Связь с Желанным | 18+ | ✔️ [Связь Мафии #4]

— Габриэла.

Я покинула кабинет Лоренцо после того, как снова наговорила глупости и все испортила. Поддержка Тизиэны, которая с семьей прилетела на похороны Карлотты Романо, помогла мне действовать, но самостоятельно я совершенно не имела понятия, что мне стоит делать и говорить. Слова про девушек Лоренцо вырвались сами неосознанно.

Направляясь прямо по коридору, чтобы вернуться в столовую, где собрались все гости, я столкнулась с Флавио Беллуччи. Он тоже прилетел из Таормины, чтобы быть здесь.

— Ты незаметно ушла, и тебя не было несколько минут, я забеспокоился, — улыбнувшись, сказал он.

Я улыбнулась в ответ, слегка смущенная. Такое обычно нравится парням.

— Мне нужно было выйти, — сказала я, расплывшись в улыбке.

— Куда? — удивленно спросил Флавио.

— В уборную, тебе не стоило беспокоиться, — откашлявшись, тихо сказала я.

— Когда такая очаровательная девушка, как ты, ходит одна, разве можно не беспокоиться о твоей безопасности?

Флавио хотел было снова что-то сказать, но ему помешала резко взявшаяся из ниоткуда Тизиэна. Ее темно-каштановые волосы были заплетены в небрежный пучок, который стал еще более причудливым, словно, пока она бежала и запыхалась, он тоже пострадал.

— Твой отец ищет тебя, Флавио, — пытаясь отдышаться, сказала она. Взглянув на меня, ее глаза опасно сверкнули.

Флавио непонимающе оглядел Тизиэну, но молча удалился оставив нас одних посреди коридора.

— Что случилось? — спросила я, подойдя ближе к Тизиэне.

— Это ты мне расскажи, — ее губы растянулись в ухмылке. — О чем ты шушукаешься с Флавио Беллуччи среди пустого коридора.

Мой взгляд резко опустился в пол, словно меня застали за чем-то непотребным.

— Ты подслушивала?

— Я шучу, — она толкнула меня в плечо. — Однако тебе не кажется, что Флавио запал на тебя?

Это предположение заставило меня удивиться еще больше.

— Флавио просто милый парень, и он добрый, — начала я, но Тизиэна перебила меня.

— На меня он смотрит с признанием и никогда не улыбался, если того не требует ситуация, так что не думаю, что ты права, а вот он точно заинтересован в тебе.

В ответ я пожала плечами, потому что не желала думать об этом, и прошла мимо нее. Как бы там ни было, Флавио не тот мужчина, которого мне бы хотелось видеть в роли своего мужа, хоть он и был замечательным. Однако для меня в нем чего-то недоставало, и дело было вовсе не в статусе.

— Недавно я ездила с папой и братом в Таормину, и там всем известно, что Флавио Беллуччи часто упоминает о тебе в положительном ключе, — Тизиэна шла за мной и продолжала посмеиваясь говорить о Флавио. — Он на два года старше тебя, будущий Младший Босс Таормины и, как ты сама сказала, добрый парень по отношению к тебе. Тебе он подходит идеально.

— А Лоренцо? — резко остановившись, спросила я.

Тизиэна погрузилась в размышления, ее взгляд блуждал по коридору.

— Он более подходящий вариант лично по моему мнению, тем не менее, чтобы заполучить его, нужно жопу рвать, — выругалась она.

— Тизиэна, — предупредила я.

— Правда, я и сама не знаю, что тебе нужно сделать, чтобы он позволил тебе схватить его за яйца, — она взмахнула рукой и крепко сжала ладонь в кулак.

Я молча развернулась и пошла в столовую, пока Тизиэна поспевала за мной. Того, что сказала она, мне не хотелось, и все же получить внимание Лоренцо было моей мечтой, ставшей целью. Теперь цель должна стать планом, но действовать по нему будет сложно, когда вокруг летает столько неопределенностей.

— Лоренцо.

Прошло пару дней с похорон. Жизнь шла своим чередом, а на душе все еще было тяжело. Даже пару походов в клуб с девушками не помогли расслабиться и забыться в полной мере. Я завалил себя работой, и это отвлекало только на время.

Был практически вечер, когда я покинул кабинет Алессандро Барбаросса, где мы вместе с ним и Витторио работали. Спускаясь вниз, мне по несчастью встретилась Габриэла. Она медленно спускалась по большой лестнице, одетая в купальник и пачку. Ее пуанты стучали по полу, а розовые ленты скользили за ней. Одновременно с этим, подняв руки, она пыталась завязать светлые волосы в хвост.

Через пару ступенек мы оказались с ней на одном уровне. Мои ноги взяли ее медленный темп и шли рядом с ней. Заметив меня рядом, Габриэла несильно повернула голову в мою сторону, продолжая пытаться завязать свои волосы. При виде меня ее губы раскрылись от удивления, и шпилька для волос, что была зажата между ними, выпала и упала где-то рядом со мной.

Я резко остановился и автоматически наклонился в поиске черной штуки. Габриэла наклонилась в тот же момент, отчего наши лбы соприкоснулись в ударе. Она зашипела и промямлила извинение, а потом быстро скрылась внизу. Я не видел ее и от того, как быстро произошла эта ситуация, сам не понял, что вообще случилось. Или я так сильно ударился?

Коснувшись ушибленного места, я вновь наклонился для того, чтобы все-таки отыскать эту дурацкую штуку. Быстро найдя шпильку на ступеньке, я спустился вниз, пытаясь найти Габриэлу.

На выходе я остановился и заглянул в балетный зал. Конечно, она была там. Габриэла стояла с распущенными волосами, которые белыми воздушными локонами спадали на ее открытую купальником спину.

Стоя напротив зеркала, она приняла какую-то позицию и стала на цыпочки, подняв фарфорового цвета руки вверх над головой. Она наклонилась вперед, выгибая спину в изящном движении. Каждое ее движение сейчас выражало изящество и красоту. Раньше я недооценивал балет, но, видя Габриэлу, выполняющую движения из него, казалось, в этом было что-то по-настоящему завораживающее.

Моя рука, что держала несчастную шпильку, сжалась в кулак. Я распахнул дверь и стремительно зашел в зал. Что-то словно само втянуло меня сюда.

Габриэла остановилась. Опять ее розовые губы раскрылись, и она смотрела на меня круглыми глазами. Такая мягкая и невинная.

Я молча протянул ей раскрытую ладонь, на которой лежало то, что она выронила. Улыбнувшись очаровательной улыбкой, она продемонстрировала ямочки на щеках и схватила свою шпильку, сжав ее в кулачке.

После того как я вернул ей то, что хотел, я должен был уйти. Так было бы правильно, но я продолжал стоять и наблюдать за ней. Она перевела взгляд с меня на зеркала напротив себя и смотрела на себя в отражении, словно в надежде что-то найти.

Я следил за каждым ее движением губ, как вздымается ее грудь при вдохе. Ее пальцы коснулись золотой пряди волос, перебирая. Такими были ее волосы, и сейчас, глядя на то, как осеннее солнце, проникающее в зал, освещает их, я понял, какой цвет волос был у Габриэлы Барбаросса. Настоящее ярко светящееся золото, за которым все так охотятся.

Сделав пару шагов, я встал за ее спиной. Она подняла взгляд на мое отражение, затаив дыхание.

— Что ты имела в виду, когда говорила про спутниц? — глухо спросил я.

Габриэла продолжала рассматривать мое отражение в зеркале, при этом обняв себя за плечи, словно мои слова окутали ее морозным холодом. Опустив глаза вниз, она еле слышно сказала.

— Твои девушки внешне похожи на твою мать, — я не стал перебивать и спрашивать, откуда ей это известно, просто молча стоял за ее спиной, слушая и зачем-то пытаясь понять эту девочку.

Замолчав и тихо развернувшись, она остановилась прямо передо мной, а потом села на деревянный пол. Такая похожая сцена промелькнула у меня в воспоминаниях.

Она слабо улыбалась. Мой взгляд остановился на ее ямочках, а потом она похлопала по полу рядом с собой, приглашая меня сесть рядом.

Плевать, что кто-то может увидеть нас здесь. Плевать, что они могут подумать. Я останусь здесь, потому что эта девочка каким-то образом завладела моим вниманием. Про поддержку, которую она говорила, она была права. Это было мне нужно, даже если я расскажу и меня просто выслушают. Я думаю, она может это сделать.

Сев рядом с ней, я заставил ее удивиться. Видимо, она не ожидала от меня такого решения. Я несильно облокотился на стену с зеркалами, поправил пальто и уставился на окно прямо перед нами, в котором хорошо было видно вечернее солнце, уже прячущееся за горизонтом.

— Что ты делаешь с этими девушками? — придвинувшись на пару сантиметров ближе ко мне, спросила она.

Я усмехнулся. Как я мог сказать пятнадцатилетней девочке, что жестко трахаю этих девушек, вымещая накапливаемый гнев и прочие не самые приятные эмоции.

Вместо ответа я полез во внутренний карман серого пиджака и достал лист бумажки, сложенной в несколько раз.

— Записка, которую оставила мать, — сказал я, показав лист Габриэле. — Я не могу открыть и прочитать уже несколько дней.

Что-то держало меня. Я не мог сделать этого, насколько бы сильно не хотел узнать, что она написала.

— Давай прочитаем вместе, — предложила она, подвинувшись еще ближе ко мне.

Я наконец повернул голову на нее и посмотрел в голубые широко раскрытые глаза, которые с любопытством глядели на меня. Напоминание о том, что Габриэла все еще самый обычный ребенок. Но почему я сидел здесь и продолжал что-то рассказывать этой девочке?

Кивнув, я медленно раскрыл лист и увидел резко и быстро начерченные строки. Что-то заболело внутри. Я, перевернув лист, положил его на пол, чтобы не видеть этих последних слов, написанных ею.

Застав меня врасплох, Габриэла коснулась моего предплечья в знак поддержки. Этот жест словно говорил: «Я рядом, и я поддержу тебя». По крайней мере, мой тоскливый мозг понял это именно так. Я снова взглянул на нее. Розовые губы улыбались мне сочувствующей и в то же время понимающей улыбкой.

— Ты сказал, что она не любила тебя, — прошептала она одними губами. — А ты любил ее?

Одернув руку, что касалась Габриэла, я прикрыл глаза ладонью. Габриэла не сдвинулась с места от моего резкого движения. Она продолжала сидеть рядом и смотреть, ожидая ответа.

— Каждый ребенок любит свою мать, не замечая ее недостатков и прощая ей все, — прочистив горло, ответил я. — Любил до одного дня, пока не узнал правды о лжи и лицемерии с ее стороны.

Я снова и снова вспоминал тот день, когда все изменилось. С ее смертью этот день снился мне во снах и постоянно всплывал в памяти.

«Когда я запускал в небо воздушного змея вместе с одним из охранников, которого отец попросил поиграть со мной, я испытывал искреннее удовольствие от того, как ловко у меня получается отправлять змея в полет. Я смеялся и бегал по зеленому газону, и мои детские глаза светились радостью и счастьем, несмотря на то, что каждый день я был свидетелем ссор между родителями.

Я всегда ощущал, как папа испытывает к маме ненависть, и она отвечает ему тем же. Мне казалось, что папа просто очень злой человек, который ненавидит всех вокруг, и я старался не замечать, с какой злобой и враждебностью мама смотрит и обращается к отцу. Она не была виновата в том, что папа всегда относился к ней так плохо.

Я оставил своего змея и помчался в дом, чтобы показать его маме и попытаться уговорить ее поиграть со мной. Она никогда не делала этого, предоставляя такую задачу служанкам или охранникам, которые всегда делали это с неохотой и грозными, как небо в дождь, лицами. Добравшись до третьего этажа, я остановился у двери в кабинет отца, когда оттуда доносился его и мамин голос. Они снова о чем-то спорили и ругались. Я отчетливо услышал крик матери.

— Я ненавижу тебя, Адольфо, — завопила она отчаянно. — Ты омерзительный ублюдок, испортивший мою жизнь. Судьба накажет тебя самым ужасным способом. Я ненавижу тебя.

— Ты истеричка и настоящая психопатка, Карлотта, — отвечал отец не менее яростно. — Если бы я только знал, какую уродскую девицу подсунут мне, никогда бы не взглянул на тебя.

— Я бы не стала такой, не совершая ты надо мной самые гнусные вещи, тварь, — вопли мамы смешались с всхлипами. — Ненавижу тебя, Романо. Ненавижу Лоренцо. Ненавижу это в моем животе. Ненавижу тебя и твоих отпрысков. Мы умрем все, погрязнув в той ярости и гневе, которые текут по твоим венам и в крови твоих детей.

После я услышал шлепок. Звонкий удар. Я знал, что отец дал маме пощечину. Она замолчала, и послышался еще один звук, словно кто-то упал, а потом последовал пронзительный крик. Какое-то шуршание, и дверь резко распахнулась. Я ничего не сделал, и ручка сильно ударила меня в области виска. Отшатнувшись, я упал и схватился за место, которое пульсировало от боли. Потекла кровь, которая теперь была на моей ладони. Должно было быть больно, но сейчас болело сердце и душа.»

В этот день отец слишком сильно ударил мать. Она упала, и у нее началось кровотечение, потому что она была беременна Рианной. В тот же день родилась моя младшая сестра. Отношение матери ко мне стало еще хуже. Она начала меня бить. Не боялась поднимать руку, зная, что за это отец изобьет ее. Я видел, как она брезгует прикасаться к моей новорожденной сестре. Каждый день, пока мне не исполнилось четырнадцать лет, я вспоминал ее слова, которые услышал. Я больше не любил ее, узнав правду, которую она скрывала и никогда не показывала.

Но все же ее слова навсегда отпечатались в моем сознании. И в какой-то степени она сказала верно. В крови Романо текла настоящая ярость и животный гнев. Отец поддавался ему, я подавлял, а чего было ожидать от сестры и проявится ли у нее это, я не знал, и не хотелось даже думать о таком.

Габриэла продолжала сидеть рядом и ожидать следующих моих слов и действий. Мне все еще было интересно и не до конца понятно, что мать могла написать в предсмертной записки и зачем вообще сделала это, если она ненавидела свою семью, к кому тогда могла обращаться в нем.

— Значит, ты любил ее, когда был маленьким? — прервав тишину, заговорила Габриэла.

— Да, пока в один момент не понял, что ничего не значу для нее, — вздохнул я. — Пока не понял, что я просто часть декора в дополнение к ее идеальному образу, который она пыталась построить для других.

Говорить ей, что мать меня ненавидела, как и мою сестру, я не решился. Подняв записку, что лежала рядом, я быстро проходился по строкам. Габриэла не смела смотреть в письмо и не отрывала взгляда от моего профиля.

«Жизнь на земле — это ад. Жизнь на небесах точно покажется мне раем, пока там меня не достанет Адольфо. Я уверена, что это письмо найдет Лоренцо. Рианна слишком мала, чтобы понять меня, а ты, Лоренцо, должен прочесть это, понять и простить меня. Я вышла за твоего отца, когда мне не было и семнадцати. Меня заставили. Дочь обычного капо из бедной семьи, которой нужно было подняться. Это был шанс, и они продали меня, словно ненужный скот. В семнадцать лет, через полгода после свадьбы, я забеременела тобой. Я не буду говорить, как мучилась не только из-за беременности, но и из-за твоего отца, его срывов и от гнева, который он вымещал на мне. Двадцать пять лет я жила в этом страхе, насилие и унижение. Я ненавидела твоего отца, и мне, глупой, казалось, что, живя в мучениях, проще будет ненавидеть и вас, моих детей, чем любить и одновременно с этими пытками судьбы дарить вам любовь. Теперь я покидаю вас, пока мы не встретимся на небесах. Живите, зная, что где-то в глубине своей израненной души я любила вас. Не говори это Рианне. Ты и она должны забыть меня. Можете не прощать, а просто забыть и не чувствовать себя ненужными, потерянными детьми. Вы достойны большего, и я очень надеюсь, что вы не будете такими же, как ваш грязный отец.»

Моя рука смяла лист в клочок, когда я дочитал последние строки. Откинув смятый шар, я поднялся и направился к выходу. Я думал, что, прочитав это письмо, где, возможно, она вновь повторит, что ненавидит нас, почувствую облегчение и отпущу ее, зная, что эта женщина недостойна моих переживаний и места в моих воспоминаниях. Но, кажется, я понимал. Мне не хотелось больше ненавидеть ее или винить, но разум продолжал. Слабая. Жертва обстоятельств, но слабая. Я слышал, как Габриэла побежала за мной, однако я не остановился.

— Ты не хочешь поговорить об этом? — несмело спросила она, поспевая за мной.

Проигнорировав ее, я вышел на улицу и быстро уехал. Приехав в клуб, я быстро смог найти нужную мне девушку. Черт. Темноволосая, с формами. Глаза такие же зеленые.

Затащив ее в кабинку туалета, она быстро подняла свое красное коктейльное платье, пока я в быстром темпе разбирался с презервативом. Развернув ее к себе спиной и прижав к стене кабинки, вошел в нее во всю длину одним сильным толчком. Я входил и выходил во всю длину резко и быстро. С такой ненавистью и злостью, что казалось, еще чуть-чуть, и мы сломаем чертову кабинку туалета. Я никогда не мог сдерживать себя в сексе, становясь настоящим монстром. Женщины любили и возбуждались от этого еще больше, а я мог избавиться от затаившейся злости и гнева.

Схватив девушку за горло, повернул ее лицо в свою сторону. Приоткрыв ее рот, я прошелся по красным губам подушечками пальцев, а потом засунул указательный и средний в ее рот, заставляя сосать. Она подчинялась, пока я жестко трахал ее. На некоторое время это помогло мне выдохнуть, но злость все еще продолжала бушевать внутри меня. Габриэла была права, когда говорила про девушек, что я выбираю и почему делаю это. Я совершал это неосознанно, пока мой внутренний ребенок затаил обиду на родную мать. Так, казалось, я мог справиться с этой болью, что по-прежнему оставалась внутри.

— Габриэла.

Лоренцо читал письмо, оставленное его матерью, с холодным выражением лица. Я не смела смотреть на текст и пытаться что-то прочесть. Это было личным, и я не могла влезать в это.

Равнодушие на лице Лоренцо стерлось прилившей злостью. Он крепко сжал лист бумаги в кулаке, сминая его. Костяшки его пальцев побелели. У меня появилось желание коснуться его сжатого кулака, превратив его в раскрытую ладонь.

Хотелось обнять его и поделиться с ним своей душевной силой. Я видела, как ему тяжело, даже если он сам не хотел принимать то, что чувствовал к матери и из-за ее смерти. А мне казалось, что я понимаю его. Мое сердце почти яростно стремилось и рвалось облегчить его страдания и тяжесть по этому поводу. Я могла сделать все, только бы не видеть печали в его тусклых голубых глазах, пусть лучше они будут холодными, как лед, но не грустные и отчаянные.

Я ждала, пока Лоренцо поделится со мной тем, что прочел в письме, оставленном Карлоттой. Однако он продолжал молчать, видимо пытаясь осознать ее слова, и я позволила тишине окутать нас. Раздумья были недолгими.

Лоренцо откинул клочок бумаги и встал, быстро выйдя к выходу. Игнорируя мои слова, он уехал. Просто ничего не сказав.

На моем лице появилась тень печали, когда я вернулась в балетный зал и посмотрела на свое отражение. Эти моменты разговоров с Лоренцо были такими откровенными и доверительными. Я думала о том, что мы начинаем двигаться в верном направлении. Для меня слова Лоренцо и то, что он делился со мной этими переживаниями, было важным и значащим многое. И все же это закончилось так же быстро, как и началось. Я не знала, придет ли Лоренцо еще раз, чтобы поговорить и получить мою поддержку.

Продолжая смотреть на зеркала, я заметила валяющийся смятый лист в углу комнаты. Я знала, что это будет нехорошо, но я решила прочесть то, что так разозлило Лоренцо. Это поможет мне лучше узнать его самого и их с матерью отношения, чтобы я точно смогла помочь ему с этой проблемой.