Глава 24.Первое Воспоминание.
Райан же, стоял отрезанным от яростно спорящих ребят. Он понимал, что ссора произошла из-за него. Что он посеял сомнения в каждом: Майе, об соперничество с Питером; Ему же, об плохом влияние Августа. А самое главное - Настроил Летти против Эдмунда. Они были в плохих отношениях, но теперь они стали ненавидеть друг друга после всего сказанного. Парень с легкой, полной лицемерии улыбкой наблюдал за этой шумихой. Будто питая всю энергию, злость, обиду, страх, что исходило от каждого, наполняясь новой энергией.
Когда Летти рванула в лес, он понял - его час настал. Он рванул за ней, надев маску сочувствия и поддержки, словно «понимал» её.
Он знал, что наконец, время пришло сделать это. То, чего он так долго жаждал.
От лица Летти:
Я услышала позади себя спокойный голос, мой темп сбавился. Я, вытерев мокрое лицо от слез, оглянулась.
— Летти! Фух! Еле тебя догнал, — запыхался Райан. — Ну... Ты как? — Он пытался показать что «переживает», но меня всё еще разрывала ярость в груди.
— Тебе-то что?! — выкрикнула я. В голове всё еще гудели слова Эдмунда, от которых я не могла отойти. Но в голосе звучала трещина, признак того, что броня начинает потихоньку рушиться.
Райан лишь покачал головой, его взгляд был полон фальшивого сочувствия.
— Мне не все равно, Летти. Я вижу, как тебе больно. и знаешь, я верю, что даже из самой глубокой тьмы можно найти выход, если просто начать говорить.
Я была так опустошена, так наполнена злостью и ощущением абсолютного одиночества, что даже сомнительная компания Райана казалась лучше, чем давящая тишина леса.
Мы шли по лесу. Ночь окутала плотным покрывалом, сквозь редкие просветы в кронах деревьев пробивались тусклые звезды. Под ногами хрустели сухие листья и мелкие ветки, создавая единственный звук нарушающий тишину. Холодный воздух пробирал до костей, но внутри меня горел пожар.
— Они... они все против меня, — голос был низким, почти шепотом, но полным горечи. Я шла впереди, словно прокладывая себе путь сквозь невидимые стены, которые же сама возвела.
— Эдмунд... он всегда такой.Думает, что знает все лучше всех.А Питер... Сьюзен... да все они! думают, что я просто капризная, несговорчивая. Но я... я просто устала — Я сделала глубокий, дрожащий вдох. — Устала от того, что всегда одна.
Райан шел чуть позади, его шаги были удивительно легкими. Он слушал, не перебивая, лишь иногда издавая понимающий вздох. Его глаза, скрытые в полумраке, начинали поблескивать необычным,хищным светом, когда он чувствовал, как вибрации боли и гнева исходят от меня.
— Понимаю, Летти. Это ужасно — чувствовать себя одинокой, когда вокруг столько людей, — его голос был ровным, почти гипнотическим. — И иногда, чтобы справиться с этим, нужно обратиться к началу. К тому, что сделало нас такими. Помнишь свое самое первое воспоминание из детства? То, что навсегда врезалось в память? Возможно, там есть что-то хорошее, что может дать тебе сил.
Речь Райана звучала так убедительно, так... спасительно.
Я остановилась,плечи опустились. Слова Райана, словно ключ, повернули заржавевший замок в моей душе. Самое первое воспоминание. Не хорошее. Но самое яркое. И от него невозможно было сбежать.
— Хорошее... — хрипло выдохнула. — Там было хорошее.Сначала. — На мгновение я замолкла, думая стоит ли раскрывать свою первую травму. — Это был солнечный день, — начала я, и голос стал отдаленным, словно видела ту картину прямо перед собой.
...
Солнечный свет заливал их лондонский дом, и пятилетняя Летти, со своим пушистым щенком Принцем, ощущала себя на вершине мира.Так как отец запрещал общаться ей с ее братом и сестрой, её единственным и самым верным другом - стал пес.Отец, Роберт Грей, известный и невероятно суровый юрист, уехал с младшим братом Августом на важное мероприятие. Август, всего на год младше Летти, должен был исполнять песню на скрипке - отцу, как всегда, требовались лишь идеальные выступления и безоговорочное подчинение.
В порыве детской непосредственности и игривого баловства, Летти с Принцем оказались в кабинете отца. Это было запретное место, святая святых, наполненное тяжелым запахом кожи и чернил, забитое стопками важных документов, которые для Роберта были дороже золота. Летти, смеясь, бросала мячик щенку, и Принц, виляя хвостом, носился между столами. В один миг, мячик отскочил от стены, задев стопку документов на краю стола. Белоснежные листы с важными черными строчками разлетелись по полу, смешались, сбились в кучу. Сердце Летти екнуло. Холодный укол страха пронзил ее детскую грудь, когда она увидела чернильные кляксы на некоторых листах, разорванные уголки. Паника сковала ее. Дрожащими ручками она пыталась собрать их, рассортировать, но лишь еще больше путала. Грохот привлек внимание Майи, которая словно призрак появилась в дверях. Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела младшую сестру посреди этого хаоса.
Летти, на грани слез, бросилась к Майе. - Пожалуйста, Майя! Не рассказывай папе! Я клянусь, я больше никогда не буду, пожалуйста! - Ее голос дрожал.
Майя, видя отчаяние сестры, кивнула, и они скрепили обещание священной клятвой на мизинчиках. Летти почувствовала облегчение, наивно веря в нерушимость детских клятв.
Вечером Роберт Грей вернулся, и сначала не заметил ничего необычного. Но на следующий день, день суда, день, когда Роберт должен был одержать свой очередной триумф, - он проиграл. Пара "несчастных" документов с ключевыми доказательствами были либо испорчены, либо отсутствовали. Авторитет, который для него был важнее всего, пошатнулся.
Роберт вернулся домой, и его ярость была нечеловеческой. Лицо налилось кровью, глаза метали молнии. Он не привык проигрывать. Для него работа и безупречная репутация были смыслом жизни. Войдя в дом, он обрушил свой гнев на все, что попадалось под руку. Мебель летела, разбиваясь в щепки, посуда со звоном крошилась о стены.
В самом центре этого хаоса стояли Майя и Август, онемевшие от страха. Роберт, словно хищник, схватил Майю за шкирку, затем перевел взгляд на Августа.
— Кто посмел войти в мой кабинет?! — его голос был ледяным, пропитанным яростью.
Майя и Август молчали, их глаза были полны беспомощности. Летти в это время еще гуляла со своим верным Принцем, блаженно не подозревая о надвигающейся катастрофе.
Роберт продолжал давить, его хватка на волосах Августа стала болезненной. Мальчик вздрогнул, и Роберт, готовый выпороть сына, поднял руку. В этот момент Майя, не выдержав вида страдающего брата и страха за себя, сломалась. Из ее груди вырвался надрывный всхлип, и, заливаясь слезами, она выдала Летти:
— Это Летти! Она вчера зашла с псом в кабинет и разгромила документы! — Слова, вылетевшие из ее уст, раскололи не только хрупкий мир Летти, но и их детскую клятву.
Минут через тридцать домой вошла Летти, счастливая и беззаботная, с Принцем на поводке. Она увидела картину хаоса: разгромленный дом, отец, чье лицо все еще было багровым от гнева, сжатые кулаки и кнут в руке, который выглядел как живой змей. Перед ним стояла Майя, ее глаза были красными и опухшими от слез, она все еще шмыгала от страха. Август прижался к матери, которая тоже недавно пришла домой и стояла рядом с мужем, крепко держа его за рукав в отчаянной попытке удержать его гнев.
Первые слова отца утонули в звонкой пощечине, которая хлестнула по лицу Летти, отбросив ее назад. Роберт не дал ей опомниться. Он без церемоний, не слушая надрывных криков и мольб жены остановиться, схватил Летти за маленькую руку, его пальцы сжали ее тонкое запястье, как стальные клещи. Он потащил ее в детскую. Мать пыталась остановить его, хваталась за его одежду, но он оттолкнул ее с такой силой, что она упала, чувствуя боль, едва ли не меньшую, чем ее дочь. Дверь детской с зловещим щелчком заперлась.
За запертой дверью начался кошмар. Звонкие удары кнута эхом разносились по дому, заглушая пронзительные крики Летти. Кнут хлестал по ее маленькой спине, ногам, рукам, даже по шее. Каждый удар отзывался невыносимой болью, а крики ребенка разрывали сердце матери, которая билась в дверь, отчаянно царапая ее ногтями, умоляя мужа прекратить. Ее собственные слезы текли по щекам, смешиваясь со звуками боли ее дочери.
Когда все стихло, Роберт отпер дверь. Мать бросилась внутрь, увидев свою дочь - маленькое, обмякшее тельце, лежащее на полу, с ранами, откуда сочилась кровь. Она прижала Летти к себе, ее слезы смешивались с кровью ребенка. Роберт, не оглянувшись, ушел, оставив жену с искалеченным ребенком.
Вечером, измученная и подавленная, Летти сидела в своей комнате. Кожа ее горела от ран, но боль в сердце была острее. Вдруг дверь открылась, и вошел отец, в уличной одежде. Его взгляд был таким же строгим, ледяным и пронзительным. Летти, со страхом и жгучей обидой, смотрела на него. Он кротко, но властно приказал ей накинуть пальто и идти за ним. На ней была лишь тонкая ночнушка, поверх которой она накинула старое, слишком большое для нее пальто. На улице была ранняя зима, и холод пробирал до костей.
Они вышли во двор, направляясь к будке Принца. Роберт остановился у будки, его взгляд был холоден, как лед.
— Здесь твое место, — сказал он, не глядя на дочь, — а не в доме.
Летти почувствовала, что что-то не так. Почему Принц не виляет хвостом? Почему не бежит к ней? Она подошла ближе. Отец, не оборачиваясь, уже шел к двери дома. Летти сделала еще несколько шагов, и мир рухнул. Принц лежал неподвижно, его глаза были открыты, но безжизненны, стеклянны. Он убил его.
Пронзительный крик ужаса и горя вырвался из груди Летти. Она отскочила, словно от удара током, и слезы хлынули потоком. Она повернулась к отцу, который стоял у двери, его фигура была силуэтом на фоне тусклого света из дома.
— Ты будешь спать рядом с ним,животное. — безжалостно произнес он, и зловещий щелчок ключа запер дверь.
Летти билась в дверь, ломилась, крича его имя, плача навзрыд. Но ответа не было. Только ледяная тишина. Она скорчилась на корточках у входной двери, дрожа от холода, прижимая руки к ногам, пытаясь хоть как-то согреться. Ее взгляд был украдкой устремлен на мертвое тело ее единственного друга, и слезы текли еще сильнее. Она провела так около двух с половиной-трех часов, время тянулось мучительно медленно. Холод пробирал до костей, но внутренний ужас был куда страшнее. Она чувствовала себя абсолютно брошенной, ненужной, преданной всеми.
— Я сидела там... часами, — закончила я, голос был лишь шепотом. — Рядом с мертвым Принцем. Я чувствовала, как его шерсть остывает. Я была одна. Абсолютно одна. И я поняла, что никому... никому на меня не плевать.
Я наконец обернулась. И мир, который только что рассыпался в воспоминаниях, рухнул вновь, но уже в реальности.
Передо мной стоял не Райан. То, что было перед ней, было исполинским, отвратительным существом, сотканным из теней и кошмаров.
Его клыкастая пасть была раскрыта, а глаза горели алчным, ненасытным голодом. Оно было воплощением всех тех эмоций, что я только что излила. И это существо собиралось сожрать меня.