.
- А, вы про кучера? Он ходит справляться о вашем здоровье каждое утро. Такая преданность!
- В какой время он обычно приходит?
- Вскоре после завтрака. Но вам ещё не разрешено принимать посетителей, мистер Фитцхьюберт. Это указание доктора МакКензи.
- Меня не волнуют его указания. Я настаиваю на том, чтобы позвали за Альбертом, или если вы этого не сделаете, я сам прекрасно встану с постели и схожу в конюшню.
- Так, так, - произнесла медсестра с профессиональной улыбкой, превратившей её в ожившую рекламу зубной пасты. – Не вздумайте это сделать, иначе я получу выговор.
Что-то в необычно блестящих глазах очень красивого юноши заставило её добавить: - Позавтракайте, а я пока приведу вашего дядю.
Вызванный к постели полковник Фитцхьюберт, осторожно вошел в спальню со скорбным лицом подобающим комнате больного, и очень обрадовался, увидев пациента сидящим и с румянцем на лице.
- Великолепно! Сам на себя похож! Правда, сестра? Итак, я слышал ты требуешь посетителей?
- Не посетителей, только Альберта. Я хочу видеть Альберта.
Его голова вновь упала на подушки.
- Переутомление на лицо, - произнесла медсестра. – Если пациент поговорит с этим кучером, его температура совершенно точно поднимется, и я получу нагоняй от доктора МакКензи.
«Эта девушка не только дурнушка, но ещё и упёртая как ослица», - решил про себя полковник, сознавая, что некоторые вещи лежат вне его понимания. – Майк, не волнуйся, я скажу Кранделлу чтобы он зашел к тебе через 10 минут. Если возникнут неприятности, сестра, я возьму вину на себя.
Наконец, Альберт оказался перед ним, - пахнущий сигаретами «Кепстен» и свежим сеном. Он устраивался рядом на стуле, как на норовистом жеребёнке, готовом вот-вот взбрыкнуться и сбросить его. Раньше он никогда не ходил к больному с официальным визитом и не мог придумать как начать разговор с человеком, спрятанным от подбородка и ниже за плотно сложенной простынёй.
- Эта твоя чёртова медсестра... Сразу бросилась наутёк, как только меня увидела.
Хорошее начало. Майк даже слегка улыбнулся. Их объединяла дружба.
- Повезло тебе.
- Не против, если я закурю?
- Конечно. Они не позволят тебе остаться надолго.
Между ними установилась давняя уютная тишина, словно кошка, улёгшаяся возле очага.
- Слушай, - сказал Майк, - мне нужно у тебя многое узнать. До прошлой ночи у меня в голове всё так путалось, что я не мог ясно мыслить. Тётушка заходила сюда и разговаривала с медсестрой, - думаю, они предполагали, что я спал. И вдруг всё начало становиться на свои места. Кажется, я возвращался к Висячей скале один и никому об этом не сказал, кроме тебя. Это правда?
- Да. Ты искал тех девчонок... Спокойно, Майк. Ты ещё не очень хорошо выглядишь.
- Я нашел одну из них, да?
- Да, - снова повторил Альберт. – Нашел и она теперь здесь - в доме садовника, жива-здорова.
- Которая из них? – спросил Майкл так тихо, что Альберт едва услышал.
Прекрасное лицо – очаровательное даже на носилках во время спуска со Скалы, не шло у него из головы.
- Ирма Леопольд. Чёрненькая малышка с кудрями.
В комнате было так тихо, что Альберт слышал тяжелое дыхание Майка, когда тот лежал, отвернув голову к стене.
- Так что волноваться не о чем, - произнёс Альберт. – Только выздоравливай побыстрей... Чёрт подери! Он отключился! Где эта треклятая медсестра...?
Их 10 минут истекли, и она оказалась у постели, проделывая что-то с бутылкой и ложкой. Альберт проскользнул мимо неё через стеклянные двери и с тяжелым сердцем пошел в конюшню.
Тело на скале – пропавшая наследница найдена.
И снова «Загадка колледжа» оказалась на первых страницах газет, приукрашенная самыми дикими фантазиями общественного и частного характера. Спасенная девушка всё ещё лежала без сознания в «Лейк Вью», а достопочтенный мистер Фитцхьюберт чувствовал себя недостаточно хорошо, чтобы отвечать на вопросы. Это подбросило дров в пламя сразу же появившихся сплетен и ужасающих историй. Поиски полиции вероятного и маловероятного местонахождения пропавших возобновились с участием новоприбывшего человека из Мельбурна, собаки и туземца, которых вернули назад со слабой надеждой найти ключ к судьбе трёх остальных потерпевших. Обыскивали канавы, полые брёвна, трубы под насыпями, водяные ямы и заброшенный свинарник, где прошлым воскресеньем кто-то видел мелькающий свет. Перепуганный школьник клялся, что видел тело на дне старой шахты в Чёрном лесу, которое впоследствии оказалось тушей разложившейся коровы. И всё в том же духе. Констебль Бамфер по-прежнему добросовестно потеющий над блокнотами с неразрешимыми вопросами, почти обрадовался бы новому преступлению.
Новость о спасении Ирмы в колледже Эпплъярд кратко и официально представила директриса, сразу после богослужения в следующее утро понедельника: тщательно спланированной процедуры, дающей целый час на обдумывание перед утренними занятиями. После мгновения ошеломлённой тишины, новость восприняли порывами истерической радости, слёз и пылкими почти бессловесными объятиями. На лестнице, где толпиться строго воспрещалось, Мадмуазель натолкнулась на застывших в слёзных объятиях Бланш и Розамунд:
- Alors, mes enfants, 11 не стоит плакать, - сказала она и почувствовала, как долго сдерживаемые слёзы подступают к глазам.
Кухарка и Минни радовались в кухне за бокалом крепкого пива, в то время как по другую сторону оббитой сукном двери, Дора Ламли сжимала у себя на шее дешевое кружево, словно её тоже спасли со Скалы. Том и мистер Уайтхед, поначалу ликующие в садовом домике, вскоре перешли на обсуждение убийств в общем и закончили Джеком потрошителем, после чего садовник мрачно сказал, что ему пора возвращаться к лужайке. К полудню неминуемое влияние радостного облегчения стало всеобщим. Дневные занятия превратились в постоянное перешептывание и разговоры. Однако, в учительской тему спасения Ирмы почти не застрагивали. Будто по общему согласию, тонкая завеса притворства скрывала неприглядную реальность, оставаясь нетронутой. И только директриса, за закрытыми дверями своего кабинета, позволила себе хладнокровное наблюдение за этим новым поворотом дела. Спасение лишь одного человека из четырёх пропавших, значительно ухудшило положение колледжа.
Сильные люди, обличённые властью, обычно борются с проблемами вызванными фактами. А факты, какими бы возмутительными они не были, решаемы при помощи других фактов. Общее настроение же и атмосфера, называемые в прессе «обстановкой», были куда более гнетущими. «Обстановку» нельзя классифицировать и затем найти в картотеке нужное решение. Атмосфера может появиться за одну ночь из ничего или из всего, везде, где люди находятся в неестественных условиях: в Версальском дворце, тюрьме Пентридж или в отборном Колледже для юных леди, где миазмы скрытых страхов усиливаются и сгущаются с каждым часом.
Проснувшись на следующее утро от тяжелого сна, директриса почувствовала их давление на уже тяжелую от стальных бигуди голову. В тянущиеся часы между полуночью и рассветом она, не без определённых опасений, решила изменить политику колледжа: позволить лёгкое попустительство в дисциплине и внести разнообразие в повседневную жизнь. С этой целью, комнату отдыха для девочек поспешно перекрасили в жуткий клубнично-розовый оттенок, а рояль перенесли в длинную гостиную. Преподобного Лоренса с женой пригласили выбраться на один вечер из Викариата в Вуденде, чтобы показать слайды Святой Земли в гостиной, куда мистер Уайтхед подобрал лучшие гортензии, и где горничные в высоких колпаках и фартуках с оборками подавали кофе, сандвичи и фруктовый салат. Вырисовывалась прекрасная картина фешенебельной школы-интерната на пике финансового благосостояния и воспитательного благополучия. И всё же, маленькая миссис Лоуренс уехала домой с головной болью и необъяснимо подавленная. Напрасно старшеклассниц с гувернанткой отправляли поездом до Бендиго посмотреть утренний спектакль «Микадо». Они вернулись оттуда ещё более удручёнными: люди в зале не сводили с них глаз и перешептывались, когда те занимали места в переднем ряду. Они чувствовали себя частью спектакля – актёрским составом «Загадки колледжа», - и с облегчением взбирались в экипаж, везущий их назад.
Осознав тактическую ошибку, директриса решилась на более жесткие меры: крепкая узда для всегда болтливого персонала и усиление правила запрещающего секретничанья учениц без наблюдения воспитательницы. Отныне ежедневные прогулки девочек в летней форме и уродливых соломенных шляпках проходили по парам вдоль дороги Бендиго в предписанном и неохотном молчании каторжан.
Приближалась Пасха, а с ней и конец семестра. Уже отходили летние цветы, и как-то утром на ивах, окаймлявших ручей за колледжем, появились желтые пятнышки. Но сад не нёс никаких осенних радостей директрисе, для которой лужайка и клумбы были лишь символами престижа. Главное - опрятность; и бесконечное множество эффектных цветов, для восхищения проезжающих за каменной стеной по высокой дороге. Слетающие с небольшого дерева у окна кабинета листья, без надобности напоминали о времени. Почти месяц прошел со дня пикника. Недавно миссис Эпплъярд провела несколько дней в Мельбурне, по большей части в полицейском участке на Рассел-стрит. Здесь, первым, что бросалось в глаза, - это заметка на доске объявлений: «ПРОПАЛИ. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО МЕРТВЫ» над подробным описанием и тремя крайне плохими фотографиями Миранды, Мэрион и Греты МакКроу. Слово «МЕРТВЫ» бесстыдно выпрыгивало с печатной страницы. Да, возможно, но маловероятно - говорил старший детектив, с которым она провела два часа в запертой душной комнате, - что девочек похитили, куда-то заманили, ограбили или ещё что похуже...
- Что? – спрашивала директриса, сжавшись и вспотев от страха и невыносимой жары в комнате, - что, позвольте спросить, может быть хуже, чем это?
Оказалось, что их ещё можно найти в сиднейском борделе: такое время от времени случается в Сиднее, когда девушки из приличных семей исчезают без следа. Но редко в Мельбурне.
Миссис Эпплъярд вздрогнула.
- Они исключительно образованные и воспитанные девушки, и никогда не позволят себе фамильярностей с незнакомцами.
- Что ж, - любезно сказал детектив, - большинство девушек будет против изнасилования пьяным моряком, если вы об этом подумали.
- Я ни о чём не подумала. Мне ничего о таких вещах неизвестно.
Детектив барабанил пожелтевшими от табака пальцами по крышке стола. Эти благопристойные дамы – сущий ад. Он готов был поклясться, что у них на уме полно грязных мыслей; а вслух мягко произнёс:
- Понимаю. Тем более вряд ли всё случилось именно так. Однако, нам, полицейским, нужно рассматривать все возможные варианты в подобной ситуации, когда со дня происшествия так и не появилось ни одной зацепки. Это произошло 14 февраля, насколько я припоминаю, не глядя в бумаги.
- Да. В День святого Валентина.
На мгновение он подумал, не спятила ли она. Её лицо покрывали неприятные красные пятна. Он не хотел, чтобы она упала перед ним в обморок, и поднявшись, объявил о конце бесплодной беседы. Для миссис Эпплъярд, нетвёрдо шагнувшей в слепящий жар улицы, беседа закончилась, но кошмар продолжался, и его не могли изгнать ни снотворное, ни стаканчик или два бренди, выпитых в городском отеле.
По возвращению в колледж директрису ждал целый ворох накопившихся неприятных событий. Во время её отсутствия, один из отцов под каким-то разумным предлогом захотел немедленно забрать из колледжа свою дочь. Без поддержи Греты МакКроу, которая в затруднительные времена становилась неожиданно проницательной и даже практичной, Мадмуазель уступила, и мисс Ламли попросили устроить упаковку и пересылку вещей Мюриэль в Мельбурн. Хуже того, как только миссис Эпплъярд сняла в передней шляпу, учительница французского заявила об уходе с должности: «по причине приближающегося брака с месье Луи Монпелье, вскоре после Пасхи». Директриса всё понимала, однако мадмуазель де Пуатье представляла важный социальный актив штата и найти ей замену представляло нелёгкую задачу. На должность мисс МакКроу уже взяли весёлую юную выпускницу, с выдающимися зубами и злосчастной фамилией Бак12, которая сразу же всем не понравилась. Грета МакКроу, несмотря на все свои абстрактные сетования, никогда не нападала на отдельного провинившегося.
Этим вечером на столе миссис Эпплъярд громоздилась куча корреспонденции, которую, как бы она не устала, нужно было прочесть, прежде чем лечь в постель. Слава богу, ничего со штемпелем из Квинсленда! Первой шла просьба от матери из Южной Австралии, немедленно посадить её дочь на поезд до Аделаиды «по срочным семейным обстоятельствам». Родные девочки были состоятельными, уважаемыми людьми. Какую нелепую чушь они услышали, самодовольно сидя в своём загородном поместье? Семейные обстоятельства! Ха! Она вытащила из буфета бутылку бренди и просмотрела ещё да письма прежде чем заметила на дне стопки телеграмму от мистера Леопольда. Отправлена несколько дней назад из какого-то богом забытого места в Бенгалии; её категоричная формулировка совершенно не походила на обычный изысканный стиль Леопольда. НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕ ВОЗВРАЩАТЬ МОЮ ДОЧЬ В КОЛЛЕДЖ ЭППЛЪЯРД. ПИСЬМО СЛЕДУЕТ. От мысли, что она вот так теряет свою самую богатую и всеми любимую ученицу, ей стало нехорошо и её едва не стошнило. Последствия этого нового несчастья были опасными и нескончаемыми. Всего несколько недель назад директриса говорила жене епископа: